***
- Хёджин, подменишь? - Миён побежала на обед, и я готова была дать руку на отсечение, что это было также очередным свиданием. Стало немного завидно, хотя я все равно радовалась за девушку. Встав за стойку вместо сотрудницы, я окинула взглядом зал, убедилась, что все столы без гостей чистые, и принялась убираться в рабочей зоне, чтобы хоть чем-то занять себя. Первая половина воскресенья, даже зимой, не самое трафиковое время, Сойе и Суджин отпросились на выходные по каким-то своим делам, так что я неторопливо приводила в порядок пространство за стойкой, слушая на фоне журчание разговора наших постоянных аджумм. Те, впервые встретившись со мной после долгого отъезда, вывалили все последние новости, пожурили, чтобы больше не исчезала, и перестали как-либо возвращаться к этой теме. Милые такие, вот бы мне в старости сохранить их настрой и позитив. Звякнул дверной колокольчик, я подняла голову, приветствуя гостя... Он молча прошел на свое привычное угловое место. Его взгляд был устремлен куда-то вбок, в противоположную от двери сторону. Там, за окном, ничего интересного не было - просто город с его домами, магазинчиками и спешащими по своим делам людьми. Руки откровенно тряслись, пока я делала привычный капучино без сахара. Эта традиция сейчас была скорее издевкой, чем приятным воспоминанием. Хуже стало на моменте пенки. Я зависла на какое-то время, думая, рисовать котика или нет. И все же решила, что с моей стороны будет настоящим свинством... я даже не знала, каким словом это все обозначить. Даже не знала, что имеется в виду под “это все”. Одно знала точно - что бы я ни сделала сейчас, это будет неправильно. Поэтому нужно было выбирать меньшее из множества зол. В легких неожиданно закончился кислород, и я поняла, что практически перестала дышать. Пришлось дать себе еще какое-то время, прежде чем руки перестали чересчур сильно дрожать, и я смогла донести чашку без происшествий. Деньги, как обычно, лежали на столе. Поставив кофе перед Юнги, я сгребла купюры в карман фартука и собралась возвращаться за стойку, мысленно паникуя из-за того, что мы даже не поздоровались друг с другом, когда он хрипло заговорил: - Вы не нарисовали котика. Вздрогнув, я посмотрела на него, чтобы тут же отвести глаза. И не потому, что он смотрел на меня. Мне самой было тяжело видеть все еще любимого мужчину. - Я подумала, что вы захотите просто кофе, - подхватила деловой тон, внутри умирая от расстояния между нами в сотни километров. Даже пока я была в Австралии, прячась от любимого, мы не были так далеки. - Но мы с вами договаривались, что вы всегда будете рисовать котиков. Юнги по-прежнему не поднимал голову, пряча лицо за козырьком кепки, челкой и маской для лица. Все в груди стянуло тяжелыми, давящими цепями. Я не понимала, что происходит. Юнги пришел, чтобы выяснить, что все же произошло? Или в чем-то для себя убедиться? Например, что я для него в прошлом. Почему он не смотрит? Зачем ему котики? Это же... Я просто... Я... - Я сейчас переделаю. Ощущение дежа вю, но все было словно отражение в кривом зеркале. Вроде такое же, но искаженное, изуродованное, сломанное. Взяв чашку, я вернулась за стойку, чтобы переделать кофе. И в этот раз все давалось гораздо сложнее. Чем дольше Юнги был в кафе, тем сильнее я рассыпалась на части, теряя контроль над собственным телом. И котик совершенно не помогал восстановиться. Он был связан с нашими счастливыми воспоминаниями, с началом отношений. С тем брелоком, который сейчас был у каждой третьей поклонницы Шуги. И, конечно же, в таком раздраенном состоянии я обожглась паром из стимера. Больно. На сердце больно. Но котик получился таким же, как и год назад. Словно ничего не произошло. Словно не было счастливых месяцев и горестной бесконечности. Чашка в руках ходила ходуном, и стало тревожно, что