Проклятие // Bane

Игнорировать становилось невыносимо. Элизабет сверлила меня настойчивым молчаливым взглядом. Её светло-карие, медовые глаза в сумраке камеры казались почти чёрными, тёмно-русые волосы неаккуратными локонами обрамляли бледное лицо. Я смотрела в стену напротив себя и почти слышала мысли в её голове, настолько громко они там ворочались. Здесь, внизу, воздух застаивался, было душно. Я отбросила косу за плечо, чтобы обмахнуть ладонью вспотевшую шею. Элизабет ахнула и совершенно невоспитанно ткнула в меня пальцем: — Медальон! — воскликнула она, размахивая рукой. — Медальон! Куда ты дела медальон?! — Отдала капитану, — нехотя призналась я. — В доказательство того, что клан Виллард заплатит за нас выкуп. — Н-но… но золото же… — Элизабет испуганно выдохнула и трижды перекрестилась. — Гамильтон нас убьёт. — Не убьёт. Я верну себе медальон раньше, чем он узнает, и ничего плохого не произойдёт. Хорошо, что Элизабет ещё не вручили кольцо. Она о нём, наверное, ещё и не знает. Эдди любит сюрпризы. Мама всегда говорила, что нельзя выходить из дома без украшений. Дневная полупарюра – золотые браслеты с эмалью и алмазные серьги – минимальный минимум, без которого я даже не выходила из комнаты утром. И мой медальон, конечно. И не только из-за того, что леди из такой высокой семьи было бы неприлично показаться на людях без доказательств богатства, хотя и это тоже, конечно. Главная причина в том, что украшения во все времена были отличной валютой. Вот и здесь, едва схватив нас с Элизабет, пираты первым делом сорвали и браслеты, и серьги. А вот медальон, видимо, не заметили, слишком тонкая цепочка. В течение дня нам приносили воду ещё дважды. Оба раза, заслышав шаги, Элизабет вздрагивала и замирала, до боли впившись ногтями в кожу себе или мне, но оба раза незнакомые пираты только совали через решётки чарки, неизменно кривясь. Конечно, это было ниже их достоинства. Пить хотелось, ещё как, однако жажду можно было игнорировать. — Роуз? — М? Элизабет надолго замолчала, и я внутренне выдохнула, готовясь: именно этот вопрос она наверняка так долго перекатывала в своей голове. — Нам конец, да? Они же не… Если наши опоздают, если не успеют нас забрать, нас же… — Тише, — я положила свою руку на её, прерывая поток обрывочных высоких слов, фальшиво и совершенно правдоподобно, — всё будет хорошо. Я же говорю: отдала медальон в доказательство. Их капитан довольно странный, но чудовищем не выглядит. У меня получилось договориться. С тобой всё будет хорошо, обещаю. Эдди не мог влюбиться в круглую дуру. Конкретно в этой ситуации – к сожалению. — А ты? Наверное, надо было солгать, снова улыбнуться и пообещать, что со мной тоже всё будет отлично и бояться совершенно нечего, но я просто устала. Нас всегда учили держать лица, но у меня ещё ни разу в жизни не случалось ситуаций, подобных этой, и негде было проверить, насколько хорошо усвоились знания. — Как пойдёт. Она поняла и порывисто обняла меня за шею, тяжело дыша, но не всхлипывая. — То есть, когда капитан зовёт тебя наверх, он?.. — Нет. — Я отстранилась и взяла её за плечи, удерживая зрительный контакт. — Мы просто разговариваем. Клянусь. Я не знаю, что ему нужно, он действительно странный, но пока он не сделал ничего плохого. Я заключила с ним сделку. Я не упомянула странные взгляды, которые ловила от капитана, умолчала о его вопросах и оговорках Лаки и не стала озвучивать, что именно обещала за её безопасность. Однако Элизабет смотрела на меня с глубоким пониманием в карамельных глазах. — Джей-Джей захочет убить его, — пробормотала она и хмыкнула. — Но не сможет. — Почему? — Потому что Джесси сделает это первым. Мы обе слабо засмеялись, представляя эту картину. Пожалуй, капитану действительно лучше не пересекаться с моими братьями, с любым из них, но особенно – с Джесси.

