***
Утирать слезы и сплетать боевые заклинания одновременно было очень сложно. Но слезы не должен был увидеть папа, а боевые заклинания нужно было творить быстро, потому что папа бил все чаще и чаще. Делал он это не больно, но от каждого щипка его заклинания становилось жутко обидно. - Плохо, - констатировал папа, останавливаясь. – Очень плохо. - Я отбила все! - Едва. - Мне семь, а тебе… - Слышу маму, - строго осадил папа и дотронулся до очков, - а не тебя. И что, что тебе семь? Тебя поэтому решат не тронуть? Ты поэтому никому не нужна? Именно поэтому твои соперники развернуться и решат не связываться? Вот это твой аргумент, Женя? Мне семь, а поэтому отойдите от меня подальше. Уважаемые враги, подождите, пока подрасту. Женя опустила взгляд на землю и шмыгнула носом. Семь ей исполнилось только в прошлом месяце, да и врагов у нее никаких не было, но что-то ей подсказывало: скажи она эти аргументы папе – он вовсе втопчет ее в землю. - Твоим единственным аргументом будет сильное боевое заклинание. Поверь, это намного убедительнее, чем «мне семь». Приготовилась? Женя утерла слезы рукавом, кивнула и встала в стойку. Папа не приготавливался так, как она. Все, что он сделал: закатал рукава рубашки и расстегнул ворот. Был июнь, но не очень жарко, где-то в далеке грохотали грозы, но в небольшом овражке рядом с дачей Сережи залег туман и сохранил прохладу. Их с папой бой снова закончился ее поражением: что бы Женя ни делала – папа всегда побеждал. Оно и понятно: он старше и умнее – так мама всегда говорила, когда ругалась на него. - Ты не веришь, - вздохнул папа. – Почему ты в себя не веришь? Женя вздернула бровь и сдула с глаза кудряшку. Она прошлась взглядом от папиных ботинок до его головы и, чтобы посмотреть ему в глаза, пришлось задрать голову. - Ты большой. - Большой шкаф громко падает. «Чего?» - подумала про себя Женя, но не спросила, чтобы не показаться глупой: - Ты старый. - В следующий раз говори «мудрый». - И пальцы у тебя так быстро скрещиваются… - Женя вздохнула и посмотрела на свои ладошки: ей так никогда не научиться. Очень хотелось домой: поесть блинов бабушки и пирожных от бабы Нины, обнять маму и поваляться с ней в кровати, потискать Грома и поиграться с Монькой, а не торчать в холодном овраге. Папа подошел и присел на корточки, взяв ладошки Жени в свои. - Чего хнычешь? - Не хнычу я! - А носом шмыгаешь? – папа достал платок и утер ей нос, заправил ей волосы за ушко и утер большим пальцем слезу с щечки. – Обидно, что не получается или потому что ругаюсь? Женя задумалась и неуверенно прошептала: - Не получается. - Ну тогда не хнычь, ты же победила. Женя непонятливо нахмурилась, и плакать расхотелось. В смысле? - Ты победил. - Я сказал, что бой окончен? - Но мы же не деремся. - Потому что я сдался. Женя хмуро осмотрела папу и шумно шмыгнула носом, утирая сопли рукавом. - Чего? Папа снял очки и протер их, раскатав рукав. Он взял Женю на руки и усадил себе на шею. Схватил ножки и пошел из оврага к дому. - Ударить можно по-разному, Женя. В жизни очень мало соперников, которых ты превосходишь. Всегда будет кто-то выше, сильнее, хитрее, старше, опытнее. За всеми не угонишься, но всех как-то надо побеждать. - И как? – Женя запустила ладошку в папины серебристые волосы и стала смотреть, как красиво они блестят на солнце. - Искать слабое место и бить туда. Даже если твой соперник выше тебя, до паха ты всегда дотянешься. Поняла? - Нет. Папа остановился и снял ее с шеи. Он усадил ее на небольшой пенек срубленного дуба, который раньше рос на берегу пруда. Пруд тоже окутывал туман, мягко скользя по зеркалу чистой воды. Женя засмотрелась на эту красоту, но строгий папин взгляд заставил ее