Темное пламя

      Мой Дей и наш неблагой общаются опять почти полночи, мой волк снова смеется по крайней мере трижды, Бранн рад тоже, рад чужой радости: Ворона не хуже меня чует, что Дею необходимо как просыпаться, так и отвлекаться. Сегодня моего волка мучили кошмары, это я понял, стоило только вспрыгнуть на руку Дея.       И героем жутких сюжетов был как раз наш неблагой — его многократно съедали друиды; не выпускала из липких тенет паутина, сгорая сама и сжигая его; ловил Семиглавый; замораживал Белый змей; вырывало сердце Отражение на темной улице Золотого города. Многие несбывшиеся смерти Бранна в сегодняшней ночи стали сбывшимися.       Мой Дей больше не боится за нашу госпожу, она проснулась, но неблагой слишком неблагой и слишком мало ценит свою жизнь.       Поэтому сам Бранн почти не выпускается из рук до тех пор, пока вовсе не роняет голову на грудь.       Да, мой волк, ты убедился, все с ним хорошо, а твой ужин и обед дожидается внимания на столике у двери. И да, сегодня наш неблагой пришел сытым, можно его не будить! Мой волк задумчиво возвращается с подносом к диванчику, подкармливает прибежавшего на аппетитные ароматы Грея, вслушивается в дыхание съехавшего на спинку Бранна, усмехается, припоминая подвиги нового королевского волка.       Если бы кто-то спросил Дея, он смог бы перечислить много подвигов третьего принца Неблагого двора. И самым главным подвигом назвал бы выживание вопреки всему.       Однако моему волку страстно хочется, чтобы выживание вопреки чему-либо превратилось в жизнь, обычную жизнь со своими радостями. Довольно большим количеством радостей, желательно.       Бранн неосознанно придвигается к теплому боку моего волка, спокойно опирается на его плечо, задевает встопорщенными перьями щеку и шею, щекочет.       Мой волк улыбается, да, нашему неблагому удается быть рядом именно тогда, когда надо.       Впрочем, как и моему волку! Дей всегда успевает помочь.       Ты слышишь, мой волк? Это был просто ужасный сон! В реальности ты успел и теперь имеешь несчастье… в общем, просто имеешь одно ходячее несчастье среди своих королевских волков!       Ну ладно, ладно, пусть несчастье это только для друидов!       И иногда для офицера Мэя. И советника Джареда. И некоторых благих. И некоторых благих домов.       Ну не вздыхай, не вздыхай так выразительно! Да, они привыкнут, конечно, они уже начали привыкать, скажу я тебе.       Что значит «и как»?       Как все. Ну то есть небыстро.       Мой волк покидает Бранна только ближе к утру — опускает сидящего неблагого на диванчик, накрывает, подпихивает подушку, но отходит опять, лишь убедившись, что Ворона дышит.       И да, мой волк, я не собираюсь покидать тебя до восхода солнца точно!       Мой Дей ворчит, но я знаю, что он рад, он очень рад.       Пока Дей говорил с Бранном и ел, вьюнки расправили постель, вытянулись, словно порядочные растения, вдоль стен, проветрили, приоткрыв окно, комнату. Мой волк, ну обрати внимание на эту заботу! Это же не растения!       Это Ли…       Ох, ладно-ладно, я молчу, я не хочу провести ночь на каменном полу, я хочу провести ночь на твоих золотых родинках!       И ничего я не наглый! И не наглючий! И тем более не наглющий! Мой волк! Мой Дей! Ну как тебе не стыдно, я старый больной ящер…       Фуф, не слушает. Можно тихонько перебежать на родинки. Да, они очень волшебные и теплые — и теперь неотъемлемая часть моего Дея.       Сон окутывает ясное сознание волка, в этом сне много, слишком много темных образов и новой темноты. Кажется, на Дея давит не присутствие друидов и омелы рядом, а их общее количество, вся масса темного волшебства. Давит на моего волка, стремясь вырвать из него магию, родинки, любовь и душу…       Вьюнки, которые помогали первой ночью, теперь почти бессильны, тут нужно присутствие лично моей госпожи.       Ну, или может хватить моего.       Неудивительно, что во сне Дей бегает опять за отвратного вида загородкой. Мир, весь мир, целый мир прячется за высоченным забором, мелькая яркими деталями сквозь щели. Тут стыло и темно. Как же ему помочь?       Ответ или намек на ответ каркает с одной жерди. Мой волк задирает голову и видит, пусть неблагими очертаниями, но видит смешную взъерошенную ворону. Персонаж его сна ведет себя ровно как Бранн — роняет что-то яркое из клюва перед Деем, а сам неловко, как сдернутый за хвост, шарахается по ту сторону забора. Но каркать ему это нисколько не мешает.       Мой волк фыркает — в один момент кажется, будто звучит слово «невежливо».       Я прохожу по золотым родинкам в надежде разбудить их добрую магию — и сон Дея преображается опять. Половину жердей выбивает, свет то ли нашей госпожи, то ли золотых облаков падает в прорехи, истончая, растворяя оставшиеся загородки. Ворона исчезает, а вокруг опять заливной луг, на котором поджидает моего волка наша Лили.       Чернота уходит, и Дей опять видит, опять отдыхает, опять спит.       Надо поспать и мне, солнце почти поднялось над горизонтом, теперь ужасы ночи затаятся в своих норах.       Утро подступает быстро, я выспался, все-таки мой волк стал мне родным, хотя и не таким родным, как моя госпожа. За окном вытягиваются сосульки — солнце припекает все жарче, сугробы уменьшаются, как после настоящей зимы, постепенно. Хотя все равно быстрее, чем задумано природой, просыпается сердце мира.       Легкий золотой луч нащупывает лицо моего волка, хотя не имеет возможности его побеспокоить, разве что нагреть нос или оставить мягкий поцелуй на щеке. Мой волк видит свет только во сне.       Вьюнок снова опутал его фигуру, набравшийся нахальства Грей устроился в ногах, придавил одну, но Дея это вовсе не беспокоит.       Мой волк спит и видит золотые сны.       А вот мне пора бы проснуться и приняться за дела: как там поживает наш ценный неблагой?       Ой! Ой-ой! Ой-ой-ой!       Пока я спал, наша Ворона уже растворилась в переходах Черного замка!       И я буду не я, если он вышел не через эту дверь. То есть совершенно не ту, которую сторожит офицер Мэй!       Но это же Ворона! Что он может натворить! Что с ним может случиться! Ай-ай-ай!       И меня вовсе не утешает аккуратно сложенное покрывало, сдвинутые к боковинам подушки, записка…       Стоп! Записка!       Ну-ка!       «Офицер Гволкхмэй, если вам и сегодня придется меня искать, я буду или на кухне, или в библиотеке, или у себя, или тут, или в остальном Черном замке. Если кто-то посмеет упрекнуть вас, что вы меня потеряли, покажите им эту записку: вы не теряли, вы точно нашли».       И подпись. Мда уж. Вряд ли офицер Мэй имеет хоть какие-то шансы разобраться, несмотря на разборчивый почерк.       Видимо, я проспал дольше, чем хотел, раз упомянутый офицер Мэй, постучавшись, похоже, лбом, раз руки заняты, и осторожно приоткрыв дверь плечом, заходит, внося королю поднос с утренней трапезой.       Оставляет его на столике у входа и зорко оглядывается по сторонам, видимо, сопоставив вчерашнюю пропажу еды, сегодняшнюю пропажу Бранна и диван, на который его король положил не далее как позавчера уставшую от слова «смертельно» Ворону.       Да, еда не более чем предлог тут появиться. Проверить догадку. Благой волк осторожно вздыхает, приветливо кивает выбежавшему на проверку Грею, но пёс бдителен более обычного, ему тоже не нравятся все эти магические атаки. Даже знакомого Мэя он встречает настороженно, не подходя. Впрочем, и не рычит, что выглядит самым говорящим проявлением дружелюбия.       — Вот скажи мне, Грей, как уследить за одним неблагим волком волку благому? — похоже, офицер изрядно устал, хотя я не понимаю, когда успел. Но раз говорит с бессловесным Греем… — И как, спрашивается, искать его теперь?       Взгляд Мэя затуманивается, Грей немного отпускает бдительность, склоняет голову набок, в непонимании скулит, но все-таки подходит к знакомому расстроенному волку. Бодает под колено. Ух, эти собачьи нежности! Но офицер хотя бы отвлекается, признательно треплет Грея по ушам, доверительно делится единственной затесавшейся среди куриных бедер ножкой, все равно она там неуместна…       Ох, такими темпами он проглядит то, что как раз стоит заметить!       Офицер Мэй так бы не увидел записки, но я сбрасываю ее хвостом. Мне кажется, Мэю нужно ее прочесть, а не тереть судорожно висок и кривиться ртом.       Бумажка шелестит, планирует на пол, выделяется белым квадратиком возле темного дивана. Шорох заставляет отвлечься обоих — Мэя и Грея: пёс слегка рычит на раздражающий запах неблагого: горечь полыни, похоже, ему не нравится. Офицер весь подбирается, ему еще как нужен след!       Ох, я потратил много сил, помогая Дею. Я не смогу сегодня перемещаться по замку самостоятельно, а как же Ворона? Наш неблагой в компании исключительно своих неблагих мыслей и спящей Шайи может наворотить дел!       Сапоги Мэя в пыли, он слегка стучит каблуками, подходя…       Однако у меня есть такой восхитительный вариант! Склонившийся за запиской Мэй подставляет мне свою руку, на рубашке нет кружев, манжеты хотя длинные, но завернутые и строгие, дублет, ясное дело, присутствует, но легкий, замковый, без рукавов. Пока офицер Мэй читает записку, все больше недоумевая, я вскарабкиваюсь по его руке. Ох, только бы не заметил!       Офицер хмурится все больше, Грей пытается слегка зарычать на меня, но я смелый и неудержимый ящер, я его не замечаю, и пёс обиженно затихает. Почему-то мне кажется, этот волк-офицер найдет нашего неблагого рано или поздно. Уж больно ответственная, как я могу разглядеть, натура. Гволкхмэя не зря поставили офицером, я вижу ум, отвагу и, несмотря на манеру, необходимую серьезность. Офицер Мэй сам дослужился и до королевского волка, и до офицера, а злые языки, приписывающие его успехи на службе очевидной красоте его матушки, явно далеки от истины.       Лучше бы, конечно, чтобы этот ответственный офицер нашел нашу Ворону пораньше! И я помогу ему искать.       Только надо сначала проверить, как мы с Мэем можем сообщаться. Судя по полному безразличию к моему присутствию, магии в нем слишком мало, почуять мой легкий солнечный вес он тоже не может — я же нарисованный!       Нет, он не слышит меня совсем. Ну, думаю, услышит мои мысли, если я этого захочу.       Я спрятался за дублетом. Офицер Мэй теплый — не такой, как мой волк, который ощущается свежим и снеговым всегда. И, хоть на королевском волке нет иголок, он кажется ершистым. Видимо, так проявляется его характер. И еще, он, оказывается, любит попереживать! И заранее подумать о худшем! И прикинуть самые безрадостные варианты!       Возможно, это дает ему преимущество на службе: легче выигрывать, когда уважаешь противника, когда думаешь о нем и его способностях много лучше, всегда остается какой-то запас сил и расчетов. Но настолько живописно и безрадостно! Вот я бы никогда не подумал такое про нашего балагура.       