Пересечение совпадений

      Чхве Бомгю зажмурился, под веками завертелись разноцветные круги. Но было поздно. Сквозь радужное мельтешение проступал силуэт машины. Той, которую он пообещал найти и вернуть в гараж раньше, чем отец дойдёт до полицейского участка и заявит об угоне. И нет, ему не показалось.       Ладони накрыли глаза, даря подобие темноты. Это помогло унять досаду и страх с отчётливым привкусом разочарования. Оставалось спуститься к опоре моста, обойти её и убедиться уже без всякой ненормальности, что машина была и это была именно та машина. Потом он придумает, как вытащить её на дорогу, как привести в относительный порядок и как вернуть в гараж. И только потом сядет и поразмыслит, правда он видит сквозь камень или это игры подсознания. Он ведь не до конца здоров, до сих пор провалы в памяти и головные боли после аварии.       Но в этот раз он машину не брал. Кто-то другой увёл её из гаража, покатался и бросил под мостом. Кто-то другой…       Бомгю же не мог кому-то передать ключи и не помнить?       Голова отозвалась пульсирующей болью, носившейся от виска до виска, словно череп превратился в старый радиоприёмник, неспособный расшифровать сигнал.       Под ногами заскрипели мелкие камушки, выворачиваясь из-под корней пожухшей растительности. Опору моста частично закрывал низенький кустарник, местами поломанный. Но кусты не просвечивали! Бомгю смотрел прямо на выцветший синий бок машины, и он не проступал «недостающими» подробностями сквозь ветки!       Может, не всё так страшно. Может, после аварии у него обычные проблемы с башкой, без сверхспособностей. Может, он случайно посмотрел на мост и подумал, что под ним вполне могла оказаться машина отца, а не увидел сквозь камень и что-то там, из чего строят мосты. Да, он просто угадал, не надо умножать проблемы.       Бомгю добрёл до машины и остановился. Она стояла наполовину в воде, благо река глубиной не отличалась, наполовину на суше, втиснутая между столбами опоры. Кусты закрывали её как раз около воды, зад машины вполне себе торчал на виду. Когда Бомгю смотрел сверху… Проклятье! Не смотрел — просто представил! И угадал!       Но если вопросы видения сквозь предметы можно было отложить или даже проигнорировать, то проблема с застрявшей под мостом машиной требовала немедленных мер. Когда Бомгю клялся отцу, что вернёт машину, он как-то не думал, что та пострадает. Почему-то казалось, что это Бомгю с друзьями покатались и не вернули машину на место, оставили на другой улице. Или кто-то из друзей «одолжил», чтобы съездить по делам в соседний городок. Вот в этом Бомгю был виноват, после травм ему бы поостеречься, а не «профилактикой боязни машин» заниматься.       — Кто же тебя так? — пробормотал Бомгю, касаясь прохладного пыльного металла и косясь на колёса в воде. Машина почти нырнула носом в воду, хотелось думать, что не сломалась. Повезло, что не сезон дождей, а потому воды в реке мало. Но как машина въехала между опор?       Попинав обломанный кустарник, Бомгю заглянул в салон и поморщился. Кто бы вчера ни катался, свинья он порядочная: заднее сиденье усыпали обёртки и пакеты от фастфуда и снеков, кое-что из несъеденного валялось тут же. Вот такого Бомгю со друзьями точно себе не позволяли, им на бензин едва хватало.       — Значит, правда угнали, — пробормотал Бомгю. Червячок вины возился в голове, уточняя, что это Бомгю виноват, это он часто брал машину без спроса и беспечно бросал её на улицах: мол, городок маленький, все знают, чья машина. А рядом с виной ворочались сомнения: точно ли Бомгю никому чужому не доверил накануне машину, он же псих, бракованный на всю голову.       Бомгю запрокинул голову, смаргивая обиду на судьбу, и замер. Прямо над ним, на мосту чётко прорисовывался велосипед с канистрой на багажнике. Крепкий, хотя и не новый, с узкими шинами, велосипед стоял прямо, без опоры на подножку — точно его кто-то держал. Но Бомгю видел только велосипед и… канистру? И он не слышал, как тот заехал на мост.       Звякнуло, велосипед стронулся с места, медленно покатившись к берегу. Бомгю следил за велосипедом, подмечая, что видел его не полностью — ручки руля, например, отсутствовали. Велосипед остановился одновременно с трелью звонка, Бомгю хлопнул по карману, где прятался его телефон, но наверху уже ответили:       — На месте я. А ты где? Не ври мне! Нет, ещё не смотрела. А что? Не ждать тебя, говоришь, приступать? — голос вился от шипения до звонкой ярости, голова Бомгю отзывалась волнами боли. И не верилось, что на мосту действительно стоял велосипед, потому что на нём кто-то приехал, но ясно различимый голос убеждал, что да, стоял.       Бомгю рванул из-под моста. Срочно увидеть! Пусть кто-то просто стоит и ругается по телефону, но пусть велосипеда не будет. Пусть это всё бред от расстройства и последствия аварии.       Камушки, удерживаемые чахлой растительностью, заворчали, сдёрнутые подошвами кроссовок Бомгю. И посыпались, глухо шурша, когда он вдруг застыл.       — Омо.       Около велосипеда стояла Чон Нана. Девушка, которую Бомгю меньше всего ожидал встретить.       Когда-то Чон Нана жила по соседству, училась на два класса старше. Она была первой любовью Бомгю, или наваждением. Однажды Бомгю ей признался и получил однозначное «нет», насмешливое и стыдно-волнующее. Когда Чон Нана пропала после окончания школы, Бомгю сначала переживал, а потом вздохнул с облегчением: вместе с Наной исчезли страдания, безответные чувства и ревность. Нана ведь только Бомгю отказала, а с другими парнями гуляла, чем заработала себе вполне определённую репутацию.       Но сквозь шок неожиданной встречи, прямо за вполне материальной фигуркой Наны Бомгю ясно видел велосипед — точно такой же, как ему привиделось из-под моста, только краски ярче.       — Ты на велосипеде приехала? — хрипло выдал Бомгю. Головная боль усилилась, одна неприятность нанизывалась на другую, вгоняя Бомгю в глубокий стресс — это по-научному если.       — Привет, — протянула Нана, откровенно рассматривая Бомгю. — А ты откуда тут взялся?       Бомгю поморщился. Ему бы позвонить друзьям и вытаскивать машину. Или отцу — выслушать нотации и вытаскивать машину. А он стоял перед Наной и гадал, вспомнит ли она его и она ли это. И если вспомнит, то как много? Особенно про признание.       