вспомнить, что у них важный разговор. - Какое у меня слабое место? - Пап, я не знаю. - Слишком быстрый ответ, чтобы быть правильным. - Ну… - Женя поболтала ногами и посмотрела в небо. – Зрение плохое? - Думай. - Эм… Ты все-таки старый, а не мудрый? Папа усмехнулся: - Думай, Женя. Ну вот и что значит, что он сдался? Как можно сдаться, когда выиграл? Они остановились, потому что папе стало жалко Женю… Женя нахмурилась и посмотрела на руку папы, в которой он грел ее ладошки. Они обе помещались у него в руке, и тепло от его пальцев растекалось по коже. Женя увидела красную нитку, завязанную в бантик с одной петелькой, и неуверенно протянула: - Я? – она подняла глаза и не сдержала улыбки, потому что папа ей тоже улыбался. Папа кивнул, и Женя подумала: как это приятно, быть чьим-то слабым местом. Сразу не хочется плакать, наоборот, понимаешь, как важно никогда не хныкать, чтобы никто раньше времени не сдавался. Даже ради тебя. - У всех есть слабое место, - поучительно сказал папа и снова утер ей сопли платком, взял за руку и повел домой. – Ты должна научиться его искать и бить туда. Понятие это весьма пространное. У кого-то слабое место – больная нога, а у кого-то – близкий человек. - Мама говорит, что людей бить нельзя. - Драться в школе, правда, не надо. - Да я не про школу, - отмахнулась Женя. – Наташка же – ведьма. - Же-ня… - Ну а че она! И вообще, чего мы с тобой тренируемся, раз можно просто найти слабое место и туда ударить? - Быстрая реакция в боевом спарринге даст тебе время понять, где слабое место твоего соперника до того, как он тебя убьет. - Вся эта ерунда только чтобы время тянуть научиться? – возмутилась Женя. – Пап, а баба Нина сказала, что азы боевой магии только в пятом классе будут! - Ты в каком? - В первом! - Уже закончила. - Ну во втором, - закатила глаза Женя и снова сдула волосы со лба. Ее возмущало, что он тратит столько времени на эту боевую подготовку. Ей нравилось уметь применять такие заклинания и утирать девчонкам нос в школе, но папа приезжал на дачу только по выходным, и они могли бы почаще ходить в кино: не только по воскресеньям, а еще и в субботу! Да и пальцы болели от этих боевых рун. - Сегодня ты победила, и мы идем домой на полчаса раньше, чем я планировал. Но в следующий раз твои слезы меня не возьмут. Я не могу научить тебя искать слабые места – у всех они разные. Но я могу научить тебя давать себе время. Женя обняла руку папы, утыкаясь носом ему в запястье и улыбнулась: «Посмотрим». Папа потрепал ее по кудрявой макушке и поднял на руки. Когда они пришли домой, мама налила им чаю и стала ругаться на папу за то, что он в такую рань Женю куда-то увел. Женя любила пить чай из блюдца, так он казался ей вкуснее. Мама запрещала есть Жене много сладкого, но Женя шумно шмыгнула носом, и мама тут же поставила на стол вазочку с конфетами: ага, значит и у мамы Женя – слабое место. Это интересненько... - За манипуляции плюс час тренировок, - сказал папа. Женя насупилась и отодвинула от себя конфеты. - Зайка, ты чего не ешь? - Спасибо, мам, не хочется, - Женя вздохнула и подула на блюдце. – Мам, а вот ты мудрая? Мама усмехнулась и пожала плечами: - Смотря что спросишь. - Мам, а что такое пах? Папа подавился и закашлялся, Женя постучала ему по спине, а у мамы почему-то округлились глаза. Она поджала губы и попыталась улыбнуться, но вышло не очень. - Малыш, мы с папой в словаре сейчас посмотрим. Вов, можно тебя на минуточку. - Лен, а чай?.. - Подождет! Мама зашла в комнату, а папа недовольно глянул на Женю и ушел за мамой следом. - Ты в уме вообще? Ей семь лет. - Нормальное слово. Самое приличное их тех, которыми описывают это место. - Вова, даже представлять не хочу