Siempre me quedara

...Кошка лапкой когтистой Перепутала смело Нитку сумрачно-мглистую С ниткой солнечно-белой… Ольга Громыко

«Ягуар» затормозил у подъезда, и Гарри вышел на тротуар. Окинул все вокруг цепким взглядом. Казалось, все как обычно. Нормальное лондонское утро, ничем не хуже и не лучше остальных таких же. Вот только шеф не такой. Гарри сжал губы, кивнул сам себе и зашел в дом. Квартира Майкрофта на третьем этаже, на этаж ниже той, где живет Антея. Для тренированного человека взлететь на три лестничных марша и не запыхаться - дело обычное. Гарри несся по ступенькам, а в мозгу свербило, звенело, заставляя надпочечники выбрасывать в кровь адреналин, беспокойство, не оставлявшее его с той самой секунды, как он созвонился с шефом. Хороших телохранителей отличает не только преданность, меткость и быстрота реакции. Их отличает то самое, непонятное и почти неосязаемое, что кто-то зовет интуицией, кто-то чутьем, а кто-то и вовсе не верит в то, что это существует, пока однажды, а хотя бы раз в жизни такое происходит с любым, не столкнется с этим лично. Гарри был хорошим телохранителем. Вот и дверь в нужную квартиру. Между ней и косяком – тонкая, почти незаметная щель. Дверь открыта. И это только подтверждает – чутье снова не подвело. Гарри замер на долю секунды, вытащил из-за пояса и снял с предохранителя «Глок», после чего, держа оружие наготове, мягко толкнул дверь ладонью и скользнул в квартиру. В полутемной прихожей не оказалось никого. А вот из гостиной доносились голоса. Прижавшись к стене, Гарри двинулся на звук. Бесшумно и быстро. Только в кино герои отважно бросаются вперед навстречу неведомой опасности. Хороший телохранитель знает: разумный баланс между скоростью и осторожностью позволит с гораздо большей гарантией сохранить жизнь нанимателя. Гарри был хорошим телохранителем. - Твою мать! Херова сучка пустила все псу под хвост! – именно на этих словах Гарри добрался до дверей гостиной. Быстрый разворот, и Гарри возник на пороге. Полоснул взглядом по комнате. Научить будущего телохранителя можно почти всему. Как применить болевой прием, куда лучше целиться, как прикрывать того, кого должен защищать, попав в перестрелку, как змеей ползти из подлого захвата. Даже меткость, если она не дана от роду, вполне поддается тренировке. Раз за разом отстреливаются обоймы, и в какой-то момент рука уже не дрожит, а пули ложатся точно в «яблочко». Ну, или рядом с ним. Главное, в «молоко» не уходит уже ни одна. Но есть вещи, которые приходят только с опытом, и с ними не поможет никакая теория. Только практика. Одна из них – мгновенная оценка ситуации и принятие нужного решения. Хороший телохранитель видит всю картину целиком, но по-настоящему замечает только то единственно-важное, что повлияет на дальнейший ход событий. Обо всем остальном он будет думать потом, как только устранит непосредственную угрозу. Так что сейчас неподвижно лежащее на полу тело в рубашке и приподнявшийся с кресла шеф почти не имели значения. Всего лишь фон, не более, для двух непосредственных угроз. Один из находившихся в гостиной мужчин целился в Майкрофта Холмса из «Кольта», второй впился взглядом в Гарри. Изумление нежданному появлению длилось от силы секунду, но этого хватило. Хорошие телохранители очень быстро усваивают главный принцип. То, по чему ты стреляешь, - в момент выстрела не человек. Называй, как хочешь: угроза, цель, кукла, да хоть новомодным словечком «фраг». Но только не «засранец», «урод», «ублюдок» и прочее – характеристики весьма нелестные, но слишком очеловечивающие противника. А если так - слишком велик шанс заколебаться, а такое кончается очень и очень печально. А еще, хороший телохранитель затвердил как «отче наш»: в тот момент, когда ты «работаешь», ты, и только ты сам, свой начальник. Те, кто ждет приказа, кончают плохо. Теряют того, кого должны были уберечь, а чаще всего, и собственную жизнь. Гарри был очень хорошим