Нана потопталась на месте, будто бы раздумывала над чем-то важным. Бомгю лишь отметил прикушенную губу, покрасневшую до спелой клубничины. Раньше у Наны не было такой привычки, вот насмешливо-флиртующая улыбка была.       — У меня машина под мостом застряла. Сейчас звонить буду, — произнёс Бомгю, думая о другом: три года назад он был мелким школьником, а сейчас? Что сказала бы Нана сейчас?       — Так это твоя машина? — задумчиво и протяжно, прищурив глаза, отозвалась Нана.       Бомгю не спешил отвечать. Разглядывал Нану, подмечая всё новые и новые изменения. «Уехала поступать в Сеул», — важно намекали на причину пропажи три года назад. Подробность всплыла в памяти сама собой, Бомгю не припоминал, чтобы с ним кто-нибудь обсуждал скандально-привлекательную соседку. «Вряд ли поступать и в Сеул», — заключил Бомгю. Взгляд цеплялся за ссадины на коленках, потрёпанные шорты на широких бёдрах, тусклый блеск браслетов на запястьях, помятую блузку, неожиданно белую. Чон Нана если и уезжала в Сеульский университет, на пользу ей это не пошло.       — Как дела? — фальшиво-беспечно спросил Бомгю, блуждая взглядом по Нане. Дерзкая яркость пропала, но проступающие сквозь общую неприглядность округлости и плавности очаровывали даже сильнее, чем три года назад. Тогда Бомгю видел только красивую Нану, живущую слишком близко, смеющуюся слишком громко, флиртующую слишком беспечно, чтобы не смотреть на неё. Теперь, повзрослев, он любовался иначе. И ему действительно вдруг стало интересно, как сложились дела у Наны.       Она передёрнула плечами, покосилась на канистру позади себя.       — Нормально. Обыкновенно. Не лучше всех, но приемлемо. Как-то так.       И уставилась на Бомгю выжидательно.       — Рад слышать, — отозвался он. И уточнил: — Мы не виделись три года, если помнишь. Я твой сосед, бывший.       Немного неловко себя презентовать, всё-таки приятнее, если тебя в состоянии вспомнить. Но к неловкости Бомгю привык — когда он пришёл в себя после аварии и узнал, что «пришёл в себя не весь», то смущающее и идиотское с ним происходило сплошь и рядом. Он приспособился со временем, да и люди вокруг попривыкли, только хотелось вычеркнуть такой опыт из своей жизни.       Нана покрутила ногой, носком кеда взбивая мостовую пыль.       — Спешишь? Отвлекаю? — среагировал Бомгю.       Рука сама нырнула в карман за телефоном, пожалуй, он позвонит отцу. Лучше покаяться сразу, разговора в любом случае не избежать, как и наказания. А сам он машину не вытащит. И с друзьями не вытащит. А если её действительно угнали, то и трогать её нельзя, пусть полицейские расследуют, отпечатки пальцев снимают, ещё что-то смотрят. Гладкие грани телефона ловко легли в руку.        — Не спешу, — протянула Нана. — Значит, машина твоя?       Она подкатила велосипед ближе и остановилась. Рассматривала Бомгю, будто с прежнего расстояния видела плохо. Бомгю уставился в ответ, холодок подозрений поднял волосы на затылке. Косой взгляд «в мост», и машина проступила сквозь камни и опоры. Но это Бомгю умел смотреть «сквозь», иначе машину не было видно, он уверен.       — Какая машина? — А под глазами Наны залегли глубокие тени. Небрежные пряди волос (ему кажется, или раньше они были чернее, глаже?) маскировали усталость Наны, но… Ей сейчас сколько? Чуть за двадцать же? Рано…       Он уловил момент, когда ресницы Наны взметнулись тревожно и опали, а по лицу скользнули тени недовольства, смущения, опасения и грусти. Брови ненадолго и лишь чуть заметно сдвинулись, и на лицо вернулась улыбка. Та, знакомая, насмешливо-заигрывающая.       — А ты вырос. — Она шагнула к нему. Подступила опасно близко. — Бомгю? — И лёгкий наклон головы, раньше позволявший блестящей чёрной пряди ласкающе упасть на плечо. Бомгю и сейчас проследил за прядью, за подчёркнутой ею округлостью плеча, выглянувшего из блузы. Ключица и ямочка… И Нана его вспомнила!       В миг стёрлись три года. Кажется, если напрячься и подумать, Нана со всеми общалась так, словно флиртовала. Словно все вокруг ей нравились настолько, чтобы поощрить их восхищаться ею. И она принимала ответное восхищение, как дышала. И не замечала, когда Бомгю начинал задыхаться рядом — от восторга и почти обещанной взаимности. Три года назад Нана сказала «нет», и в тот момент её взгляд был оценивающе-холоден, Бомгю помнил.       — Нет, — отступил он, чтобы изменения в Нане не затуманились воспоминаниями. — Не надо меня очаровывать. — И как кто толкнул под локоть, взбаламутил неловкую обиду, старательно забытую, вырвалось: — Ты мне ещё рубашку не вернула.       Нана нервно хихикнула. Сразу, как услышала про рубашку. Слишком быстро. Она и про рубашку вспомнила вместе с именем Бомгю?       — Как мелочно, — отворачиваясь, всё-таки ответила. Подтвердив, что помнила про рубашку, а значит, и про всё остальное, случившееся в ту ночь. Но про это Бомгю не хотел думать.       — Рад был снова встретиться, соседка Чон Нана, — официально произнёс Бомгю. И достал телефон. Тяжёлый разговор с отцом поставит точку в деле с машиной и заодно оборвёт странную встречу.       — Подожди!       — М?       Пальцы Бомгю вежливо зависли над дисплеем телефона. Нана же… Нана вдруг оставила велосипед и подступила вплотную. Её глаза поймали взгляд Бомгю, утянули на дно сомнений и надежд, кружащихся за карей радужкой. «Не изменилась», — бухнуло в голове прежде, чем Бомгю «поплыл»: Нана едва коснулась запястий, а колени ослабли, готовые подкоситься прямо перед ней.       — У меня были причины, — гипнотизирующе-низко и доверительно-негромко произнесла Нана. — Следовало извиниться и объяснить, ведь ты мне очень помог. — Она почти шептала, внушая свою «правду». Бомгю дрожал, вновь переживая никому не известный позор отвергнутого признания и возвращения домой по тёмной улице полуголым. Он поступил правильно, отдав рубашку Нане, это она обошлась с ним как с пылью под ногами. — Спасибо тебе, Бомгю. Спасибо.       Пальцы Наны сжимали запястья, клонили их к земле, тянули Бомгю ниже, приближали к омутам глаз.       — Нет, — выдохнул он, балансируя на краю непрожитой обиды. — Отпусти, Нана.       — Нет, — вторила она, — это судьба, злой рок, проклятье. Снова ты, только ты можешь помочь. Под мостом твоя машина, я права?       