За последнюю минуту он трижды видел Ворону падающей из окна, дважды — в горячем чане на кухне и один раз — погибающем в смертельной схватке с небесными. Кажется, Мэй недолюбливает их еще больше, чем лесных.       Не успевает окровавленный Бранн, тянущий руку к Мэю с хрипом: «Где ты был, когда меня убивали?..» упасть на каменный пол и замереть окончательно, как Мэй выпрямляется и быстрым шагом, не обращая внимания на заворчавшего Грея, торопится на кухню.       Мэй-Мэй, наш неблагой, я уверен, уже её миновал, если и был вообще. Можно спросить Вогана, повар, наверняка, не упустил бы из виду такое событие, как появление среди знакомых королевских волков аж неблагого. Это дело будущего, пока подумай о том месте, где он был вчера, которое идет по порядку сразу после жизненно важной кухни, которое ему так же близко и дорого, как тебе — оружейная или зала для тренировок…       Уф, молодец, мальчик! Потяпал своими лапками в нужную сторону!       Ай да я!       Эй, ты что это?       Офицер Мэй, стремглав несясь в библиотеку, притормаживает на первой ступеньке лестницы, проводит рукой по боку, застывает на миг — прямо как наша Ворона! — а затем, сердито поминая маргаритки и синих фоморов, летит обратно.       Деловито несущийся по коридорам офицер не вызывает ни у кого из встреченных ши лишних вопросов, что почему-то весьма радует Мэя, он не хочет останавливаться и заговаривать с кем бы то ни было, потому что? Потому что считает свой костюм неполным? Что за ерунда?       И куда он летит? А, на третий этаж, левое, офицерское крыло. Раз ему надо исправить свой внешний вид, хотя я не понимаю, что его не устраивает! Лишь сапоги немного не отвечают виду строгого офицера не при исполнении своих самых прямых обязанностей.       Нет, офицер Мэй не мог забыть меч. А что еще должно быть на его поясе… А! Особой формы кортик, гордость и принадлежность офицера, стоявшего на страже побережья моря! Наш офицер, до того как стать королевским волком и поселиться в столице, долгое время защищал границу. Если слегка потревожить его память, можно даже найти должность — командующий офицер пятого гарнизона. С этими словами связано в памяти благого очень много, но он морщится, не одобряя несвоевременность мыслей, и мне приходится отложить свое любопытство. Рогатые фоморы, стычки, окружения и прорывы! Приглядывать за Бранном поставлен настоящий боевой офицер и следопыт.       Однако и это его не спасает, хотя мой Дей, видимо, уповал как раз на опытность Мэя.       Офицер костерит себя на чем свет стоит, находя много неласковых слов для своей несобранности. Запинается на этом слове. Медленно проговаривает его в голове: «Не-со-Бранн-ости». Язвительно оскаливается, подбирая парочку каламбуров, но ускоряет шаг. Да, может быть, наш неблагой передает часть своей рассеянности? Лишь бы он сам приобретал хоть что-то. Хотя с ним все время случаются странные происшествия.       Мэй сосредоточен на одном предмете — как можно скорее добраться до дома, а потом найти потеряшку, поэтому я могу незаметно обратиться ко вчерашнему дню в его памяти. И теперь я знаю, почему мы с Бранном вчера так долго ждали и так и не дождались Гволкхмэя. Потому что вчера, в первый раз на моей памяти, Советник Волчьего дома перепутал два крыла Черного замка! А найти, пусть и обежав все его коридоры, нашего неблагого, задача не из легких. Наверняка Джаред все еще пребывает в расстроенных чувствах и даже, возможно, подыскивает себе замену! Строже всех советник судит именно себя.       Офицер Мэй поднимается на небольшой порожек, рывком открывает последнюю дверь. Ой, как здесь уютно! Кто-то заботится… нет, кто-то живет с офицером Мэем.       Судя по тому, как привычно и тепло Мэй окидывает взглядом портрет на стене, это волчица. Не юная, как Гвенн, которую хочется задушить в объятиях, или как Алиенна, перед которой хочется упасть на колени, но очень, очень красивая. Лучистые серые глаза редкого даже среди волков серебристого оттенка с маленькими крапинками-звездочками, кажется, заглядывают в самую душу.       Да-да, нам надо бежать. Кто бы эта дама ни была, здесь ее нет. Мэй неосознанным жестом отряхивает дублет, видимо, так принято в этом доме, оглядывает поверхности в гостиной, досадливо морщится, недовольный сам собой и проходит направо, в свою комнату. Дверь утоплена в самую глубину низковатой арки, офицер пригибает голову, спасая макушку, гибко выпрямляется внутри. Оглядывает обстановку уже здесь.       И я оглядываюсь вместе с ним: в углу дожидается своего часа стойка с доспехами, чистыми от частого использования и бережного ухода, на них совсем нет пыли; на свободной стене, занавешенной ковром, развешаны странные по форме, похоже, фоморские трофейные клинки. Посередине и выше висит тоже ничуть не пыльный фоморский рогатый шлем, немного мелковатый, по ощущениям, для рогатого морского жителя. Может быть, это шутки перспективы. Кровать прячется за углом и в нише, а письменный стол красуется прямо под окном. Развернутый свиток, явно не библиотечного вида, придавлен как раз позабытым впопыхах кинжалом.       Офицер Мэй ворчит, скатывает быстро свиток, прячет в первый ящик стола, пристегнув кортик, так же бегом вылетает из комнаты.       И нос к носу сталкивается с благим. Из небесных.       Я чувствую захлестывающее Мэя удивление пополам с негодованием, как бы там ни было, а он вовсе не рад видеть в своих покоях и своем Доме какого-то небесного хлыща!       Он одного роста с нашим волком. Белоснежные волосы красиво затенены на концах. Цвет глаз, обычно ярко-голубых, как у всех небесных, сейчас очень темный, почти сапфировый — от расстройства или глубокого волнения. И мне кажется, они подведены: у этого небесного белеют ресницы и брови. Видимо, Мэю тоже так кажется, раз он хмыкает и еле сдерживает шутку про удачно встреченную кралю, которой он сам готов порвать юбку. Скалится Мэй, впрочем, весьма красноречиво.       Оба оглядывают друг друга без особого восторга. Дитя неба кажется Мэю холеным и изнеженным обитателем поднебесных высей, живущим творением и созерцанием, а наш волк небесному — недалеким, хоть и отважным служакой. Причем у небесного в ауре просвечивает не только неожиданность от встречи, но раздражение и непонятная ревность. Правая рука устраивается на белый пояс, возле рукояти кинжала, и мне видно, что большой палец его запачкан краской — значит, не такой уж и белоручка!       Жаль, что я не могу сообщить это Мэю так, чтобы не рассекретиться самому.       Офицер Мэй кланяется — как положено и даже чуть меньше. Он в своем доме и вправе спрашивать с гостей. Небесный вынужденно, но повторяет его движение. Хотя, судя по вышивке, перстням и фибуле, мы имеем дело с королевским родом. На кинжале столько голубых камней, что хватило бы обложить небольшую стенку!       Впрочем, обдав ледяным презрением волка, небесный круто разворачивается, с грохотом открывает дверь и уходит в сторону центрального замка. Мэй, уже открывший рот для приветствия и произнесения имени, замирает на месте. Выдыхает, щерится, косится вслед, провожая небесное явление взглядом. Думает, то ли догнать и поговорить о правилах приличия, то ли догнать и сразу двинуть лбом в нос…       Но не успевает сделать ни то, ни другое. Из второй гостевой залы, откуда выскочил разгневанный небесный королевского рода, выходит та самая красавица, с которой я уже познакомился на портрете. Чуть старше, что ее только красит.       — Моя несравненная Дженнифер! — припадает Мэй на колено, кажется, даже не слишком рисуясь.       Это пафосное обращение почему-то выглядит очень естественным для него.       Несравненная Дженнифер, если мне не изменяет зрение, расстроена. Но ясные серебряные очи, обращенные на офицера Мэя, начинают сиять понемногу. Лицо светлеет, она подходит ближе, радостная от нежданной встречи, и это очень хороший признак: она рада видеть Мэя всегда.       — Мой дорогой Мэй! — улыбается она сквозь грусть.       Мэй тоже замечает печаль, которую волчица еще не успела скрыть. Особый поворот головы, тяжелая, слишком тяжелая, но прямо как на портрете прическа, затаившееся расстройство, спрятанный стыд, неясное негодование и большая, просто огромная грусть. И несмотря на все это – удивительная волчья красота, тем более удивительная, что не острая в чертах и неспешная в манерах. Ой, все же — какая красавица любит нашего Мэя, кто бы мог подумать!       — Мама, этот небесный обидел тебя? — серьезнеет, поднимаясь, Мэй, а я не сдерживаюсь и фыркаю! Хоть бы они не услышали!       Да-да, как я мог забыть! Редкий случай, когда взрослый волк живет со своей матерью. Мэй любит еще называть себя маминым сыном и гордится своей несравненной Дженнифер. А все подколки, на которые он сам мастер, на протяжении многих лет пропускает мимо ушей. Кроме парочки неприличных намеков, что закончились дуэлью, хоть и было это давно. Теперь никто и не думает подходить к офицеру Мэю с подобными глупостями. Пегий королевский волк вырос настоящим волком в отсутствие отца, что не мешает горячо любить свою маленькую семью. Сверстников у Мэя было достаточно — триста лет назад у всех Домов рождались дети, подумывали даже, будто Проклятье пало, но эта благость продлилась всего два года, потом жизнь при Дворе опять застойно затихла.       — Нет, сынок, — улыбается тем временем волчица и грустнеет. Подходит ближе, поправляет сбитый мной воротник, разглаживает дублет, бессознательно проверяет застежки.       Как будто смиряется с чем-то, как будто ищет опору — и неизменно находит её в Мэе. Офицер чувствует это не хуже меня, обнимает матушку, поглаживает по спине, восхищенно вздыхает, разглядывая с высоты своего роста сложную прическу. Говорит о другом:       — Но что тогда?..       «Что тогда тут забыл этот небесный?» — читается достаточно явно.       Офицеру Мэю мучительна одна только мысль, что его великолепная мама может страдать по какому бы то ни было поводу.       Особенно если этот повод можно ещё догнать и немного переломать ему ноги.       — Сейчас в замке много ши… — рассеянно отвечает Дженнифер, устроившись щекой на плече высокого Мэя. — Иногда встречаешь тех, о ком, кажется, позабыл… Не буду отвлекать тебя своими глупыми безделками, ты же на службе, беги, Мэй, ты настоящий волк и настоящий офицер! — отстраняется, улыбается на его восхищение прической, немного кокетливо и игриво поводит плечом, находя повод для радости в восхищении сына.       Да, ничего это особо не поясняет, но Мэй, видимо, привык к спокойной сдержанности матери. Он целует напоследок ее руку, просит не грустить более и торопится, не оборачиваясь, к нашему неблагому.       Заглянувший в библиотеку, кухню, трапезную и пробежавший через все главные коридоры, Мэй так и не находит Бранна. Волк сердито подбирается, прислоняется к стене, игнорируя удобную скамейку у стены, закрывает глаза, собираясь с мыслями.       Пока в тех мыслях слабый порядок, суматоха и неразбериха, волк устал, ему явно надо помочь.       