контекст, в котором она его услышала. Никаких тренировок больше! - Лена, не горячись. Женя залезла на стул и пододвинула себе вазочку с конфетами. Развернула несколько и спрятала себе в карман, а фантики аккуратно свернула и положила обратно в вазочку, как будто целые. Уплетая шоколад и запивая горячим чаем, она посмотрела на дверь, за которым папа соглашался дать Жене на этой неделе выходной от тренировок. - Ну, Лен. - Елагин, отстань! - Поцелуешь - отстану. Послышалась какая-то возня, а потом они оба замолчали. Моня зависла рядом с Женей у двери, и они обе пытались понять, что же там такого происходит за дверью, что родители только что ругались, а потом так резко прекратили. - Ну все понятно, - деловито посмотрела на Моню Женя. – Мама – тоже папино слабое место. Он быстро сдался. Моня непонятливо растопырила свои три прутика. - Деревянная у тебя башка, Монь, - махнула на нее рукой Женя. Она еще не особо поняла, чем одно слабое место папы отличается от другого, но за свои семь лет запомнила, что если папа с мамой ругается, а потом они оба резко замолкают, то закрываются в комнате на час, а то и больше. И можно пока поиграть с Сережей. - Вот мама дает! – рассмеялась Женя и выбежала на улицу искать Сережу.***
Шел третий час боя, и Женя победила третью соперницу. Ну как победила? Чисто случайно, Жене повезло, что эта дура оступилась и сама угодила в свой капкан, а у самой Жени остались силы только бегать от своих соперниц по полю. И то ноги уже заплетались, а мир перед глазами то и дело становился красным от крови, стекавшей на глаза. Одна ведьма рассекла ей бровь, и кровь оттуда хлыстала, как из ручья! - Наталья Поруцкая. Команда Лунового. Но ринг вышла Наташа, и Жене пришлось дойти до центра, чтобы пожать Наташе руку – традиционный жест перед спаррингом. Выглядело это, должно быть, жалко, но Женя все равно выпрямила спину и улыбнулась. - Вот и встретились. - Не думала, что ты дотянешь. - Я люблю удивлять. Даже силы появились – так приятно было видеть злость на лице Наташки! Начался спарринг, Наташа бросила несколько пустяковых заклинаний – плохой знак, она что-то задумала. Затем начались заклинания посложнее, но папа так натренировал Женю в искусстве боевой магии, что даже годы спустя, она отбивала половину атак, не задумываясь, как у нее скрещиваются пальцы и слетают с губ слова заклинаний. - Квинетро-моруб! - Асперенто-сторуп. - Масперус… - Масперус-квоти! – Женя опередила Наташу и закинула ей заклинание в грудь, но тут же отозвала. Задача была не победить, а потянуть время. Женя убрала с лица прядь, которая прилипла к мокрому лбу, и посмотрела на время: ей нужно было еще полчаса. Пусть дорога от Лунового до дома Загорских займет минут десять по пространству Зачарованного леса, тогда этот бой должен продолжаться еще минимум двадцать минут… «Ты сможешь», - убеждала она себя, попутно думая, как никого со злости не убить и самой дотянуть до конца. - Ты не устала? – спросила Наташа, отряхивая руки от песка. – Боевая магия очень изнурительна. - Пока что я справляюсь лучше тебя, - хохотнула Женя, засовывая руки в карманы джинсов. – Тебе помочь? - Себе помоги. Наташа резко вскинула голову, и Женя насторожилась, увидев налитые огнем глаза. Наташе не было плохо, иначе почему она так быстро разогнулась? Видимо, Женя слишком быстро развеяла Масперус-квоти, потому что Наташа раскинула руки в стороны и злорадно улыбнулась, когда две горящих ленты вспыхнули и сомкнулись за спиной Жени, запирая ее в огненный круг. - Говоришь, твой отец заведующий кафедры боевой магии? - хмыкнула Поруцкая, делая шаг назад Женя рванула вперед, но огонь сомкнулся перед ней. - Ой, он научил тебя драться, но не управлять