***
Руки, проводящие по его волосам. Голос, напевающий мелодию, пока руки в перчатках зашивают раны. Белая улыбающаяся маска, смотрящая на него сверху вниз, покрытая сажей. Медово-сладкие слова, которые прилипают к его коже, и ложь – смешанная внутри. Зелёный... Зелёный... Зелёный! Пустая пляжная вечеринка только для двоих: марионетка и её кукловод. Воображение расплавленной лавы окружает его в Преисподней, обжигая кожу, но не так сильно, как душевные раны и фантомная боль в его шрамах. Ноющее истощение и потребность, чтобы всё это закончилось, давят на его кости, как он строит башню и свешивается с края...***
Томми вдыхает. Один, два, три, четыре. Выдыхает. Один, два, три, четыре. — Что вы будете делать? — его слова пропитаны ядом и скрытой угрозой. Теперь очередь Всемогущего быть сбитым с толку. — Разве вы не должны спрашивать, почему я... — Что вы будете делать? — Ну, — герой колеблется. Томми открывает свой инвентарь, в котором находится Клара, и готовится сражаться, будь проклят герой номер один, — я планировал, чтобы молодой Мидория здесь следовал режиму тренировок – по моему плану «Цель пройти: американская мечта». Следуя по нему, он также уберёт весь мусор на этом берегу. Этого должно быть достаточно, чтобы он смог подготовиться к экзаменам в Университете через десять месяцев, — Томми немного расслабляется, закрывает свой инвентарь и на мгновение задумывается. Эти миры были разными. Дрим находится в тюрьме! Так что Всемогущий не может быть реинкарнированной версией или каким-то дерьмом. Кроме того, в Интернете нет ничего о Л'Манбурге или о том, к чему это привело. Всемогущий – это другое. Вздохнув, Томми ворчит: — Вы можете остаться здесь. Тренируйтесь и всё такое дерьмо, мне на самом деле всё равно. Меня зовут Томми, использую местоимения "он" и "его", и я не американец, — Прайм знает, сколько раз люди так называли его у Тари. При этом Зеленые Волосы становятся светлее. — П-правда? Большое вам спасибо! — он немного отшатывается назад, — о, точно! Несмотря на то, что В-всемогущий уже сказал это, меня з-зовут Мидория... Мидория И-Изуку! — правильно: фамилии сначала, имена в последнюю очередь. Манеры и прочее дерьмо. Кивнув, Томми указывает вперёд, на правую сторону берега. — Идите туда, на ту сторону, — приказывает он, почти оборачиваясь, — эта сторона моя. — Спасибо тебе, юный Томми! — восклицает Всемогущий, не переставая улыбаться, даже когда спрыгивает с холодильника, на котором сидел. Томми чувствует, как его лицо искажается ужасом, оскорбленным выражением, и, возможно, именно поэтому герой слишком быстро отводит взгляд, — давай, юный Мидория! — вышеупомянутый протеже смотрит на Томми странным взглядом, что заставляет его ощетиниться, защищаясь. Мидория, кажется, отбрасывает всё, о чём он думал в сторону. Разворачиваясь, чтобы последовать за Всемогущим. — Х-хорошо! Когда они уходят, слышен шорох металлов и материалов позади, когда они пробираются через обломки, Томми падает на землю. Он закрывает лицо руками и удивляется, почему согласился. Подобные перемены — перемены никогда не были хорошими. Томми просто должен подождать, сколько это продлится, пока всё не закончится. Десять месяцев... Десять месяцев просыпаться и возвращаться из кафе к двум незнакомцам в своём доме, перетаскивая повсюду дерьмо. Десять месяцев изменения его расписания, чтобы они не узнали, что подросток линчеватель. Томми (почти) сожалеет, что позволил им остаться. Он присматривает за этими двумя. Мальчик не скрывает этого, просто сидит за столом и следит. При малейшем подергивании Томми открывает свой инвентарь. Когда кто-то протягивает руку, он почти рычит. Услышав ободряющий крик, он вздрагивает. И всё же подросток сидит там, не двигаясь с места, пока они оба не уходят. В первый раз, когда мальчик дал им небольшой совет, Мидория спросил, почему он остался там: — Я слежу за тем, чтобы он не сделал... Ну, вы знаете, никакого дерьма по отношению к вам! — отвечает он, и на этом всё._____
Осталось девять месяцев... В первый раз, когда Всемогущий вынужден сдаться, Томми не может сказать, что он удивлён. Однако двое из них — Всемогущий и Мидория — таковы. — В-вы, — заикается Мидория, держа металлическую коробку, которая заставляет его присесть, — вы не собираетесь подвергать это сомнению? — Я подумал, что с этим что-то не так, — говорит Томми, впервые сходя со своего маленького насеста поблизости от них, — просто не хотел спрашивать. Уединение, больные места, неуверенность – это вот дерьмо, — он неуклонно подходит ближе. Подперев рукой подбородок, наблюдая за худощавой фигурой, которая олицетворяет Всемогущество, — действительно, имеет смысл... Я знал, что ваша грёбаная обложка, или что там ещё, была слишком идеальной. Такой крупный мужчина, как вы, не можете оставаться в такой форме слишком долго – это отнимает слишком много энергии, не так ли? Идеальный недостаток для вашей причуды, вроде временного усиления в игре или ещё какой-нибудь хрени, — Томми смотрит мужчине в глаза в его истинном обличье и заявляет, — я никому не скажу, — что произошло, если бы средства массовой информации узнали об этом? Кто знает... Этот сервер, вероятно, рухнул бы, а Томми не хочет повторения 2b2t! Потому что Всемогущий умирает... — В любом случае, — Томми указывает плечом на какую-то область, — там есть несколько шин потяжелее. Используй их вместо этого, — по тому, как они расслабляются и продолжают двигаться дальше, и как Всемогущий становится Яги Тошинори, Томми знает, что они благодарны._____
