Die, die my dear

— Добрый день, герр штандартенфюрер, — вежливо улыбнулась фрау Линдт. Ягер кивнул ей. — Моя жена дома? — Нет, — покачала головой женщина. — Я с утра не видела ее. — Странно, я ведь говорил ей что приеду к пяти, — озадаченно нахмурился Клаус. — Может она оставила записку? — Я сейчас поднимусь и посмотрю, — женщина направилась к лестнице. Ягер чуть заметно ухмыльнулся и уселся в кресло перед камином. Он с интересом прислушивался к тому что происходит наверху, неторопливо раскуривая трубку. Фрау Линдт не было довольно долго, затем он услышал торопливые шаги. Не хватало еще, чтобы эта клуша навернулась с лестницы. — Герр штандартенфюрер! — возбужденно затараторила она. — В спальне все перевернуто вверх дном, словно кто-то в спешке собирался уехать. Я рискнула проверить свои догадки и обнаружила, что чемоданов в шкафу нет. — Вот как? — Ягер «потрясенно» застыл, пытаясь переварить эти новости. Женщина бросила на него сочувственный взгляд. — Возможно фрау Ягер заставили уехать непредвиденные обстоятельства. Она скоро даст о себе знать. — Уверен, что так и есть, — вздохнул он, старательно изображая человека в глубокой растерянности. Отлично. Когда придет время, она подтвердит как герр Ягер был шокирован, узнав что жена бесследно исчезла. Клаус плеснул в бокал немного коньяка. Жаль, что он не может сейчас видеть лицо этой лживой мерзавки. Он сам был далеко не ангелом, но уж во всяком случае ему бы никогда не пришло в голову кувыркаться в постели с соседкой или подругой Эммы. То, что она выбрала в любовники его сослуживца, да еще подчиненного, было унизительно. И ладно был бы достойный соперник. Куда там. Этот Тилике просто влюбленный идиот, не подозревающий что их интрижку давно раскрыли. Неужели он думал, что Клаус как бесхребетный осел стерпит такое унижение? — Как провели вечер? — Ходили с женой в кино, — Клаус, чуть прищурившись, разглядывает безмятежно-спокойное лицо Тилике. — Фильм хороший? — Как сказать, — иронично цедит Клаус. — История запретной любви. Наивный глупец влюбляется в женщину, которая для него недосягаема, впрочем дама отвечает ему взаимностью. Одна беда — она замужем и вскоре начинается самое интересное, муж начинает кое о чем догадываться. Романтичная чушь, но женщинам такое нравится, правда? Кто-то из офицеров добродушно подшучивает, а этот мальчишка имеет наглость ответить. — Вы считаете, что любовь — это чушь? — Любовь, разумеется — нет, но вот адюльтер к ней вряд ли относится, — категорично отрезает Клаус. — И чем же все закончилось? — Чем обычно заканчиваются подобные истории — трагически, конечно же, — Ягер небрежно усмехается, отмечая как Тилике отводит взгляд. Поначалу он просто хотел, используя влияние Гудериана, сломать мальчишке карьеру. Или состряпать обвинение, по которому тот бы угодил в лагерь. Но это было бы слишком просто. К тому же возможно Эмма бы и после этого не отвернулась от него. А он не собирался давать этим предателям возможность соединиться. Постепенно в его голове родился ювелирно выстроенный план, согласно которому Эмма тоже получит по заслугам. Объясняться с ней он не видел смысла. Она взрослая женщина, не девчонка и прекрасно понимала что делает. И вряд ли испытывает раскаяние, так что говорить им не о чем. И вообще, он привык не говорить, а действовать. — Герр обершарфюрер, мне нужны эти бумаги сегодня. — Но я боюсь, что не успею подготовить их до вечера, — Тилике нехотя поднял глаза, отрываясь от груды папок. — Ну значит привезете их ко мне, когда они будут готовы. Хоть в два ночи, — Ягер холодно улыбнулся. — А я в свою очередь отмечу вашу старательность в беседе с генералом. Их легко было заманить в ловушку, так легко… Клауса всегда удивляло с какой легкостью женщины могут перевоплощаться в актрис, если того требуют обстоятельства. Еще недавно его женушка миловалась с другим в номере отеля, и вот — пожалуйста. Сидит как ни в чем ни бывало и улыбается ему так нежно, что он бы ни за что не поверил в ее ложь, если бы не видел это своими глазами. Что ж, по крайней мере в одном он уверен — в постели она не притворяется. Слишком хорошо он изучил ее тело, умело распознавая каждый стон, каждое касание. Вот только на одном сексе браки не держатся. Удовольствие в койке он может получить с кем угодно. Куда ценнее любовь женщины, ее преданность. Эмма с такой легкостью все это разрушила… Клаус с сожалением провел ладонью по ее щеке, зная что касается ее в последний раз. Эмма сонно пошевелилась, прижавшись к нему ближе. Он нехотя отстранился и стал неторопливо одеваться. Взглянув на часы, бесшумно вышел из спальни. Пора бы уже любителю чужих жен и появиться, — раздраженно подумал Клаус. Он хотел поскорее покончить с этим делом. Не потому что его терзали сомнения и угрызения совести. Конечно же убивать ему приходилось не раз и не два. Просто когда ты стреляешь, четко понимая что перед тобой враг — это одно, а убить своего, немца… Было в этом что-то неправильное, гадкое. Но еще более гадкое — чувствовать унижение, разъедающее душу ядом. Ощущать свое бессилие при поражении, когда не можешь ответить своему противнику. Больше никогда и никому он не позволит делать из себя посмешище. И если русский танкист остался для него недосягаем, то уж с этой парочкой он в силах разобраться. Как там говорится, «пока смерть не разлучит нас»? Услышав шум подъехавшей машины, Клаус улыбнулся. Птички попались в клетку. — Проходите, — он гостеприимно распахнул дверь. — Я знал что могу на вас рассчитывать. — Мне это было нетрудно, герр штандартенфюрер, — Тилике протянул ему кожаную папку с документами. Этот щенок еще имел наглость улыбаться, глядя ему в глаза. Ягер почувствовал как внутри всколыхнулась ледяная ярость. Смотрит невинными глазами, да так убедительно. Вот только он своими ушами слышал, как этот мерзавец убеждал Эмму бежать. Что ж, он им это устроит — романтическое путешествие в один конец. — Предлагаю выпить, — Клаус плеснул коньяк в два бокала. — На улице холодина, а вам еще возвращаться в город. — Благодарю, — Тилике смущенно улыбнулся. — Вы говорили кому-то об этих документах? — вкрадчиво спросил Ягер. — Нет, вы же сказали что это секретное дело, — что ж, будем надеяться что в вопросах службы он более порядочен, чем в остальном. — Отлично, — улыбнулся Клаус. — Можете завтра взять выходной. — Благодарю, герр штандартенфюрер. — А что так официально? — сухо рассмеялся Ягер. — Думаю ты вполне можешь обращаться ко мне Клаус. Тилике непонимающе моргнул. — Мы же, можно сказать, друзья по несчастью — любим одну женщину. — Так вы все знаете? — растерянно спросил Тилике. Ягер медленно кивнул. Да, такой вот сюрприз — он все знает! — Я давно хотел поговорить с вами и теперь наверное это будет проще. Наивный щенок, он действительно думает, что с ним будут разговаривать? — Да не вопрос, — «добродушно» ухмыльнулся Ягер. — Делить свою женщину не в моих правилах. Так что — уступаю без боя. — Вы серьезно? — недоверчиво спросил Тилике. — Я похож на человека, который любит шутить? — Клаус небрежно пожал плечами. — Нет, что вы, просто я удивлен… Ягер отошел к секретеру и незаметно открыл ящик. — Когда я могу поговорить с Эммой? — Тилике нервно улыбнулся и тут же поправился. — То есть… я имею в виду я готов ждать сколько нужно… Клаус стиснул пистолет и медленно двинулся назад, к дивану. — Полагаю тебе не придется долго ее ждать, — схватив с дивана подушку, он резко нажал на курок. На пол брызнули сгустки крови и мозгового вещества. Клаус перехватил безвольно осевшее тело, не давая ему упасть на пол. Он конечно подстраховался и подсыпал Эмме в шампанское немного снотворного, но лучше обойтись без лишнего шума. — Вот теперь, ублюдок, надеюсь ты по-настоящему удивлен, — прошипел Ягер, стирая платком капли крови с щеки.

