Второй шанс

Солнце скрылось за бескрайней линией горизонта, уступая свои владения бесстрастной луне. Блёклый месяц висел в тёмном небе, одаривая кроны деревьев и крыши домов слабым свечением. Непроглядная тьма властвовала над землёй, когда за углом сарая мелькнула крупная тень, вскоре исчезнувшая под соломенным козырьком дровяника. Нервно заламывая пальцы, ночная гостья выжидающе расхаживала по каменистой насыпи, занесённой не прекращающим идти снегом. Девушка успела вытоптать вокруг себя небольшой островок, который нещадно продолжало заметать крупными хлопьями. Наконец она остановилась, засмотревшись на выглянувшую из-за неторопливо плывущих по небу облаков луну, и выдохнула облако пара. Мгновение спустя снег захрустел уже под чужими ногами, вынуждая её резко и настороженно обернуться к гостю. Впрочем, при виде его лица девичьи черты смягчились. — Ариан, — голос Т/и прозвучал приглушённо, отчего слово утонуло в свисте ветра, но юноша прекрасно знал движения её губ, когда она произносила его имя. — Здравствуй, дражайшая Т/и, — со всей возможной нежностью сказал он, откинув глубокий капюшон. От этих слов между широкими и тёмными, как смоль, бровями девушки на долю секунды пролегла складка, но тут же бесследно исчезла, а на пухлых губах расцвела улыбка, когда юный принц подошёл к Т/и почти вплотную. Она умиротворённо вздохнула и прикрыла глаза, ощутив приятное тепло его тела, и, повинуясь порыву, прильнула к юноше, уткнулась покрасневшим кончиком носа ему в шею, вдыхая знакомый запах кедра и чернил вперемешку с воском. В её голове мелькнула мысль о том, что Ариан долгое время провёл за письмом, прежде чем явиться сюда. Сквозь плотную ткань алого плаща Т/и чувствовала крепкие ладони принца Серата на спине. Он несильно, но настойчиво растирал её плечо и поясницу, отчего ей стало значительно теплее, и всё же она нехотя отстранилась от него. — Я… — начала Мара, но стоило ей взглянуть в светло-карие глаза, которые напоминали луговой мёд, как в горле застрял ком сожаления. — Прости, мы больше не можем встречаться. Сёстры всё узнали и запретили нам видеться, — объяснялась она, опустив взгляд на их переплетённые пальцы. — С самого начала всё было глупой затеей. Марам ведь нельзя заключать браки, а я не послушалась. Мне жаль. Я виновата. Не следовало мне так бездумно поступать. По окончании отрывистого монолога, эмоциональность которого нарастала, подобно тому, как резво набирает скорость снежный ком, девушка увидела, а вскоре и почувствовала, как горячие и чуть шершавые пальцы легли на её подбородок, заставляя поднять голову. — У них ведь нет на тебя прав, ты не обязана слушать кучку старых дев, — обвиняющим тоном заявил Ариан, в чьём голосе проскользнула ранее не слышимая раздражительность. — Так велит Богиня. Ты же знаешь, что моя жизнь совершенно мне не принадлежит, — Т/и умоляюще смотрела на возлюбленного, запоминая каждую черту его лица — от чётких линий скул до мягких пшеничных волос, в которые она так любила зарываться пальцами. — Пожалуйста, — она коснулась его лба своим. — Мы не можем. Я не должна, не могу быть твоей, как бы сильно ни хотела. У неё забрали всё. Последние восемь зим она провела в храме, ни разу не увидев родителей, и никогда больше не встретится с ними, у неё никогда не будет своих детей или мужа. Ей запрещено любить. Запрещено жить для себя. Одно сплошное услужение Моране, тренировки да истребление нечисти. Ничего настоящего… кроме Ариана. Но и его у неё вот-вот отнимут. — Не молчи, скажи хоть что-то. Но ответа не последовало. Лишь поцелуй, оказавшийся красноречивее слов. Т/и ощутила, как горечь неминуемого расставания смешалась с желанием юноши. Ласнецов собственнически сминал девичьи губы, которые никогда не будут ему принадлежать. Холодные ладони Мары легли на раскрасневшиеся щёки принца, и тот притянул её ближе, запуская пальцы левой руки в копну длинных волос. — Раз твоя жизнь тебе не принадлежит… — обречённо прошептал он, отстранившись и заглянув в голубые глаза с серым, словно