Осталось восемь месяцев... — Эй, Большой Ти? — Тошинори поворачивается к Томми, пока тот тренирует Мидорию, который бежит с тремя шинами к грузовику у входа. Топот ног Мидории к настоящему времени превратился практически в белый шум, хотя Томми всё ещё время от времени немного вздрагивает. — Да, Юный Томми? — Спрашивает герой. Сегодня Томми проигнорирует это грёбаные оскорбление. Он достаёт Клару из своего инвентаря и возится с её втянутой формой, не упуская из виду, как глаза Тошинори расширяются от удивления. — Я знаю, как драться без особых ухищрений, — говорит Томми, — Мидория не должен... Не может стать кем-то вроде вас или других, кто слишком полагается на свои причуды, чтобы драться, а не быть оскорбительным и прочее дерьмо. Что, если бы он наткнулся на кого-то, кто мог бы стереть Причуды? Все эти тренировки были бы бесполезны – они дают ему мускулы, но не опыт. Однако, если бы он был со мной, его прогресс был бы довольно значительным. Тошинори заметно оживляется, когда Томми поднимает взгляд, не смущенный вызовом. Но затем он ни с того ни с сего хмурится! Что-то резкое мелькает в его глазах на секунду, прежде чем они возвращаются к обычному выражению героя. Томми инстинктивно выпрямляется. — Всё в порядке, всё хорошо, — напевает Тошинори, достаёт свой план "Американская мечта" и что-то нацарапывает карандашом, — это прекрасная идея! Спасибо вам, юный Томми! — Не молодой! — ворчит он, потому что это уже четвёртый грёбаный раз за день. Он бы прокричал это, если бы это не привлекло внимания, — я Большой Мужчина! Тошинори не слышит, потому что он старый-престарый человек. Вскоре возвращается Мидория, Тошинори тянет его за собой. Личнователь наблюдает, как протеже героя постепенно светится благоговением, решимостью и счастьем, глядя на Томми с каким-то странным, дерьмовым почтением. Он не может не думать о себе как о Техно и смеяться, причиняя горько-сладкую боль. На следующий день они начинают тренироваться на одной из больших площадок, которые Мидория очистил, на песке, покрытом слегка грязноватыми синими ковриками. У Мидории есть свой собственный посох: тонкий металлический шест. Всемогущий, загнутый обратно в форму, сам герой стоит в нескольких футах от него. Зелёноволосый подросток только прошептал "погчамп", когда тот был согнут, что заставило Томми от смеха выплюнуть кофе, который он принёс. Прайм, он оказывает такое хорошее влияние. — Хорошо, — начинает Томми, хлопая в ладоши. Поскольку он держит Клару на руках, это немного неловко, но он справляется, — сперва: знакомство. Прежде чем ты сможешь даже начать сражаться с ним, вы должны знать своё оружие. Знайте его возможности, чего он не может сделать и что может, а также его сильные и слабые стороны, грузоподъёмность и так далее. Вы также должны хорошо понимать самого себя, на что способены без особых ухищрений. Вы теперь можете делать со своим оружием и постепенно расширять его. Итак, что вы собираетесь делать? — Томми делает паузу, обмениваясь со студентом дикой, звериной ухмылкой, — так это соревноваться со мной! Томми разворачивается и загоняет край Клары в укромный уголок на куче мусора, подтягиваясь, даже когда его разум кричит ему спуститься в безопасное место. Он раскачивается, используя руки, чтобы хвататься за более гладкие края и выступающие доски во время прыжка. Тупые края его ногтей легко впиваются в небольшие бороздки, что облегчает ему скалывание. Личнователь с легкостью избегает нависающих выступов и слабых мест. Затаив дыхание, Томми цепляется за вершину, переползает по ней, прежде чем посмотреть вниз. Блондин всегда был хорош в лазании по булыжнику еще до SMP Earth, так что восхождение на горы Такода – это лёгкий ветерок. Высота пугает его, но он отбрасывает ее в сторону. — Пошла ты нахуй, травма! — он каркает, торжествующе глядя в небо. Он хихикает, видя шокированные взгляды на лицах Мидории и Тошинори, когда смотрит вниз, — какого хрена вы ждёте, Большой М? Давайте, попробуй это! Или, — ухмыляется Томми, подпирая голову рукой, опершейся на локоть, — вы ещё не готовы к этому, сучонок? Это придаёт лицу Мидории решительный вид. Он втыкает свой шест в кучу мусора, прежде чем медленно взобраться наверх, а Томми всё это время понемногу раскручивает его. Мидория вздрагивает, когда что-то шевелится или стонет, но личнователь не позволяет ему сосредоточиться на этом. Он перекрикивает звуки, говорит ему продолжать карабкаться и радуется, когда тот это делает. Чёрт, это даже работает слишком хорошо — Мидория забывает об этом до такой степени, что на его лице появляется улыбка и он наслаждается собой. На вершине, когда зелёноволосый добирается туда на трясущихся ногах, Томми радостно кричит: — Пог! Вы сделали это! Честно говоря, я не думал, что вы это сделаете, так как никогда раньше этого не делали, но... Молодец, Большой М! — Мидория не отвечает, все еще глядя вниз, — эй, — утешает Томми, трясущимися руками, — если вы не хотите этого делать, ничего страшного. Извините. Мы можем найти другой способ или что-то вроде настоящего ближнего боя, хорошо? — никакой реакции, кроме учащенного дыхания. Чёрт, чёрт, чёрт! — Ничего из этого быстрого дерьма. Простите, простите... Я просто подумал, что вы выглядите более проворными и более привычными к бегу, чем к бою, как я... Поэтому подобное лазание было бы, по крайней мере, хорошей силой! Мне, вероятно, не следовало... Чёрт возьми! предлагать это в первую очередь, извините! И я сожалею, что предположил это! Действительно сожалею, пожалуйста, не оставляйте меня... — Томми, — выдыхает