своей стихией. - Ты че творишь!? - Это последний спарринг, на нем обычно соревнуются капитаны команд. На этом спарринге можно использовать родную силу, то есть в нашем с тобой случае – стихию. Ну давай, Елагина, где твои грозы? Кольцо огня сузилось, и Женя шарахнулась назад, когда ей подпалило подошву кроссовок. - Я даю тебе пять минут. - Дай двадцать! – попросила Женя. – Серьезно, Поруцкая, сдамся через двадцать минут. - Почему все должны играть по твоим правилам, Елагина? Сейчас я их диктую, потому что это я могу тебя сжечь. - Запрещено! - Да я немножко. - Поруцкая, ты че совсем с катушек слетела? - Сдавайся! Женя помотала головой и посмотрела себе под ноги, кольцо огня и вправду сужалось, высота пламя доставала до носа, и через него Женя бы не перепрыгнула. Но проскочить… Даже если это чудовищный жар, секундный прыжок точно пропустит. Что быстрее всего загорается? Волосы. Надо их спрятать. Женя быстро стянула с себя пиджак, накинула на голову и, спрятав руки, прыгнула через огненную стену. Она прокатилась по песку и забежала за небольшую деревянную перегородку. Похлопала по дымящемуся пиджаку, но жар Поруцкой был слишком сильным – он оставил несколько дыр на красивой зеленой ткани пиджака. - Сволочь! - процедила Женя и крикнула Наташе из-за укрытия – Это мой любимый пиджак! - Так беги его латать! В следующую секунду деревянную перегородку разнесло в щепки мощным взрывом. Женю откинуло на несколько метров и протащило по песку. Она больно приложилась плечом о землю, но загребла ногами по песку и доползла до следующего укрытия. Хотя… Идея это была плохая. Женя едва успела отпрыгнуть, как вторая стенка разлетелась. - Прятаться бессмысленно. Я сожгу все эти перегородки. Их поставили, чтобы была возможность передохнуть, а не избежать драки. Разлетелась в щепки третья. Женя припала к стене своего укрытия и шумно задышала. Это становилось делать все сложнее. Дым скапливался под куполом защитного заклинания, деревяшки горели, а воздух накалялся. Стало невыносимо жарко, но Наташа этого не чувствовала. Стихия не тронет свою ведьму. - Ну где ты, Елагина? – Наташа разнесла еще одну стенку. – Где твои боевые заклятья? Что, пальцы устали? Женя швырнула одно, но огонь перехватил руну прямо в воздухе и сжег. Стена огня, выросшая перед Наташей, тут же опала и понеслась к Жене, но Женя отскочила в сторону и быстро перебежала к другой перегородке, пока Наташа ее не заметила. «Она расставляет сеть заклинаний по всему полю и загоняет туда соперника», - вспомнила Женя слова бабы Нины и зарычала. В этот раз Наташа расставила сеть не боевых заклинаний, а стихии! Огонь был везде, и он был живым. Как сторож, он оберегал свою хозяйку, не давая к ней подкрасться, и никакое боевое заклинание на такой малой площади не могло помочь. Элемент внезапности был утрачен, воздух – накален так, что невозможно дышать, и дыму уже стало тесно под куполом – он опустился ниже. - Ах да, твоего папы нет. Тебя никто не спасет. Никто не подскажет, что делать. Женя зажмурилась, когда рядом с ней разлетелась стенка. - Он бросил тебя. Женя с тоской посмотрела на перегородку справа. Наташа и ее сожгла, оставалась последняя. Огонь подкрался к Жене и погнал в сторону центра ринга. Она отползала от него по раскаленному песку, жар которого чувствовался даже через кожу перчаток. Огонь поймал Женю в круг и взвился рыжей стеной, за которой было видно Наташу. - Он меня никогда не бросит, - Женя закашлялась и резко вздохнула. Ноздри обожгло, как бывает, когда дышишь над картошкой, но нельзя было скинуть полотенце с головы. Приходилось терпеть невыносимо горячий воздух. - Проверим? – усмехнулась Поруцкая. – Я тебя почти убью, и мы посмотрим, придет