небо перед штормом, оттенком, — то какой от неё толк? Он вновь коснулся пухлых губ и сильно стянул волосы Т/и на затылке, прежде чем девушка уловила точный смысл сказанных им слов и осознала, что пробивший её озноб и острая боль были вовсе не связаны с разбившимся сердцем. Её ладони всё ещё покоились на скулах принца, поэтому она попыталась оттолкнуть его, скользнув к подбородку и надавив вниз и в сторону. Сбивчиво дыша, она опустила взгляд и успела заметить блеск чёрного металла, из которого была выполнена ручка кинжала, но цепкие пальцы Ариана продолжали больно стягивать её волосы, отчего голову пришлось вновь поднять. Отбросив муки расставания, Т/и выставила одну ногу вперёд для большей устойчивости, упёрлась правой рукой в плечо молодого человека, а левой ухватилась за сгиб его кисти, нажимая и выкручивая её. Каждое движение было быстрым и чётким, как и учила сестра Кира. Ласнецов вскрикнул вслед за девушкой, ноги которой подкосились, стоило лезвию покинуть её плоть. В светлых глазах проступили слёзы, и Мара подалась вперёд в приступе жгучей боли, но принц подхватил её, нанося второй удар в живот. На языке появился отвратный металлический привкус крови. Лицо Ариана исказила гримаса злобы, его тёплые карие глаза стали жестокими, а мягкие губы изогнулись в ненавистном оскале. При попытке сделать небольшой вдох в груди у Т/и закололо, а живот сковало раскалёнными цепями, из-за чего колени окончательно подогнулись. Свободная ладонь принца легла поверх рельефной рукояти, лишая Т/и возможности вновь вынуть кинжал. Она мотнула головой, избавляясь от пелены, но ясность взгляда упорно не возвращалась, а в висках, пульсируя, словно звенели колокола. Вкус крови во рту всё усиливался, пока нечто холодное и тягучее не коснулось нижней губы девушки, а на белоснежный покров под ногами сератианца не упала капля насыщенно алого, точно ткань её плаща, цвета. Кровь Мары. Ариан всё ещё удерживал девичье тело от падения, и на мгновение Т/и обрадовалась, что не видит его лица, мысли о котором теперь причиняли лишь тупую боль, заполняя сознание пустотой, схожей с тем онемением, что сейчас овладевало её внутренними органами. Тот, кто клялся в любви. Тот, в чьих глазах, как ей казалось, отражались искренние чувства. Он был единственным лучиком света, чем-то настоящим. Был… но он ненастоящий. Жестокий и лживый. И Ариан Ласнецов разбил ей сердце, пролил кровь Мары, полюбившей его безмерно. Сдерживая рыдания, Т/и зажмурилась и выпустила прерывистый вздох, походивший на рык загнанного и разгневанного зверя. Теперь уже до незначительной боли сжав челюсти, она набрала в грудь воздух и, превозмогая жуткий звон, поднялась, после чего резко ударила в горло юноши, зацепила пальцами его брошь с сератским шакалом. Когда она выпрямилась, перед глазами всё поплыло, белая пелена вернулась. Без броши плащ начал спадать с крепких плеч, и молодой наследник, отшатнувшийся от девушки, не заметил, как наступил на его подол. Поддев его ногу, Т/и лишь ускорила падение, о котором её оповестил шорох ботинок и грохот, как от брошенного наземь тяжёлого мешка. Очередной вздох заставил её согнуться, сжаться и невольно взвыть. Позволив себе минутную слабость и слёзы, из-за которых лицо нещадно покалывало на морозе, она огляделась в поисках подобия шеста, будучи уверенной, что не сможет добраться до сестёр на своих двоих. Кровь бурлила, отчего у Мары заложило уши, а голова буквально трещала по швам. Светлая ткань её блузы с кружевными оборками была вся в крови, а из живота торчала рукоять кинжала искусной работы. Девушку начинало лихорадить. Ей чудилось, что от кожи исходил пар, встречаясь с январским морозом. Голова была гулкой — все мысли испарились, оставляя место пустоте. Такой ощутимой и давящей, стремящейся поглотить сознание Т/и без остатка. Ни боли, ни страха, ни слёз. Ничего. Лишь снег… и лужа неестественно тёмной жидкости. Её крови. Она умирала. Взглянув на алый плащ, она словно пробудилась ото сна, вспоминая яркие изумрудные глаза Киры, вздёрнутый