рисунок испортится. Я не боялась снова обжечься, мне почему-то до дрожи в сердце хотелось донести котика целым и невредимым. И вопреки всему, рисунок сохранился до момента, когда кофе оказался перед Юнги. Он все так же смотрел вниз, не поднимая на меня глаз, поэтому я не стала ничего говорить, решив... да ничего не решив. Я просто не понимала, что происходит, и хотела сбежать, хотя сердце тянуло к нему. И когда я уже готова была отвернуться и направиться за стойку, раздался голос Юнги: - Почему ты ушла? - он снова перешел на "ты". И спросил вот так, сразу, без расшаркиваний, реверансов и подводок. Юнги не тот, кто стал бы юлить и разводить политические танцы вокруг своей истинной цели. И сейчас его прямолинейность больно ударила по мне, ведь я была не готова к этому вопросу. Наверное, стоило его ожидать с той секунды, что он зашел в кафе. Но можно ли было настроиться на такой разговор? Нет, когда он касался так и не проговоренных до сих пор чувств. - Я... - слова не шли. Казалось бы, что сложного в том, чтобы сказать правду? Мне было стыдно за свою самоуверенность, а затем - слабость. Что дело не в том, что Юнги какой-то не такой, наверное, легко было бы уйти от человека, который просто не твой. Насколько будет банальным сказать “дело не в тебе, а во мне”? До отвратительного. Юнги поднял голову, и я задохнулась от страха, ожидая увидеть в его глазах злость, ненависть или обиду. Но чем дольше, дрожа, я смотрела на него, тем больше понимала, что не вижу никаких эмоций. Он просто вглядывался мне в лицо в поисках чего-то своего. - Почему пришла на трансляцию? Ощущения были такие, словно я падала в обморок и никак не могла упасть, застряв в моменте полета вниз. Сказать правду? Что до сих пор люблю, скучаю и не могу забыть? Я точно не имела на это права. Соврать... можно было бы, придумай я нормальную правдоподобную ложь. Юнги продолжал изучать мое лицо, скользя взглядом по глазам, щекам, губам и обратно вверх. Пауза затягивалась, и чем длиннее она была, тем меньше мыслей оставалось в моей голове. Когда стало совсем неприлично молчать, я неожиданно прошептала: - Прости. - За что? - хрипло проговорил Юнги. Его всегда было сложно читать, а когда он в своей звездной маскировке - тем более. - Что молча ушла, не поговорив со мной? Что снова объявилась в моей жизни? За что ты просишь прощения? Он не агрессировал, не наезжал и словно даже не предъявлял претензий, а просто действительно уточнял, про что я. Но каждое слово будто хлыстом проходилось по моему сердцу, заставляя его вздрагивать и сжиматься. Мне нечего было сказать. - Я зайду за тобой к закрытию кофейни. И ты дождешься меня. Не сбежишь, не сделаешь вид, что тебе срочно потребовалось куда-то по каким-то делам. Один раз ты уже сделала это, не поступай так во второй. Он встал из-за стола, не притронувшись к кофе, и молча вышел из кофейни, оставив меня совершенно разбитой и потерянной. Юнги был прав, стопроцентно, во всем. И я могла лишь молча забрать вторую не выпитую чашку кофе, чувствуя, как сердце отбивает секунды до закрытия кафе.***
Он стоял облокотившись о столб. В воздухе кружили редкие снежинки, таявшие, стоило им только достичь земли, Юнги, меня, редких прохожих или проезжающих мимо автомобилей. Изо рта вырывался пар, подсвечиваемый фонарем. Но даже на улице было теплее, чем у меня на сердце в ожидании разговора. Я подошла к Юнги, и мы молча направились в сторону парка, где прошло наше первое свидание. Был в этом какой-то символизм, или просто логичное развитие событий? Кто знает... Мы шли молча. Юнги прятал руки в карманах толстой теплой куртки, я - в карманах не по-зимнему тонкого пальто. Тишина угнетала, но предстоящий разговор был хуже, поэтому я оттягивала его, не начиная сама... и ловила минуты близости. Пусть холодной и отстраненной, но тут, вживую, в