***

— Хайн… Боже мой… нет… — Эмма почувствовала как грудь стискивают судорожные рыдания. Голова кружилась и болела так, словно она выпила не меньше бутылки шнапса. «Клаус что-то подсыпал в шампанское, — догадалась она. — Поэтому я так крепко спала и ничего не услышала». Хладнокровный мерзавец продумал изощренную месть. Как-то заманил сюда Хайна, а затем убил его. А перед этим искусно притворялся, чтобы она ничего не заподозрила. Ну и как ей выбраться из этого проклятого дома, если она голая прикована к трупу, а вокруг на много миль ни души? Лучше бы он застрелил ее как Хайна. — Чтоб ты сдох, ублюдок! — в отчаянии выкрикнула Эмма. Заметив на тумбочке бутылку коньяка, она истерично расхохоталась. Ну надо же, какая забота, оставить ей это, но не оставить ни капли воды! Схватив бутылку, она залпом отхлебнула обжигающую жидкость. — Ты не имел никакого права так поступать! — так долго сдерживаемая ярость рвалась сейчас судорожными выкриками. — Я годами терпела твои измены! Ты относился ко мне как к вещи, растоптал мою любовь! Сколько раз я просила поговорить со мной, но ты замкнулся в себе! Ты лишь кормил меня лживыми обещаниями, а я тоже человек… ! Я хотела хотя бы немного счастья…а не вот эти дурацкие побрякушки! Нащупав подаренное ожерелье, она с силой рванула его и отшвырнула словно ядовитую змею. Отчаянные рыдания сдавили горло. Мертвое глаза Хайна продолжали смотреть на нее. Дрожащими пальцами она коснулась его век. Острое чувство вины сдавило ей сердце. Она побоялась довериться ему, позволив сомнениям взять верх, а теперь… Он погиб из-за нее. — Прости меня, — беспомощно всхлипывала Эмма. — Прости… Эмма не знала сколько прошло времени — сутки, больше? Она словно провалилась в какое-то отупляющее оцепенения, время от времени прикладываясь к бутылке. Скоро ее начнет мучить голод и жажда. Неужели Клаус такое чудовище, что бросил ее вот так умирать медленной смертью? Не может быть. Скорее всего решил ее проучить. Он вот-вот вернется. Наговорит конечно кучу гадостей, запугает, чтобы молчала про Хайна. Возможно даже запрет в какой-нибудь лечебнице как сделал с несчастной Мартой ее муж. Но не бросит ее умирать такой жуткой смертью. — Он вернется, — упрямо бормотала она. - Вернется… А если нет? Липкий страх сжал горло. Впрочем выбора у нее особо не было - кто знает что еще он с ней сделает? Напуганная, раздавленная она понимала, что согласится на что угодно, лишь он вытащил ее отсюда. Господи, какая же она дура что не сбежала с Хайном. Идиотка! Как можно было не замечать, что война безвозвратно изменила его? — Я сегодня слышала как Илзе рассказывала что в России сжигают евреев и русских как крыс, загнав в амбары. Бред какой-то. — Почему же? — отозвался Клаус, отрываясь от газеты которую он читал. — Ты что, сам не понимаешь что это бесчеловечно? — возмущенно спросила Эмма. — Такая жестокость… — Такая жестокость вполне оправдана на фронте, дорогая, — невозмутимо ответил он. Но одно дело — убить бесправного еврея, а другое — собственную жену. Ее же будут искать, и Хайна тоже. Она читала в каком-то детективе что в убийстве жены в первую очередь подозревают обычно мужа. А ведь Клаус далеко не глуп. Но время продолжало тянуться, а мертвую тишину вокруг не нарушил ни один звук. Постепенно Эмма стала понимать, что никто не придет ей на помощь, а если и придет будет слишком поздно. Человек не может протянуть без еды и воды дольше недели. Уже прошло трое суток… Совсем скоро муки голода и жажды станут невыносимыми. Эмма протянула руку и нащупала бутылку. От спиртного жажда будет лишь сильнее, ну и черт с ним. Коньяк поможет ей забыться тяжелым сном, и возможно она просто больше не проснется. Вот черт! На дне плескалось жалкие капли. В отчаянии она запустила пустую бутылку об стену.