подбородок Ирины и манящий голос Лады. Она вспомнила сестёр, которых подвела. Ей необходимо было перед ними извиниться, она должна вернуться. Идти, ей просто нужно идти. Положив вторую ладонь на рану, Т/и сделала шаг. Первый, затем второй. С трудом передвигая, а скорее, волоча ноги, она покинула дровяник, где без сознания лежал принц, и скрылась в лесу, отделяющем её от храма. Липкая кровь покрывала ладони, стекала по штанам к подошвам сапог, оставлявшим кровавые следы на протяжении всего пути, который казался нескончаемым и бесцельным. Спустя какое-то время, Т/и точно не знала, в её голове стали зарождаться мысли о том, что она, самая никчёмная Мара, попросту потерялась и теперь сгинет среди сугробов, в луже собственной крови, а главное — по собственной дурости. Её не найдут, и лесное зверьё растащит по своим норам кусочки её тела. От неё не останется ничего. Приступ кашля и последовавшая за ним волна боли оказались спасительным оплотом в море безнадёжных терзаний. Голова была уже не ватной, а точно чугунной, и удерживать её становилось всё сложнее, Т/и так и хотелось припасть к деревцу, всего на минутку. На одну… нет. Если она споткнётся или остановится, чтобы передохнуть, то уже точно не сдвинется с места. Нужно идти. Просто идти. Кожу на шее и подбородке неприятно стягивало от засохшей крови, а дорожки слёз покусывал мороз, но Т/и перебирала ногами, преодолевая сугробы напрямик. Кожу ступней холодил проскользнувший в сапоги снег, бодрящий затуманенное сознание. Правая рука Мары повисла вдоль туловища, а левая будто примёрзла, не сдаваясь под гнётом бессилия, ломящего тело. Кровь шла слабее, но порой девичью грудь сотрясали приступы кашля, после которого на снегу разрасталось очередное багровое пятно. Вдали мелькнуло нечто светлое, и Т/и зажмурилась, тряхнула головой, после чего вновь посмотрела на колышущийся огонёк. Храм. Сёстры близко. Последние силы покидали девушку, когда она заметила женский силуэт в алом плаще и с такими же чёрными волосами. Та Мара тоже увидела вышедшую из леса сестру и беспокойно оглядела её с ног до головы, но вздох облегчения так и не сорвался с её губ. Мертвенно бледная Т/и споткнулась о собственные ноги и рухнула на снег, забрызгав его своей кровью. Подбежав к ней, Мара увидела торчавший из живота кинжал, а затем ужаснулась количеству крови, которая покрывала сестру. Немыслимо, как ей только удалось дойти до храма в таком состоянии и как долго она вообще шла. Голубые глаза Т/и стали абсолютно серыми, как и кожа. Девушка стискивала что-то в ладони, сомкнутой на животе. Разжав одеревеневшие пальцы, Мара обнаружила брошь с сератским шакалом. — Ар…и-и…ан, — прошептала Т/и, заходясь в кашле. Сестра усадила её, но она лишь постаралась вложить брошь в её ладонь. — Прос-тите меня, — кровь вновь залила подбородок. — Простите. Отяжелевшая рука упала на снег, но раненая девушка ничего не чувствовала. Ни боли, ни холода. Уже ничего, кроме всепоглощающей пустоты. Последняя слеза скатилась по её замёрзшей щеке и пропала в багровом снегу. Пухлые губы покрывались корочкой льда и всё больше синели, а блёклые, прежде небесно-серебристые глаза смотрели в никуда, озаряемые светом луны. Снежный лес. Горячая кровь. И сератский шакал, скрывающийся под личиной светловолосого принца. Последнее, что она видела… Но сквозь невидимую завесу, похожую на пробуждение ото сна, она различила нечто тёмное и возвышающееся над ней. Ресницы дрожали, и крупный силуэт был размыт. Чьи-то сильные руки, по меньшей мере две пары, обхватили её плечи, поднимая из глубокой ямы. Солнечный свет резанул по глазам. Сумев разглядеть собственные пальцы неестественного оттенка, Т/и вновь посмотрела на незнакомца. Его окружали тени, служащие плащом, а лицо, если оно и было, скрывала чёрная с золотым непроницаемая маска, изображавшая морду хищного животного с острым носом. В пустующей голове мелькнула первая и ужасающая мысль, и Мара отшатнулась, рухнув на скрипучий снег. Перед ней был Морок, а его маска — сератский шакал.