телохранителем. Два выстрела грянули почти слитно. Первая пуля досталась «цели с пистолетом», вторая - «цели сделавшей движение в сторону Гарри». Тела швырнуло на ковер, смело́, как фишки с игральной доски. Гарри опустил руку с «Глоком», и фокус внимания вернулся в норму: непосредственная угроза устранена, теперь можно позаботиться обо всем остальном. Он перевел взгляд вниз. На ковре, уткнувшись в него лицом, лежала одетая в мужскую рубашку помощница Майкрофта. Еще одна черта хорошего телохранителя – никаких лишних вопросов. Тайны шефа – это тайны шефа. И все. Но он не мог не отметить, не мог не заметить поселившиеся во взгляде Майкрофта смятение и страх. До этого он видел их лишь один раз и был уверен, что такое зрелище не повторится. Он присел возле девушки на корточки и аккуратно перевернул ее на спину. Крови под ней не было. Не ранение. Другое. Взгляд наткнулся на валяющийся рядом шприц. - Скорую, - коротко бросил шеф, и Гарри больше не нужно было объяснений. Он и так понял, о какой скорой идет речь. И в какую именно клинику повезут девушку. Однажды, с год тому назад, он уже с этим сталкивался. Он выудил из кармана пиджака сотовый, вдавил клавишу быстрого набора – с того раза номер так и остался «привязанным» к цифре «три» – и коротко сообщил уже знакомому голосу на том конце адрес, одновременно оценивая состояние Антеи и краем глаза заметив, что рядом опустился на колени и нащупывает ее пульс шеф. Состояние было хреновым. Мягко говоря. Бледная холодная кожа. Губы и подрагивающие кончики пальцев посинели. Девушка дышала неглубоко и все реже. Сузившиеся зрачки напоминали булавочную головку. «Передоз», - тут же мелькнуло в голове. Знать бы еще, чем именно. POV Майкрофт Под моими пальцами не кожа – холодный мрамор. - Одежда в спальне, - коротко командую я Гарри, и тот, понятливо кивнув, скрывается за дверью указанной комнаты. Скорая примчит быстро, но есть ли у Аниты это время, неизвестно. Она дышит все реже, и мне кажется, с каждой секундой мое собственное сердце холодеет и превращается в тяжелый камень. Я знаю, слишком хорошо знаю, что с ней сейчас происходит, с моей глупой, маленькой геройской девочкой. Видел уже. Тогда едва успели. Надо попытаться привести ее в чувство. Я хватаю тяжелое, обмякшее тело за плечи, трясу, я хлопаю ее по щекам, и ее голова безвольно перекатывается из стороны в сторону. Гарри появляется из спальни с ворохом одежды в одной руке и ее туфлями в другой. Он ничего не спрашивает, и я знаю, что не спросит. В четыре руки натягиваем на девушку брюки, мою рубашку сменяет ее летняя блузка. Вопрос сохранения отношений в тайне никуда не делся, он просто отошел на задний план, и маячил там, неумолимо и безжалостно, неразрывно связанный с обеспечением ее безопасности в будущем. Если… когда ее откачают. Даже сейчас, в столь критической ситуации я не могу и не должен позволять себе расслабиться, махнуть рукой на все. Это грозит слишком многим. Прежде всего – именно ей. Но это не мешает втихую себя за это ненавидеть. Как будто что подлое совершил. Со стороны должно казаться, что я почти спокоен. Даже пальцы, просовывающие последнюю карминно-красную пуговицу в петлю, почти не дрожат, но, пожалуй, одному только богу и мне самому известно, чего это стоит. Переговоры, угроза войны, великосветские «танцы» с такими же хищниками, как я, - все это меркнет перед тем, что испытываешь, когда у тебя на руках в любую секунду может умереть дорогой тебе человек, а ты не можешь с этим ничего поделать, и не помогут никакие связи, никакие посты в правительстве – большие или скромные – если безжалостная Атропос щелкнет ножницами, перерезая нить жизни моей Галатеи. А нить эта сейчас столь тонка, буквально с леску, что, может, и никакие ножницы будут не нужны. Она просто истает, исчезнет. Как будто ее не было вовсе. Мы укладываем Антею на бок. Так безопасней. В свое время это помогло продержать до приезда скорой Шерлока – не