Бомгю падал. Летел в пропасть, чуя каждой клеточкой, каждым вздыбившимся волоском неминуемую погибель. Нана попросит, а он согласится, не обязательно смотреть сквозь камень, чтобы увидеть будущее. И Нана опять исчезнет, а Бомгю останется разбираться с последствиями.       Он промолчал. Ему было ясно всё, кроме деталей, и не имело значения, что попросит Нана.       Но она ждала, как оказалось, ответа.       — Бомгю? Бомгю? Ты в порядке?       Картинка моста, Наны и велосипеда за ней прояснилась неожиданно и как-то вдруг. Будто Бомгю вырвали из одной реальности и наскоро поместили в другую, не предупредив и не объяснив. Но вопрос он услышал. И засмеялся хрипло.       — Не в порядке. Где ты была, Нана? Весь город знает, я псих. — Обида выплёскивалась, Бомгю не справлялся с ней. Знал, что преувеличивал, но чувствовал он именно так. — Жила бы рядом, услышала бы про аварию и про разбитую голову, не способную пару мыслей удержать.       — Я знаю про аварию.       Бомгю перехватил запястья Наны, притягивая её ближе. Он же псих, ему простительно, она же видит?..       — А мне нечего возразить. Я даже не знаю, помню ли я вчерашний день или позавчерашний. Или помню местами. Или мне кажется, что помню. Меня не посадили только потому, что… Камер там не было, сказали. А я не дал показаний, я не знаю, что случилось.       Пальцы впутались в браслеты, между нитяными шнурами и грубыми цепочками. Под ними бился пульс. Или у Бомгю так стучало в висках, что всё вокруг вибрировало вместе с ним.       Нана подскочила, стукнулась виском в лоб Бомгю. Сбила вздох. И поцеловала, заткнув бессвязный поток объяснений.       Мгновение Бомгю не знал, где взять воздух, нужный словам. А потом осознал, куда тот пропал. И оттолкнул Нану.       Воздуха вдруг оказалось с избытком, он рвался в лёгкие — плотный, настырный.       — Прости, — пробормотала Нана. Но она никуда не пропала, не отстранилась. Не отняла рук. — Я очень виновата перед тобой.       Бомгю промолчал. Воздух унялся и не терзал горло и лёгкие, в голове тоже просветлело.       — Это твоя машина под мостом? — решительно продолжила Нана. — Мне надо её сжечь.       Бомгю кивнул. Ни разочарования, ни ужаса — внутри было пусто. Если Нана сказала, что машину нужно сжечь, ведь так и случится? Бомгю не успеет вызвать помощь, машина вспыхнет раньше. И Нана… Он должен будет её задержать?       — Давай сделаем так. — Нана говорила, он слушал не вникая. — Уберём машину, я скажу, что опоздала. Притворюсь, что ничего не знаю, ничего не нашла. Как-то так. — Она покусала губу, Бомгю различал только движения губ, ресниц, крыльев носа, как отдельные волоски из тугой пряди шевелились возле уголка губ. Губ, пыльных на вкус, но похожих на клубнику.       Бомгю потянулся и легко накрыл губы Наны своими. И отстранился, чтобы проверить, не исчезнет ли она.       Она улыбнулась.       — И правда дурак. Пойдём, посмотрим на машину, которую я не нашла.       Она подняла велосипед и покатила его с моста, под мост. Бросила велосипед на берегу, отвязав канистру. Подошла к машине.       — Есть, кого позвать на помощь, но так, чтобы молчали? — задумчиво спросила она, когда Бомгю её догнал.       Бомгю не знал. Он бы позвал друзей, но вдруг они не так надёжны, как он считал.       — А что случилось? — выдавил он. Машина стояла перед ними, но ничего в ней не наводило на мысль, что её надо сжечь. Мусор можно и убрать.       — Точно не скажу, сама не знаю. И как понимаешь, всё рассказать я бы и не смогла. И объяснять сложно, и знать никто не должен. Как-то так.       Она передёрнула плечами, позволив с одного из них соскользнуть блузе. Бомгю тронул пальцем гладкую кожу, провёл до края блузы и потянул ту на место.       — Дурак, — снова дёрнула плечом Нана. Но не сильно, блуза устояла. — Куда её проще толкнуть, в воду или из воды?       — Ты намокнешь.       — Высохну, — отмахнулась Нана. — Или могу раздеться, что ты там не видел. — Она покосилась на Бомгю насмешливо, и он хохотнул.       — Не видел, поверь. Темно было.       — Но хотя бы понравилось?       — Понравилось, — кивнул Бомгю не смущаясь. Ему многое понравилось в ту ночь, потому признание и вырвалось. Нана тогда казалась доверчиво-близкой, но лишь казалась. А теперь она намекала, что он ничего не понял в ту ночь, всего лишь одолжил рубашку — мелкая помощь, не больше.       — Так куда толкать будем? Твоя машина, ты и решай.       Бомгю послушно уставился на машину, особенно на плещущуюся у передних колёс воду. Потом посмотрел на землю позади машины. Следы были, но их оказалось слишком много, потому Бомгю и не разобрался сразу, какие откуда, подумал, что под мостом всегда так было истоптано-изъезжено.       Нана заглянула в салон машины с другой стороны, дёрнула дверцу.       — Козёл, — прошипела она. И спокойнее: — Это я не тебе.       Бомгю не хотелось, чтобы Нану что-то связывало с теми, кто угнал машину. Он не спрашивал, но ощущал всем телом, что было что-то посерьёзнее угона.       — Давай из воды, — решился Бомгю. Следы подсказывали, что места для разворота хватит. И остаётся шанс, что машина не нырнула далеко и глубоко, а потому заведётся сразу.       Он пропустил мгновение, когда Нана скинула кеды и вошла в воду.       — Подожди, — кинулся он за ней. Она оттолкнула:       — Промокнешь.       — Мне можно, — ощущая, как просачивается вода в кроссовки, устоял Бомгю. Он поймал руки Наны и удерживал их, не давая оттолкнуть.       Нана засмеялась и дёрнула Бомгю на себя. Брызги взметнулись, отпраздновав намокание Бомгю. А он столкнулся с Наной, горячее посреди прохладного. И хотелось не просто удерживать запястья — сблизиться, обнять. Сплестись. Не мимолётно коснуться губ, как там, наверху, а распробовать снившееся ночами и грезившееся украдкой. Нана. Кто она ему? Оборвавшаяся первая любовь? Или, если честно, юношеское наваждение? Откуда у неё такая власть над Бомгю?       Колени столкнулись и застыли, сцепленные. Бомгю выше ростом, если Нана спрячет лицо, он не сможет поцеловать. Но она не прятала. А он не целовал, тянул, тонул в ощущениях и пробуждающихся желаниях. Хорошо, что Нана молчала.       Потому что Бомгю разобрался, зачем ему целовать Нану. И потянулся.       