Мидория, — Томми, это было здорово! — Я знаю, я... Что? — Я... я имею в виду, — заикается Мидория, — простите, что... Э-э... Так беспокою вас! Я действительно такой! Просто такое л-лазание было действительно приятным! Например, я получил настоящий прилив адреналина, но хороший! И всё это было так ново и быстро, и я п-просто немного обдумывал это! — Томми молчит где-то пять минут, пытаясь переварить слова сказанными ранее, а Мидории напрягает эта тишина... — Неужели... Вы... Не злитесь на меня? — Н-Нет! — зелёноволосый брызгает слюной, дико размахивая руками, — конечно, нет! — он непреклонно говорит, — с чего бы мне быть таким? Мне... Мне, вероятно, пришлось бы сделать это в U.A.! И я благодарен, что вы можете помочь мне сейчас, вместо того, чтобы я был вынужден делать это позже! Так что — спасибо вам! Время, кажется, остановилось. Томми внимательно смотрит на Мидорию, выискивая что угодно. Обман? Предательство? Манипуляция? Ложь? Там ничего нет! Ничего, что он мог бы сказать по языку тела Мидории, или по лицу, или по его глазам. Если Мидория сегодня не умеет врать, потому что Томми знает, что зелёноволосый в лучшем случае ужасен во лжи, он был честен. Более честен, чем любой другой участник в текущем_____
Осталось шесть месяцев. Со временем Мидория становится лучше лазать и использовать местность в своих интересах. В перерывах между ними Томми помогает ему убрать кое-какой хлам, утверждая, что ему тоже нужно набрать больше мышечной массы. Технически, в этом нет ничего плохого. Даже с учётом работы линчевателя и расширения зоны его патрулирования, это действительно только помогает его ногам. Поскольку потенциальные злодеи теперь слишком боятся его появления, что приводит к снижению уровня преступности в его районе. — К-как поживаешь? — делая не большую паузу, — как поживаешь... С-справляешся с этим... Т-так... Хорошо? — хрипит Мидория между словами, каждые несколько мгновений делая паузу, чтобы отдышаться. У него на спине холодильник, который пристёгнутый ремнями к его сгорбленному телу. Томми, с ещё одним холодильником на спине, ухмыляется. Линчеватель стоит и чувствует себя лучше, чем когда-либо! Тратя время на то, чтобы рассказать о своём превосходстве. — Я просто самый большой мужчина в мире, вот как! Ты никогда не будешь на моем уровне, сучонок, — дразнит он, разминая руки, хотя и ограниченно. Мидория прищуривает глаза, в них сквозит озорство, которое заставляет Томми приготовиться к чему-то. Чего он не ожидал, так это того, что он "споткнётся", таким образом "случайно" врезавшись в Томми, и тот упадёт на песчаную землю. Блондин пищит, когда холодильник заставляет его повернуться, но теперь он не может встать, потому что привязан к холодильнику лицом вверх. — КАКОГО ХРЕНА!? — Мидория хохочет с придыханием, на высокой ноте. Он наклоняется ещё больше, — как это вообще возможно? — когда Томми молотит руками и ногами, дико размахивая ими. Потому что он высокий, но холодильник шире и он не может, блять, пригнуться, — МИДОРИЯ! ТОШИНОРИ! ПОМОГИТЕ МНЕ! — Томми визжит, извиваясь, раскачивая холодильник, как шаткую лодку. Хихикая, Мидория опускается на колени на землю. — Ты... О боже мой, ты... Ты как м-малыш! — Я НЕ МАЛЫШ!!! — О, что этот малыш пытается "хихикнуть" сказать? Это первые слова этого ребёнка? — несколько минут назад Томми дразнил зелёноволосого, а сейчас уже наоборот. Томми брызгает слюной. — ПОСЛУШАЙ СЮДА, ПРИДУРОК, я НЕ РЕБЁНОК!!! Тошинори наблюдает за ними с мягкой улыбкой и позволяет им сделать перерыв._____
Осталось четыре месяца. Иногда Мидория приезжает в Такоду с целым миром на плечах. И в эти дни он прикрывает свои ожоги рубашками с длинными рукавами и ещё более длинными штанами; царапинами на руках и тусклым взглядом в глазах; потом и стремлением продолжать работать, пока не упадёт. Томми не разрешает ему тренироваться в такие дни. Он говорит Тошинори, что Мидория время от времени нуждается в перерыве, и Тошинори принимает это. Томми был уверен, что сделает это после того, когда Мидория устанет. Когда Тошинори уходит (потому что он доверяет Томми тренировать своего протеже. А разве это не опасно?) личневатель отводит Мидорию в определенную часть свалки. Там он достаёт аптечку и вытаскивает: чистые бинты, бутылки с водой, свежую ткань и немного мази от ожогов — одновременно просматривая другие вещи. Мидория выглядел удивлённым арсеналом медицинских принадлежностей, но он без колебаний сел на стул с откидной спинкой и протянул руки. Воцаряется тишина, пока Томми осторожнее разворачивает шрамы от ожогов другого, отбрасывая их в сторону. Затем, с несвойственной ему деликатностью, Томми берёт бутылку с холодной водой и тряпку, погружая последнюю в воду. После этого он начинает мягко прикладывать его к заживающим ранам, даже если они старые, сморщенные, маленькие или едва заметные. Мидория не реагирует, обводя взглядом шрамы от звездных вспышек и эмоции, которые Томми не может прочесть. Так продолжается минут тринадцать или около того. Атмосфера между ними спокойная, которую Томми презирает, но принимает. Единственное, что его беспокоит — это их дыхание и лечение. Он решает разорвать это. — Плохой день? — спрашивает Томми почти шёпотом. Он усиливает эффект от ожогов, когда начинает наносить немного крема от ожогов с добавлением алоэ вера, слегка размазывая пасту по обожженному участку. Ожоги второй степени, даже если остались шрамы, были ужасны. Мидория поднимает глаза. — Да, — бормочет он так же тихо. Томми напевает. Холодный гнев пронизывает