ли он. - Он не купится на твой фарс. Тебе же не хочется загреметь в темницу за жалкий шанс отомстить мне за… Кстати, за что? - Я не мщу тебе, - покачала головой Наташа, а круг огня сузился, когда она шагнула ближе. – Я открываю тебе глаза. - На что? Я сейчас нахрен ослепну! – крикнула Женя, выпрямляя спину, когда огонь подобрался еще ближе. - На твою никчемную славу дочери героя, - тихо сказала Наташа, но Женя расслышала ее даже за треском огня. Смотреть на нее было уже невозможно – жар палил глаза, кажется, тлели ресницы. Да и Жени было не до тупых провокаций. Как выбраться – единственный вопрос. Можно сдаться, но… Женя посмотрела на часы, ярко горящие в правом углу ринга. Еще хотя бы десять минут… - Ты так гордо всем рассказывала, что твой отец герой. Мы так внимательно слушали тебя. Дочь героя. Как это классно – иметь такого папу, который по выходным спасает мир и успевает приходить на родительские собрания. - Твоего я ни разу не видела, кстати, - хмыкнула Женя и упала на колени, закашлявшись. Дым пробрался в легкие. - А он не герой. Это простой колдун, но он болеет за меня с трибун, а твой воспользовался твоей почти смертью. Он создал свой культ, а правда в том, что он просто пустил пыль в глаза всем нам. Он не герой. Он предатель. И мир он наверняка не спасал. Так, примазался к славе Лазарева. - Заткнись… - А может, этого подвига вообще не было? Красивая сказка, придуманная колдуном без рода, чтобы стать хоть кем-то в этом мире. Ему нужно было что-то такое, чтобы оправдать свое никчёмное существование получеловека. У него есть слава, зачем ему ты? Он никому не давал о тебе писать, пресса до недавних пор даже не знала, что у Елагина есть дочь. Может, потому что ты с таким темным прошлым ему не очень-то нужна. Нагулял с человеком, а потом пришлось… - Вот ты д-дура, - постаралась усмехнуться Женя, приподнимаясь на локтях. – Зачем ты меня злишь, если собралась убивать? Наташа оказалась рядом. Она стояла прямо в огне, от которого у Жени сгорала кожа, а Наташке было хоть бы хны. Она схватила Женю за воротник и вздернула на ноги. - Недавно ребята нашли старый кодекс пари. И там был спор твоего отца, знаешь, на что он поспорил? - Что Лазарев не жениться на Белозерской? Наташа гадко усмехнулась. - Он поспорил, что станет самым знаменитым колдуном своего времени. Ну и зачем ему жена-человек и дочь-убийца? Женя сузила глаза и впилась руками в ладони Наташи, пытаясь удержать себя на ногах. - Может, он их любит? - Тогда чего не спасает? Белозерскую он вытащил из самого Багрового, а за дочерью не придет даже на ринг? Тебя третий раз за эту неделю убивают, Женя, - Наташа пожала плечами и сильно пихнула Женю назад, чтобы та упала на горячий песок. – И его снова нет. Может, он великий герой, но плохой отец. Признай это, и я остановлю огонь. - Щ-щас, - Женя закашлялась сильнее. – Завидуешь мне? - Первый вопрос свергнутой королевы, - рассмеялась Наташа. – Уже понимаешь, что я права? Женя не могла дышать – больно было даже немного втягивать воздух. Дым забивался в легкие сам и чернотой накрывал купол, крови стало еще больше, она мешалась с потом на висках. «П-пап…» - про себя взвыла Женя, загребая песок пальцами. Его опять не было, и Жене снова было жутко больно. Она воплощала свой план – дурацкий и непродуманный, папа бы такого не придумал, но его не было! Не было! Мама сказала, что он всегда рядом, но Женя его не чувствовала. Дал бы он хоть один знак, что в порядке, что жив, но он же просто исчез! Он пытался убить Андрея, зачем? Что с ним вообще случилось?! Дым разъедал глаза, и Женя их закрыла. Она представила пруд и папу, сидящего напротив. Он грел ей ладошки и улыбался, и Жене тогда