***
— Петров! — фамилия разнеслась по классу, словно гром по равнине, отражаясь от стен. Довольно высокий, как мне казалось, светло-русый мальчик нормально одет, и можно даже сказать симпатичен. Но самое главное — он новенький. Этот факт одновременно давал надежду и давил как пресс. Я видела в этом пареньке невероятную для себя возможность: наконец обрести необремененного предвзятостью ко мне знакомого, но перспективу омрачала его неизвестность и надобность торопиться, прежде чем вся школа не «познакомила» нас сама. Я подпираю голову локтем и будто невзначай мельком окидываю расположившегося на последней парте, за Бабурином, парня. Тот достает из портфеля школьные принадлежности и что-то, похожее на маленькую тетрадку в твердой обложке, и принимается записывать с доски. Звенит звонок. Сама не замечая как, вопреки своему желанию подойти к Петрову на перемене, я позволяю одноклассницам утащить себя в коридор для, «ну очень важных обсуждений». — Новенький… — Видали, новичка к нам в класс засунули… — Какой-то он не такой… Гадюки со всего коридора сползлись, чтобы, как они это любят, обмыть всем косточки и распространить еще больше сплетен. Гнуснее занятия и быть не может. «Подружки» по одной высказываются собранию. Медленно, но верно очередь говорить двигается ко мне. Одна только мысль, что мне в угоду положения сейчас, кажется, придется кусать возможную руку помощи, бьет под дых. Блестящие крысиные глазки собравшихся вокруг девочек жадно останавливаются на мне. — А ты, Катя, что скажешь? Сердце ёкает, и я судорожно пытаюсь придумать, что сказать. Напряжение растет и накаляется, как пружина в лампочке. Я открываю рот, но внезапно, прямо на меня, судя по всему направленный сильным толчком, падает объект здешнего обсуждения. Почти шмякаясь на пол, Петров находит руками опору, которой оказываюсь я, а точнее моя грудь. — Ай… — только и успеваю пискнуть, ловя его за локти. — Прости, ты в порядке? — быстро протараторил он тут же убирая руки, попутно краснея до кончиков ушей. Мои щеки пылают, и я в растерянности стою, раскрыв рот. Это видели все, и тут замешаны мы оба. Что же делать? Маленький черный червь в голове предлагает немедленно обозвать Петрова извращенцем, отвесить оплеуху и, смеясь, пригрозить отчислением, тем самым еще больше прославить себя как «королеву СТЕРВятников». Но сознанием я понимаю, что это мне просто отвратительно. Однако решение надо принять, и срочно. — Пойдем-ка со мной, — я произношу эти слова серьезным тоном, для пущей уверенности опустив брови и хватая его за запястье. — С классной будешь разбираться, как руки распускать! — я настойчиво волоку его к лестнице. Сзади словно стая ворон галдит девичья компания. Слышны возгласы то одобрения, то негодования, то провокаций, но мне просто плевать. Мы поднимаемся на этаж выше, где и располагается учительская. Завожу покорно бредущего за мной Петрова за угол и наконец отпускаю. — Прости, — шепчу я, одновременно прислушиваясь, не идет ли кто из зевак. Парень явно ожидал что сейчас ему придется краснеть перед классной, поэтому, пользуясь ситуацией, тут же начинает оправдываться. — Ты чего, это мне надо извиняться. Мне правда стыдно, я не хотел, меня этот боров толкнул. Учитывая внезапность его появления и проделанный полет, его оправдания действительно находили объяснение в превосходящей его силе Бабурина. — Ладно, что уж там, забыли. Ты меня тоже прости, что так резко тебя выдернула, да еще и накричала. — Я протянула ему ладонь. — Катя. — Антон, — он робко коснулся протянутой руки, но затем уверенно пожал ее. — Будем знакомы.***
Пуховик, варежки, шарф и шапка с помпоном. Малышня кидается снегом, старшаки судорожно передают друг другу где-то надыбанную сигаретку от «Camel», а я стою в кругу неизменных, плющихся ядом «товарок» готовых вцепится друг другу в глотки из-за абсолютно не важного спора. Какая вообще разница у кого новый модный журнал и на кого вчера так чарующе посмотрел Сахаров из 7 «А»? От их визгов голова уже трещит и хочется ударить кого-то. Я смотрю по сторонам в попытках отвлечь себя от не интересующей меня компании и замечаю выходящего на школьное крыльцо Антона. Он одет в почти сливающуюся с его волосами белую вязаную шапку с вышитыми красной ниткой полосами и много раз повторяющимся словом «спорт» и бежевого цвета куртку Он замечает меня. При всей пестроте моей одежды, было бы странно если бы не заметил. Смотрит на меня, затем на компанию и, на мгновение поджав губы, отводит глаза. Стоит на крыльце еще какое-то время и наконец трогается в путь, проходя мимо нас будто не замечая. Мне хочется прямо сейчас ринуться за ним, избавить себя от бремени окружающих. Но я жду, терплю чтобы не сорваться с места и не дать повод всем школьным сплетницам трубить завтра по округе «Смирнова за новеньким в припрыжку ходит». Петров удаляется на приличное расстояние, и я решаю действовать. Увлеченные поливанием друг друга грязью девочки ведутся на простейшую отговорку о горе уроков и поздний час, и я как можно быстрее спешу ретироваться. Антон грустно бредет по лесной тропинке смотря в землю. По одному косому взгляду можно понять, что мальчика что-то гложет, и он не спешит возвращаться домой. — Эй, ты чего? — я подхожу к нему чуть ли не в плотную, слегка толкая локтем. Он поднимает глаза, слегка улыбается. — Да ничего, просто домой не хочу, — его лицо снова омрачается. Пару секунд мы молчим. — Я тут только первый день, но как мне кажется, они тебе не пара, — внезапно выдает он. Сделанное ни с того ни с сего заявление вводит меня в ступор. Неужели я настолько не вписываюсь, что это видно невооружённым глазом? — С чего это ты взял? — осторожно начинаю разузнавать я. — Я наблюдал за вами на переменах и на уроке. Ты совсем другая. Каждое его заявление повергает в шок. Не знаю, что и отвечать. — И чем же это я другая? — на всякий случай говорю отстраненно. — Ты хорошая. Фраза простая, но слова разрезают воздух и отдаются звоном в ушах. Никогда еще мне не доводилось слышать что-то настолько простое, но в тоже время нужное от кого-то кроме отца, и в редких случаях матери. — Совсем не похожа ни на одну из крутящихся вокруг тебя забияк, — продолжает Петров, видимо плохо восприняв мое молчание. — Спасибо… — шепчу тихо и через силу. Перед нами вырастает одиноко стоящий на поляне двухэтажный дом огороженный хлипким забором. — Ну вот и дом, — говорит он с какой-то грустью. — До завтра? — улыбается и протягивает руку. — До завтра, — отвечаю на рукопожатие слабо поддернув уголки губ. Антон скрывается за дверью, пока я все стою, держась о колышки забора и провожая его глазами. Как бы мне хотелось, чтобы его описание было правдой, и ему не пришлось бы менять свое мнение. Но разве может такая как я быть по-настоящему хорошей?