его до костей, как снежная буря, только и ждущая, чтобы наброситься. — Ты скажешь мне, кто это сделал? — Нет... — прекрасно! У него уже есть подозреваемый, — Откуда ты знаешь, как лечить ожоги? — Я просто такой Большой Мужчина! — Томми шутит, хотя бы для того, чтобы немного поднять настроение. Он сглатывает, приостанавливая свои манипуляции всего на мгновение, — но у меня есть свои собственные, так что... — и это всё... Он начинает перевязывать руки, оставляя пространство, чтобы ожоги не усиливались от давления, — они должны быть водонепроницаемыми, — говорит Томми, хватая ещё одну бутылку и немного вазелина, чтобы передать другой. Он встаёт и начинает использовать мази от ожогов, бинты и всё остальное, что он принёс. — Если они вырвутся на свободу, приходи ко мне – я всегда буду здесь. Проще, чем идти к своей маме с дерьмом. Из-за бинтов ты будешь делать легкие упражнения, — блондин ловит взгляд Мидории, которые выражает недопониманием, — не смотри на меня так, придурок! Ты переутомишь своё тело и, блять, упадешь в обморок или почувствуешь, что ты... Что ты умираешь! — Мидория встаёт примерно в то же время, что и Томми, ожидая у входа в свою мини-клинику. Мальчик оглядывается, когда он заканчивает, приподнимая бровь, — чего ты ждешь? — Можно мне тебя обнять? — и вау! Ладно, Томми этого не ожидал. Мидория тоже не хотел это выпаливать, судя по тому, как он быстро краснеет. — П-П-подожди, я не хотел этого говорить! Э-э, п-пожалуйста, притворись, что я вообще этого не говорил! Да-да, я... Я просто собираюсь сейчас уйти! Спасибо тебе! — Закончив с нервными смешками, Мидория начинает выбегать из импровизированной клиники. — Объятия – это прекрасно! — Томми быстро опускает взгляд, когда другой подросток поворачивает к нему голову. Он дёргает за воротник своей футболки, — Объятия – это прекрасно... — повторяет он, — ты не обязан. Потому что я Большой Мужчина, который редко нуждается в объятиях, но ничего страшного, если это для тебя... — без предупреждения Томми оказывается на земле с Мидорией Изуку в руках, который сжимает его торс так, словно завтра не наступит. Он сильно вздрагивает, Мидория чувствует это, поэтому ослабляет хватку. Затем Томми слышит сопение, которое исходит не от него. — Спасибо тебе, — бормочет Мидория, — за заботу... — О, Прайм. Плачет. Как, чёрт возьми, он с этим справляется? Неохотно Томми обнимает его в ответ, прикосновение подобно приятному, покалывающему огню под кожей. Он тает, неловко похлопывая Мидорию по спине. — Нет проблем, Мидория. — Ты можешь называть меня Изуку! — Тогда ладно, Изуку. Через мгновение Томми отпускает, Мидори... Изуку высвобождается из его объятий. По его лицу всё ещё течёт несколько слезинок, и он слышит тихое сопение, но Изуку улыбается, так что все в порядке. — Извини, — говорит зелёноволосый, — и спасибо тебе. Я... Мне это было нужно, — Томми ухмыляется — это искренне. Прайм, теперь он действительно привязан, да? Он обдумывает это, когда они оба уходят, планируя пока просто прогуляться по берегу... Что ж, с таким же успехом можно пойти ва-банк, раз он уже зашёл слишком глубоко._____
Осталось три месяца. — Эй, Томми? — Изуку перетасовывает несколько вещей, пока зовёт своего лучшего друга. — Да? — Томми появляется секундой позже, в нескольких футах над ним, на куче случайного дерьма. Изуку держит тёмную толстовку с капюшоном, маску и снаряжение. Он весь обшит красным и сшит вместе в нескольких местах, заплатки не того цвета и нитки перемешаны, чтобы исправить это. Разум Томми запинается, потому что, как, блять, это там было? Разве это не было на другой стороне пляжа? О... Они убирали другую сторону пляжа и как раз таки костюм был спрятан там. Томми бледнеет, в то время как Изуку смотрит на него, спрашивая: — Это то, что ты скрывал? — наступает тишина. Его нарушают только щебетание птиц и бешеный стук сердца мстителя, беспорядочный тук-тук, тук-тук, тук-тук. Всё слишком громко. Томми чувствует грязь на своей коже и на каждой детали своей одежды. Каждый раз, когда его порезали во время патрулирования линчевателей, он горит жаждой мести! — Ты собираешься вызвать на меня полицию? — вместо ответа Томми спрашивает Изуку. Мидория улыбается. Он опускает костюм с небольшим недоверчивым смешком. — Нет, — отвечает зелёноволосый, — я не буду. Зачем мне это? Сумрак не сделал ничего плохого. Т-также не сделал ничего серьезного, кроме инцидента со Сладж, злодеем... Кстати, спасибо тебе за то, что знаешь и помог мне... Это также мой способ поблагодарить тебе за моё спасение. Хотя я, вероятно, не стал бы доносить на тебе, даже если бы мы всё ещё были незнакомцами, — Томми разевает рот. Изуку отводит взгляд, продолжая, — спасибо тебе за бинты, мазь от ожогов, мази, обучение. Твоё доверие, наша дружба – спасибо тебе за всё! — Я... — блондин не может придумать, что сказать. Все слова, которые он мог придумать, сами собой путаются у него в голове. Всё, что он может сделать? Так это просто тупо таращиться туда и пялиться. — Ты не обязан отвечать, — напевает Изуку, будто читает его мысли, — твоих действий достаточно. — Тебе еще чертовски рано быть таким сентиментальным и все такое прочее, — наконец, Томми удаётся выдавить сдавленное. — И-извини, — Изуку смущённо хихикает, его рука, держащая костюм линчевателя, подсознательно опускается. — Больше, блять, не извиняйся так часто! — Томми протягивает руку, указывая на одежду, — отдай это мне, — говорит он, — я положу это в свой инвентарь. — Инвентаризация?