казалось, что он всегда будет рядом: ворчать, когда она хнычет, но утирать сопли, потому что любит. Греть ладошки и говорить что-то заумное, например… «Я сдался». Наташа специально. Ей просто обидно, что Женя с детства хвасталась папой, что ей многое сходило с рук. Да, Женя не ангел, она слишком много, слишком часто, слишком гордо говорила свою фамилию, зная, что все остальные прекрасно понимают, чья именно она дочь. Да она гордилась папой. Папой, а не его подвигом. Папой, который работал допоздна в Магсовете, а когда приходил домой все равно смотрел с ней мультики. Папой, который женился на маме, зная, как сложно отделаться от славы человека в мире магии, но женился! Потому что любил. Женя гордилась папой, который умел дружить до конца. У которого, может, был только один друг, но такой, что стал братом. Она гордилась папой, который несмотря на все предательства все равно верил в любовь и дружбу, и научил Женю верить. Папой, который умел делать правильный выбор, даже когда он такой… невыносимый. «- Ты развелся с мамой, чтобы я пришла в себя? Но ты же любишь ее! - Я и тебя люблю». Женя сжала зубы и подняла глаза на часы, прошло только три минуты, а она думала, что вечность. Слезы даже не выкатились из глаз – испарились до того. В мире без воды, на раскаленном песке в дымном угаре, Женя закрыла глаза и прикусила язык, потому что очень хотелось закричать: сдаюсь. - Да п-пошла ты, - задыхаясь процедила Женя, - П-поруцкая. Женя сжала в кулаке песок. Ей просто надо потерять сознание и соревнования остановят. Главное не умереть от угара прежде. По регламенту убивать нельзя… Женя сжала рукой деревянный медальон, потому что тот тоже начинал уже трещать, и уперлась лбом в песок. - Как жаль, что ты не способна поступить разумно, - доносился голос Наташи. – Он твое слабое место. Ты умрешь, но и слово про него плохого не скажешь. Женя с детства думала, как же искать эти слабые места. Андрей говорил, что боевая магия – как другой язык, его надо учить и на нем надо разговаривать, чтобы не забыть, а Жене он за столько лет мучений с папой по субботам стал родным. Но все, чему она научилась – просто тянуть время. И вот, время потянуть ей не дали, она так и не поняла, где у Наташи ее слабое место, зато узнала свое. Прав был адвокат: Женя всю жизнь боялась показаться папе слабой, глупой, не такой, как он. Может, папа был том в этом виноват, потому что относился к Жене, как к взрослой с самого детства. Он учил ее тому, о чем в семь лет детям и знать запрещено. И она училась, потому что больше всего на свете ей не хотелось становится этим слабым местом. Быть папиным слабым местом – делать его уязвимым. Быть слабым местом значило сейчас заставить его выйти из укрытия, появиться на глазах Магсовета и заставить себя спасать. Быть слабым местом – быть причиной, почему он сдался. И папа часто сдавался из-за Жени. У него было много работы в Магсовете, но, когда Женя просила прийти его на утренник в саду – он ругался с начальником и все равно приходил. Он очень хотел спать, приходя после работы, но всегда сдавался, когда Жене нужна была поделка. Папа мог махнуть на Женю рукой сто раз, потому что у нее совсем не получалась эта боевая магия, но он сдавался перед своим таким рациональным желанием и продолжал ее учить. И вот что вышло – у Жени было самое счастливое на свете детство, а в восемь лет она клала на лопатки учителей. - С-слабое место? – прохрипела Женя, приподнимаясь на локтях. - А я… т-тоже стихийница. Микар! Гребаный к-кот, иди и спасай меня! Женя снова упала и взвыла от того, как резко песком обожгло лицо. Ну и где этот кот? Он же был, Женя его видела! Стихия вернулась, они друг друга простили, но он уже