переверни мы его тогда, он захлебнулся бы рвотой. Но ее не рвет. Нет. Она просто перестает дышать. Обратно на спину. Под плечи – туго скатанный из покрывала валик, так, чтобы сильно запрокинулась голова. Зажимаю ей нос, пальцами открываю рот, делаю несколько глубоких вдохов и плотно прижимаюсь ртом ко рту. Резкий выдох в синюшные ледяные губы. Еще один. И еще. Грудная клетка чуть приподнимается. Значит, все правильно. Значит – дыхательные пути проходимы. И теперь просто нужно продолжать до приезда скорой. Выдох. Это вполне может делать и Гарри. Но почему-то кажется, что если это буду я – все каким-то странным, мистическим образом обойдется. Выдох. Если кто-то там, наверху…. Выдох. … переплел наши жизни, как нити. Мою, сумрачно-мглистую, и ее – светлую, как солнечный луч… Выдох. Если кому-то нужно было, чтобы мы в четыре руки построили друг к другу мост… Выдох. … через «нельзя» и «невозможно», через «никогда» и «ни за что», каждый со своей стороны… Я не дам никому перерезать ее нить, не позволю никому отсечь ее половину моста. Выдох. Голова плывет от глубокого дыхания. Я снова наклоняюсь ко рту моей Аниты, и мне кажется, что ее губы слегка, самую малость, порозовели. Я выдыхаю снова и снова, сильно и быстро, и никак не могу избавиться от странного ощущения. Как будто за моей спиной, совсем рядом – обернись, и увидишь, - замерло что-то или кто-то, ледяное и неведомое, чернее самой черноты, равнодушное и голодное, наклонилось над моим плечом и ждет… одного сбоя, единственной ошибки, чтобы забрать то, что уже почти ему принадлежит. Не получишь, думаю я, делая очередной выдох. Она не твоя. Можешь сколько угодно стоять здесь, но пока у меня есть силы, ты ее не заберешь. Потому что она – моя. Потому что… просто держись, Анита, слышишь? Просто держись за меня, а я тебя не отпущу, не дам уйти в пустоту, холод и мрак. За окном сдвоено воют сирены: скорая и полиция, но я отмечаю это лишь краем сознания, и только когда меня мягко, но уверенно отстраняют медики, позволяю себе привалиться к креслу, вытянуть ноги и на секунду прикрыть глаза. Я вижу, как ее укладывают на носилки, на лице – маска, темноволосый врач прижимает ее к лицу Антеи двумя пальцами одной руки, тремя зафиксировав челюсть. Вторая рука ритмично сжимает мешок. Мешок Амбу – всплывает вдруг в голове услышанное раньше название. - Сэр? – ко мне наклоняется медсестра, по глазам ударяет резкий свет фонарика. Я в норме, в норме. Вы лучше к ней идите. – Можете встать? Конечно, могу, что за вопрос? Поднимаюсь на ноги, слегка морщусь. Голову все еще немного ведет. Это от дыхания. Пройдет. Скоро. Уже почти совсем прошло. - Мистер Холмс? – через медиков и полицейских ко мне проталкивается инспектор Лестрейд. Брат тоже все понял правильно и прислал сюда помощь. Я коротко киваю в знак приветствия, готовлюсь отвечать на вопросы и отдавать приказы, когда от дверей до меня доносится нервное: - Вот черт! Сердце нехорошо ёкает, и, отодвинув Лестрейда в сторону, я иду на этот голос на почему-то нетвердых ногах, весь обратившись в слух. - Пульса нет, зрачки расширены, - голос, доносящийся уже с лестницы, перебивает шипение рации. – Всем приготовиться, и пусть готовят реанимацию, у нас клиническая. Клиническая. Слово отдается в ушах набатом, и где-то на краю сознания издевательски хихикает голодная пустота. - Мистер Холмс? – Лестрейд снова рядом, тянет меня за плечо, с опаской, но твердо. – Прошу прощения, но я обязан задать несколько вопросов. Я киваю, хотя отвечать, на что бы то ни было, у меня нет ни малейшего желания. Во рту почему-то кисло. Как лимонов переел. Спасение, если это можно так назвать, приходит неожиданно. Та самая, субтильная, остроносая медсестра, что резанула лучом фонарика мне по глазам, набрасывается на инспектора решительно и яростно, как крохотная птица на подобравшегося к гнезду кота, и принимается «клевать», тараторит звонко и зло: - Инспектор, я все