— Ах, черт! Томми не следовало этого говорить... — Это твоя причуда? — Вроде того, — бормочет он, засовывая костюм в свою горячую панель после того, как появится панель. — Почему ты не надел костюм туда? — Томми фыркает, осторожно забирая одежду. — Чем больше вещей в моём инвентаре, — объясняет блондин, — тем больше... вес? Тяжесть? Лежит на моих плечах. Вот... — Томми похлопывает по ближайшему дивану, усеянному дырками и незакрытыми пружинами. Он нажимает на пустой квадрат в своем инвентаре, а затем на диван, наблюдая, как появляется его значок. Секундой позже Томми чувствует, как у него подгибаются колени от давящей тяжести на все его существо. Блондин смотрит в сторону, дивана нет, — Ах, чёрт... — стонет он, — недостаток тяжелее, чем я думал, — Изуку подбегает и парит рядом с ним, неуверенный в том, что делать. Его паника забавна, и он бы рассмеялся, если бы не был сосредоточен на своем инвентаре. — Томми, вынеси диван! — крикнул зелёноволосый. — Я в порядке, Большой я... — утешает он, выбирая диван в своем инвентаре. Затем морщится, — фу, подожди, это прозвище дерьмовое. Я придумаю ещё что-нибудь позже или что-нибудь в этом роде. В любом случае, нет ничего такого, с чем Большой Человек Томми не смог бы справиться! — резкий вдох вырывается у него, когда диван снова приземляется на песок с мягким, но тяжелым стуком, вскоре после чего вес уходит. Облегченно вздохнув, Изуку вскоре начинает подпрыгивать на месте. Мидория, наверное, достал свой блокнот или что-то в этом роде, если бы мог, ботаник. — Итак, как работает ваш инвентарь? — Взволнованно спрашивает он. Поскольку Томми засыпают вопросами и непроверенными теориями, он думает, что благодарен за это изменение._____
Осталось два месяца. Два подростка сидят на куче хлама, свесив ноги с выступа. Один пыхтит, явно измученный, пот стекает по его лицу, а в руке у него шест. Он расслабляется, когда налетает ветерок, треплет его зелёные волосы и охлаждает кожу. Другой смотрит на Луну и потом на звёзды, наблюдая, как они мерцают в тёмной ночи. Они сидят в уютной тишине, прерываемой стрекотанием сверчков и шумом морского берега. — Томми? — это тихая фраза, едва слышная даже в эту яркую ночь. — Да? — Если бы ты, — глоток, — если бы у тебя были друзья... С детства и до сих пор. И они начинают причинять тебе боль, потому что ты другой, но теперь это не так, и они замолкают... Что бы ты сделал? — кипящий в нём гнев заставляет его хотеть взорваться. Томми прибегает к тому, чтобы раскручивать Клару и представлять, что он убил Дрима. — Я бы дрался или, по крайней мере, защищался, если бы они когда-нибудь снова приблизились ко мне. Даже если меня загнали в угол, физически или метафорически, я бы защищался и... Бежал, если смог бы. Если они никогда больше не приблизятся ко мне? Я бы позволил им, даже оттолкнуть себя ещё дальше или они находятся в среде, где не могут причинить мне вред, — ложь, это всё ложь! Потому что за это он сел в тюрьму и посмотрите, чем это закончилось? Томми стискивает челюсти и вспоминая те дни, — если бы они были в положении, когда не могут причинить мне вред или быть в состоянии заманить меня в ловушку, где бы они ни были заключены, я... Я бы пошёл и нашёл успокоение. Пытался бы найти причины, по которым они сделали то дерьмо, — Изуку задумчиво хмыкает. — Ты тоже знаешь кого-то подобного? Томми молчит. Сегодня вечером луна светит ярче, чем когда-либо. Несколько мгновений спустя Изуку тихо говорит: — Мир довольно жесток. Из-за причуд и пиар – нынешней социальной иерархии... Мой друг презирает меня. Все так делают, когда узнают, что я б-без причуд, — Мидория вздрагивает, — я... Я тебе этого не говорил! Извини... — Томми думает обо всём, что он сделал как человек, и фыркает, махая рукой. — Это прекрасно, большой человек. Просто это означает, что ты должен работать немного усерднее. Кроме того, без людей без их причуд в качестве основы люди с причудами не существовали бы, — мягко улыбаясь, Изуку смотрит вниз с непролитыми слезами. — Спасибо, но... Люди обычно так не думают, — продолжает он, — они думают, что я бесполезен. И в какие-то моменты я такой и есть. Тем не менее, у меня самые высокие оценки в школе, не считая моего друга детства, так что это делает меня способным на что-то... И.... Ведь ты помнишь Инцидент с Грязным Злодеем? — Как я могу этого не помнить? — Томми теребит свои бинты. — П-после этого, как я уже сказал, мой друг з-замолчал... — Томми резко хватает его за предплечье. Он собирался, блять, убить этого белобрысого ублюдка! Нет... Нет, ни сейчас, ни когда-либо ещё. Изуку всё ещё видит в этом ублюдке друга (конечно, видит, потому что у Изуку чертовски разбитое сердце) и он бы горевал, если линчеватель просто взял и прикончил бы его. Томми не следующий Уилбур, но он не хочет быть вместо этого Дрима. Поэтому он отпускает напряжение в своём теле, заставляя свою руку вернуться и слегка потянуть за белую ткань. — Дело в том, — начинает Изуку, — что я... Я должен быть счастлив. Даже в экстазе! Должен р-радоваться и п-праздновать, что-то делая. Н-Но... — Томми поворачивается, чтобы посмотреть на Изуку. Другой подросток свернулся калачиком, болезненно уйдя в себя. Теперь, когда он смотрит дальше, Изуку дрожит. Его следующие слова такие неуверенные, что Томми почти не может их понять, и, чёрт, как же это больно... — Т-Томми... Томми, мне так страшно. Я в-в ужасе от того, что произойдет, когда он увидит меня в U.A.! В ужасе от того, что он с-сделает со мной... В ужасе от моего будущего, если мое мужское психическое состояние снова станет т-таким