Так, позвольте мне напрячься.       Алиенну, нашу светлую госпожу — мою и Дея, пусть он сто раз скажет про ее свободу! — я различаю сразу. Вернее, теперь я не перестаю ее чувствовать постоянно. Легкий вдох, пальцы Мэви на ее щеке, Дей, к которому Алиенна почему-то прожигает проход — все хорошо с нашим солнцем перед восходом. Оно набирается сил, как и Дей.       Следом за Алиенной и Деем я вижу Джареда — он близко, ходит в своем кабинете, а нашего изумрудного неблагого не видно совсем! Его нет в Черном Замке.       Это что это! Это как это?       Приходится вспомнить вчерашний день и присмотреться к вершинам гор: ну так и есть, знакомый отсвет активно сияет издалека. Полагаю, Черный замок лишился ещё одной парочки оголтелых друидов. Пусть это не сильно скажется на их общем количестве, Бранн последовательно прореживает состав.       А вот Мэя надо немного успокоить. Найти Бранна сейчас ему невозможно, но ответственный волк готов пробежать замок еще на пару раз.       Ну-ка, ну-ка, Мэй, а что ты вообще сегодня делал… Ох! Да наш офицер еще после ночного дежурства, хотя твоя новая забота должна была избавить тебя… О, ты подменял кого-то. Хороший, очень хороший офицер и следопыт Мэй!       Так, слушай меня, свой внутренний голос: тебе следует пойти перекусить, скоро завтрак, Бранн не нашелся, но на свежую и сытую голову, ты наверняка догадаешься, где его искать.       Ну, я поработаю над этим.       Мэй вздыхает, потирает лицо ладонями, идет, не торопясь, опять к трапезной.       Денек начался так себе, и от продолжения королевский волк не ожидает ничего особенно хорошего. Офицер Мэй всегда очень выдержан и спокоен, но когда около трапезной опять натыкается на того самого беловолосого нахала, растерянный и сердитый никак не находящимся неблагим Мэй не выдерживает.       Его великолепная мама нравилась многим, но, на памяти сына, никого особо не привечала, а сегодня была необычно грустна. Не иначе как после разговора с этим небесным! И раз судьба предоставляет ему второй шанс, прямо-таки преподносит на блюдечке в виде явно чего-то ищущего небесного нахала, Мэй обходить его не намерен.       — Право слово, если бы я не знал, как выглядят неблагие, я бы подумал, что к нам на огонек заглянул именно неблагой, — насмешливый голос Мэя заставляет подозрительного визитера вздрогнуть. — Однако сейчас я понимаю, что это было бы оскорблением неблагих. Еще ни один из тех, кого я знаю, не имел столь кислого вида. Может быть, желаете откушать офицерского десерта, коли не желаете при встрече назвать свое имя?       — Если бы я не знал, как выглядят королевские волки, то легко перепутал бы вас с прислугой, — беловолосый небесный отвечает еще холоднее. — Не уверен, что было бы оскорблением большим: перепутать или не перепутать!       — Какой изысканный слог! — Мэя давно не трогают подобные намеки, он хороший офицер и сейчас на службе. — Однако, какого рода потерю вы все же понесли, недовольный небесный визитер, пребывая в столь печальном расположении духа?       Офицер не таится, ему кивают прочие королевские волки, мимоходом похлопывает по плечу, чуть не придавив мой хвост, Роган, которого Мэю пришлось сегодня подменять. Благой волк улыбается и кивает в ответ, но не забывает приближаться к небесному, явно обозначив его для себя добычей. Небесный не чувствует таких нюансов, однако пристальное внимание ощущает отчетливо. А их ласковая встреча намекает, что Мэй по-прежнему не в восторге от собеседника.       — Мужского!.. — выдает наконец небесный, пропустив очередную порцию благих волков.       Длинная белая прядь откидывается за спину, нос высокомерно задирается, голубые глаза пытаются испепелить Гволкхмэя. Такое чувство, что негодование обоюдное и весьма персональное.       Кажется, небесный думает, что это смутит Мэя.       — Дело становится всё интереснее! — нахальный офицер склоняет голову, улыбаясь язвительно, не разобрать, настоящее приглашение или оскорбительный намек. — Может быть, всё же десерт? Для начала!       — Боюсь заработать несварение! — бросает небесный, взглядом смеривая дерзящего волка с ног до головы.       Сыплет из ярких голубых глаз презрительным холодом, который обтекает нашего Мэя, совершенно не задевая, и уходит стремительным шагом, задрав подбородок. Мэй прищуривается, довольно подбирается, кивает сам себе. Чем дальше этот небесный от его дома и его великолепной мамы, тем Мэю спокойнее.       — Ты общался с таким ши, как Фаррел? — хлопает Мэя по плечу вышедший Алан.       Лицо начальника охраны выражает пусть почти скрытое, но презрение. Офицер удивленно приподнимает брови, вскидывает глаза, выныривая из задумчивости, и выглядит озадаченным.       — А что с ним не так? — напрягается Мэй. Если ещё и репутация у этого ши неблагонадежная…       — Принцесса Леса едва не поддалась на его ухаживания, — цедит Алан. Явно малую часть того, что ему известно.       — Это не запрещено, — недоумевает Мэй, понимая, что новостями его сегодня обносят все. Меж тем он не привык чувствовать себя обделенным.       — Оказалось, что у Фаррела есть сын! — Алан хлопает Мэя по плечу, поджимает губы и приподнимает брови, все еще не говоря напрямую, чем этот небесный отличается не в лучшую сторону от прочих, тоже не особо симпатичных соплеменников.       — Пока это говорит только в его пользу, — ухмыляется Мэй, складывая руки на груди, оценивающе бросает взгляд вслед скрывшейся белой фигуре. — Я уже решил, что это принцесса!       — Только сын от волчицы обнаружился всего неделю назад, — Алан с интересом приглядывается к Мэю, и наш офицер не разочаровывает, похоже, начальника стражи, чем-то невероятно радуя вдобавок.       — Чтобы какая-то из наших связалась с этим… — щелкает пальцами, подбирая слово, — хорьком?! — негодует Мэй.       И сжимает челюсти: не успел этот Фаррел выйти из покоев лесной феи, как тут же кинулся общаться с его матерью! И если, о, если он и есть причина её расстройства, то Мэй найдет способ поставить хлыща на место, даже пусть трижды он принадлежит королевской семье!       — Сердцу не прикажешь, — вздыхает Алан.       Старший волк спокоен, думаю, ему пришлось наблюдать за свою долгую жизнь много самых разных союзов и мезальянсов. И каждый раз неравный брак заканчивался печально, поэтому ши не слишком одобряют браки не в пределах своего дома.       В королевских семьях некоторых домов вовсе принято братьям жениться на сестрах во имя чистоты крови и укрепления власти. Поговаривают, что для подобного брака ши приходится проходить процедуру переименовывания — с именем меняется суть, изменяется тело, перестраивается цепочка наследственности, хотя сам ши кажется прежним. Изменения становятся заметны иногда не сразу. Поэтому, например, в доме Неба не принято выводить королевский молодняк в свет — сестры или братья дожидаются, пока новое имя изменит их суть, чтобы Двор познакомился именно с теми, кто будет в нем жить.       Слова Алана находят в офицере двойственный отклик: одной частью он невероятно согласен, а второй невероятно не одобряет. И до Мэя доходит полный смысл сказанного, он негодует еще больше:       — Этот хорек, эта тучка! Этот небесный! Бросил сына?! — у этого волка, как и у всякого другого в голове не укладывается, как можно пренебрегать какой бы то ни было семьей. А сам Мэй, которому довелось расти без отца, вовсе небывало далек от сочувствия в подобной ситуации.       Накатывает ярость, но выдержанный офицер привычным усилием сдерживает ее, как будто удерживает приливную волну или рассекает ее волнорезом. Вопросительно смотрит на Алана, чтобы убедиться, что правильно понял его. Алан вместо ответа толкает Мэя в спину:       — Фаррел не знал о нем, как и принцесса Леса. Но слуха об этом хватило, чтобы разорвать помолвку. Все-таки не все лесовики потеряли представление о чести, в отличие от их короля, — обрывает сам себя и подталкивает Мэя к дверям, опуская глаза и переводя тему. — Иди поешь!       Мэй, несмотря на мои увещевания и свою разумную цепь рассуждений все равно не решается, для него это сродни оставленному посту. Мэю некогда, ему нужно найти Бранна, сварившегося заживо, выпавшего из окна или пронзенного ударами небесного кинжала, изукрашенного драгоценными камнями, но от этого не менее смертоносного.       — Поешь, я настаиваю! — грозно хмурится старший Алан, видя сомнения Мэя.       Уф, все же решился, кивнул, пошел, поправляя ножны, к трапезной. То, что может помешать Мэю исполнить его долг, должно исчезать без следа. Но по очереди. И сейчас на очереди благой завтрак.       Знакомые патрульные машут Мэю из-за столов, кто-то вслух ёрничает, сравнивая скорости волка и неблагой птицы, на что наш офицер лишь улыбается и хлопает остряков кого по плечу, кого по затылку — в этих шутках нет зла, просто все знают Мэя, он пользуется заслуженным уважением, а потому его персона часто попадает в центр внимания. И уж точно тогда, когда он сам заявляется в трапезную не при доспехах, но изрядно взмыленным. Завтрак исчезает почти так же быстро, как и появляется, но мне и Бранну дает время подсевший возле Мэя Роган, шепотом благодарящий его за услугу.       Офицер кивает, задает несколько попутных вопросов, передает добытую в патруле информацию: силы Леса отступили, но не ушли, Мэй провел отряд по следам, войска засели в дальней низинке, стараются не выдать себя даже дымом костров, но от волков, конечно, им не скрыться. И особенно не скрыться, если учесть, что эта конкретная низинка часто используется для учений и больших тренировок войска или командирского состава. И это если забыть о том, что волки в принципе хорошо знают свою территорию.       Роган кивает, серьезнеет, продолжает выспрашивать Мэя, советуется, стоит ли намекать лесовикам, что их пребывание тут не секрет, уточняет, где стоят небесные… Обычные премудрости военных. Мэй молод, но его мнение весомо, и он охотно делится им с теми, кто заслуживает доверия.       И это прекрасно вдобавок потому, что изумрудный силуэт Бранна, наконец, спускается с высот, шарахается не так далеко от столовой, вписываясь в открытую дверь Дома Волка, и нарываясь, похоже, на очередную стайку девушек. Ну хоть не на омелу, и то хлеб! Пока что наш неблагой в безопасности, а Мэй имеет возможность неторопливо, расслабившись за привычными разговорами и едой, поесть, набраться сил перед новым столкновением с неблагим. Бессонная ночь дается ему легче, чем тому же Бранну, но тяжелее, чем моему Дею, так что небольшая передышка не помешает.       Мэй неторопливо цедит морс, когда в дело вступает великий и ужасный внутренний голос! То есть я!       Да-да, Мэй, если рассуждать логически, то сейчас время завтрака, уже настоящего завтрака, для всех завтрака, даже для неблагих, которые любят без ума библиотеки! Значит, Бранн точно где-то поблизости, стоит прошерстить ближние коридоры, а особенно тот, с тупичком, непривычному неблагому можно там вовсе потеряться и просидеть до падения Проклятья!       