Трель звонка прошибла обоих вибрацией. Сразу и беспощадно. Выбила равновесие. Бомгю хлопнул по карману, но Нана уже достала свой телефон и он разрывался в её ладони.       — Сейчас я буду лгать. — Голос Наны был спокоен и деловит. — А ты молчи. Даже не дыши.       Бомгю кивнул, но не отступил. Хотя тело Наны, двигавшееся рядом, перестало быть с ним единым целым. Проще не дышать, перестать понимать речь, чем отойти.       — Да, — хмуро и капельку зло ответила Нана на звонок. — У меня есть вопросы. Что? И что? И что? Нет. Да. Уточни, у какого моста я должна была найти машину? Неужели? — Она слушала и мрачнела. Собеседник что-то подробно объяснял или указывал, Нана хмурилась и кусала губу. Бомгю смотрел на впившиеся в губу белые зубы, хмурился следом за Наной. И почти не дышал. — Сделаю, что смогу. Но машины нет. И не надо валить на меня, что это я опоздала. Вали на тех собак, которые… Хватит, поняла. Да, как-нибудь объясню. Ты же не думаешь, что девушка с канистрой совсем ничьё внимание не привлекла?       Она прекратила разговор резко, будто ей надоело слушать собеседника. Поймала взгляд Бомгю — а он не сводил с неё глаз.       — Времени мало. Если не успеешь уехать на машине, значит, придётся прятать где-то, где найдут не сразу. И предупреждаю — тщательного осмотра твоя машина не переживёт, подставит и тебя, и твоих друзей. Но если сможешь отмыть, то… сделай. Не смотри на меня так. Не труп по крайней мере в машине возили. Так, маленькая разнузданная вечеринка с алкоголем, наркотиками и развратом. Может, проще сжечь?       — Давай толкать. — Бомгю улыбался. «Маленькая вечеринка» — звучало почти по-домашнему, особенно от Наны, очаровательной в своей злости. И то, что сквозь деловитую злость проступала беспомощность, умиляло. Тянуло защищать, понял Бомгю, не просто тянуло к телу, вставшему вдруг доступным, тянуло к Нане. — Тут не глубоко, уехать все шансы.       Нана кивнула и, помолчав, добавила:       — В канистре бензин. Но тогда пожар поможешь устроить.       Бомгю положил руки на капот. Рядом с распластанными ладонями проступили очертания мотора — вплоть до плескавшейся где-то под капотом воды. Воду он не видел, он её угадывал по затуманенным областям, тем более что знал про неё. Мотор расплывался — менялась глубина увиденного, но это не казалось неправильным. «Всё будет хорошо», — пропечаталось в голове, словно последний кусочек мозаики встал на место, придав картине смысл. И Бомгю толкнул машину.       Ладони Наны опустились на капот рядом.       Тонкие, даже худые, пальцы. Умеренно длинные ногти, поблёскивающие лаком. Браслеты на хрупких запястьях.       — Тебя не кормят, что ли?       Машина поддавалась туго. Бомгю толкал, но взглядом блуждал по рукам Наны. Сколько в них силы? Есть ли хоть сколько-то?       — Сама себя кормлю, — безразлично ответила Нана, не отвлекаясь от дела.       Бомгю кивнул, принимая её нежелание обсуждать питание. Сообразил, сложив увиденное ранее, что лёгкой жизни Нане не досталось.       — Кто они? — поинтересовался он, будто бы между делом. — Ты в опасности?       «Кивни, если не сможешь сказать», — крутанулось в голове. Кажется, расхожая фраза звучала иначе, Бомгю переврал.       Он хмыкнул, раздумывая, что беды с башкой местами такие мелкие и досадные, что вроде и нормальный парень, а вроде дурачок дурачком.       — Опасные они. Не лезь в это. Столкнёшься случайно, — она кинула долгий взгляд на Бомгю, — отойди подальше.       — Мне чудится осуждение в твоих словах. Но я же…       — Не чудится. Бомгю, — шлёпнула по машине Нана и распрямилась. Дёрнула его, когда он не отреагировал. Дождалась, держа за локоть, пока он не посмотрел на неё с вниманием. — Бомгю, я помню тебя другим.       — Но помнишь же, — вырвалось непроизвольно. Руку жгло прикосновением, это отвлекало от смысла слов Наны. Она. Касалась. Его! Будто они близки.       — Бомгю! — тряхнула она его. — Очнись! Не знаю, как ты докатился до такой жизни, но остановись! Возьмись за ум, за учёбу. Найди цель в жизни. Не знаю, книжки умные читай. — Она снова дёрнула Бомгю за локоть, но как-то нерешительно. — Помню тебя хорошим. Нормальным. Как-то так.       Она опустила голову, обмякнув. Бомгю поспешно накрыл её руку ладонью, прижимая к своей.       — Я сильно изменился? — голос просел до хриплого. — Хотя не отвечай, сам знаю, что не сможешь. Ты уехала давно, я вырос, вместо поступления в университет попал в аварию и, — голос сорвался. Обида на судьбу нахлынула внезапно и неуправляемо.       — Я знаю про аварию, — донеслось сквозь шум в ушах. — Ты не должен был в неё попасть.       — Почему ты сказала мне нет?       — Разве это важно?..       — Мне одному! — Шум в ушах нарастал, головная боль, чуть отступившая из-за удивления от встречи с Наной, вернулась. Бомгю рвано выдохнул сквозь стиснутые зубы, сбросил руку Наны, опёрся на капот. Собственная тяжесть ломала позвоночник, клонила к холодному крашенному металлу, расплывающемуся перед глазами. Бомгю боролся, чтобы не свалиться на капот, дрожа от напряжения.       Тонкие руки обхватили его, пережали жгутами под рёбрами. Сбоку жгло, и от этого Бомгю выгибало, выкручивало, влекло к капоту как намагниченного.       — Дыши. Дыши, Бомгю. Сейчас пройдёт.       — Откуда знаешь? — процедил он, фокусируясь на чужом голосе.       — Не знаю. Надеюсь.       Он распознал наконец в прижавшемся жаре Нану, ощутил её впивающиеся косточки, нежную мягкость.       — А ты совсем не ешь.       — А ты дурак! А я тебя считала умным.       — Да, — уронил он. Руки дрогнули в локтях, не удержав Бомгю. Он навалился сильнее на капот, увлекая за собой Нану.       — Что «да»?! — пропыхтела она откуда-то из-под руки. — Айщ!       Бомгю развернулся и полулежал на капоте. Нана отпустила его, но не отошла. Смотрела гневно и недовольно, но молчала.       — А ты красивая. И сейчас.       — Дурак, — она присела на капот рядом. — У нас нет времени вспоминать прошлое и мучиться настоящим. Если хочешь забрать машину, конечно. Я её предлагаю сжечь.       — Это преступление, нас поймают, и я всё свалю на тебя, — «признался» Бомгю.       — Может быть, — согласилась Нана и вздохнула.       Бомгю помолчал, прислушиваясь к ощущениям. Почему-то боль отступила, свернулась в тугой клубок у затылка и затихла. Наверное, это Нана так действовала: невозможно сочетать головную боль и ту бурю чувств, которую вызывала Нана.       — Почему ты мне отказала?       Нана повела плечом, покосилась на Бомгю. Он успел поймать её сожалеющий взгляд.       — Если тебе лучше, давай толкать. Предложение сжечь остаётся в силе. В любой момент, как только сдашься.              Они справились. Это ощущение накатывало расслабляющей волной, опустошало голову от мыслей, заставляло улыбаться.       — Если повезёт, то сразу не найдут. А ты потом её отмоешь. — В голосе Наны звучало сомнение, и Бомгю осознавал причины этого. Они выкатили машину из-под моста и перегнали в лесок, если явиться к мосту ночью, то можно проглядеть излишнюю истоптанность под мостом и на склонах. То есть Бомгю вполне могло повезти. И Нане заодно.       «Отец, машину нашёл. Дай время вернуть её?» — поспешил отчитаться Бомгю. Он почти не сомневался в ответе, но всё равно нервничал.       «Сфотографируй», — вернулось спустя пару долгих минут.       И следом за высланным фото пришло краткое «Жду».       — Нам ещё пожар устраивать, — напомнила Нана. — Следы замести. Помнишь?       — Я же пообещал, — рассеянно ответил Бомгю. Подлесок был не сильно густым, и хотя машина стояла ниже уровня дороги, Бомгю казалось, что она просвечивала сквозь прислонённые ветки. — А что будем жечь?       — Что-то придётся. Я не смогу вернуться и сказать, что разлила половину канистры по дороге, типа случайно.       Бомгю потёр шею и тут же брезгливо поморщился. Салон машины угонщики уделали на славу, Нана вообще отказалась садиться внутрь и ехала позади на велосипеде. Она не притронулась ни к чему в салоне, хотя всячески торопила Бомгю, говоря, что времени у них нет, когда он расчищал водительское сиденье. И вот это ощущение запачканных рук перебралось на шею, которая от этого зудела сильнее.       — Можем вернуться к реке, помоешь руки, — заметила Нана. И вдруг мечтательно протянула: — Давно тут не была, забыла, как тут.       — Мало что изменилось за три года, — скептически отозвался Бомгю. Но и он крепко задумался, что такого можно в округе поджечь, чтобы не спалить всё к чертям.       — Тогда я просто мало что помню, — не стала спорить Нана. — Пойдём?       Бомгю оглянулся на машину. Одолженного Наной бензина хватило бы доехать до отцовского гаража. Бомгю колебался между нежеланием снова бросать машину и ужасом, что явит её отцу в таком виде. Похоже, Нана права: однажды всё в жизни Бомгю пошло не так, а он не заметил. И машина — потрёпанная, грязная, жалкая — наглядно демонстрировала падение Бомгю.       — Пойдём. Хватит с ней прощаться, скоро вернёшься и заберёшь.       — К реке? — уточнил Бомгю. И его осенило: — Может, мост подожжём? Накидаем туда мусора из машины, что-нибудь характерное?       Нана хмыкнула:       — Вовремя ты… Тащить отсюда обратно мусор?!       Но идея была здравой. Потому оба уставились на машину в раздумьях.       — Ехать обратно на машине не вариант.       — Да.       — Но мусор?..       — Придётся. И молись, чтобы нашлось что-то, достойное сожжения.       Лицо Наны выражало решимость вперемешку с отвращением. И вряд ли обычные фантики и обёртки от брошенной еды тому причиной. Похоже, «вечеринка», как назвала Нана раньше, действительно выходила за грань понятного Бомгю.       — Не скажешь, что тут было? — мягко попытался выяснить Бомгю.       — Хотела бы и сама не знать, — отозвалась Нана, не ответив.       — Но тогда у нас остаётся одна тема для разговоров, — неловко пошутил Бомгю. — Почему ты мне отказала?       — Значит, помолчим, — выкрутилась Нана и распахнула дверцу машины. — В багажнике наверняка должно найтись хоть что-нибудь.              Обратный путь к мосту занял больше времени. Бомгю крутил педали, Нана сидела позади него, крепко вцепившись в бока. За её спиной висела канистра, за ней — пакет с мусором.       Бомгю осторожничал на дороге, боясь, что пакет развалится раньше времени и тогда жечь придётся очень, очень много. Он давно не ездил на велосипеде, но тело помнило, что делать. А ещё Нана иногда касалась его спины, и Бомгю бросало в жар, потому что он знал, где были её руки.       Высыпая на землю под опорами моста мусор, Бомгю рассматривал его, только теперь сообразив, на что намекала Нана. Определённо, стоило сжечь всё, что они выгребли из машины, посчитав уликами. Удачно, что от бутылок останутся оплавленные стекляшки, их Нана сможет предъявить тем «опасным», от которых зависит. Шприцы скорее всего превратятся в комки пластика. А вот явно женские шмотки, причём интимные, от которых разило кое-чем стыдно-знакомым и отвратительно-манящим, пусть сгорят до тла, чтобы кусочка кружева не угадывалось.       — Мерзость, — высказался Бомгю, комкая пакет. Его тоже бросит в кучу, но надо, чтобы ветром не унесло раньше времени.       — Подожди, дай сфотографирую для доказательства. Кинь вот это в кусты. — И предупреждая возмущение, добавила: — У тебя всё равно руки уже грязные.       — Твои тоже, — пробормотал Бомгю. Но послушно растащил кое-что из кучи по кустам и вокруг. — Широко гуляли.       — Не без этого. — Нана ходила следом и фотографировала. — Может, и по углам тут плеснуть? Вот тут, где эта розовая дрянь, вполне могла остаться… э-э-э… биологический материал.       — Жги прямо с тряпкой, — «разрешил» Бомгю. — Не придётся опять её трогать.       Хотелось помыть не только руки, а влезть в ванну с дезинфекцией целиком. Казалось, что запах вчерашнего секса, смешанного с алкоголем, табаком и наркотой, пропитал волосы, влез под ногти. Бомгю не думал, что когда-нибудь мысль о сексе вызовет отвращение. Он считал, что не ханжа, что ему дела нет до того, кто с кем и как. Или это мысль, что Нана как-то причастна ко всему этому, что они собирались сжечь, выворачивала наизнанку желудок?       Бомгю посмотрел на Нану. Он скатился за последние два года, это понятно. Почему же ей не повезло?       Бензин полыхнул резко и ярко. Синтетическая ткань затрещала, вонь усилилась новыми «нотками». Невыносимо. А Нана уже поджигала следующий куст с уликами.       — Осторожнее! — отшатнулся Бомгю, когда полыхнуло рядом и куда сильнее ожидаемого.       — Стараюсь, — пропыхтела Нана, перетаскивая канистру к основной куче мусора. — Немного осталось.       — Давай я, — кинулся к ней Бомгю. Выглядела Нана неважно, волосы растрепались и липли к лицу, по которому стекали крупные капли пота, прочерчивая грязные дорожки на коже. — Отдохни, почти всё уже, — потянулся Бомгю к канистре.       Но Нана перевернула канистру, вытряхивая последние капли. В огонь.       Бомгю дёрнул Нану чуть раньше, чем искра от костра ракетой взмыла к канистре, попав точно в открытое горлышко. Бомгю летел к земле, догоняемый воздушной волной, оглохнувший, но не выпустивший Нану из рук. И упал, чудом не придавив драгоценную Нану. Воздух звенел и ревел, перед глазами плавали круги, и не понять, болело ли что, и если болело, то где. Мгновения сливались в одно — бесконечно тянущееся, вырванное из реальности.       «Такое уже было», — неожиданно внятно подумал Бомгю. Чувство дежавю вытеснило все прочие ощущения. Вместо Наны руки ощущали горячий металл, под спиной словно вновь оказалось стеклянное крошево. И крошечные язычки пламени плясали перед глазами, смеясь с каждой блестящей поверхности.       — Эй, эй! Бомгю! Очнись!       «И это было, — удивлённо отметил Бомгю. — Я думал, мне это приснилось».       — Головой приложился, что ли? Вроде не обо что. — И громче: — Эй! Бомгю! Ты слышишь меня? Ты же живой?       Он захрипел. По лицу поползло что-то склизкое, вязкое.       — Не трогай! — Его руку отвели от лица. — Саданулся всё-таки. Подожди, сейчас.       Теней вокруг вдруг стало меньше, а Бомгю и не осознавал, что они были. Нечто ползущее по лицу само собой преобразовалось в нечто влажное. Бомгю тронул осторожно пальцем, чтобы убедиться в догадках.       — У тебя кровь, — озвучили его не до конца сформировавшуюся мысль. — Ты поранился, но не сильно. Прости.       — За что? — прохрипел Бомгю. И удивился, что у него получилось.       — За мою неаккуратность. Виновата я, а пострадал ты. Как-то так.       По лицу проехалось что-то мягкое, холодное и мокрое.       — Что это? — отмахнулся Бомгю, когда Нана попала в глаз.       — Прости. Вода только такая, из реки.       Руки Наны удерживали его лицо, пока она стирала кровь. И Бомгю вновь «поплыл» — такого не могло же быть? Нана сидела так близко, вплотную, он осознал её колени, прижатые к боку и бедру, рассмотрел оттопырившийся вырез блузы, ведь Нана склонилась слишком низко. А поверх этого упорно накладывалась картинка, как Нана тянется к нему, прижимаясь, и целует. И шепчет что-то пронзительно-щемящее, нежное.       «Такое уже было?»       — Надо вставать, — прохрипел Бомгю. И удивился: голос-то почему пропал? — Времени нет.       Нана села прямо, и Бомгю обернулся к кострам. И не удивился, что аккуратно сжечь мусор из машины у них не получилось. Правда, и пожар они нечаянно не устроили — огню не хватило чахлой растительности на склонах, чтобы выбраться из-под моста, он даже до Бомгю с Наной не добрался, хотя тлело совсем рядом.       — Нам надо теперь потушить? — обратился он к Нане, как к старшей. Голова гудела, в ней не находилась информация, что делать с огнём, как оценить последствия.       — Наверное, — отозвалась Нана. — Но мы не сможем. — Она достала телефон и довольно хмыкнула: — Уцелел, надо же. — Тут же сделала несколько снимков и, похоже, кому-то отправила, ругаясь под нос. — Можно уходить.       Телефон в её руке задрожал, разорвавшись внезапным звонком. Она покачнулась, оперлась о Бомгю, надавив на живот совсем рядом с выступающей косточкой бедра.       — Да? — пискнула она. Кашлянула, прочищая горло. — Да? Я ушла уже. Да. Всё, что нашла, сожгла. Да. Нет. Нет. Едешь уже? К мосту? — рука Наны вдавилась в живот сильнее. Бомгю молчал, снова не дышал и не шевелился. — Хорошо. Нет, не поеду обратно. Нет. Вот сам и проверишь, ты же выехал уже. — И опуская телефон: — Сволочь.       — Времени совсем не осталось? — подал голос Бомгю. Явное волнение Наны странным образом вернуло его в чувство.       — Канистру разорвало. Надо ли забрать остатки? И надо проверить, что накапало с тебя. Так себе мы следы замели, больше наследили. Как-то так. И да, скоро тут будут нехорошие люди.       — Мы можем спрятаться, — предложил Бомгю. — На том берегу, среди камней. Думаю, велосипед укроем.       — Айщ, ещё и велосипед! — Нана поднялась, обернулась. — Как я зла, кто бы знал!       Бомгю вскочил следом. Голову повело, но это быстро прошло. Остатки канистры угадывались, они явно выбивались из «набора» мусора, но они валялись среди горящих кустов, потому забрать их не получится. Бомгю посмотрел под ноги и вокруг — и не увидел луж крови. Видимо, она удачно текла по лицу и не дотекла до земли.       Нана успела поднять велосипед и встать неподалёку. Надо было спешить. Это витало в воздухе, тяжёлом от жара и вони.       — Пойдём, — шагнул к Нане Бомгю, и оба замерли: сквозь треск горящих кустов различался шум мотора. Вероятность, что «плохие люди» прибыли, была высока, хотя и «неплохим» попадаться на глаза не следовало. — В брод, — скомандовал Бомгю, подскакивая и хватая Нану за руку. И когда она сделала шажок, перехватил у неё велосипед. Зашептал громко: — Тут мелко, мы сможем. Нам хватит времени пересечь реку.       Бомгю посмотрел на противоположный конец моста. Железо, бетон, камень — или из чего мост построен — растворились под настойчивым взглядом: на мост и правда въезжала машина, невзрачно-серая, с открытым кузовом.       — Серый пикап, — констатировал Бомгю.       Нана вцепилась в его руку:       — Точно? Это они.       Они кинулись в воду, рассчитывая, что в пикапе их не услышат из-за шума мотора. Противоположный берег вдруг показался таким далёким, а течение реки отчего-то стало бурным. Ещё и велосипед…       Нана нырнула с головой, не удержавшись. И вынырнула, схватившись за Бомгю. Он ничем не мог ей помочь, он удерживал велосипед, жутко неудобный и тяжёлый, который потом надо умудриться скрыть от тех, кто в пикапе.       Бомгю оборачивался на мост, уже не мучаясь сомнениями, почему он видит сквозь него пикап. Главным было, что пикап медленно катился по мосту, давая им время. Вскарабкаться по крутому склону они не успеют, оставался шанс укрыться за опорой среди кустов вроде тех, что догорали на покинутом берегу.       Пикап остановился, съехав с моста. Бомгю видел его край, не весь, но край пикапа не исчезал, и это означало, что под мост «нехорошие люди» отправятся пешком. Если повезёт, то не сразу.       — Сюда, — потянула его Нана, отвлекая.       Она опередила его и теперь тянула велосипед, намекая бросить его за кусты. Бомгю так и сделал. Старенький велосипед яркой расцветкой не щеголял, что увеличивало его шансы на неприметность. А Бомгю с Наной кинулись к опоре моста и прижались у её основания.       — Идут? — обхватив Бомгю, почти с ним сливаясь, спросила Нана.       — Я не знаю. Наверное.       — Ты не видел?       — Опасаюсь выглядывать.       Бомгю обнял Нану, притискивая ближе. Она дрожала в мокрой одежде, порядком потрёпанной недавними приключениями. Он хотел бы её согреть, сам он холод не ощущал.       — Они не могут не спуститься. В этом не было бы смысла, — дрожала Нана. — Надеюсь, нас не видно. Надеюсь, не посмотрят в нашу сторону, не пойдут проверять. Как-то так.       Им оставалось только лежать за опорой моста и прислушиваться. Бомгю ещё поглядывал на край моста, за которым видел часть пикапа, опора моста ему не особо мешала. Не пропустить бы, когда он отъедет, и не прозевать бы, в какую сторону.       А Нана в его руках — прямо как тогда, три года назад, когда он признался, а она его отвергла.       — Скажи, три года назад я так же не вовремя с тобой столкнулся? У тебя что-то случилось, а я оказался рядом и не заметил?       — Да, — кратко ответила Нана, явно не желая впадать в воспоминания.       Но голова Бомгю уже заработала. В конце концов та любовная драма терзала его долго. Тем более что Нана уехала буквально через день после отказа ему, он с ней не увиделся даже. Получается, что обнаружив её на школьном стадионе, крадущейся по кустам в одних трусах, он застал финал драмы.       — Я думал, что это девчонки над тобой зло подшутили. Ну, знаешь, украсть одежду это же такой простой способ навредить. Думал, что тренировка затянулась, или ты не решалась выходить, ждала темноты.       — А теперь? — вяло отозвалась Нана.       — Это не девчонки, да?       Нана промолчала.       — Тогда… Ты уже тогда связалась с этими?..       Он не стал пояснять, кого имел в виду. Правда же, что вокруг красивой школьницы Наны кто только не крутился, заигрывая и восхищаясь. А она мастерски флиртовала, будто только обожанием и жила. Позволяла прикасаться к себе. Целовать в щёку. Говорить комплименты. Почему Бомгю думал, что этим всё и ограничивалось? Он же встречал её прогуливающейся то с одним, то с другим, то в компании парней.       — Ты уехала из-за них. А я не понял, дурак.       В ту ночь Нана пряталась по теням, прижимая к груди какую-то тряпку. Вполне возможно, что остатки одежды, но Бомгю не понял этого. Нана улыбнулась, когда разглядела его в полумраке и узнала. Улыбнулась так непринуждённо, словно ничего плохого с ней не случилось. Бомгю не особо разглядел белое тело за руками и ветками кустов, даже когда Нана натягивала на себя его рубашку. Нана шутила с ним, а он верил — в то, что ему казалось, как он понял теперь. Она позволила себя обнять — может быть, хотела согреться; или спрятаться, ведь Бомгю не был способен её обидеть, оба это знали. Может, было другое объяснение, на это фантазии Бомгю не хватало. Но он впервые коснулся губами девичьей щеки, а Нана не оттолкнула. И за школьными воротами Бомгю не удержался, признался в чувствах.       А Нана отказала. Заявила, что ей пора, что чтобы выкинул глупости из головы, что никакой любви он к ней на самом деле не чувствует. Она много наговорила резкого и неприятного. А потом ушла. В его рубашке на голое тело. Он остался один посреди улицы, полураздетый, растерянный, забывший, куда он вообще собирался той ночью. Он же не просто так проник на территорию школьного стадиона?       Он ничем не мог помочь Нане, против тех, от кого она бежала, он бессилен. Ничего не изменилось.       — Наверное, я тебя тогда разочаровал. Оказался таким же, как все — приставучим и желающим только одного.       Нана вздохнула где-то в районе груди Бомгю.       — Боюсь, что это не изменилось. — Глупо было бы отрицать, что тело Бомгю совсем не реагировало на прижавшуюся Нану. А они ещё и полулежали, нарочно не придумаешь.       — Не думай об этом, — отозвалась Нана. — Ты мне тогда очень помог. Да, рубашкой. И да, я её не верну.       — И не надо. Я и эту готов тебе отдать.       На это Нана хихикнула:       — Может, и придётся. Может, ты не заметил, но блузку я порвала. Даже не скажу, когда. Как-то так.       Чтобы не думать ещё и о разорванной блузке на манящем теле Наны, Бомгю посмотрел сквозь опору моста в сторону пикапа. Пикап никуда не исчез.       — Долго они.       Жаль, что плеск воды неподалёку заглушал звуки с того берега. А бандиты предпочитали не разговаривать. Бомгю сообразил, что не знал, сколько человек приехало в пикапе и сейчас могло бродить по берегу, этого он не видел сквозь опору моста. Значило ли это, что не было у него сверхспособности?       — Не возись, — шепнула Нана. — Нам всё равно отсюда никуда не деться. Если нас заметят, нас поймают в любом случае. Просто дождёмся ночи, недолго осталось. Ой, телефон, сейчас.       Она завозилась, извлекая тот самый телефон, намокший в реке, чтобы выключить. Бомгю подумал, что ей придётся объяснять тем «нехорошим людям» ещё и про телефон. По легенде Нана уже ехала обратно, уничтожив следы «вечеринки в машине», сухая и с работающим телефоном. Он тоже вытянул телефон, ему мог написать отец, гипотетически. Его телефон ещё подавал признаки жизни, и Бомгю поспешно выключил его.       А потом рискнул выглянуть из-за опоры моста.       Костры догорели и просто дымились. Две мужские фигуры курили рядом. Бомгю не увидел никого больше. И пикап просматривался сквозь мост на старом месте. Неужели ждали, когда огонь окончательно угаснет?       Впрочем, если мужчины с того берега не начнут поиск новых следов «вечеринки» и машины, в которой та приключилась, Бомгю и Нане переживать не о чем.       — Ложись обратно и обними меня, мне холодно, — потянула его Нана. А когда Бомгю послушно вернулся на место, спросила: — Увидел что-то?       — Двое курят. И всё.       — Двое, значит, — отозвалась Нана. И затихла.       Потянулись мгновения, наполненные блуждающими мыслями и дыханием Наны у груди Бомгю. Обсуждать прошлое не хотелось, он уже понял, что ошибся и что в итоге для него всё было не так плохо, как казалось три года назад.       