Вернуть ее

Плотно заперев дверь подсобной, я на секунду задержал свой взгляд на ней, хорошенькой копии Хинаты. Она была взволнована и возбуждена до предела, я видел томящееся желание в расширенных зрачках, чувствовал аромат грешного тела. Словно опасаясь, что могу передумать, я рванулся к Ханаби, прижал к обшарпанной стене, попутно сбив парочку ведер и раскидав мирно стоящие швабры. Что ты делаешь, Саске? Остановись – звучало в моей голове, но я предпочитал не слушать. - Не так быстро, у нас еще есть время, - хихикнула крошка Би, то ли радуясь, то ли торжествуя. Прошептав что-то наподобие «Заткнись», я задернул вверх и без того короткое платье, мне хотелось покончить со всем этим побыстрее. Мне нужен был грубый, животный, ни к чему не обязывающий секс. С легкостью подняв Ханаби в воздух, я вдавил хрупкое тело в стену, она со стоном обвила длинными ногами мои бедра. Окончательно потеряв голову, я впился губами в ее шею, мне хотелось попробовать ее всю, я с жадностью мастифа двигался к нежному личику, когда почувствовал, как опытные ручки продвигаются ко мне между ног. Это подстегивало, словно выстрел на ипподроме. - Ханаби, - прохрипел я от наслаждения, как вдруг мне захотелось поцеловать ее в губы. Это не входило в план, но в такие минуты редко придерживаешься какой бы то ни было инструкции. Я оторвался от зацелованной, покрасневшей шеи и потянулся к полураскрытым губам, и тут же сделал роковую ошибку, хотя, спустя время, я понимаю, что это самое правильное, что могло со мной случиться в тот сладостно-грешный момент. Я посмотрел Ханаби в глаза. Они были закрыты, соблазнительно подрагивая. Словно сам ангел-хранитель вкладывал слова в мою пьяную, пустую голову. - Посмотри на меня, - сказал я Она не слышала, хрипло постанывая, Би успела расстегнуть мои брюки, те бесшумно, почти профессионально сползли вниз. - Ханаби, открой глаза и посмотри на меня, - повторил я твердым, не терпящим возражения голосом, скрутив ее ручки за спину. Не понимая, что происходит, она захихикала снова, думая, что мои действия это часть какой-то игры. Улыбаясь и попутно облизывая губы, (наверное, прочитала об этом в каком-нибудь эротическом романе), Ханаби устремила игривый взгляд на меня. Я заглянул в лиловые глазки, но не увидел там ничего. Опытный ювелир, вооруженный лишь старомодной лупой, может вам точно сказать, какой камень драгоценен, а какой всего-навсего искусная подделка. Талантливому же хватит и мимолетного взгляда. Когда я спросил одного такого мастера, как же он может на глаз отличить оригинал от копии, он сказал мне одну вещь, которую я никогда не забуду, и которая так вовремя всплыла в моей бестолковой голове. Он сказал, «для тех, кто всей душой любит драгоценные камни, они отвечают особым блеском, который никак не может увидеть обыкновенный человек. Тот, кто любит, ни за что не потеряет, он всегда увидит, всегда найдет, никогда не совершит ошибку». Я вспомнил наш первый с Хинатой поцелуй в домике. - Аметист, - прошептал я в забытье. - Да, многие сравнивают мои глаза с этим камнем, - проворковала польщенная Ханаби. Ее милый бред отрезвил меня, я резко отпрянул, не дав никому из нас опомниться. - Что…что случилось? – недоумевала Ханаби, неловко поправляя платье. - Ничего, - гаркнул я, - не стоило нам этого делать - Что значит…, - тут неожиданно для меня, маленькая обольстительница громко засмеялась, - если тебя смущает измена…, - греховно ангельские ручки снова потянулись ко мне, завлекая в свои сети, - то обещаю, я ничего не скажу Хинате… - Что? О чем ты? – возмущенно воскликнул я, одернув Ханаби, словно надушенная девица, которую пытаются скомпрометировать. Мне хотелось поскорее уйти, но ручка треклятой двери не желала поддаваться. - Может тебя мучает совесть? – я почувствовал яд в ее словах, но продолжал как ни в чем не бывало возиться с дверью. - Тогда я ничем не могу тебе помочь - А мне кажется, можешь, - сказал я, не оборачиваясь, - помоги открыть эту чертову дверь Кажется, это было чересчур равнодушно, чисто по методу Саске Учиха. Реакция не заставила себя ждать, Ханаби яростно столкнула меня со своего пути, порывистым движением, в которое наверняка вложила все свое негодование, со словами «Натяни штаны», что есть силы, надавила на дверь. Та, без малейшего сопротивления отворилась. - Погоди, - закричал я, пытаясь остановить неразумную. Мне хотелось попросить прощения за свое поведение и вообще за все на свете, сердце просило, но разум был неумолим, в конце концов, Ханаби последний человек, кому необходимо покаяние Саске Учиха. - Ты ведь ничего не скажешь, не так ли? – лишь выдавил я. - Не бойся, не скажу твоей ненаглядной Хинате, нашей мисс невинность - Эй, - я нарочно сжал ее запястье, - не смей говорить о ней в таком тоне. Между нами ничего не было, слышишь? - А не пошел бы ты… Звонкая пощечина от крошки Би не так застала меня врасплох, как слезы, текущие из опухших, неряшливых глаз. Только этого мне не хватало. - Прекрати сейчас же, - прошипел я, оглядываясь по сторонам. Ее истерика действовала мне на нервы, к тому же, нас начали замечать вместе. - Что такое? – набросился я на бедняжку, - чего ревешь? Успокойся, господи! - Отстань - Слушай, - смягчился я, - давай оставим все как есть, ничего ведь не было. Будем друзьями, как раньше, а то, что случилось в подсобке, забудем, как нелепый сон, хорошо? - Так это для тебя нелепый сон? Я, честно признаться, никак не ожидал такого поворота. - Что ты несешь? – я рассердился, - а что это по-твоему, если не недоразумение? Не будь я в стельку пьян…и вообще, что это на тебя нашло? Хината же твоя родная сестра, черт тебя, черт нас всех побери!!! - Я..я.. - Я, что?! - Я люблю тебя, Саске, - выдохнула Ханаби последние остатки гордости Я тупо смотрел ей в лицо немигающим взглядом, проверяя, не послышалось ли мне, скорее надеясь на это. - Повтори - Я любл… Нервы мои сдали, не контролируя движения собственного тела, я так сильно ударил Ханаби по лицу, что она вскрикнула, и прикрылась руками. Мне хотелось сдавить ее горло, задушить, я был зол на нее, на себя, на этот гребаный и несправедливый мир. Второй раз в своей никчемной жизни я ударил девушку, но бил я скорее себя. - Замолчи, не говори так, ты не понимаешь, ты ничего не понимаешь, ты не можешь… - Могу, Саске, - робкая надежда, словно дикий воробушек, встрепенулась в ней, - я люблю тебя, с того самого момента, когда ты вошел к нам в дом. Я сразу поняла, что сердце мое будет принадлежать лишь тебе одному. - Ни слова больше! – ярость во мне кипела, словно дикий огонь, - ты не понимаешь, о чем говоришь. Ты просто не можешь любить меня, потому что совершенно меня не знаешь - Ошибаешься, я знаю тебя, даже лучше тебя самого. Ты просто хочешь казаться жестоким и равнодушным, никого к себе не подпускаешь, но сердце у тебя доброе и светлое… «Это ты ошибаешься, милая Ханаби, - подумал я про себя, пока она продолжала разглагольствовать, - я эгоист высшей степени, жестокий, хищный и неуверенный в себе человек. Я всегда получаю то, что хочу и почти никогда не чувствую себя виноватым. Я есть зло, его чистейшее воплощение. Но такие глупышки вроде тебя надеются на чудесное исправление и что-там в глубине моей души, что проснется, стоит вам захотеть. Ты, Ханаби, и такие, как ты, просто не понимаете, что влюблены в свои мечты, лелеете собственные грезы и эгоистические порывы. Вы не можете любить по-настоящему». Я дико рассмеялся, вложив в смех всю жестокость, на которую был только способен. Ханаби растерялась и прекратила, наконец, болтать. - Хочешь совет, дорогуша? – я окинул дрожащую девушку холодным презрительным взглядом, - спрячь свои чувства куда подальше, они никому не интересны. Тем более мне. Там в подсобке я просто нуждался в той, кому можно было хорошенько присунуть, ей оказалась ты, а могла бы быть любая другая шлюха. Так что успокойся и не раздувай из мухи слона. Теперь она видела мое истинное лицо, и к величайшему облегчению, была задета до глубины души своим поражением. Ей так хотелось верить, что я тот принц на том самом белом коне, загадочный злодей с золотым сердцем. Вдруг щеки ее запылали стыдом, оскорбленная и обманутая, Ханаби тихо негодовала, ища в моих глазах подвох. Но я смотрел на нее твердым, немного разочарованным взглядом. Я дико устал, мне вдруг захотелось увидеть Хинату, прижаться к теплой груди, вздохнуть знакомый аромат и забыться. Мое тайное пристанище, средь