***

— И ты собираешься пересечь на ней Ла-Манш? — Да. Красивая, правда? Джей-Джей выглядит таким воодушевлённым и радостным, рассматривая свою новую яхту, стоящую перед нами на причале. Все знали, как сильно он любил море, как мечтал в юности пойти в морской флот, и на очередной день рождения мой отец подарил ему личную яхту. Она маленькая: крошечная палуба, всего один косой парус – но его лицо едва не лопается от улыбки. Моё тоже. Моё платье хлопает на ветру, и шляпку приходится придерживать на голове рукой. На берегу холодно и влажно, маленькое судно подпрыгивает на волнах. Я бы ни за что не рискнула идти на нём дальше Темзы, но Джей клянётся, что достигнет берегов Франции и вернётся обратно. — Я назову её Лигурия. Отправляюсь через несколько дней. Ты решила, что тебе привезти? Джей отрывается от созерцания своей ненаглядной, подходит совсем близко, его грудь почти касается моей. Он встаёт так, чтобы закрыть меня собой от ветра, берёт меня за руку, перебирает пальцы. Тепло взбегает по моему запястью вверх, по локтю, достигает щёк. Я отпускаю шляпку и беру его ладонь обеими руками. Он намного выше, смотрю вверх, вглядываюсь в карие глаза, вижу пушистые ресницы. Могу сказать что угодно. Украшения, наряды… Мне ничего не нужно, но я прошу духи, прижимаюсь ближе. Джей-Джей тянется, опускается… Я проснулась резко, с громким вздохом. Сон оборвался из-за громкого металлического звона. Не сон, воспоминание. Поцелуя не случилось не только во сне: тогда, на той пристани, наши губы так и не встретились. За секунду «до» Джесси завопил: «Эй, вы! Карета подана, едем домой!». Мы смеялись и ехали домой, прижимаясь друг к другу плечами и держась за руки. Милостивый боже, а ведь мы даже не поговорили толком, перед тем как… — Рози, — раздался сдавленный голос. Элизабет сидела, согнувшись пополам и крепко зажимала рот рукой. Даже в нашем более чем скромном освещении я видела, что её кожа имеет зеленоватый оттенок. Чертыхнувшись, я кинулась к ней и несколько раз провела ладонью по её спине в успокаивающем жесте, отчаянно надеясь, что это хоть немного поможет. Не помогало. В и без того спёртом воздухе разлился кислый запах рвоты. Элизабет сидела, склонившись над лужей, её тело продолжили сотрясать сухие резкие спазмы. Я прижалась к ней со спины, собрала волосы, чувствуя пальцами капли пота на горячей шее и лбу, быстрое биение сердца об рёбра. Это я виновата. — Бет… — Я скучаю по Эдди, — хрипло выдавила она, поворачивая голову. Её тёмные глаза полны слёз и покраснели, тонкая кожа под ними синеет тенями, ресницы слиплись паучьими лапками, на лбу блестит пот, корсет давно расслабился и растрепался. И всё равно она красивее меня. Это настолько смешно, что грустно. Эдди… сделал правильный выбор. Лучший выбор. — Он скоро будет здесь, — убеждённо сказала я, сжимая её плечо, и в этот момент действительно верила в свои слова. — А мы дождёмся. Она вытерла рот тыльной стороной руки, с трудом сглотнула. Я помогла ей отодвинуться подальше от лужи желчи и рванула край своей самой нижней юбки, куску хлопка с неровными краями пришлось играть роль импровизированного платка. Хорошо, что отвергла идею Александры шить все юбки из шёлка: он воду не впитывает и вряд ли бы сейчас помог. Да и госпожа Гартуэйт вряд ди была бы рада, если бы узнала, как некоторые леди смеют обращаться с её драгоценными цветами. Сморкаться в Спиталфилдский шёлк – какое неуважение! — Почему ты это делаешь? Голос тихий и ломкий, взгляд старался не встречаться с моим. Она явно не подозревала, как я пыталась развлечь себя шутками в своей голове. — Что ты имеешь в виду? — Ты ведь должна меня ненавидеть. Не спорь, я знаю, я видела, ты должна, а ты… Обычно, когда кто-то говорит мне, что я должна или не должна, я злюсь и возмущаюсь, но не в этот раз. Просто не могу. Я знаю, что она хотела сказать. Наверняка я побледнела, потому что совершенно не знала, что ответить, но именно в этот момент судно особенно сильно подбросило на очередной волне, и Элизабет, осёкшись на половине, плотно прижала платок ко рту и прикрыла глаза. Я тоже почувствовала, как желудок сделал кульбит. Нет, так не пойдёт. Я встала и схватилась за прутья решётки, просунула между