Сгущались сумерки.       Уже и Бомгю чувствовал, что тёплого в нём — только соприкосновение с Наной. Оба лежали и молчали, притворяясь, что ожидают отъезда «плохих людей». Когда пикап завёлся, а после прошуршал по мосту, Нана лишь шепнула, что «пусть отъедут подальше». И Бомгю вернулся в полусуществование, в котором реального — тяжесть Наны и растворяющиеся в темноте тени. Где-то по краю сознания бродили мысли про отца, про машину, про рубашку, но они не тревожили.       Спина и ниже, до пяток, онемели от неподвижного сидения в мокрой одежде. И не послушались, когда Бомгю решил быть благоразумным. Пикап уехал давно, наверняка те, кто в нём, уже прибыли к себе домой. А Нане этот путь только предстоял.       — Ты как? — спросил он Нану. Тело распрямлялось неохотно, Бомгю видел, что и Нана двигалась с трудом.       Блузу Нана и правда порвала, та расходилась прямо на груди, выставляя нижнее бельё и чёрные полосы. Без задней мысли Бомгю прочертил вдоль одной такой полосы, проверяя, поранилась ли Нана. Она замерла, позволяя.       — Просто грязь. К счастью, — сообщил Бомгю результаты. И удивился, когда Нана обмякла возле него. — Эй, ты чего? Испугалась? Я тоже. Порванная одежда это одно, пораниться это серьёзнее. Тебе и без того досталось сегодня.       — Дурак, — отозвалась Нана. Всхлипнула. И встала.       Бомгю поднялся следом. Помедлил, раздумывая, и всё-таки стянул с себя рубашку:       — Она, конечно, мокрая и грязная…       — Спасибо, — забрала рубашку Нана, не дослушав. Влезть во влажные рукава ей было так же сложно, как и Бомгю стянуть их.       Бомгю потёр плечи, разгоняя кровь и отвлекаясь от одевающейся Наны. Уговаривал, что сейчас ничего общего с тем далёким вечером. Ведь у него осталась майка, это всё меняло.       — Я провожу тебя. Скоро совсем стемнеет.       — Я не пойду домой. Переночую у подруги.       — Значит, провожу до подруги. Далеко она живёт?       Нана обернула вокруг себя полы рубашки, придержала их рукой. Второй откинула с лица растрёпанные пряди волос.       — Тебе домой пора. Обещал отцу вернуть машину, помнишь? Он не обрадуется, что и сын пропал.       — Я провожу, — стиснул зубы Бомгю.       И Нана сдалась:       — Нам всё равно в одну сторону. Моя подруга живёт в соседнем с твоим квартале. Будь добр, помоги втащить велосипед на мост.              В городок они возвращались коротким путём, по тропинкам. И не спешили. Бомгю думал, как удивительно прошёл его день, попутно отмечая, что с какого-то момента голова его не болела и даже соображала. Это было приятное чувство, будто возвращался старый Бомгю, тот, который вполне мог сдать экзамены в университет в соседнем городе и поступить. А может, и в университет покруче, он достойно учился в школе. Он рано сдался, пропустив из-за аварии вступительные экзамены. Он ведь просто вычеркнул для себя такую возможность, сосредоточась на бедах с головой.       Бомгю не знал, действительно Нана вела его к своей подружке или соврала, чтобы не спорить. Что-то он не припоминал, чтобы о визитах Наны в родной городок хоть кто-нибудь сплетничал. Её тётка жила по-прежнему по соседству с Бомгю, и вот она уж не промолчала бы, случись Нане оказаться в родных краях. Тётка Наны любила её, хотя и проявляла это своеобразно.       — Попрощаемся здесь, — остановилась Нана, тронув Бомгю за локоть. — Дальше каждый сам по себе.       Бомгю кивнул. Да, дальше их дороги расходятся, и он не был уверен, что хотел бы нового пересечения. Какими-то несладкими выходили их встречи.       — Спасибо тебе. И прощай.       Бомгю передёрнул плечами. Он бы бросил небрежно-добродушное «прощай», если бы не горчило на языке. Он тронуться с места не мог — смотрел, как уходит Нана, язык тем более не слушался. Но он же решил все вопросы, нашёл машину, узнал причину давнего отказа. Он всмотрелся в стену ближайшего дома и не увидел за ней ничего. Он молодец, определённо. И он возьмётся за ум, устроится на завод, чтобы помогать отцу, сядет за учебники. Завтра.       Он не ожидал, что Нана вернётся.       — Ты правда ничего не помнишь про аварию? — спросила она самое неожиданное.       — Ничего, — ответил Бомгю машинально.       — Совсем-совсем? Совсем-совсем-совсем? — допытывалась Нана, заставляя напрячь память.       — Ну… Яркая вспышка считается? Хорошо помню только перекрёсток, я его проехал, слушая Нам Ин Су по радио. И всё, дальше провал. Дальше я очнулся уже в больнице.       Нана замолчала, и Бомгю невольно задумался, почему она вообще спросила про аварию?       — Ты что-то знаешь? — почти равнодушно спросил он.       Она кивнула.       — Но не расскажешь, — кивнул и Бомгю. — Потому что это для меня опасно и лучше держаться подальше, я понял. — Получилось без иронии. Из-за Наны, которая оказалась причастна.       — Был взрыв. Ты подвернулся случайно. Всё, что смогла сделать, это упросить оставить тебя там. Никто не верил, что ты выживешь. А камер там действительно не было. Как-то так.       — Я выжил, — с удивлением осознал Бомгю.       — И за это я тебе благодарна.       — А ты?.. Я смогу тебе помочь?.. — путался в смыслах Бомгю, внезапно воодушевлённый. Если у него есть будущее, то оно может быть и у Наны. — Может, тебе…       Он не договорил, прерванный лёгким касанием губ к губам. Полупоцелуем. Мимолётной лаской, слишком призрачной, чтобы поверить в неё, слишком нежной, чтобы отрицать.       — Я сама себя спасу. Но мне будет проще, если не буду волноваться за тебя. Обещаешь?       Бомгю кивнул.       Он снова чувствовал себя школьником, с обожанием и трепетом смотревшим на красивую нуну.       — Прощай, — отступила Нана. Бомгю понял, что это в последний раз. Нана исчезала из его жизни, с его дороги, растворялась в воспоминаниях. Глаза жгло, но слёз не было. Он не мог повлиять на выбор Наны. Он мог только выкарабкаться из той ямы, в которую загнал себя после аварии. И он это сделает.       — Прощай, — произнёс он твёрдо. Немного грела мысль, что Нана уходила в его рубашке. Как будто уносила с собой его благословение.       «Пусть у Наны всё будет хорошо».       Как у него скоро.       Но сначала надо пережить разговор с отцом. Мелочь — на фоне недавних приключений, и важный шаг к будущему.