А было ли? А может нет?

Когда Джослин открыла глаза, она сидела в ярко-зеленой комнате, обставленной достаточно интересно: софа в стиле рококо с такой же обивкой, как и стены, зеленая тумбочка, зеркала по всем стенам в человеческий рост в рамах того же рококо, а на полу лежал ковер с изумительным рисунком. Джослин-художник сразу оценила всю прелесть ковра: на изумрудно-зеленом фоне был изображен витиеватый герб с огромным количеством завитков и буквой "М" в центре. Залюбовавшись всем этим, девушка не сразу глянула в зеркало на себя, хотя зеркала были повсюду вокруг нее. Помимо всей обстановки комнаты, освещенной мягким светом канделябров, в кресле того же рококо с зеленой обивкой сидела...кто-то. Судя по цвету волос и глаз—Джослин. Но сейчас её кожа будто светилась изнутри, а изумительное зеленое шелковое платье сантиметров на пятнадцать выше колена подчеркивало цвет глаз и цвет волос, которые, между прочим, были завиты аккуратными локонами и аккуратно спадали по плечам. На среднем пальце было одето золотое кольцо с огромным изумрудом, примерно сантиметров три на пять. На голове была маленькая заколка из золота и такого же камня, как и в кольце. Но в отличия от кольца, где был исключительно прямоугольный камень, на заколке камни были в форме листочков, а цельный бриллиант был огранен в виде лилии—любимого цветка Джослин. —Любуешься?— послышался бархатный голос сзади. Валентин. — Ты! Как..! Мог..!!!— в приливе ярости закричала девушка — Прости, Джослин.— виновато произнес Моргенштерн,— Просто... Я не смог удержаться. Ты так красива. А сейчас не двигайся.— тихонько договорил блондин. Он наклонился к Джослин, приблизился вплотную и... достал карандаш для глаз, блеск для губ и тени. Тени были темно-изумрудного оттенка, который так шел Джослин. Когда он закончил, он немного отстранился, показывая девушке ее отражение: скулы стали высокими и тонко очерченными, глаза блестящими и таинственными, а губы, немного блестевшие, искривились в усмешке. Потом вдруг девушке в голову пришла мысль: — Стоп! Я была в комбенезоне, а сейчас в платье. Следовательно... Валентин, кто меня переодел?!— взвилась девушка — Тебе приятнее соврать или сказать правду?— поинтересовался он, не сомневаясь в ответе. — Давай сначала приятное, а потом решу, нужна ли мне правда.— блондин был прав. Он улыбнулся, составляя серьезную конкуренцию Чеширскому коту, и произнес: — Служанка. Глаза Джослин раскрылись в ужасе: — А по правде? — Я,— потупив глазки и шаркая ножкой, признался Валентин. Джослин задумалась. Взвесив "за" и "против", она решила: — Валентин, развяжи меня. Удушу я тебя после чертовых танцев. Глаза Моргенштерна засветились от счастья, переполнившего его. Он аккуратно снял шелковый платок, бывший в тон всему в комнате, с рук Джослин и подал ей руку: — Пошли? Джослин неуверенно кивнула: будто у нее были варианты. У подъезда стояла темно-зеленая гоночная машина— Ягуар. Джослин не отличала их, так что это— примечание наглого и вездесущего автора достоверной истории. Вечеринка была в полном разгаре в школе, когда темно-зеленая машина зашуршала колесами на подъездной дорожке, тормозя у входа. Все внимание устремилось не к тому, кто вышел из машины, а к той, чья ножка, обутая в туфельку, состоящую из пары ремешков и пятнадцати сантиметрового каблука зеленого цвета, ступила на гравий. К той, которой подал руку безукоризненно одетый блондин с черными, как ночь, глазами. Джослин Фэйрчайлд.