Ой-ой, кажется, я слегка увлекся — Мэя передергивает, он не хочет искать Бранна до падения Проклятья, он хочет найти его в ближайшие полчаса и сделать как-нибудь так, чтобы непослушный неблагой был под присмотром!       Мэй размашисто шагает в верном направлении, а я уже отчетливо чувствую Бранна — он растерян и озадачен сверх обычного, интересно, с чем это связано? Потом настроение неблагого резко сменяется, а я вижу чуть дальше Мэя, различаю, похоже, благодаря медленно распространяющемуся солнечному колдовству моей госпожи, присутствие двух лесных! Ой-ой, это не может быть хорошо. Один — знакомый Франт, второй — еще более знакомый, затаившийся за углом Финтан. И раз они рядом, это очень плохо для рассеянной Вороны! Поторопись, Мэй, поторопись, поспеши!       Благой волк, видимо, привыкший доверять своему предчувствию, без лишних мыслей и слов переходит на легкий бег, только проблема — Черный замок велик. Лесенки и переходы сами ложатся под ноги Гволкхмэя, а я прислушиваюсь к Бранну изо всех своих сил, если прикрыть глаза и сосредоточиться на неблагом, можно различить разговор.       — Да что вы себе позволяете! Неблагой! — предсказуемо Франт, но его возмущение стало больше в разы. — Как вы смеете заботиться о подолах этих девушек! Этих девушек! Да как вы смеете!       Теперь понятно, отчего Бранн озадачен.       — Я вас не понимаю, Франт, девушки подходят с просьбой, как я могу не позаботиться, если порвал тоже я?       — Это мои подолы! — еще чуть и Франт зарычит, даром что лесовик, вроде не должен обращаться в зверя. — Это! Мои! Подолы!       Подступает ближе к Бранну, но наш неблагой не ощущает угрозу в рамках разговора, он ощущает только растущую растерянность.       — Как это ваши, если их, — поводит рукой назад, где хихикают по крайней мере пять девушек в починенных платьях. — У вас, по счастью, никаких подолов нет, потому что нет юбок, а если бы были, я бы не хотел их вам порвать, — Ворона аж вздрагивает от возможных перспектив.       Девушки за его спиной уже не просто хихикают, а прячут за веерами настоящий смех. Франт белеет, но берет себя в руки, зло щурится, вот это уже серьезно, вот это уже плохо, у него явно есть план!       — Но я хотел поговорить не об этом! Оставим подолы юнцам и воякам, которые не спешат заводить семью, как, например, офицер Гволкхмэй!       Бранн вскидывается теперь тоже серьезно, офицер Гволкхмэй стал волком, которому можно доверять, таких Ворона в обиду не дает.       — Какие бы причины ни сподвигли офицера Гволкхмэя не спешить с семьей, вас, как и меня, они точно не касаются, — Бранну не нравится эта беседа и этот Франт, но тон все ещё объясняющий. — Это дело касается исключительно офицера Гволкхмэя, странно, что это вас тревожит.       Финтан за углом шевелится, шуршит, он заинтересован и подается вперед, похоже, Франт для него лишь средство прощупать почву, не подставляясь самому.       — Да, конечно, давайте поговорим о чем-то более занятном, а может быть, о ком-то, — Франт красиво откидывает длинную прядку с лица, мягко улыбается, располагающе и открыто, но слова, которые он произносит, полны яда. — Вот наш король, к примеру, тоже не пренебрегал юбками и подолами всех мастей, пока, говорят, не остановился на подоле собственной сестры!       И светски улыбается, скотина! Ух! Добрался бы я до тебя!       Бранн не удерживается и дергает обоими ушками, сердито подбирается, осознавая нападение и готовя ответ, чем пользуется Франт.       — Ровно до тех пор, пока не притащил откуда-то с болота вас, неблагой королевский волк! Говорят, даже то, что у вас отсутствует подол, вам вовсе не мешает ошиваться возле покоев женатого, вроде бы, короля? — улыбается еще мягче, еще обольстительнее, глядя в глаза Бранну. — Этот Благой двор со своими жестокими нравами вас расстраивает, королевский волк? — тон издевательски снижается до заискивающего.       — Я прошу вас не отзываться так о короле Дее, его жене или обо мне, — равнодушная Ворона слегка не вписывается в золотые стандарты реакций на оскорбления, но слова говорит правильные, Франт кивает, а за ним кивает Финтан. — Кто-то менее внимательный может вас услышать, подслушать или поверить. Это будет прискорбно для всех, и особенно для вас, Франт.       Красивый лесовик снова вскипает, но Мэй уже почти на месте, мы в пределах видимости.       Франт и Бранн застыли друг против друга, почти одного роста, но Франт пытается нависать над Вороной. Девушки оборачиваются на Мэя, который теперь просто быстро идет, раздаривает улыбки и делает вид, что вовсе не подбирается к тщательно охраняемой Вороне, оставшейся без охраны. Сам Бранн, пожалуй, единственный, кто этого не замечает, он смотрит только на Франта, как будто запоминает черты, договаривает:       — Вам не стоит так вольно рассуждать о моём друге, нашем короле Дее. Никогда, отныне и впредь. Или это плохо для вас закончится.       И раздраженный больше всего именно равнодушным спокойствием Франт не выдерживает, молниеносно вытягивает руку, хватая Бранна за правое острое ушко!       Ах! Бранн не кричит и вообще ничего не произносит, наш неблагой задыхается от боли, которая слышна мне, которая через меня слышна Мэю, которую чует во сне Дей, которая привлекает внимание, кажется, всех кусточков омелы и дотягивается до моей спящей госпожи.       Офицер, уже подобравшийся почти вплотную, вздрагивает, с удивлением видит настоящую муку в глазах неблагого, побелевшие губы, побледневшее лицо. Франт, чувствуя, что сделал явно не то, но желая причинить как можно более долгое страдание раздражающему неблагому, сжимает кулак вокруг уха, а потом отлетает, отброшенный собственноручно Вороной. Бранн пытается отдышаться, его передергивает, наблюдательный Мэй замечает собравшиеся в глазах слезы, загораживает неблагого спиной, нависает над Франтом серьезно, по-офицерски.       — Я был свидетелем произошедшему, если третий принц Неблагого двора, королевский волк двора Благого, пожелает вызвать вас на дуэль, он будет в своем праве! — я чувствую, Мэй не верит в это, но хочет как следует застращать лесовика. — Кроме меня свидетелями были эти очаровательные дамы, — позади раздается утвердительный шелест вееров, Бранн недоуменно оборачивается, он не ожидал, а ты, Мэй, приглядись: там, дальше! — и принц Леса, который стоит за вот тем углом!       Финтан оглядывается с таким видом, словно действительно просто мимо проходил, сама невинность!       — Уверен, произошла какая-то ошибка. Деталей я, к сожалению, не разглядел, но вроде бы мой подданный немного похлопал по плечу вашего… — тянет паузу, очевидно пытаясь найти замену «подданному», улыбается вежливо и даже весело. — Вашей диковинке, ах, простите, — явно рисуясь, взмахивает руками, как будто только вспомнил, — то есть вашему волку, простите великодушно, тут так много ши, немудрено запутаться!       Финтан отрицает оскорбление жестом, но Мэй недаром опытный волк:       — От вас никто и не ждал большой наблюдательности, ваше высочество, принц Леса, — очередной оскорбительный поклон. — Но я рад, что вы признали: в вашем доме плохо различают волков, и ещё хуже сопоставляют допустимые для разных бесед жесты. Королевский волк Бранн не является приятелем вашему подданному, его панибратское обращение может быть расценено как оскорбление, — кланяется уже очень вежливо.       Финтан кривится, поводит рукой широко, мол, кому нужны эти условности, однако, не желая иметь дел с Мэем и Бранном больше обычного, скрывается в коридорных далях.       Мэй продолжает старательно загораживать Бранна, пока Франт встает, отряхивается, льстиво улыбается долговязому волку и отходит, скрываясь за тем же углом, что и Финтан чуть ранее. Стоит Мэю обернуться, ощущение чужой боли возвращается, он вглядывается в побелевшее лицо неблагого, объясняется с девушками, что трогать королевского волка сейчас не стоит, аккуратно перехватывает застывшую Ворону за плечи, провожает в безлюдный коридор, роняет как в пустоту:       — Теперь можно, — и готовится, кажется, ко всему, что неблагой разрушит стену, разобьет кулаки в кровь, наколдует что-то вроде Семиглавого…       Бранн в очередной раз разочаровывает благого собеседника, он просто всхлипывает, отпуская слезы, накрывает пострадавшее ухо ладонью и пытается лечить. Боль дергает страшно, уши страдали пусть и давно, но часто — и теперь получить по ним, словно ошпарить уже ошпаренное место. Ворона зажмуривается, слезы катятся частыми каплями, стекают по длинному носу, срываются в пыль, этот коридор считается почти заброшенным, а магией при Благом дворе ничего не прибирают.       — Ох, неблагой, ну чего ты, неблагой, — Мэй укладывает осторожно руку на плечо Вороны, подтягивает к себе. Тот всхлипывает и явно не слышит, сейчас его мир составляет боль, много боли. — Бранн, ну чего ты, Бранн!       Вот теперь, когда в голосе Мэя слышно сочувствие, а в речи его имя, Бранн открывает глаза, кажется, начиная понимать реальность. Глаза его покраснели, изумрудная зелень светится страданием, но он все-таки произносит:       — Мне больно, уши нельзя! — поводит головой, убаюкивая правую сторону. — Нельзя уши! И что в них такого?!       Кажется, Бранн пытается отвлечься от сводящих с ума ощущений какой-то мысленной работой.       — Ну уши и уши, — прикрывает глаза, как будто гипнотизирует сам себя, — острые и острые, — не замечает, что Мэй потихоньку притягивает его к себе. — Шевелятся и шевелятся…       — Думаю, дело в том…       Бранн шарахается в сторону, он не ожидал услышать ответ, кажется, вовсе забыл, что тут не один. Мэй успокоительно прихватывает его за плечи, в безопасной дали от ушей. Улыбается искренне, кажется, боль неблагого примирила Мэя, доказала, что перед ним живой ши, а не магическая кукла, обожающая всех раздражать. Договаривает, глядя в глаза.       — Думаю, дело в том, что особенный ты весь, а уши просто привлекают массу внимания, королевский волк Бранн, — Мэй настроен больше не так сердито. — А за то, что предпринял попытку защитить меня и мою семейную жизнь, отдельное спасибо!       Опс! Похоже, я перестарался, когда вслушивался в тот коридор! И случайно приплел в слушание и Мэя!       — Сейчас мы пойдем в твои комнаты, Бранн, там тебя точно никто не посмеет тронуть, конечно, если ты не впустишь Финтана или его свиту! — голос Мэя журчит, как река, успокаивает, отвлекает, даже ухо дергает теперь не так страшно. — Там явно уютнее, чем здесь, с утра я успел оценить перестановку, вчера вечером, прости, был слишком взволнован, но я рад, что удалось помочь с матрасом…       Бранн шмыгает носом и несмело улыбается, с прижатой к правому уху ладонью и широко раскрытыми глазами он смотрится больше похожим на заблудившегося ребенка, чем на зловещего неблагого чародея. Мэй моргает в удивлении, но в целом остается невозмутимым.       