Чужаки

      Гитлодей сидел на диване, лениво листал захваченные с работы документы и краем глаза наблюдал за Виринеей, которая, стоя на коленях перед журнальным столиком, по подготовленному ей ранее шаблону вырезала из большого листа бумаги изящных бабочек. Десятью минутами ранее он по её просьбе магией окрасил бумагу в цвета заката, градиентом от бледно-жёлтого до насыщенно-красного, и бабочки получались разных цветов. Виринея аккуратно раскладывала их в ряды по цветам, шоркала лезвием и мурлыкала себе под нос что-то невнятное.       — Что ты там поёшь? — поинтересовался он.       — А, всякое, что на ум придёт.       Она отложила лезвие. Собрала несколько бабочек в горсть, приготовила иголку и принялась нанизывать бабочек на нитку. Потом подняла руку вверх. Бабочки осыпались вниз, повисли на одинаковом расстоянии друг от друга.       — Красиво, — сказал Гитлодей.       — Сейчас соберу ещё несколько. Повешу на стену в спальне, а то там грустно как-то.       — Я удивляюсь тому, насколько это просто.       — Так простота — это один из столпов эстетики. Иногда за что-то простое взгляд цепляется куда сильнее, чем за сложное, в котором надо долго разбираться. А иногда — наоборот, хочется рассматривать и рассматривать, находить в сложном переплетении мелкие интересные детали...       — Ты, я смотрю, разбираешься, — уважительно сказал Видящий.       — Я визуал. Я, если можно так выразиться, люблю глазами.       От него не укрылось, как она в этот момент стрельнула в него взглядом. И что было в этом взгляде.       Вторая нитка легла на стол. Виринея ткнула иголку в подушечку, встала, от души потянулась. Она сегодня была в широких штанах и короткой маечке без рукавов, и та задралась, обнажая подтянутый живот до самой линии рёбер. Гитлодей с трудом сдерживался, чтобы не прикоснуться к ней — желание было слишком сильным.       Видящий на чистых инстинктах подался вперёд. Шёпотом позвал её по имени, готовый... Он не успел не то что сформулировать — даже осознать намерение, как в ту же секунду дверь апартаментов сотряслась от весёлых ударов кулаков, заворочался ключ в замке, и внутрь ворвались довольные как черти Азем и Зак, за которыми спокойно следовал Эмет-Селк.       — Мы пришли! — радостно сообщил Закира, и Гитлодею ничего не оставалось, как отклониться обратно на спинку, испытывая одновременно глубочайшее разочарование, досаду на так не вовремя появившихся друзей и удивление от своей столь неожиданной и эмоциональной реакции на Виринею.       Да какого чёрта... Чем дальше, тем больше она вызывала в нём не просто заинтересованность, но и желание обладать. Нахально, в своём праве касаться ладонью обнажённого тела, целовать розовые губы, острые ключицы, ощущать её тепло и её дыхание... Он осознавал, что начинает влюбляться в неё, и не знал, плохо это или хорошо.       Виринея, Закира и эти бесконечные вечера в их доме кардинально изменили его жизнь, и в этом они были солидарны и с Аидом, и с Дио, и с Венат.       Что тянуло их сюда? Что звало? Поначалу, конечно, желание избавиться от одиночества. Потом — привычка, переросшая в зависимость. Они все стали зависимы от этих уютных вечеров, от этого тепла, от этих бесконечных разговоров, задорного смеха, шутливых споров и понимающего молчания. Все они здесь были равны друг другу, не обременены обязанностями и должностями, статусом и возрастом. И относиться друг к другу должны были, вроде бы, одинаково.       Но был Зак, который был Виринее роднее всех.       Была Венат, которая стала для Зака куда большим, чем просто наставницей.       И была сама Виринея, со своей нежной заботой о нём. Её искреннее беспокойство. Её внимание к деталям. Её взгляды и смущение... Чем это всё было продиктовано? Гитлодей искренне хотел надеяться, что чем-то большим, чем просто дружеское отношение.       — Гитло!!       — А? — он поднял голову. Заметил улыбающуюся Венат и удивился — когда она успела прийти?       Дионис и Аид откровенно посмеивались над ним. Зак возился на кухне вместе с Виринеей, которая и позвала его по имени, требовательно глядя через плечо.       — Третий раз спрашиваю, сладкоежка ты мой задумчивый: пирог с яблоками будешь?       Мир вокруг словно загустел и одновременно осветился. Гитлодей замер, смакуя ласковый тон её голоса и это мимолётное, но так сильно согревшее душу словосочетание «ты мой», но быстро спохватился, понимая, что тянуть с ответом больше нельзя.       — Конечно, буду.       — Могла бы и не спрашивать, — Зак, вытирая полотенцем мокрые руки, подтолкнул Виринею под бок локтём. — Он же главный поедатель всех твоих сладостей. И как не толстеет?       — Обмен веществ, — назидательно сказала Виринея, разрезая пирог. Отнесла его на стол, поставила тарелки. Разложила кусочки.       — Ешьте.       Она была какая-то грустная сегодня. То и дело тёрла пальцами лоб, хмурилась, когда думала, что на неё никто не смотрит. Улыбалась на шуточки Зака и Азема, старалась участвовать в разговоре, но делала это словно через силу и совсем мало смеялась. Гитлодея это встревожило.       