настоящем, в реальности, а не виртуально, в воспоминаниях или мечтах. - Почему ты ушла? - он повторил вопрос. Я открыла рот с мыслью, что скажу кратко, по существу, но слова полились сами. Мне захотелось, чтобы Юнги понял - это не было какой-то глупостью или капризом, для меня все было действительно серьезным и болезненным. Я поделилась своими страхами, зная, что он их не высмеет и не обесценит, даже если не сможет понять и разделить. Мне хотелось, чтобы он знал, что я отказалась от наших отношений, потому что это действительно был единственный выход. - Почему не рассказала об этом тогда? Тишина обволакивала, создавая доверительную атмосферу. А, может, все дело было в том, насколько он действительно хотел понять меня, без попыток как-то обвинить или отыграться. - Что бы это дало? - тихо спросила я, поворачиваясь к Юнги и наблюдая за тем, как снежинки опускаются на его ресницы, тут же превращаясь в воду и стекая по щекам вниз. Он посмотрел на меня с укоризной, открыл рот, чтобы ответить, но закрыл его. Нахмурился. Отвернулся. И тихо, на грани слышимости, ответил: - Я бы узнал об этом лично. Мне стало грустно. Юнги тоже понимал, что ничего. В голове роились тысячи мыслей, но все с частицей “бы”. Если бы. Тогда бы. И главную из них я озвучила: - Тогда я не смогла бы уйти. Юнги вскинулся, но я не дала ему вставить хоть слово, отрицательно мотнув головой. Я не хотела слышать сказки. - Ничего бы не изменилось, - опять это дурацкое “бы”. - Мы все так же скрывались... - я не договорила, уставшая от возможного прошлого, которое никогда не наступило, к счастью или сожалению. - Я все так же оставалась... тайной. Потом снова стало бы невыносимо, - все же сдалась во власть вероятных, но не случившихся событий. - Потом мы снова поговорили бы, я бы осталась, и все было бы точно так же. Проблемы должны решаться. Если этого не происходит - надо искать другие выходы. Вот я и нашла... Юнги стоял так близко. Такой родной и чужой одновременно. Такой трогательный и сильный. У него от холода покраснел кончик носа, заставляя сердце растекаться в нежности. Но напряженный взгляд выстраивал стену, помогая мне оставаться от него на расстоянии, не поддаваясь своим желаниям подойти, коснуться, вспомнить его. - Я говорил, что будет сложно. Слова кольнули. В интонациях не звучало упрека, только бесконечная печаль, но мне все равно захотелось защитить себя. Но от кого? От Юнги? Нельзя. Я и так слишком много боли причинила ему. Плечи опустились под грузом вины, прибивающей к земле. - Ты был честен со мной. С самого начала. А я обманула, сказав, что справлюсь. Все действительно оказалось сложным, но для меня - чересчур. Прости, если сможешь, я не справилась с твоей славой. Тебя легко любить, но быть рядом... Я не договорила, отвернувшись в сторону и стараясь не моргать, чтобы на ресницах не осели слезы. - Ты любишь меня? С губ готово было сорваться “да”, но что бы это дало? Опять это чертово “бы”. Поэтому я улыбнулась, хоть и чувствовала, что улыбка получилась грустной. - Я желаю тебе счастья. Ты обязательно встретишь ту, которую не испугает все, что несет с собой твоя слава.***
Прошло две недели с того разговора, и я словно вернулась на несколько шагов назад. Состояние, до которого мне удалось восстановить себя с момента расставания, рассыпалось и песком утекло сквозь пальцы. Я что-то делала. Ходила, смотрела, говорила, ела, слушала, функционировала. Не открывала соцсети. Игнорировала уведомления о новой, “возможно интересной” для меня публикации про BTS. Папа, видя мое состояние, пытался предложить поездку на Чеджу, в Австралию, в Европу, да куда угодно, лишь бы сменить обстановку. Тем более конец января не самое популярное время для туризма, но прекрасно подходящее для возможности сбежать от людей. Я отказывалась, считая, что мне надо просто