Да-да, Мэй, имей в виду, твой внутренний голос говорит тебе: ты только начал понимать, что такое Бранн и с чем его едят!       Мэй достает из кармана чистый платок, радуясь, что не забыл о нем после ночного дежурства, протягивает Бранну, не рискуя вытирать ему лицо самостоятельно — шарахнется же опять! Ворона шмыгает носом, боль стала хотя бы терпимой, ему больше не хочется говорить самому с собой или заливаться слезами, хотя побаюкать ухо все ещё требуется. Лечение понемногу действует, то распаляя, то утишая боль, но Бранн кивает, берет платок и приводит себя в порядок.       Не отстранившийся Мэй разглядывает лицо неблагого вблизи, обращает внимание на пегие волосы, слегка дует на них, проверяя, кажется ему или нет. Выясняется, что не кажется: приподнимаются и меняются местами несколько перьев. Бранну, по счастью, сейчас вовсе нет дела до перьев, он окончательно приводит себя в порядок, и если бы не покрасневшие нос и глаза — и не сказать, будто что-то было. Прячет Мэев платок в карман, а взамен протягивает свой, тоже чистый, обычный, без всяких опознавательных знаков.       Офицер пожимает плечами, принимает платок, а я вдруг чувствую прилив магии — само присутствие Бранна, контакт с ним, а больше прочего осознанный дар определяют прилив магии в этого конкретного ши. Мэй удивленно подбирается, точно не связывая резко улучшившееся самочувствие ни с неблагим, ни, тем более, с платком. Аккуратно продолжая удерживать Бранна за плечо, неспешно выводит его из коридора, тянет самыми малохожими, но неизменно ведущими к цели путями. И не прекращает развлекать Бранна разговором.       Когда оба ши прибывают в покои Бранна, оказывается, что тут поджидает Мэя посыльный. Дверь бывшей кладовки нараспашку — после того, как сам Мэй лично с утра кое-как открыл ее, отшвырнув стул, причин захлопнуться у обветшалой конструкции вовсе нет. Или она не закрывается просто из вредности. Мэй покаянно вздыхает, делает посыльному знак подождать, заводит Бранна внутрь, провожает до кровати, советуя поспать, увещевая и успокаивая.       Ворона не спорит, и вот на месте Мэя я бы насторожился.       Похоже, я или слишком вжился в роль его внутреннего голоса, или Мэй насторожился без меня: стоит ему выйти за порог комнат Бранна, выискивается ближайшая комната со швабрами и ведрами — и в нечестно добытое ведро честно заливается вода. А потом это ведро устанавливается на беззащитно приоткрытую дверь покоев.       Как я понимаю из мыслей Мэя — это не злой умысел, это защита, причем, двусторонняя. Либо чтобы облитый Бранн не усвистал искать новых приключений, а хотя бы обсушиться задержался, давая Мэю время; либо чтобы кто-то, кого Бранн не жаждет видеть, задержался и пошумел на пороге, а возможно — растерял желание беспокоить нашего неблагого.       Дожидающийся с поручением посыльный аж переминается с ноги на ногу, но не решается побеспокоить Мэя, настолько серьезно занятого странными приготовлениями. Стоит ему обернуться и кивнуть, как волк выпаливает:       — Офицер Мэй! — блестящие доспехи переливаются, надежно скрывая лицо, но по голосу чувствуется, волк молод, а оттого волнуется. — Вас призывает король Дей!       — Посторожи, пригляди, не впускай, не выпускай, — лаконично командует Мэй и торопится к королю.       Видимо, моему Дею опять приснилось что-то нехорошее.       После той боли, которая дотянулась до всех, кто мог её почуять, я бы вовсе не удивился. Мэй летит как на крыльях — магия придала ему сил вернее, чем ночной отдых или дневной сон, поэтому почти не замечает, как уже оказывается в другом крыле.       Дверь в покои моего Дея узнаваемая, хотя сам Мэй бывал тут нечасто, всего раза три или четыре, два из которых пришлись на позавчерашний день и сегодняшнее утро. Стража мнется у этих дверей, очевидно, не зная, продолжить патруль или встать на пост, чтобы если королю что-то понадобится, быть поблизости. Мэй с истинно офицерскими замашками решает и эту проблему, хотя командовать охраной королевских покоев не в его обязанностях и раньше не приходилось, но его знают — и застывают изваяниями, подобными серебряным фигуркам волков на клепсидре, по сторонам от дверей.       Сам Мэй проходит в покои, Грея сейчас не слышно, зато слышно обеспокоенное постукивание пальцами о стену — мой Дей ждет, еще как ждет появления Мэя.       Стоит Мэю шагнуть ближе к коридорчику, оттуда выныривает мой Дей, кажется, собираясь из сплошной темноты, серебрится лишь повязка на глазах. Опускает руку на плечо офицера, требовательно наклоняется, заранее вслушиваясь в ответ:       — Что с Бранном? Он хоть жив?! — да, мой волк, вопросы вполне резонные.       — Не беспокойтесь, мой король, королевский волк Бранн жив, вполне здоров и продолжает озадачивать ваш двор, — Мэй говорит уверенно, он не лжет и не утаивает ничего. Изнутри мне еще больше нравится наш, мой Дей, офицер. — А некоторым домам явно запомнится, что раздражать третьего принца Неблагого двора может быть опасно и чревато!       Мой Дей вздыхает удовлетворенно: в общих чертах его ситуация устраивает, а подробности он выспросит у Бранна напрямую, лишь тот объявится на пороге. Пока же мой волк пытается сделать так, чтобы казнить ему никого не пришлось:       — Я прошу вас не ограничивать свободу передвижений волка Бранна, — отчетливо произносит он. — Бранн может бывать везде, где только захочет, и делать, что хочет — с моего королевского разрешения. Ваша задача лишь приглядывать за ним.       — Я понял, — склоняется офицер Мэй, судя по тому, сколько почтения и благодарности в его голосе, правда, понял. — Разумеется, мой король.       — Можете быть свободны, — мой волк кивает величаво, отпуская Гволкхмэя, но тот мнется, вздыхает. — Что-то ещё, что мне необходимо знать?       — Простите, мой король, — еще более почтительный поклон, — это знание необходимо мне, скажите… Скажите, королевский волк Бранн, он какой?       Моего Дея немного озадачивает подобный вопрос от своего офицера, брови приподнимаются над повязкой в удивлении, но я чую: вовсе оставлять этот интерес без ответа мой волк не хочет. Пусть Мэй воспринял жест неправильно, как немного высокомерное уточнение, и собирается поспешно откланяться. Мой Дей чует и это тоже, успевает прихватить своего волка за дублет — черный, серебрятся только застежки и четыре изящно вышитых следа, как будто от когтей волка, обозначение звания. После лоскутной куртки Бранна дублет кажется однообразным и скучноватым, но мой Дей, наш король, быстро сосредотачивается на собеседнике снова.       — Королевский волк Бранн незлой и непредсказуемый, но он ещё и птица, нельзя держать его слишком крепко, понимаешь, Мэй? Надо помнить, что у него есть крылья, чтобы не сломать их.       Мой волк озадачен своим ответом и сам, но как ещё можно описать нашего неблагого в нескольких словах, непонятно. Офицер озадачивается тоже, немного встряхивает головой, однако, ждет, когда мой волк сам уберет руку, с какой-то даже радостью продолжая стоять рядом.       Ах, ну да, можно воспользоваться тем, что я его внутренний голос, и выяснить пару моментов. М-м-м… Надо же! Офицер Мэй в непрекращающемся восхищении от моего волка и своего короля! Дей нравится ему в любом состоянии и ставится на никем больше не занятую ступеньку «отличный король» его личной лестницы почета. Майлгуир прозябает где-то на середине, а Мидир — и того ниже. Офицер Мэй в глубине своей души не особенно чтит королевское происхождение. А мой Дей удостоился в его душе искренней признательности и настоящего восхищения.       Похоже, в сознании этого волка, не место короля делает Дея великолепным, а как раз наоборот!       Если приглядеться чуть внимательнее, становится понятно, что дело именно в самом Дее, появившемся в жизни офицера Мэя как-то вдруг и очень вовремя. Там видится что-то о фоморском окружении и боевой ночи… Но Мэй хмурится, сейчас не время вспоминать былые заслуги, сейчас время отчаливать обратно к неблагому, хотя Мэй позаботился о нем, как мог, на сердце волка неспокойно.       Мой Дей отпускает его теперь уже окончательно, скрывается, безошибочно ориентируясь в своих покоях, дальше по коридору, а Мэй отвешивает еще один поклон — точно не видный никому. Фуф, эти волки с их понятием о чести! Я вообще-то видел.       Наш офицер собранно и быстро покидает покои короля, туман рассеялся, в голове ясно. Тем более Мэя пугает отсутствие перед дверьми в покои Бранна стражника, а на двери — ведра! Офицер даже принюхивается, слабый аромат рябины, но никакой полыни! Значит, Бранн облился сам и никуда не пошел или просто никуда не пошел.       Благой волк, встревоженный очередной предполагаемой пропажей Бранна, слишком наивно полагает, что Ворона может попасться в его ловушку!       И Гволкхмэй идет проверить, почему королевский волк самого необычного вида ещё не радует Благой Двор облитой лоскутной курткой.       Стражника нет, но Мэй не главный в Черном замке, и присматривать за неблагим поручено именно ему. В эти суматошные дни каждый воин на счету, даже столь молодой, каким Мэю показался посыльный. Алан и так разрывается, пытаясь проследить за всеми… Но Мэй все равно недоволен. И даже встревожен, ведь дверь в покои Бранна приоткрыта, ведра сверху нет, волк бестрепетно заходит в покои, шагая широко и даже не постучавшись… И почти в нос ему влетает маленькое голубовато светящееся недоразумение! Мэй отшатывается, Шайя пиликает оскорбленно и взлетает повыше, бормоча что-то о нахалах.       — Что? Кто? Откуда? — волку трудно проморгаться, фея светит слишком ярко и слишком близко, а пиликанье сбивает его с толку еще вернее. — Кто пустил?       — Пилик!       Феечка подлетает вплотную и толкает раскрытой ладошкой Мэя в переносицу, как удар это точно не ощутимо, но Мэя слегка оглушает насыщенной магией, словно он вдохнул слишком много воздуха, голова кружится.       — Мне никто ничего, пилик, не разрешал, пилик! Я, пилик, с третьим-принцем-Бранном, пилик! И я фея! Пилик! И к нему, пилик, сейчас, пилик, нельзя!       Строго кивает Мэю, как зверствующая наставница, но замечает меня и перестает сгущать краски.       — Фея?! — офицеру явно в диковинку это мелкое дерзкое голубое создание. А Шайя только гордо зависает напротив, позволяя убедиться, да, фея. — Здесь?! Да откуда!       — Я же, пилик, сказала! Пилик! — закатывает глаза, явно удручаясь умственным способностям волка. Повторяет медленно, проговаривая и подыгрывая мимикой всего лица: — Я! Пилик! С третьим-принцем-Бранном! Пилик! Что тут, пилик, непонятного? Пилик?       Офицер Мэй жаждет оказаться на поле боя с фоморами, но сделать небольшой перерыв в пиликанье.       — Тут непонятно все! А особенно это ваше «пилик»! — волк рычит, надвигается на фею, собираясь требовать ответа более доступного и пространного, и попадает ногой прямиком в то самое ведро.       