плохим... В-всемогущий тоже не с-сильно помог, как бы мне н-не хотелось признавать. Он до э-этого Инцидента с Грязным Злодеем, он причинил м-мне боль. Сильно... И я... Конечно, простил его, н-но не доверяю ему так сильно, как хотелось бы. Я не... Кто сказал, что он не п-потеряет веру в меня и тоже не уйдёт? Я р-рассматривал терапию от м-моей детской т-травмы и э-этих мыслей. Я тоже в ужасе от этого – от того, что люди говорят, что я просто слабак и все остальные б-были просто шутниками. Через что я прошёл, было шуткой, как и у всех других взрослых! О-ожоги были шуткой. Синяки, которые мы п-получили, тоже были шуткой! И что я п-просто вёл себя глупо, потому что у меня нет причуды! Поэтому просто т-терапевты помогают людям, не означает, что они не дискриминируют и не верят в то же самое, что И ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ! — рыдания вырываются из горла Изуку. Томми отходит от ступора, поспешно отводя руки Изуку от того места, где они впивались в его кожу. Он колеблется, прежде чем обнять Мидорию. Чувствуя, как тупые ногти впиваются в его спину и царапают, будто завтра не наступит. Блондин позволяет Изуку поплакать у него на плече, нанося круги на его вздымающуюся спину. Он не может сказать, что всё будет хорошо, потому что такова цена героической карьеры, но... — Ты пройдешь через это, — Томми бормочет, — ты, чёрт возьми, пройдешь через это! И станешь сильнее! Ты выйдешь избитым, с синяками и жёсткими краями, но заживёшь. И когда это происходит, означает, что ты сильнее всех остальных! Когда исцелишься, ты станешь большим человеком – большим героем. Ты научишься пройти всё это, в то время как твой друг этого не делает, — даже сквозь рыдания и крики Томми чувствует, как его друг неуверенно кивает у него на плече. Изуку требуется несколько минут, чтобы успокоиться, его прерывистые крики переходят в приглушенное сопение. Несмотря на более слабую хватку и тишину, которая наступает после, они не двигаются. Томми всё ещё водит кругами по спине другого, когда тот дрожит. — И-извини. — Всё в порядке. Перестань извиняться. Я буду здесь для тебя в любое время, хорошо? — Хорошо. Спасибо т-тебе! — Нет проблем, — Томми принимает более удобную позу, — какой твой любимый цвет? — походу блондин решил сменить тему... Потому что он начал чувствовать себя психологом для этого подростка. — Зелёный. — О, конечно, это так! — насмешливое замечание звучит тише, чем обычно, — здоровяк, ты всё неправильно понял – красный явно чертовски выше. Ты просто не можешь видеть его великолепие! — Изуку фыркает. — Ты просто злишься, что зелёный – лучший ц-цвет. — О, отвали ме-ме-ме, "Я Мидория Изуку, и мне нравится зелёный цвет, потому что у меня странные волосы, и глаза зелёные, и все моё дерьмо зелёное!" Ты просто в отрицании! — Я... так не говорю! Я даже ничего не отрицаю! — Перекладывание вины — это, очевидно, отрицание. Но не волнуйся я буду рядом, когда ты будешь проходить через пять стадий горя, — Томми ухмыльнулся. — Томми! — блондин начал смеяться, а Мидория просто промолчал и направил свой взгляд на спутник Земли. Когда над головой восходит Луна, так хорошо..._____
Остался один месяц. Такода стала самой чистой, какой она когда-либо была. Мидория убрал место, которое ему поручил Тошинори, но они — в большей степени Изуку, потому что это был последний отрезок перед экзаменом — в настоящее время избавлялись от некоторых лишних вещей, хотя было около полуночи. Томми сидит на маленьком шкафу, наблюдая, как его друг перетаскивает в грузовик несколько пыльных шкафов и сломанный телевизор. Он вздыхает, оглядываясь по сторонам. Отлично, Томми бы скучал по лазанию по кучам хлама и поиску драгоценных камней. — Томми? — вышеупомянутый подросток поднимает глаза, видя Изуку, стоящего рядом с ним. Он вопросительно хмыкает, глядя на другого подростка, — я говорил тебе, п-почему я был со "Всеми Силами"? — Томми приподнимает бровь. — Нет? Я не хотел спрашивать. Конфиденциальность и всё такое прочее. — О, — Изуку нервно шевелит пальцами. Он смотрит наверх, на рельсы Такоды, и немного расслабляется, когда за ними никого нет, — ну, я хотел тебе рассказать. В конце концов, ты так много сделал для м-меня и "Всемогущего". Он согласен, что мы должны рассказать тебе... Я говорил с ним об этом вчера по телефону. — Тогда, блять, выкладывай уже это! Из твоих уст это звучит как интрижка, — поражённый Изуку смеётся, прежде чем сесть рядом с линчевателем, напряжение спадает с его плеч. Однако это не мешает ему слегка толкнуть Томми. — Это не так и ты это прекрасно знаешь! — блондин ухмыляется. — О, я не знаю, — напевает Томми, театрально подпирая рукой подбородок, — с тем количеством дерьма, которое ты знаешь о Всемогущем... Я думаю, ты мог бы быть... — Оуу, — говорит Изуку, закрывая ладонями рот Томми, — заткнись! — когда блондин с ухмылкой облизывает ладони другого подростка. Изуку яростно отшатывается и вытирает руки о свою футболку, — всё в порядке, — это заставило Мидорию улыбнуться, даже когда она тускнеет, и потом он начинает — л-ладно, вернёмся к моему... Э-э... Тому, что я хотел сказать. Я... не слишком уверен, с чего начать? Эм, ладно, итак... Ты знаешь, что Причуда Всемогущего неизвестна и постоянно подвергается сомнению? — когда Томми кивает, Изуку продолжает, его голос значительно понижен. — Итак, э-э... Я знаю о том, что это такое на самом деле. Оно называется "Один за всех". Причуда, которая может передаваться по наследству, а также накапливает силу своих предыдущих обладателей, которые