продолжать жить обычную жизнь, не сбегая. Хватит. Набегалась. Все равно реальность догнала, стоило только почувствовать ложное ощущение безопасности. Телефон пиликнул очередным уведомлением, и я бросила на экран быстрый взгляд, готовая снова скинуть push, но глаза зацепились за слова о старте трансляции Юнги. Пальцы закололо от желания и сопротивления. Нет, не стоило этого делать. Один раз уже совершила ошибку. Но руки, не повинуясь сознанию, открыли Weverse, и на весь экран развернулась трансляция Юнги из его студии. Он смотрел куда-то вниз и проговаривал вслух количество подключившихся к трансляции. Это было мазохизмом чистой воды, но я все же была рада хотя бы немного прикоснуться к нему. Как бы плохо мне потом ни было. Спустя десять минут, он наконец-то посмотрел в камеру: - Думаю, достаточно. Всем привет! Я некоторое время обдумывал, как лучше поговорить с вами об этом. Больше года назад в интернете всплыли фото меня в ресторане с девушкой. Тогда был большой скандал, - он насмешливо хмыкнул. - Компания после сделала заявление, что это был не я, просто кто-то похожий. Да, - Юнги сделал паузу. - Так вот, это все ложь. На том фото реально был я со своей любимой девушкой. Но из-за того, что артистам к-попа по умолчанию нельзя иметь отношения, я скрывал ее от всего мира и от вас, моих поклонников. Тогда я считал, что защищаю ее от того негатива, который несет с собой слава. Вы, думаю, понимаете, про что я. Чат взорвался сообщениями, и часто среди них мелькало слово “сасэн”. Другую часть я старалась игнорировать, чувствуя, как больно колет в районе сердца. Лишь молча сидела, замерев, и с ужасом пыталась понять, что делает Юнги, чего добивается, зачем ставит себя под такую угрозу. Какими бы влиятельными ни были BTS, их успех строился на фанатах. Если те сейчас отвернутся от группы, Юнги подставит не только себя, но и ребят. - Этим я только разрушал наши отношения. Нельзя действительно быть с человеком, если приходится его... ее прятать. Мы расстались. И я устал от невозможности быть собой на сто процентов, жить свою жизнь полностью, во всех ее проявлениях. Я верю, что те, кто действительно любят BTS, поймут и примут меня с отношениями или без них. Ведь нас с вами объединяет музыка и то, о чем мы, пуленепробиваемые, говорим через нее с вами. Я обсудил все с парнями, прежде чем выйти в эфир с таким заявлением. Они поддержали, - Юнги улыбнулся искренне, шально. - А вот компания не в курсе, что я тут творю. Боюсь, менеджер после этого поседеет на всю голову. Юнги замолк, вглядываясь в камеру, словно искал в ней что-то, хотя она была лишь набором пластика, металла и стекла, и сам он, скорее всего, сидел в студии совершенно один, говоря это все будто сам себе. - Теперь я и моя дальнейшая судьба в группе в ваших руках. Если вы примете меня всего, целиком, я смогу остаться с BTS и дальше создавать для вас музыку. Если нет, мне придется уйти. Но я дорос до того момента, когда мне важнее быть искренним и с собой, и с вами, чем балансировать на канате над пропастью, опасаясь сорваться вниз. Я в ужасе смотрела трансляцию, не понимая, как так Юнги смог решиться и поставить на кон свою карьеру. Я не льстила себе, думая, что все это из-за меня - слишком крепко засела в голове печаль мужчины, что он не может быть просто собой. Но все же казалось, что именно я стала последней каплей в чаше его терпения. Это была слишком большая ответственность для обычной меня. - И напоследок, прежде, чем я уйду получать наказание за этот несанкционированный эфир... - на мгновение Юнги зарылся лицом в ладони, энергично растирая щеки и глаза. - Не представляю, что меня ждет дальше. Но надеюсь, когда вы, ребята, узнаете, что у меня появилась девушка... вы не будете к ней так жестоки, как были год назад к той, которую я любил и люблю до сих пор.