ними голову, насколько хватило ширины, и громко крикнула. Ржавый металл, судя по ощущениям, ободрал или грозился ободрать кожу на ушах, оставалось надеяться, что ничего потом не опухнет. Вряд ли моя мама обрадуется, если я привезу из путешествия лихорадку. Корабль над нашими головами, как обычно, был полон жизни и шума, и мой крик потонул в них (или меня просто решили проигнорировать), но я умею быть настойчивой. Кричать пришлось громко и долго, до саднящего чувства в сухом горле, однако к нам всё-таки кто-то спустился. Ему пришлось подойти близко-близко, чтобы его лицо вышло из тени. Я не видела его прежде – грязные светлые волосы, растрёпанные и спутанные, вытянутое лицо и сколотый зуб, выглянувший из-за тонких губ. Такой же молодой, как капитан, если не младше. — Что случилось? — спросил он. — Вы отвлекаете, леди. У него в грубоватом голосе слышался сильный ирландский акцент, который – вот нелепость в сложившейся ситуации – согрел мне сердце. — Нам нужно подняться. Пожалуйста. — Это решает капитан. — Несколько секунд он смотрел на меня недовольным взглядом, потом, отчего-то смягчившись, вздохнул: — Он согласится, я думаю. Это не могло не приободрить. Я просияла, наверное, он развернулся и двинулся обратно, к лестнице вверх. И что-то дёрнуло меня спросить вслед: — Cad as duit? Парень остановился так резко, что покачнулся. Он обернулся, глянул на меня удивлёнными глазами, не доверяя собственным ушам. — An Muileann gCearr. — Tá gaol ag mo mháthair le hUa Maíl Mhuaidh ó Firsall. Мой ирландский далёк от беглого, я говорю медленно и с ярким английским акцентом, но всё его лицо расплылось в улыбке, которая бывает только у тех людей, которые на краю мира внезапно находят кусочек дома. И, наверное, если бы его родные состояли с О’Моллой в кровной вражде, это бы мало повлияло на ситуацию. Национальные узы, как бы слабы они ни были, становятся сильнее за пределами родины. Ирландец поднялся на палубу и вскоре вернулся, позвякивая ключами – капитан действительно разрешил. Думаю, в обычном состоянии убедить Элизабет выйти было бы той ещё задачей, но в тот момент ей было так плохо, что она почти бездумно доверилась мне. На палубе оказалось ветрено и ещё как, и порыв упругого ветра буквально швырнул глоток свежего солёного воздуха мне в горло. Мы с ирландцем подвели Элизабет к борту, она свесила с него лицо, а телом почти сползла на палубу. Я слышала, как жадно она дышит. Англия находится где-то на северо-востоке от Сан-Агустина, и если предположить, что корабль идёт прямым курсом, то… Я повернулась к юго-западу, щурясь, вгляделась в горизонт. Там клубились облака, вдалеке наверняка поднимались волны, но не было никаких следов погони. Ладно, время не всегда наш товарищ. — Присмотри за леди Элизабет, — раздалось со стороны. Капитан, чтоб черти его побрали, подобрался незаметно. В его присутствии я невольно выпрямила спину и расправила плечи, поджала губы, как никогда жалея, что броня на мне могла быть только мысленная, — пока мы с леди Розали немного поболтаем. Ну конечно. Под его прямым взглядом мне стало неуютно, а он продолжал смотреть, не отрываясь, даже когда отдавал указания своему карманному пирату. Капитан сделал широкий приглашающий жест, но я будто приросла к месту, глядя на Элизабет, всё ещё шумно втягивающую растворённую в воздухе морскую соль. — Я очень ценю своё слово, — серьёзно сказал капитан, и глубина его голоса заставила меня перевести наконец взгляд. — А ваши люди? — спросила я в ответ. — Конечно! — весело воскликнул ирландец, облокачиваясь локтем на борт рядом. — Не переживайте, deas, мы все обожаем нашего капитана! Обещаю, что с такой álainn cailín под моим присмотром ничего не случится! Капитан ожёг его мрачным недовольством, которое ирландец, впрочем, встретил достаточно спокойно, только улыбка стала немного бледнее. Спустя несколько долгих секунд я всё же выдохнула и сделала первый шаг. Нужно признаться, выбора изначально было немного: все их любезности и джентльменские жесты не более, чем иллюзия, игра, которую они поддерживают только потому, что хотят. В моих интересах, чтобы хотелось им как можно дольше. — Чем вы так подкупили Найла, леди Бейн? — Máthairtheanga. Моя