На шипение и сдавленные проклятья, что несутся с порога, из соседней комнаты выглядывает наконец наш неблагой: удивленный, растрепанный, одно ушко припухло и покраснело, но, кажется, Бранн не подозревает о подоплеке визита. Скорее всего, Ворона успела решить, что Гволкхмэй сегодня ушел уже насовсем, пусть на часах всего-то полдень. Я тоже, как и Мэй, не понимаю, отчего Бранн не примет присмотр как данность. Видимо, ему надо это объяснить отдельно, и лучше, чтобы это сделал мой Дей.       Шайя зависает сбоку, продолжая присматриваться к сердитому волку, прислушиваясь и вникая в положение дел. Как будто в этой кокетливо причесанной головке могут задержаться настоящие большие мысли!       — О, Г-вол-к-х-мэй, — Бранн в очередной раз отчетливо проговаривает имя, старательно перемалывая непривычное стечение звуков и в который раз не замечая, насколько это выводит из себя собеседника. — Здравствуй, я думал, это пришел хозяин ведра, а это ты! — непритворная радость от лицезрения знакомца заставляет королевского волка растеряться еще больше.       Благой уже вообще ничего не понимает в жизни и шипит:       — Да уж, было бы, наверное, приятно посмотреть на этого недотепу, который оставил тебе ведро… — переводит дух и встряхивает сапогом, морщится, понимая, что придется обязательно снимать. — Чтобы ты об этом ведре, похоже, позаботился! Поставил в центр комнаты! Не разлил воду! И сам не облился!       Гволкхмэй опрокидывает воду из сапога обратно в ведро, поднимает, наконец, глаза на Бранна, и не может прочитать в облике неблагого ничего насмешливого. Теперь растерянными выглядят оба.       — Я не знал, чье это ведро, а на двери оно мне мешало, — Бранн пожимает плечами, за ним это движение повторяет Шайя, а наш неблагой скрывается в комнате, из которой выглядывал. Голос раздается яснее и громче. — Хотя часть воды и истратил на умывание. Некоторые традиции благих мне, похоже, не понять, Г-вол-к…       — О, ради старых богов!.. — долговязый волк закатывает глаза и торопится перебить Ворону. — Это не традиция, Бранн! Это чья-то неудачная шутка! А ты не видел, возле твоей двери должен бы быть один стражник… — и благой не собирается признаваться, что подшутить хотел как раз он.       — Нет, стражников не видел, валялся в углу шлем, а потом и он пропал, — это насторожило бы кого угодно, да, но не Бранна. Он невозмутимо продолжает. — Возможно, я слишком долго жил на болоте, чтобы теперь понимать все шутки, — снова появляется в проеме, застенчиво улыбается и дергает не пострадавшим ушком. — Это хорошо, что ты снова зашел, присаживайся, Г-во…       — Да куда тут можно сесть! — благой возмущается, кажется, только для того, чтобы не дослушивать в очередной раз собственное имя. — Все же завалено книгами! Сколько ты уже перетаскал из королевской библиотеки? И когда успел?       Ворона озабоченно помогает переложить несколько кип. Шайя теперь наблюдает за ши с высокого шкафа, прислушиваясь и присматриваясь во все глаза. Бранн, бережно придерживая книги и рассыпающиеся листы, размышляет вслух:       — А это запрещено? Или есть особый порядок? Или нельзя брать сразу очень много? — критически сверлит взглядом пятую пачку. — Но это же не много! Скажи, Г-вол-к…       — Давай сначала сядем! — снова пытается перебить благой, но в этот раз тактика не срабатывает.       — …х-мэй, есть ли какой-то свод правил поведения королевских волков? Или, может быть, записанные неписанные законы? — Бранн расчищает стол, расправляет ладони над поверхностью, волк удачно отвернулся, шепот, и поверхность сияет чистотой. — Я не всегда могу определить, что принято в вашем обществе, а что не слишком…       Благой бухтит так, чтобы собеседник не услышал:       — Уж точно есть правило, что нужно попадаться в дружеские ловушки! Особенно расставленные, чтобы тебя защитить! — и волк не знает, но ушки неблагого дергаются именно в его адрес. — Нет, разумеется, Бранн, такого свода у нас нет!       Стремительно спикировавшая на плечо волка Шайя становится сюрпризом для всех, но она, похоже, услышала, что хотела, и сделала выводы насчет этого волка, поначалу явно показавшегося ей крайне невоспитанным.       — Третий-принц-Бранн, пилик, а вы не представите меня этому, пилик, волку, который, пилик, так рвется вас защищать, что чуть, пилик! Чуть не бросился даже на, пилик, темную неблагую, — её голосок смешно опускается, а она сама принимает самую угрожающую сидящую позу, какую способна, — пилик! Настоящую колдунскую-расколдунскую, пилик, неблагую фею!       Мэй немного краснеет, вот уж да, подвиг так подвиг, а Бранн лишь улыбается шире, в изумрудных глазах парят феи, и Мэй хмурится, окончательно запутавшись: в неблагом слишком много сюрпризов!       — Конечно, представлю, раз ты настаиваешь, — серьезно поворачивается к Мэю, протягивает руку ладонью вверх, на которую перепархивает мелкое наглое создание. — офицер Г-вол-к-х-мэй, это мой добрый друг, библиотечная фея Шайя из небесной семьи.       Малютка кланяется, кокетливо поправляет прическу и становится, отставляя ножку, явно изображая какое-то свое приветствие.       — Очень, пилик, приятно! — стреляет глазками в Мэя, насыщенно голубея под его все более ошарашенным взглядом.       Бранн продолжает, так же обыкновенно и серьезно:       — Шайя, это офицер Г-вол-к-х-мэй, королевский волк, который присматривает, — бросает взгляд на растерянного Мэя, кажется, пытаясь найти в нем подтверждение или отрицание этого слова, но не находит и пожимает плечами. — Присматривает за мной по просьбе короля Дея. Он хороший и не хотел тебя обидеть.       Мэй берет себя в руки и опять мечтает о сердце схватки с фоморами, где все просто и очень понятно, но учтиво склоняет голову.       — Очень приятно.       Фея теряет всякий намек на собранность и официальность, подлетает вплотную к лицу Мэя, заставляя того шарахнуться, но Шайю это ничуть не беспокоит, она пикирует настоящим королевским орлом, усаживается в волосы Мэя, восторженно перебирает их, оборачивается к веселящемуся на свой лад неблагому, то есть его глаза полны веселых фей.       — Третий-принц-Бранн! Пилик! Какого симпатичного, пилик, волка, пилик, к вам приставил наш, пилик, принц-король Дей! — и тянет в восхищении. — Пи-ли-и-и-ик! Да он красивый почти, пилик, как вы!       Мэй встряхивает головой, чтобы уложить мысль, но заставляет вспорхнуть Шайю, теперь нарезающую круги вокруг него на уровне глаз. Офицер мужественно зажмуривается.       — Шайя, пожалуйста, офицеру Мэю нужна небольшая передышка, а тебе нужно привыкнуть к нашему дому, полетай тут, но не суйся за дверь, это опасно, оставайся в этих стенах, — неблагой все так же спокоен.       Мэй готов крепко пожать ему руку, когда неостановимое пиликанье зависает возле уха, Шайя шепчет ему пару комплиментов напоследок, а потом все-таки улетает.       Бранн провожает её взглядом, возвращается к Мэю, произносит успокаивающим тоном:       — И не переживай насчет внешности, у неё не слишком развито чувство прекрасного, она готова сравнивать меня со всеми, кто ей приглянется, — тон голоса нисколько не меняется, а Шайя радостно пиликает из другой комнаты.       — Мне не показалось? — Мэй на пробу открывает один глаз. — Это была настоящая живая фея?       — Если хочешь, я позову её обратно, — Бранн сверкает весельем в глазах уже откровенно.       — Нет! Нет! — Мэй выставляет перед собой руки. — Ну то есть да, — замечает в отражении отставленного к стене зеркала любопытное голубое ухо, — но попозже.       На столе как по волшебству образуются две чашки с травяным отваром, несколько кусков пирога и полоски вяленого мяса, радушный жест предлагает разделить эту трапезу с неблагим, на что Гволкхмэй только пораженно кивает. Сил для того, чтобы уследить за Бранном, уходит удивительно много. И это забавно, но теперь Мэй уважает Дея еще больше.       Беседа двух королевских волков идет, хотя не слишком клеится, благой подозревает неблагого в особенно изощренном издевательстве над собой! Над тем, кто только и может позволить себе издеваться над окружающими! Это воспринимается как вызов и продолжает восприниматься так же, пока беседа не переходит в русло действительно волнующих Бранна тем:       — Г-вол-к-х-мэй, извини, прошу, за вопрос, который может показаться тебе не слишком приятным, — благой весь подбирается в ожидании чего—то изысканно невероятного, — но ответь мне: только в Доме Волка существует предубеждение об увечьях или другие благие Дома тоже ценят целостность пуще собственной жизни?       — Конечно, Бранн! О чем ты вообще говоришь! — волк пугается непритворно, его страшит неизменная манера Вороны говорить обо всем в одном тоне. Таким же голосом он мог бы зачитать кому-нибудь смертный приговор или попросить передать блюдо.       — Значит, придется идти на крайние меры, — Бранн прихлебывает напиток очень задумчиво. — Конечностями не обойдешься.       — Королевский волк Бранн! Если существует хоть толика опасности, которая угрожает твоей жизни, то я должен знать об этом! — напрягается в непонимании офицер Мэй.       — Могу доложить со всей ответственностью, что моей жизни нет никакой угрозы.       Эта простота опять путает Мэя. Потому что я вижу ясно опасность для чьей-то глупой жизни. Бранн, в сомнении присмотревшись к озабоченному волку и решив быть до конца честным, уточняет:       — Ваш Советник дал мне один совет. Скажи, мне стоит ему последовать?       Какой совет дал ему Джаред? Держать гордо звание королевского волка и не давать себя в обиду! Бранн уверен, что подробностями он лишь утомляет собеседника, особенно если это подробности о нем.       — Конечно! — с силой прижимает руки к груди Мэй. — Конечно, наш Джаред советует редко, и очень важные вещи! Он не любит указывать просто так, говоря, что совет должен быть услышан вовремя и тем, кому он действительно нужен!       — Ваш Советник — зверь! — в очередной раз уважительно говорит Бранн на свои мысли, а Мэй опять кашляет. — Я тоже так думаю, Гвол-к-х-мэй!       — Бра-а-анн! — едва не со слезами молит Мэй.       Ворона поворачивается к нему со всем возможным вниманием.       Судя по выражению лица, Мэй серьезно раздумывает над перспективой уйти с королевской службы и уехать на границу с фоморами выращивать маргаритки, как уже многажды грозился.       — Моя великолепная матушка совершила в своей жизни только одну ошибку.       Бранн настораживает ушки — ему интересно все, что касается отношений родителей с детьми, а Мэй дополнительно нравится сам по себе, как волк и как ши. Сам Мэй страдальчески вздыхает, глядя на подвижные острые кончики, и обращается тоже как будто к ним.       — Моя великолепная матушка совершила всего одну ошибку, и её нельзя винить. Кто же мог предположить, что мне предстоит так мучиться при жизни!       Бранн тут же вскидывает голову, явно собираясь уточнить, как волк себя чувствует, но Мэй поднимает ладонь останавливающим жестом.       — И этой ошибкой был выбор имени. Ты меня извини, Бранн, но оно слишком, слишком не-благое, чтобы… — замолкает, подбирая слова и пытаясь найти такие, чтобы наш неблагой понял.       Ну никак не может офицер просто попросить не звать его так длинно. Раз уж представился однажды. Особенно попросить Бранна, с его честным незамутненным сознанием, который все это время так старательно выговаривал диковинное имя.       Конечно, наш неблагой пользуется паузой по-своему. И иносказания до него доходят обычным образом. По-неблагому.       — Тебя не за что извинять, в конце концов, неблагие имена правда очень сильно отличаются от благих, — протягивает руку ладонью вверх, Мэй отвлекается и озадаченно наблюдает. — Вот, например, Линнэт, Шайя, Буук, Боаш, Лорканн или тот же Бранн, произнести легко.       Мэй кивает, соглашаясь, но не понимая, когда это его сравнение успели так изящно вывернуть наизнанку.       — А вот ваши, благие, пусть не все, произнести гораздо тяжелее, вот, например, твоё…       — Нет!.. — Мэй вскидывается, упирает ладони в столешницу. — Нет! Нет!       Бранн опасливо отодвигается от растерянно-злого волка:       — А почему нет, если да? Твоё имя очень тяжело произносить: Г-вол-к…       Мэй закрывает лицо обеими ладонями, его плечи трясутся.       — …х-мэй. Как будто жуешь железо, — Бранн вглядывается в благого, не распознавая этот жест. — Так что благие и неблагие имена действительно очень отличаются.       — Благие и неблагие ши очень отличаются! — Мэй отнимает руки от лица, но улыбка у него нервная.       Бранн все так же смотрит на него безо всякого выражения. Это понятно, в объяснениях не нуждается, в отличие от видимого расстройства Гволкхмэя.       — Очень-очень! Очень-преочень! — кажется, Мэй отчаялся донести свою простую мысль до нашего неблагого.       Бранн примолкает, стараясь понять, что он упустил, Мэй пытается отдышаться, молча признавая, что ему ещё есть, чему поучиться. Через несколько минут наш благой королевский волк совсем приходит в себя, успокаивается, растирает энергичным движением лицо, но на середине жеста спускает ладони на нижнюю половину и смотрит на Бранна широко раскрытыми серыми глазами из-под взлохмаченных пегих прядей:       — И когда это ты успел пожевать железо? То есть, ты правда жевал железо?!       Наша Ворона смотрит на благого нечитаемо, и не понять: то ли он считает жевать железо абсолютно естественным, а посему восклицание Мэя ему глубоко непонятно; то ли, наоборот, пытается ответить с учетом возможности жевания железа благими.       Мэй смотрит так же нечитаемо, с другой стороны пытаясь уложить: что естественнее для Бранна, есть железо или не есть железо? Судя по закаченным глазам, Мэя больше устраивает Бранн, который еще и железо жует.       Это бы многое объяснило для одного издерганного королевского волка…       — Давай мы все-таки дойдем до трапезной, — вздыхает Мей от несовершенства мира. — Это не еда, а закуска! — поясняет он, отодвигая слишком быстро опустевшую тарелку.       Бранн пожимает плечами, соглашаясь, что бы там Мэй ни думал, аппетит в нем возбуждает вовсе не железо. Ворона окликает Шайю, и феечка радостно пиликает на зов.       — Да! Пилик! Да! Третий-принц-Бранн! Пилик! — встает, вытягиваясь, на его ладони, наконец выспавшаяся и энергичная.       — Шайя, я тебя очень прошу, не покидай этих стен, снаружи гораздо больше ловушек и паутины, чем мы видели по пути, а мне пока нужно сходить с офицером Г-в…       К невероятному счастью Мэя, феечка перебивает Ворону:       — Ну уж, пилик, нет! Пилик! — и притоптывает ножкой. — Я буду сидеть, пилик, тихо, пилик, как Луг! — ах ты маленькая охальница! — И меня никто, пилик, не заметит, даже, пилик, этот милый офицер! Пилик! — и косится хитро!       Ах ты! Ну ты! Мэй, в котором переливается столько магии, сколько в нем не было от рождения, недоуменно поводит головой, и мне приходится притихнуть, надеясь, что и мое кажущееся присутствие он спишет на эффект удара феи — перед глазами у Мэя до сих пор немного искрит.       Шайя привычно прячется за лоскутным воротником, на что Мэй смотрит так, словно изрядно устал удивляться. Я чувствую его желание уточнить — как долго Шайя уже находится при Благом дворе, но это желание затмевается уверенностью: столько же, сколько сам Бранн. Похоже, офицер Мэй начинает осознавать слова неблагих и соотносить с их поступками.       Алая капелька сережки, задетой Шайей, продолжает раскачиваться, гипнотизируя офицера, Мэй с трудом сосредотачивается, сквозь шум магии ему пока сложно видеть предметы обычными. Вот и вокруг Бранна рисуется изумрудно-золотой ореол, которого совершенно точно раньше не было.       Впрочем, отправиться в трапезную им это нисколько не мешает. Еще разок принюхавшийся на выходе Мэй не чувствует теперь вовсе ничего — какие бы следы ни остались от стражника, они выветрились, возможно, именно благодаря шумной фее.       По пути благому и неблагому волку попадается стайка девушек, на которых Бранн реагирует весьма однозначно — без предупреждения толкает Мэя в ближайший коридор, а там — в ближайшую комнату и прикрывает дверь.       Когда азартный стук каблучков затихает, объясняет спокойно сложившему руки на груди и нависающему волку:       — На сегодня с меня подолов точно хватит, — поводит левым здоровым ухом, отворачивается опять к двери, а потому не видит, как плавно изменяется выражение лица Мэя. — Их было уже по крайней мере десять и последние пять почти одновременно.       — То есть? — Мэй медленно моргает, задерживая глаза закрытыми дольше положенного. — То есть ты хочешь сказать?.. — и я вижу, его преследует острое чувство, что эта ситуация уже имела место.       — То есть я хочу сказать, что немного от них устал. Пойми меня правильно, девушки Благого двора прекрасны, но трещат без умолку, громко вздыхают и тянут руки к ушам, даже когда ты просто пришиваешь им оторванный подол.       — Э-э, Бранн, знаешь, не то чтобы я осуждал тебя, я и сам иногда… Но ты бы поберегся. Иногда подолы можно, а иногда нужно игнорировать… — и мысли Мэя уходят в весьма и весьма пикантные дебри, стоит ему задуматься над количеством. — Пятеро?! Ты сказал, пятеро одновременно?       — Именно так я и сказал, — неблагой пока весь в своих мыслях, шокированный Мэй рядом ему незаметен. — Ох, я не подумал, при Благом дворе есть какой-то порядок и по заботе об одежде?       Мэй сдавленно хмыкает, смеривая Бранна недоверчивым взглядом — он издевается или правда так рассуждает?       — Порядка, как такового нет. Только смотри, как бы девушки не порвали тебя на много-много маленьких неблагих. Из ревности. И я все же советовал бы тебе поберечься…       — Из ревности?..       Бранн разворачивается к Мэю всем корпусом, сверлит своими изумрудными глазами в упор, вторая часть высказывания его явно не заинтересовала.       — То есть они могут ещё и ревновать? За то, что я пришил подол кому-то другому? — уши растерянно опускаются. Бормочет про себя: — Дикие благие порядки.       И Бранну невдомек, но я вижу, что в голове благого Мэя вертится похожая фраза, только относительно неблагих.       — Но пятеро!.. Как, скажи мне, Бранн, если это не смертельный неблагой секрет, как ты умудрился? — Мэй все ещё в шоке.       — Как и прочие подолы, иголкой, — и не успевает офицер провести ещё более запутанные параллели, как Бранн вынимает то ли из подкладки, то ли из рукава маленький блестящий предмет. — Пришиваю и зашиваю одежду я иголкой, Г-вол-к-х-мэй, и если ты сейчас скажешь, что у вас принято пришивать подолы как-то иначе, я запутаюсь окончательно.       Мэй любуется явно острым и блестящим предметом, переводит взгляд на серьезное лицо неблагого, расплываясь в не поддающейся укрощению улыбке.       — Мне кажется, мы это заслужили, — выговаривает почти про себя, — раньше нам, определенно, слишком скучно жилось.       — Что, прости? — Бранн явно слышал, но смысл остался для него тайной.       — Я восхищен тобой, третий принц Неблагого двора, я очень глубоко тобой восхищен, — хлопает по плечу и выводит из комнатки.       В общую трапезную идут многие волки, приближается время обеда, на Бранна косятся, но одного присутствия Мэя возле неблагого хватает, чтобы любопытные вопросы отпали сразу как ненужные. Многие знакомцы нашего офицера подходят к нему просто поздороваться, чтобы рассмотреть неблагого вблизи, а Мэй, не утомляясь, кажется, вовсе этой процедурой, представляет их друг другу. Бранн повторяет про себя имена, вглядывается в лица, запоминает, и по мере продвижения к длинному столу становится все расслабленнее — тут его убивать никто не хочет, благими волками движет исключительно здоровый интерес.       Другие столы занимает более разнообразная публика, в том числе гости короля Дея, иными словами — недавно собиравшиеся осаждать твердыню небесные и лесовики. Но Бранн сидит за одним столом с волками.       Мэй, опять же, никуда не пропадает, он спокоен и обыкновенен, манера его общения не меняется от количества собеседников, это тоже умиротворяет Ворону. Они с офицером уже успевают приступить к трапезе, когда в зале появляется стражник-волк при полном доспехе, правда, подобранном немного не по росту. Чем ближе он подходит, тем муторнее становится Мэю: в этом происходящем есть какая-то неправильность. Наш офицер успевает попросить Рогана в качестве ответной услуги присмотреть, если что, за новым королевским волком, когда, оправдывая все худшие ожидания, посыльный подходит к нему.       — Офицер Мэй, вам просили передать, что вашей матушке стало дурно, поторопитесь.       Голос стражника Мэю и мне незнаком, это удивительно, но в свете таких известий Мэя не тревожат мелочи. Искры магии шутят с ним шутки, кажется, что посыльный на самом деле переодевшийся лесовик, под кирасой мелькает что-то рыжее...       Офицер резко поднимается.       — Роган за тобой присмотрит. Бранн, держись его, я вернусь так быстро, как только смогу!       Неблагой смотрит нечитаемо, но кивает, хотя он лекарь, и до того всегда вызывался помочь. Хм. Странно. Непохоже на нашего неблагого. Еще и слова произносит вовсе странные:       — Доверять следует только волкам, — кивает, косится на посыльного, но говорит лишь Мэю: — Я запомнил, офицер Г-вол-к-х-мэй.       Замкнувшийся в тревоге Мэй не оглядывается на отставшего посыльного, не смотрит на лица других ши, и покидает залу так быстро, как только может. Я чувствую его беспокойство, ему невероятно дорога его великолепная мама, но его вдобавок гложет подозрение, будто тут замешан тот небесный хлыщ с таким же длинным, как и самого Мэя, носом. И если дело в нем, Мэй найдет способ поквитаться.       