Закончив хлопотать с ужином, Виринея села в угол дивана справа от него, поджав под себя ноги. Укуталась в тёплый платок и прикрыла глаза. Поглощённые поеданием ужина и весёлым разговором друзья не обращали на неё никакого внимания, однако Гитлодей то и дело косился на мико’те, тревожно хмуря брови.       Виринея тихонько вздохнула, в полудрёме откинула голову на спинку дивана. Та была деревянной и неудобной, и Видящий сердито подумал, что не может позволить ей отлежать шею в очередной раз. Уже не обращая внимания на друзей, он развернулся, взял её за плечи и привлёк к себе.       Мико’те чуть приоткрыла глаза, что-то муркнула себе под нос, но не проснулась. Тёплым комочком устроилась у него под боком. Гитлодей обнял её одной рукой и всё-таки не выдержал — взглянул на неё вторым зрением, сканируя состояние. Уловил в её виске пульсирующий очаг боли и выдохнул с облегчением — из всех бед, которые он уже успел себе выдумать, её беспокоила всего лишь головная боль. Он накрыл ладонью её висок, и исцеляющее заклинание прорвалось сквозь пальцы мягким зеленоватым свечением, неизбежно привлекая внимание остальных.       — Что? — тревожно спросил Зак.       Гитлодей мягко покачал головой: ничего, уже всё в порядке. Виринея тихонько и размеренно дышала, прислонившись щекой к его груди, выражение её лица стало куда более умиротворённым и даже нежным, её ладонь покоилась на его колене...       ...и всё это выглядело до ужаса правильным. В точности как у Зака и Венат, когда тот ласково прижимался щекой к её колену, сидя на полу у кресла, или зарывался пальцами в её густые белые волосы, а она шутливо дёргала его за уши, зная, что ему приятно.       А самое главное, что даже Аид, от которого Гитлодей ждал меньше всего понимания, смотрел на него и Виринею одобрительно. Словно он, Гитло, сделал то, чего Эмет-Селк от него и хотел.       Комок подступил к горлу. Видящий подождал немного, потом сглотнул его и улыбнулся. Прижал Виринею к себе покрепче, укрыл её платком и сидел так около часа, участвуя в общем разговоре, но в то же время слушая её дыхание.       Венат вздохнула, погладила Зака по голове, с сожалением сказала:       — Пора домой.       — Я провожу тебя! — вскочил виера.       Вслед за ней засобирались по домам и Азем с Эмет-Селком. Гитлодей остался сидеть, боясь потревожить спящую Виринею.       — Давай переложим её на кровать, — предложил Закира, но Видящий покачал головой. Он не хотел беспокоить её и будить раньше времени. Пусть лучше выспится. Это стоило нескольких часов лёгкого неудобства.       Друзья ушли, дверь закрылась за ними. Гитлодей пошевелился, сел удобнее, подложил руку под голову. Виринея всё так же тихо дышала. И, слушая её сопение, он сам стал медленно, но верно проваливаться в сон.       Зак так и не появился — в последнее время взял привычку провожать Венат до самого порога её дома в Элписе, да оставаться там ночевать.       Виринея вдруг пошевелилась, вынырнула из-под его локтя, сонно и ошалело моргая. Оглядела пустую комнату, потом взглянула на него... и покраснела так, что сильнее обычного стали заметны белые треугольные отметины на её лице — клановые метки лунных мико’те, как она однажды объясняла Азему.       — Ну чего ты? — ласково спросил её Гитлодей. — Ну уснула, с кем не бывает.       — Долго я спала? — чуть хрипло спросила Виринея, потёрла пальцами глаза.       — Около часа, — ответил Гитлодей, ласково пригладил ей встрепавшиеся волосы. Она растерянно вытаращилась на него, всё ещё не до конца осознавая произошедшее, потом вспомнила, огляделась ещё раз.       — А где все?..       — Разошлись по домам. Зак пошёл провожать Венат.       Виринея слабо хихикнула. Ещё раз потёрла лицо. Гитлодей встал, потянулся так, что хрустнул позвоночник.       — Прости, — виновато произнесла мико’те. — Доставила тебе неудобство...       — Я сам это выбрал, — Видящий опустился обратно на диван. — Не мог позволить тебе отлежать шею на неудобной спинке. Как ты говоришь — не в мою смену.       Виринея опустила глаза. Долго молчала, потом почти шёпотом сказала:       — Спасибо тебе за заботу...       Гитлодей потянулся к ней, взял её ладонь в свои. Переплёл пальцы.       — Ну не всё же тебе обо мне заботиться. Я тоже хочу.       Она вскинула голову. В чёрных глазах бриллиантами сверкала влага. Гитлодей почти неосознанно склонился ближе к Виринее, поймал пальцами её подбородок и уже был готов поцеловать её, как дверь распахнулась, и на пороге появился Зак.       — Я дома! Ой.       С осознанием того, что натворил, он отступил обратно за порог, но было уже слишком поздно.       Виринея отшатнулась от Гитлодея, забилась в угол дивана. Тот выпустил её пальцы, встал.       — Я пойду.       Когда за ним закрылась дверь, Зак подошёл к сестре.       — Прости... Я не знал. Я думал...       — Ты всё правильно сделал, — тихо сказала она. — Ещё минута, и я бы... я бы не смогла устоять. А так... Уж лучше так, чем... Нет, Зак, ты всё сделал правильно.