***

— Что с тобой, Клаус? — Гудериан уже давно заметил, что тот с отсутствующим видом ковыряет вилкой бифштекс. — Эмма ушла от меня, — тихо ответил он. — Ушла? — прищурился генерал. — В последнее время мы не очень ладили, — в глазах Клауса мелькнула боль. — Она постоянно жаловалась что я пропадаю в штабе, но видит Бог я старался все исправить. Мы отметили годовщину свадьбы и все было хорошо, а на следующий день я вернулся и обнаружил что она собрала вещи и уехала. Не оставила даже прощальной записки, — Клаус говорил медленно, словно через силу. Гудериан сочувственно кивнул. — Никогда не понимал что творится у голове у некоторых женщин. Ты дал ей все, что нужно для счастья. Клаус рассеянно кивнул. — Я понимаю, что ты выбит из колеи, но не вздумай раскисать. — Не беспокойтесь, я с головой уйду в работу. Сейчас как раз готовится новый выпуск курсантов. — Хорошо, — кивнул Гудериан. — Но есть еще кое-что, что ты должен знать. Клаус вопросительно посмотрел на него. — Обершарфюрер Тилике три дня назад пропал. Мы отправили к нему на квартиру людей — там все перевернуто вверх дном. Видимо этот подлец сбежал. Мы расставили на дорогах патрули, но он мог заранее озаботиться поддельным паспортом. И еще там нашли вот это, — он протянул конверт. — Что это? — Клаус непонимающе уставился на фотографию Эммы. — Похоже у них был роман. Клаус тяжело вздохнул. — Не волнуйся, мой мальчик, я предупредил чтобы это осталось в тайне, — успокаивающе улыбнулся генерал. — Никому не позволено делать из тебя посмешище. Мы найдем их. Этого предателя ждет трибунал, а уж как поступить с ней решай сам. Клаус подавил усмешку. О да, он решит. Уже решил. Все эти дни он представлял, что происходит в доме у озера. Жаль, что он не может увидеть это своими глазами. Лицо Эммы, когда она проснулась и обнаружила его последний сюрприз. Понимание, что она скоро присоединится к своему любимому. Дверь в спальню он надежно запер, да и освободиться от такого груза ей будет сложно. А точнее невозможно — никаких инструментов под рукой нет. Он предусмотрительно проверил каждый ящик трюмо. Разве что вылезти в окно? Возможно одна она смогла бы — размеры позволяют. Но вот протащить своего любовника она явно не сможет. Остается медленная смерть от голода и жажды. Клаус плеснул себе коньяка и медленно отпил глоток. Жестоко? Более чем. Но она это заслужила. Возможно интрижку он бы, скрепя сердце, простил, но она посмела его предать. Клялась в вечной любви — и что? Говорит те же слова этому крысенышу. Точнее говорила. Но дело не только в нем. Он просто знал, что она разлюбила его еще раньше. Некстати вспомнился подслушанный разговор с ее подругой. — После возвращения Клаус так изменился. … — Еще бы, один этот жуткий шрам чего стоит… — Он словно другой человек… А каким он должен был вернуться? Потерпел унизительное поражение, лишился лица, да еще оказалось, что жена не смогла уберечь их ребенка? — Я предупреждал вашу жену, что нервничать в ее положении нежелательно и предлагал успокоительные препараты, но она отказалась их принимать. Допустим на сплетни с подругами он не стал бы обращать внимания. Но потерю ребенка забыть не смог. Также, как и напрямую обвинить ее в этом. Вот только то самое трепетное чувство, которое он испытывал к ней в первые годы брака, куда-то улетучилось. Он пробовал найти утешения в объятиях других женщин, не воспринимая всерьез ни одну из них. Конечно же он видел как страдает Эмма и периодически мучился смутным чувством вины. Которое, впрочем, быстро проходило, оставляя удовлетворение властью — как бы там ни было, она будет с ним. И это пожалуй единственное, что он может контролировать. Проводив Гудериана задумчивым взглядом, Клаус стал набивать табаком трубку. Его никто ни в чем не подозревает, но все же нужно вернуться чтобы уничтожить улики. Улики — это тела Тилике. И Эммы. Прошло три дня, слишком рано. Она скорее всего еще жива, и он не уверен что сможет убить ее собственными руками. Говорят месть приносит удовлетворение. Клаус мог бы с этим поспорить. Нет, он не жалел что пристрелил гаденыша, который посмел считать, что ему позволено присвоить чужое. Но вот Эмма… Клаус не мог сказать чувствует ли он еще к ней любовь, но вот злость от того, что его почти идеальный брак разрушен, он чувствовал. Хотя ее ведь нельзя было назвать идеальной женой. Она не любила светскую жизнь, не отличалась каким-то яркими талантами, как Эмми Геринг и не могла гордиться тем, что родила семерых детей как Магда Геббельс. Так неужели сложно было просто оставаться его женой? Ведь он почти ничего от нее не требовал — кроме как принимать его каким есть и быть рядом. Клаус раздраженно полез за бумажником и неловко задел локтем стакан. — Ничего страшного, я сейчас уберу, — подскочила услужливая официантка. Клаус с досадой подумал что несмотря на злость и уязвленное самолюбие, все еще хочет увидеть ее. Теперь, когда сорваны все лживые покровы, посмотреть ей в глаза и спросить. Ты действительно любила его, или это было местью мне? Как быстро она забыла все что было между ними? Говорила ли она ему те же слова любви что и ему? Что такого он мог тебе дать, чего не давал я? Может в постели он лучше? Он понимал что в этих вопросах уже нет никакого смысла. Эмма скажет ему все что угодно, лишь бы остаться в живых. А если так и поступить? Она усвоит этот урок и у них будет все по-прежнему. Даже если твои уста сейчас врут Если твое слово обманет меня, Я требую от тебя: оставайся здесь, Останься здесь, останься здесь, останься со мной! Голос певицы плавно лился, словно проникая в сердце. Похоже с возрастом он становится сентиментальным идиотом. Все ведь просто — предательство, в отличие от глупости, прощать нельзя. И он не собирается остаток жизни гадать о ком думает его жена, ложась с ним в постель. Клаус расплатился по счету и торопливо вышел из ресторана.

***

— Я еще раз прошу тебя, Эмма, бежим, — Тилике умоляюще смотрит ей в глаза. Горячие ладони крепко сжимают ее руки. — Будешь ты со мной или нет, это неважно. Ты достойна лучшей жизни, поэтому должна бежать от него. — Слишком поздно бежать, — всхлипывает Эмма, касаясь холодного металла на запястье. — Не поздно, нет, — настойчиво тормошит ее Хайн. — Подумай что будет, если он придет сюда? Ну и пусть. Эмма вяло пожимает плечами. Пусть уже убьет ее совсем, все лучше чем жить вместе после того что он сделал. — Послушай меня, ты должна сделать следующее… Эмма очнулась, вынырнув из вязкой реальности сна. Хайн по-прежнему лежал рядом, холодный, неподвижный. Если бы ее сон стал реальностью… А может наоборот, именно этот кошмар и есть сон? Возможно она просто сходит с ума. Эмма снова закрыла глаза. У нее больше не осталось ни на что сил, даже на слезы. Желудок сжало болезненным спазмом, а в горле пересохло так, что было трудно дышать. «Скоро все закончится» — обреченно подумала она. — Ты должна бежать, Эмма, — прошелестел знакомый голос. — Тебя нет… — сдавленно простонала она. Это галлюцинация… — Хватит мучить меня, ты мертв… — Мертв, — мягко отозвался голос Хайна в ее голове. — Но ты — нет, и ты должна жить. Эмма, сделай как я говорю…