понимаю, но неужели вы не можете подождать с расспросами? У человека стресс, шок, между прочим. Потом, всё потом. А сейчас я обязана доставить пациента в больницу. Вам все ясно? Подождут ваши вопросы, никуда не денутся. И прежде чем отпустивший мое плечо, ошарашенный таким неожиданным нападением Лестрейд, успевает хоть что-то сказать, медсестра обхватывает меня за плечи и подталкивает к дверям. - Пойдемте, сэр. Вас ждет вторая скорая. И меня тоже увозят в больницу. Было бы из-за чего. POV Антея Цветной вихрь. Калейдоскоп. Тепло… Волны… Теплые волны со всех сторон… Слегка покачивают, несут куда-то… Хорошо. Спокойно, тихо. Ветер. Сильный. Калейдоскоп. Волны. Большие. Огромные. Черные. Как кипящее цунами, напрочь стирающее с лица земли целые города. Мне страшно. Я боюсь. Холодно. Помогите! Пожалуйста! Кто-нибудь! Вода накрывает с головой, крутит, давит, тянет вниз. Пытаюсь плыть. Я ведь умею плавать. Не выходит. Как же холодно. Я провалилась в прорубь? Над головой лед. Полынья. Где полынья? Не могу плыть. Мне нужно вдохнуть. Легкие разрывает жажда воздуха. Больно. Пальцы скребут по белой ледяной корке. Не выдерживаю. Вода заливается в горло. Не могу дышать. Не могу… Не м… Калейдоскоп. Свет. Теплый, мягкий свет. Окутывает, согревает, успокаивает. Так уютно. Умиротворенно. Кто-то гладит по голове. Кто-то очень родной. Такое знакомое тепло… Я помню эти руки… Нежные, заботливые…Такие родные, мягкие, теплые, которые всегда успокаивающе гладили меня, когда мне было плохо. Которые закрывали от страхов, от обид, от боли, от одиночества. Поднимаю взгляд. Темные волосы, карие глаза… - Мама… - Да, милая, – она нежно улыбается, той самой улыбкой, которую я помню. - Мамочка, - прижимаюсь теснее. Как в детстве. – Я очень скучала по тебе. Мне так тебя не хватало. А где папа? - к горлу подступает ком. Хочется плакать, но не от горя – от счастья. Я скучала по ним, безумно скучала. И по ночам подушка была мокрой от моих слез. А днем я старалась держаться, жалея бабушку. Уже в восемь лет я понимала много. Я старалась быть сильной и взрослой, для Хлое. Ведь у меня осталась только она. - Я здесь, родная, - меня обнимают еще одни руки. Папа. Целует в макушку. Чувствую себя той восьмилетней девочкой. Именно тогда я их потеряла. Они такие же молодые, какими ушли от меня. Тогда я обиделась. Я злилась на них. За то, что они меня бросили. Да, глупо, по-детски. Но мне было восемь лет, и вот так – злиться, сжимать кулаки – было легче. На самом-то деле я знала, знала, что если бы они только могли, то остались бы со мной. Если бы могли… - Я так скучала по вам…- слезы застилают глаза. Прячу лицо в их объятиях и зажмуриваюсь, чтобы не разреветься. Я не хочу их расстраивать. Я слишком их люблю. Чуть успокаиваюсь. Оглядываюсь. Парк? Лес? Сад? Что это? Где мы? Здесь красиво, только… зажмуриваюсь, трясу головой. Не проходит. - Мама, а почему здесь все не цветное? - Тебе еще рано, родная. - Но я не хочу отсюда никуда уходить, я хочу остаться с вами. Здесь так хорошо, так спокойно, и вы рядом, – не могу больше сдерживаться. По лицу текут слезы. Горячие-горячие дорожки. - Энни, там ты тоже нужна. Больше чем здесь, – папа успокаивающее гладит по голове. - Но я хочу быть с вами, - кажется, голос у меня сейчас как у той, восьмилетней Энни-попрыгуньи. Энни-попрыгунья. Мама звала меня так. - Тут, там, да неважно где… я хочу остаться с вами, – лицо совсем мокрое от слез. - Мамочка, не оставляй меня, пожалуйста, - умоляю я и утыкаюсь лицом в ее руки. Ласковые. Нежные. Родные. Мамины. - Мы всегда с тобой, всегда рядом, – она нежно улыбается мне. – Мы никогда тебя не бросали и не бросим. Мы же тебя любим. Ты – наше счастье. Наше счастье. Так мама тоже меня часто называла. - Анита…- меня зовет кто-то третий. Голос такой знакомый, такой родной. Я же его знаю, я знаю обладателя этого голоса. Кто… - Не уходи. - Возвращайся, - папа берет меня за плечи. Смотрит в лицо. Внимательно