бушующего океана бесмысленной жизни. Она, единственная и неповторимая, снова поглядела на меня своим осуждающим взглядом, от которого я слеп до беспамятства. Мне вдруг стало так жалко бедняжку Ханаби. «Зачем ты с ней так? Какой толк ей от твоей грубой правды?» – звучал ее милый голос. - Прости, я просто не достоин твоей любви, - прошептал я, когда Ханаби, абсолютно пустая и равнодушная, успела покинуть своего губителя. Я разбил и ее сердце, хотя, черт возьми, не имел никакого права. Эх, не стоило мне отпускать ее. Я быстро отыскал Хинату в толпе разодетых куриц, статная, словно древнегреческая статуя, она стояла у края небольшой сцены, с бокалом шампанского внимательно изучая играющую группу. Я ощутил легкий укол ревности и улыбнулся новому, умиротворяющему чувству. - Ты выглядишь прекрасно в этом ужасном платье, - мои губы нежно коснулись оголенной шеи, - хотя красное было бы куда лучше - Саске, - улыбнулась она, повернувшись, - ты где пропадал? Я уже заждалась и дико устала слушать жалобы Ино. Поговори, пожалуйста, с Шикамару, он ведет себя с ней просто отвратительно. Я легонько поцеловал ее открытые, говорящие губы. Мимолетное прикосновение душ заставило мое сердце дрожать и томиться еще сильнее. Я вдруг осознал, что смотрю в самые любимые глаза на свете. - Я люблю тебя, - прошептал я, целуя, обнимая, упиваясь нахлынувшими чувствами. Я точно знал, о чем говорю. Только теперь я понял, насколько сильны мои чувства к этой девушке. Ханаби помогла мне осознать это. Хината любила меня настоящего, без прикрас, таким, какой я есть. Она догадывалась, что я просто человек, а не герой, каким для всех кажусь, герой, которого каждый из нас хочет видеть подле себя. Тем не менее, ее не испугала правда, сняв маску с моего лица, Хината лишь хитро улыбнулась, словно уже давно знала то, что мне только предстояло постичь. Она не питала ложных иллюзий, не притворялась, приняла жестокого и неразумного мучителя в свое сердце, ни капле об этом не жалея. И вдруг на меня снизошло озарение, я разглядел в Хинате дух озорства, как же она была безумна и прекрасна. Сумасшедшая, восхитительная Хината! - Не прошло и вечности, пока ты осознал, - ее улыбка, золотое солнце в жаркой пустыне. Если я и смогу измениться, то только с ней одной, только с ней. - Все в порядке? - Пошли, - я взял ее ладонь в свою и повел, - познакомлю тебя со своим отцом. Но за последствия не отвечаю, это ведь была твоя идея. - Это ничего, я трудностей не боюсь, - сказала она, и я нисколько не сомневался в ее словах. Вой полицейских сирен остался далеко позади, когда я, усталый и опустошенный, направлялся к ближайшей станции метро. Асэми неглупая девушка, сама доберется до дома. Странно, что я назвал домом собственную квартиру, каким-то уму не постижимым способом, случайная проститутка вдруг стала мне другом. Ну или почти другом. Я ведь Саске, и у меня просто не может быть друзей… Капля дождя упала мне на кончик носа, огромная капля проделала путь с небес, чтобы умереть на кончике моего упрямого и безрассудного носа. Грянул гром, и я невольно съежился, словно если бы знал, что кто-то сверху смотрит на меня суровым, осуждающим взглядом. Сверкнула молния, предвестник беды, так любила говорить моя мать, когда была ею. Сейчас слова чужой женщины не трогают моего сердца, я лишь взглянул на серебряную полосу электричества с ненавистью, даже презрением, и снова понурил голову, еще сильнее закутываясь в пространство небрежно приподнятого воротника. Спустившись к перрону, я к досаде своей обнаружил, что двери вагона равнодушно захлопнулись, забирая с собой драгоценные минуты. Пока поезд с шумом и треском проносился мимо таких же, как я неудачников, мой взгляд уперся в ближайшую стену. Убогость помещения, запах мочи и гнилого мусора не мешали мне рассматривать удивительную картинку, что висела вдоль каменной стенки. На рекламном плакате играя сочными цветами, блестело жаркое, знойное солнце, плескались лазурные, почти прозрачные волны, волнующе кружили и пели свою летнюю песню белые чайки, дикие пальмы шелестели, подпевая им. Двое, взявшись за руки, лежали на гамаках, их взоры были устремлены вдаль, за горизонт, туда, где никто не смог бы их найти.