Переходы и лестницы в Черном замке все же изрядно запутанные, даже легконогому и выросшему тут волку приходится потратить на дорогу ощутимое время. Мелькают ковры, оконные переплеты, настенные гобелены, шевелящиеся от ледяных сырых сквозняков потайных проходов, грубая и древняя каменная кладка стен, лепнина темных потолков, клепсидра Дома Волка, бесстрастно отсчитывающая время… Мэй бежит и бежит, пока не взлетает на третий этаж, оказываясь у знакомого порожка, перед дверью собственного дома. Успокаивает дыхание, делая два дополнительных вдоха — что нисколько, конечно, не помогает, дергает ручку и заходит.       В первой гостиной комнате пусто, мирно, безмятежно, вся напряженность, которая тут есть, пришла на хвосте самого офицера Мэя. Это, однако, пугает его только больше. Мэй со скоростью горной реки пролетает вторую гостиную, чувствует незнакомый запах, склоняется возле дивана, находит под ним кольцо с синим камнем в белой оправе, сжимает в кулак, но стремительно разгибается на шаги матери.       Дженнифер, похоже, оторвалась от работы. Она белошвейка, в руках у нее недошитая одежда для младенца, первая и самая нежная.       — Мэй? Что ты здесь делаешь, Мэй? У тебя же дежурство? — вопросы обычные, голос тоже обычный, а офицеру Мэю делается дурно уже самому. — Ты же говорил, что сегодня опять с новым королевским волком?       — Как ты себя чувствуешь, мама? — Мэй не может не проверить, не убедиться.       — Все хорошо! А ты? Что с тобой? Ты очень бледен! Как ты, Мэй? — волчица подходит, обеспокоенно протягивает руку, чтобы коснуться его щеки, Мэй прикрывает глаза.       — А я чувствую себя остолопом! — целует ладонь и опять срывается с места.       Ох-хо-хо. Да, похоже, молодой стражник пропал не зря, а виденный Бранном шлем, действительно, лежал в том углу. И Мэю не показалось — переодет был лесовик. И все это вместе означает, что его, офицера Мэя, отвлекли от прямых обязанностей, подло, умно, вполне по-финтановски, чтобы прицепиться к нашему неблагому! И Бранн это понял!       А вот Мэй понял только сейчас. Он останавливается лишь на миг, отдавая команду срочно доложить Алану о пропаже посыльного. И бежит дальше, когда шум от ближайшего окна, выходящего за стену, привлекает его внимание.       Ой-ой-ой, офицер Мэй, мы опоздали.       Весь двор шумит, ох и не нравится мне это! Стоит выглянуть в это окно, я понимаю, почему! Неблагой все-таки затеял затею прислушаться к советам Советника! То есть Бранн участвует в дуэли! Он, конечно, не зачинщик, не может быть зачинщиком, по всем законам Благого двора его вины тут нет, но… Что из этого выйдет, боюсь даже подумать. Спуститься быстро туда не получится, но если приоткрыть окно, то вполне можно хоть слышать, о чем идет разговор.       Я ощущаю мысли Мэя — ему явно не успеть спуститься, разве что спрыгнуть через это самое окно, но и с переломанными ногами не успеть тоже. Да и бесполезно: остановить дуэль без потери для чести участников невозможно никому, кроме короля или советника правящего дома, и то, если они не участники дуэли.       И нам с Мэем остается лишь наблюдать овеществленный кошмар — сейчас у него на глазах его подопечный королевский волк расстанется со своей неблагой жизнью.       В дворцовом саду за рвом собрался почти весь двор, дети Леса, Волка, Неба — все, хозяева и гости окружили небольшую, расчищенную от снега, площадку, на которой хорошо видны Бранн и его обидчик, тот самый Франт, пытавшийся высмеять нашу Ворону усерднее всех!       Ох, Дею это не понравится!       Если прислушаться, то можно уловить обозначившийся разговор:       — Напоминаю, не особо-то уважаемый прикоролевский волк, больше похожий на птаху, это дуэль! — Франт оборачивается, шутовски ожидая реакции от окружающих ши, высмеивает Бранна он явно на публику. — И раз, как мы выяснили, вам не знакомо само понятие чести, — Франт великолепно задирает подбородок, откидывая голову, и прядка на его челке взлетает, — имейте в виду, это поединок не на жизнь, а на смерть!       А сам поигрывает мечом, обозначая проницательным зрителям, что собирается попугать трусливую и непросвещенную Ворону. Ох и глупый же лесовик!       Бранн, только спину которого я сейчас вижу, не реагирует никак, но это же Бранн, он вообще редко отвечает на прямые оскорбления. К своему счастью и своему же горю! Стать посмешищем целого двора!       Ох, Дею это не понравится!       Мэй рядом рычит.       Отдельные смешки разгораются, а потом гаснут. Я просто уверен! Что этот балаган происходит с подачи Финтана! Франт слишком глуп! Слишком зависим от мнения публики, чтобы вытащить Ворону из его непробиваемого спокойствия настолько качественно!       Впрочем, с «вытащить из спокойствия» я немного поторопился. Бранн смотрится обыкновенным, а если прислушаться к его крови, то у него и настроение обычное. Хм, до чего странно.       Но Дею это все равно не понравится!       Франт принаряжается в легкий доспех дома Леса, кожаный и рассчитанный на скорость атаки больше, чем на защиту и блокировку. Да и сам Франт скорее готов наносить удары! Вороне достался достойный противник. Бранн вообще не носит доспехов, хотя его куртку тяжело продрать, а двигается в бою он совсем не так неторопливо, как всегда. Благой двор очень ошибается насчет нашей Вороны.       И не помочь! И не остановить! И не предупредить нашего короля! Ох, Дею это не понравится!       Лоскутная куртка Вороны смотрится особенно неблагой на фоне вычурного кожаного доспеха, подогнанного по фигуре молодцеватого Франта, тратящего время на перемигивание с поклонницами. Среди поклонниц предсказуемо маячит и Финтан! Ох! Он поводит рукой поперек горла, обозначая приказ!       Мэй рычит уже постоянно.       Что же будет! Не шутил, ой не шутил Франт! Сейчас тут Бранна случайно убьют!       Ах, где же мой волк или хотя бы советник, когда они так нужны!       Противники приближаются, сосредоточенный Бранн с кривым мечом на отлете и крадущийся Франт, который словно играет. Лесовик выглядит подвижной лозой или гибкой рябиной, шаг его упруг, он весел и готов отклоняться, уходить, кружить, но не парировать и не встречать удары.       Ворона — это… Это Ворона.       Бранн взъерошен, словно перья на голове приподнялись, расходясь в еще более разные стороны, чем обычно. Зеленые глаза… Ох, я не вижу как следует, но если я прав, а в этом можно не сомневаться, то глаза его равнодушнее глубины топей. Что, конечно, не предвещает хорошего Франту.       Бранн идет сражаться не в шутку.       Веселящаяся публика против воли замолкает, когда противники сталкиваются — это не развлечение, это натуральное убийство! Клинки сходятся в первый же удар, летят искры! Я не знаю, не хватило скорости лесовику или неблагому, но уходить от ударов вовсе не удается ни тому, ни другому, они кружат, рассыпая искры и не обращая никакого внимания на вскрики впечатлительных дам и некоторых кавалеров!       Мэй рядом задерживает дыхание, он точно не ожидал такого от неблагого. Конечно, откуда, он же не видел нашу Ворону в бою!       Удар-удар-удар!       Франт всякий раз пытается зайти Бранну за спину, но всякий раз натыкается на неблагое волнистое железо. Думаю, для противника большой сюрприз, насколько быстрой может быть наша Ворона! Правда, с Трясиной или Семиглавым он был еще быстрее. Теряет сноровку? Тянет время? Или пугает народ? Даже странно думать так о Бранне, но кажется, что он пользуется случаем хорошенечко показать благим ши — лезть к нему опасно.       Бранн кружится легко, легче, чем лесовик, Финтан выглядит недовольным, жестикулирует активно, не привлекая внимания в толпе. Но если знать, куда смотреть, то это очень даже очевидно. Другое дело, что жесты обыкновенные, а стоит его припугнуть — скажет, что комара отгонял! Ну и что, что машет рукой в духе «прикончи его!».       Мэй тоже замечает и скалится, отсюда хорошо просматривается вся площадка.       Не знаю, видит ли Бранн, но стремительно становится понятно, что шутки кончились именно теперь: клинок благого отлетает в одну сторону, кинжал — в другую, и Франт остается напротив неблагого совершенно безоружным.       — Ну-у, неблаго-ой! — офицер Мэй тянет это с ощущением большой радости и огромного облегчения. — У тебя точно есть, чему поучиться…       — Ну вот и ясно, кто из нас победил! — Франт пытается выгадать свою жизнь, голос его подрагивает, но самообладания он не теряет. — Фортуна сегодня на вашей стороне, королевский волк.       Ворона склоняет голову к плечу, словно действительно прислушиваясь. Среди окружающих царит такое молчание, что можно уловить падение иголок на землю и журчание воды во рву.       Равнодушие Вороны никуда не девается, почти невидный замах — и, несмотря на попытку Франта сохранить лицо и жизнь, Бранн в одно движение сносит ему голову.       Прядь на челке красиво подлетает в последний раз, голова катится в сторону Финтана и поклонниц, а тело падает на колени и валится набок прямо у ног неблагого. На лице Бранна веер кровавых брызг, но он говорит своим обычным голосом, спокойно так, как может только Ворона:       — Наконец-то я нашел способ заставить благих ши замолчать.       Судорожно переводящие дух благие смотрят на Ворону расширенными от ужаса глазами. Пусть они тоже поняли, что за видимостью игры таилось не слишком доброе дело, но пережить смерть соплеменника — шок.       Шок этот, однако, не распространяется на стражников дома Волка и оторванных от трапезы королевских волков. Вот и Мэй рядом со мной скалится, радостно хлопая ладонями о подоконник. Волки ценят азарт схватки и умение постоять за себя, а Бранн стал Мэю весьма дорог за эти два дня, и видеть бесславную смерть неблагого офицер точно не хотел и не хочет впредь.       Бранн сводит брови — феи в глазах опять похожи на безжалостных воинов — он напоминает мне сейчас… Лорканна! Да, Джокам стоило бы его опасаться — если бы у него было хоть на одну свободу желание захватить их трон.       — Ещё кто-то хочет напомнить мне, что я неблагой? — Бранн держит меч так же на отлете, как в начале схватки, и его нисколько не смущает обезглавленный труп у ног. — Или, может быть, вспомнить, что рожденный птицей не станет волком? Или высказаться о моей родословной? Или о том, что вашему королю стыдно иметь такого друга?       Оглядывается, и это не картинный жест, это действительно интерес, от которого прячут глаза, склоняют головы, скрываются за спинами близстоящих.       — Тогда напоминаю вам то, что уже не раз пытался донести словами: эти темы мне неприятны, — закрепляет эту фразу взглядом, и мне кажется, что видит даже меня.       А потом присаживается и безмятежно вытирает клинок об одежду убитого.       Ох, Дею это не понравится!       Бранн присматривается, словно выискивая что-то, и, проведя по трупу мечом, резким движением вспарывает кожаный доспех и сдирает кусок камзола со спины.       — Еще один, — произносит Ворона и прячет его в карман, но теперь вздрагивают все, дамы ахают, пересчитывая количество лоскутов на куртке неблагого и делая ужасающие выводы, сколько ши этот хладнокровный убийца положил в своей жизни.