и серьезно. – Ты нужна ему. - Кто это? Это…- пытаюсь вспомнить. Я его знаю. Кто он? Откуда я его знаю? Близкий… он мне очень дорог, как родители, как Хлое. Я должна вспомнить. – Мне надо уйти? - Да, моя дорогая. Не бойся. Он защитит тебя. - Мамочка, папа, я люблю вас. Не бросайте меня больше. - Мы всегда были и будем рядом. Иди. Смелее, – мама коротко целует меня в лоб, папа ерошит мне волосы. - Совсем обросла, попрыгунья, - полушутя говорит он. В детстве меня коротко стригли. Меня кто-то берет за руку. Чувствую, но не вижу. Меня утягивает от них. Сжимаю мамину ладонь изо всех сил, но пальцы проходят сквозь нее. Я сжимаю пустоту, воздух. Меня настойчиво тянут отсюда. Пытаюсь сопротивляться. Но голос такой родной, я понимаю, что хочу к нему, туда… - Вернись. Ты мне нужна… Доверяюсь... Калейдоскоп. Меня протаскивает сквозь воду. Наверх. Наружу. Вниз. Не знаю куда. Расстояния нет. И нет пространства. Накрывает темнота… Звуки…И темнота. Калейдоскоп. Ноет левая рука. Не чувствую ничего, кроме нее. Какой раздражающий писк. Выключите. У меня сейчас от него голова взорвется. В голове цветная пляска, вихрь, карусель пятен и цветных осколков. Как будто кто-то расколотил детскую игрушку-калейдоскоп. Слышу голос. Знакомый и почему-то до боли родной. Он что-то говорит, но я не могу разобрать, что именно. Я тебя слышу. Вот только не могу открыть глаза. Не получается. Не хочу слушать этот писк. Буду слушать голос. Он говорит, говорит, и постепенно, очень медленно, до меня начинает доходить смысл фраз. Я тебя понимаю! Я здесь, я здесь, и я тебя слышу. Но пока не могу видеть. Сейчас, подожди, я постараюсь. Пытаюсь шевельнуться. Получается с огромным трудом. Тело онемело. Не мое, как будто чужое. Не хочет слушаться, но я упорная. Еще чуть-чуть. Правой руке тепло. Это тепло твоей ладони, я знаю точно. Пытаюсь сжать ее в ответ, сжать изо всех сил, показать, что я здесь, что я слышу, но все, что выходит – жалкое подрагивание пальцев. Но ведь выходит же. Ну же. Еще раз. Шевельни пальцами. Давай. И очень медленно, неохотно и протестуя, тело начинает слушаться. Пытаюсь открыть глаза. Веки как будто склеены самым лучшим суперклеем, с таким трудом их удается разлепить. Открываю глаза и тут же зажмуриваюсь – от резанувшего света становится больно и горячо. Тихо, спокойно. Снова открываю глаза, как можно медленней. Да, так уже лучше. Белый потолок. Светло-серая стена. На ней кнопка. Только руку протяни – и можно нажать. Скашиваю глаза на источник писка. Это кардиомонитор. А в левой руке – игла. Я под капельницей. Так вот почему больно было. Мою руку снова сжимают, и на этот раз у меня получается не просто дрогнуть пальцами, а слегка сжать ее в ответ. Скольжу взглядом по одеялу, бледно-голубому, и, наконец, смотрю на того, кто меня звал. - Майк… рофт… - из пересохшего горла вырывается хрип, и я сглатываю, хотя слюны, кажется, нет вовсе. Повторяю чуть громче. – Майк… Смотрю ему в глаза. Он здесь. Рядом. Со мной все будет хорошо. _______________ Гарри - http://www.mywelshpool.co.uk/Portals/0/Owain-Yeoman-1.jpg И планы покрупнее. http://www.ctv.ca/getattachment/bfd467f5-15ef-4cad-9ee7-a4013d30122f/TheMentalist/Cast/Owain-Yeoman.aspx/633857563070330000 http://images.wikia.com/thementalist/images/0/0b/Rigsby.jpg Да-да, авторы в курсе, что это Ригсби. Но Автор-2 клянется купить и съесть охотничью шляпу Шерлока, если это не вылитый Гарри. :) Соавторы мало разбираются в медицине. Точнее, чуть больше, чем никак. Признаки передоза, метод проведения искусственного дыхания и прочее взяты из интернета и всемогущей Википедии. Про применение мешка Амбу соавторы узнали вот из этого видео. http://meduniver.com/Medical/Video/629.html Также напоминаем вам, что ваши любимые (надеемся!) авторы питают просто-таки нездоровую страсть к комментариям и разборам сюжета. Да-да, у нас эго. Ну и опять же, хочется знать мнение о том, какою дорогою идет наше творчество.