также... к-культивировали её? Да это ты знаешь, когда я начал т-тренироваться несколько месяцев назад, и это должно помочь мне стать, так сказать, настоящим "сосудом". Если бы не сделал этого, я бы умер, получив силу... И-извини, не могу объяснить более подробно, — извиняется зелёноволосый, слегка наклоняя голову, — Он, эээ... Кроме этого, он мне мало что рассказал. Но в этом-то и вся суть, — Томми моргает. Разражаясь смехом, мальчишка дико хихикает, игнорируя удивлённый взгляд Изуку. — П-подожди, — блондин хрипит, — ты будешь выглядеть к-как тот старик, когда переняешь его Причуды!? Правда?! — Эй! "Всемогущий" не старый! — надувает губы Изуку, — и, вероятно, не буду выглядеть как он, н-но у меня будут его способности, — вытерев слезу с глаз и поправив повязку, Томми издаёт ещё несколько смешков. — Извини, здоровяк, — начинает линчеватель совершенно непримиримо, — но ты выглядишь как Всемогущий. Это так чертовски забавно! В любом случае то, что ты уловил эту Причуду, довольно прекрасно. Ты это заслужил, — Изуку сглатывает, глядя на свой кулак. — Н-но, я... — Эй, заткнись нахуй! — говорит Томми, слегка шлепая Изуку по голове, — ничего из этого! — Ладно, хорошо, — Изуку хмурится. Уютная тишина наполняет воздух. Томми улыбается достижению Изуку, вдыхая свежий, солёный воздух. Он смотрит на это, на моря и на всё, что Изуку сделал для него в свою очередь, и выпаливает: — Я когда-нибудь рассказывал тебе о Л'Манбурге? — Прайм, Томми не должен был этого говорить, потому что теперь Изуку смотрит на него. — Нет, — отвечает другой подросток, тщательно замедляя шаг, — нет, ты этого не говорил. Т-тебе не обязательно. О, чёрт с ним! В любом случае, он уже зашёл слишком далеко. Кроме того, Изуку — и, соответственно, Тошинори — передал ему очень ценную информацию, и ребёнок не может просто принять это. — Л'Манбург — мой дом. Моя семья, преданность и нация. Этого здесь не существует, но это реально! Где-нибудь... У него был флаг, свои граждане, солдаты; даже свой собственный гимн! — Томми делает паузу. Он методично снимает часть бинтов со своих рук, уставившись на изуродованную кожу вместо того, чтобы обратить внимание на резкий вздох удивления рядом с ним. Проводя пальцем по краям, он задаётся вопросом: когда DreamSMP превратился в борьбу за власть из-за двух жалких дисков? — Я отдал за это всё, что у меня было. Снова заматывая шрамы, Томми смотрит на ночное небо и представляет себе обсидиановую сетку. Он дышит, его лёгкие очищаются от пепла, дыма и пламени. Где бы ни был Таббо или Ранбу, Томми надеется, что они счастливы. Укол тоски по дому в его сердце игнорируется (почему он должен признавать это? Когда этот непонятнный сервер уже едва ли считается его домом?). — Я слышал, что там было особое место, — начинает мальчик. После многих лет непривычки к пению, особенно по-английски, его голос в нескольких местах трескается. Некоторые ноты плоские, некоторые резкие, и всё же это по-прежнему создаёт в его ушах ощущение симфонии, — Куда мужчины могли бы пойти и эмансипироваться, — если он закроет глаза, то Томми может представить, что он сидит у костра в недавно построенном Л'Манбурге и его друзья, которые все презирали ребёнка, — Жестокость и тирания их правителей, — это было начало Л'Манбурга с единственного фургона с наркотическим зельем; начало нации, когда Томми умелыми руками шил костюмы; Уилбур (его не-кровный брат) за которого он готов был умереть, пишет официальную декларацию независимости; война, последовавшая вскоре после этого... — Ну, это место настоящее... Тебе не нужно беспокоиться! Эрет ведёт их всех вниз, в обсидиановый ящик; перемещение поршней и чувство смерти — что-то в его душе оторвано и запечатано, что он никогда больше не почувствует себя наполненным; вопросы и требования, на которые так и не было ответов, и жгучая боль предательства, и сокрушительная реальность, что он не может доверять никому — с Уилбуром, самого себя, Таббо, к чёрту Эрета! — Л'Манбург очень большой и не взорванный, — Томми соскальзывает со шкафа. Пальцы ног проваливаются в песок, когда он поднимает руку и отдаёт честь чему-то давно ушедшему — проигранному делу, разбитой симфонии, которой всегда суждено превратиться в крах... — Мой Л'Манбург, мой Л'Манбург, мой Л'Манбург, мой Л'Манбург, — помогал Ники шить их флаг; сидел на скамейке с Таббо и его дисками; дурачился с Уилбуром, пока они варили зелья; ладил с Фанди и Эретом... Томми не может! Он больше не может петь! Ещё немного текста, немного воспоминаний, и он бы раскололся. Пошатываясь, мальчик снова садится на мебель. Вытирая слёзы, которые стекали по его щеке. Он дышит. Вдох, раз, два, три, четыре. Выдох, раз, два, три, четыре. — Прости, — бормочет он, глядя на Изуку. И, что ж... Мидория сам плачет. Непролитые слёзы застилают его большие, голубые глаза. Губы дрожат, будто всё, что Томми вспоминает с болью, причиняет ему боль тоже. Не успел мальчик опомниться, как его снова обняли за последние несколько недель. Томми вздрагивает (замечательно! Он никогда к этому снова не привыкнет) прежде чем медленно обнимает своего друга. — Томми, — бормочет Изуку, — Томми, мне так жаль, — блондин тает в его объятиях. — Для чего? Ты не можешь изменить прошлое. — Хотел бы, чтобы я мог! — другой подросток откидывается назад и в медленном темпе сжимает плечи Томми, — ты не заслуживаешь э-этого. Люди могут подумать, что ты шумный, надоедливый, неистовый чересчур... Но ты подружился со мной! Ты позволил мне тренироваться. П-помог мне тренироваться! И ты не заслуживаешь никакой этой боли! — Но... — Говоря твоими словами, — прерывает Изуку, — з-заткнись! Ничего из этого, — из-за таких слов, Томми хихикает. — Хорошо, ты меня поймал. Наступает уютная тишина. Но зелёноволосый прерывает эту тишину: — Хочешь помочь мне с кое-каким барахлом? — линчеватель кивнул. Прежде чем действовать, Мидория моментально вспоминает, — Кстати, после моего экзамена, ты можешь погостить у меня! Как раз таки моя хочет видеть тебя, — Томми ухмыльнулся. — Ммм... — блондин сделал задумчивое лицо, а другой подросток ожидает его ответа, — после твоего экзамена, говоришь? — Мидория кивает, — тогда в тот день купи мне кока-колу, и мы заключим сделку._____