мать наполовину ирландка. — Даже так? Это всё объясняет. Ох, надеюсь, он не предложит вам вместе горланить «Артур Макбрайд», когда напьётся. На этих словах я не смогла не фыркнуть. Они все одинаковые, что ли? Дядя Броган, мамин брат, после каждого посещения паба распевает «Мой сын Тед» до тех пор, пока не отключается, храпя, прямо в гостиной. — Я не слышал, что супруга Гамильтона Вилларда имеет ирландские корни, — сказал вдруг капитан, когда мы отошли достаточно далеко, чтобы наш разговор стал приватным. Моё сердце рухнуло в пятки. Это… должно быть, проверка. Все внутренности напряглись, но выражение лица осталось прежним, все силы я направила на то, чтобы сохранить невозмутимость. — Разве кто-то в приличном обществе в таком признается? — спросила, беспечно поведя плечом. — Я говорю вам по большому секрету, капитан, надеясь на вашу честь. Однако капитана почему-то интересовало совсем другое: — Вы на неё похожи? — Простите? На кого? — На вашу матушку, леди Виллард. — Полагаю, не очень. Я больше похожа на отца, а вот мои старшие сестра и брат – они да, они больше в мать. Рыжие кудри, мягкие руки, ямочки на подбородках… Звуки пианино, наполняющие весь дом по вечерам, когда кто-то из них решал сыграть. Губы дрогнули, чтобы скрыть это, я тут же сложила их в слабую улыбку. Я обязательно увижу и услышу их вновь. — А… у вас есть тётушки? Сёстры вашего отца, например? Этот настойчивый интерес… откуда? Продолжение проверки? Попытка удостовериться, что я и правда дочь Гамильтона Вилларда и что за меня действительно заплатят? Но откуда пирату знать подробности о семье Гамильтона? Не думаю, что они могли встречаться на одном из светских приёмах, сидеть в соседних ложах в опере или дискутировать в палате лордов. Но если не проверка, тогда что? — У моего отца есть сестра, но я не очень понимаю… они не похожи, если вы об этом. Кажется, это его огорчило, хотя я так и не могла понять, почему. Не… не могли же они пересекаться где-то на самом деле. Нет же? Капитан смотрел прямо на меня, кудри, торчащие из-под чёрной банданы, трепыхались на ветру. Неуютно. Не выдержав, я опустила взгляд. Рукава его свободной чёрной рубашки были закатаны, по загорелой коже левой руки ползли тёмные линии чернил, складывающихся в рисунок. Не очень аккуратный, но всё же узнаваемый: ласточка с распростёртыми крыльями и длинными перьями раздвоенного хвоста. Поймав взгляд, капитан отчего-то сначала накрыл ласточку ладонью, а затем и вовсе, оправив рукава, заложил руки за спину. Я подняла глаза и увидела только маленькую, едва ли не извиняющуюся улыбку, так не вяжущуюся с образом грозы морей. — Вам что-нибудь нужно, леди Бейн? Я не могу, просто не могу удержать в себе смех. Нужно ли мне что-то? Да. Например, оказаться дома. Чашку кофе. Переодеться. Расчесать волосы. Хорошенько помыться. В общем, всё то, чего мне точно не сможет дать никто на кочующем по морю корабле. Впрочем… — Я понимаю, — кивает капитан, поморщившись, — но, возможно, я всё же могу что-то сделать? — Мне нужно ведро воды и какая-нибудь тряпка. Брови взлетели вверх. — Позволите узнать… зачем? Говорить такое о другой леди неприлично, поэтому пришлось солгать: — У меня случилось обострение морской болезни, произошёл… конфуз. — И вы, высокородная леди, собираетесь орудовать тряпкой? — Я, высокородная леди, не люблю жить в грязи. А в тряпке нет ничего страшного. На лице капитана снова показалась улыбка, он кивнул и, попросив пару минут, энергичным шагом сошёл со шканцев на палубу. Я временно осталась одна. Стоял довольно ясный день, по выглаженному корабельному дереву скользили желтоватые пятна света. Мы, наверное, всё ещё находились в тропиках или только вышли в субтропики, даже ветер казался сильным, но каким-то ласковым, не злым. Однако где-то под кожей всё равно пробежала неприятная холодная дрожь. Она взялась будто не из окружающего мира, а изнутри, не связанная с общим теплом вокруг. Захотелось завернуться в плед или выпить чаю с перцем, сидя у камина. У меня не было ни пледа, ни камина, поэтому я просто обняла себя за плечи и попыталась растереть кожу сквозь шёлк. Папа предупреждал, что в путешествиях такое бывает. Нужно только немного потерпеть.