Осталось несколько часов. — Эй, Изуку? — зелёноволосый был без рубашки из-за того, что этим утром ветер был приятно холодным. Изуку перекидывает через плечо один из последних оставшихся кусков хлама и направляется к грузовику. Томми едва может разглядеть его шевелюру с того места, где он стоит под гигантской грёбаной стеной, которая нависает над берегом. — Да? — голос Мидории звучит немного отстранённо. — Сегодня вступительный экзамен, верно? — Ммм! Это то, к чему мы...ну, к чему я готовился! — Томми вытаскивает Клару и возится с её краями. — Когда ты приедешь в U.A., ты сможешь навестить меня? Наступает тишина. Томми замыкается в себе, извинения вертятся у него на кончике языка. Было ли это слишком много? Неужели он снова был эгоистом? — Кто сказал, что я не буду навещать, Томми? — что? Томми моргает. — Ты был бы занят тренировками, чтобы стать героем, и всем этим, наряду с настоящими занятиями. У тебя не было бы на это времени! — Таббо тоже этого не сделал, и Томми может понять и простить это — это была точно такая же ситуация. — Нет-нет, — уточняет Изуку, — я планировал посещать, по крайней мере, раз в неделю. Я не оставлю тебя! — Томми неохотно улыбается. — Хорошо. Я... Я доверяю тебе, — Изуку светлеет. — После того, как я уберу это, — он указывает на своё занятое плечо, где стоит ещё одна микроволновка, — мы в основном закончили. Но не считая вон той небольшой кучки. Что ты хочешь сделать? Всемогущий посетит нас через пару минут, — Томми пожимает плечами, — кричать и всякое дерьмо, я полагаю? Избавиться от всех своих забот и всего остального до начала всего этого, — ухмыляясь, Изуку подбегает к машине и раскладывает мусор на полу кузова. Зелёноволосый перепрыгивает через ментальные перила, с ликованием падая на маты, которые они использовали. Томми резко вдыхает, подбегая, только чтобы расслабиться, когда Мидория торжествующе улыбается ему. Он всё ещё подходит и бьёт Изуку по плечу, жертва резко откидывается назад с притворным стоном боли. — Если бы знал, что ты так сильно хочешь кричать вместе со мной, я бы ни хрена не сказал. Прайм, чувак, защити парня, хорошо? Кроме того, твоя посадка всё ещё дерьмовая, — Изуку улыбается, как маленький засранец, каким он и является. — Ты бы всё равно поймал меня! И приземление не имеет значения из-за ковриков. — Сука... Я был примерно в двух милях от ковриков? К тому же, эти вещи уже вряд ли можно считать ковриками! Они все порваны и обосраны от того, как сильно я тебя избил! — Томми поднимается, а свободную рукой встряхивает футболку от песка. — Эх, — легко отмахивается Изуку, вставая. Он начинает двигаться к одной из последних мусорных куч, — в любом случае, песок мягкий. Томми фыркает и роняет коврик, следуя за подростоком. Когда они взбираются на свой небольшой утёс, Томми спрашивает: — Какого чёрта тебе так сильно хочется кричать? — Ну, — начинает Изуку, с трудом приподнимаясь. Томми фыркает на свою небольшую проблему, легко разгадывая то, с чем боролся Изуку. Веснушчатый подросток надувает губы, — означает, что мы сделали это... Что этот пляж — тот, который мы очистили, и что я стал лучшим человеком как физически, так и умственно, понимаешь? Что я готов ко всему, что на меня свалится. — Понимаю, — отвечает блондин, — ты стал самым большим человеком, которого я знаю. Кроме меня, конечно же. Но "Жену Хавер" ТоммиИннита, невозможно победить никогда! — Да, ммм, полностью согласен. — О, заткнись на хрен! В конце концов, ты тот, кто проигрывал мне тридцать с чем-то раз. — Эй! Это неуместно! И у тебя гораздо больше опыта в драках, чем у меня! — Неа! По праву, блять, заслужил за то, что издевался над одним из моих многочисленных громких титулов! — Изуку фыркает, умудряясь достичь вершины через несколько мгновений после того, как это сделал Томми. Он смотрит на море, прежде чем поднять руку тремя пальцами вверх. — Один. Два, — Томми прослеживает за его взглядом, на лице Мидории появляется маниакальная ухмылка, — три! — они вдыхают и визжат. Изуку поднимает взгляд к облакам, небу и всему, что находится между ними — благодаря их за это благословение. Томми смотрит вниз: на землю, на свою почву и на жизнь — благодарен, что у него есть ещё один шанс. Тошинори стоит в синем пальто, светло-голубой шарф повязан вокруг шеи, его лицо заостренное и осунувшееся от возраста, ран и времени. Несмотря на это, он находит этих двух подростков. Оба были параллельны и в то же время противоположны, будто живые инь и ян, которые уравновешивают друг друга, когда они танцуют в нескончаемом цикле, и у него перехватывает дыхание. Это новое поколение! Этим людям, которым доверяет будущее, в которых все будут верить, чтобы сохранить мир во всем мире. Это новые герои! Если действительно так думает Тошинори, превращаясь в свою другую форму, чтобы поздравить их, то у него нет никаких угрызений совести.