столько времени не появлялся! Что опять, чем она его снова обидела? Женя сквозь пелену слез, дыма и крови посмотрела на свои перчатки. Едва соображая от жары и копоти, она вдруг подумала: она надела эти перчатки, чтобы никто не узнал, что произошло в ночь Зимнего бала, но сейчас… Чего скрывать? «- Стихия, это как… рука! - Люди могут жить и без рук. - Могут, но зачем, когда они есть?» Она помнила, как это: колдовать, но каждый раз, когда пыталась, между пальцев только трещали крохотные разряды. Колдовать теперь надо было как-то по-другому… Но грозы рождались и умирали в буре – черной, как дым, и опасной, как огонь. Им просто нужна была буря! Злость придала сил. Сдаться? Без проблем. Но согласиться, что отцу на нее наплевать? Да она сожжет Наташу сама! Женя сдернула перчатки с рук зубами и выплюнула на песок. Жар тут же добрался до голой кожи, но вместе с ним пальцы защипало от чего-то другого – знакомого и трещащего, теплого и родного. Женя безумно улыбнулась и потянула шею. От груди к горлу подкатила волна прохладного удовольствия. Она застлала глаза белыми молниями, пустила разряды по всему телу и подняла на ноги. Грозы не существовали без туч – а потому холод Жене не причудился: пошел дождь и начал тушить пожар, разыгравшийся под куполом ринга. Женя подставила лицо прохладным каплям и утерла рукавом копоть с лица. - Упс! – развела она руками. – Я говорила, что люблю удивлять? Теперь поиграем в мой пожар! Наташка нахмурилась и послала волну огня, но Женя встряхнула руками, и грозы сеткой устлали землю. Огонь тут же потух, и как бы Наташа ни пыталась послать его, дальше метра от нее не отлетал. - Нет-нет-нет, - издевательски покачала головой Женя. – Воздух в радиусе метра от тебя так разряжен, что огонь не протянет больше нескольких секунд. Это такое напряжение, что я создавала космос прямо у нас под ногами. И ни одно пламя не будет тут гореть. Кстати, не наступай, а то заживо сгоришь. Человеческие тела – отличные проводники для тока. И скоро тут закончится воздух, твой пожар и так мало оставил. - Ты свихнулась? - О да, - улыбнулась Женя. – Знаешь, когда кто-то обижает меня, мой отец говорит мне справится самой. Ты думаешь, что ему на меня плевать, а я думаю, что мой отец прямо сейчас моими руками надерет тебе зад, Поруцкая. Потому что это он научил меня колдовать. Он научил меня давать сопернику поверить в триумф, а потом столкнуть его пинком с вершины его ликования. И это мой отец в лице меня сейчас говорит тебе: извинись, или я тебя нахрен сожгу. Наташа попятилась от подбежавших к ней гроз и крикнула: - Чокнутая! - Не без этого. - Тебя посадят. - Как ты там сказала? – рассмеялась Женя. – В прошлый раз это назвали несчастным случаем? Да брось, меня Волконский целует, мне вообще все можно. Ну и, если что, сбегу к Сереге в Багровое. - Убери от меня их! – заверещала Наташа. – Елагина! - Извинись! Наташе было страшно, она смотрела на Женю так, будто та реально может ее взять и сжечь. Жене было от этого смешно. Папа когда-то говорил ей про славу опасного волшебника, мол, когда-то она начинает работать на тебя. Он говорил, что никто не столкнет тебя на лед, если знают, что ты опасный колдун, и Женя чувствовала, как работает это правило. Наташа верила, что ее сожгут, потому что слава убийцы Никольской уже закрепилась за Женей в сознаниях всех ее одноклассниц. - Прости, прости! – начала пищать Наташа. – Все, хватит, я была неправа. У тебя хороший отец. - Вообще-то лучший, но искренне надеюсь, что для тебя лучший – твой. - Елагина, убери их от меня! Я сдаюсь! Купол дрогнул, голос судьи попросил убрать стихию, и Женя поняла: переборщила. С Наташей можно было поболтать еще хотя бы минут пять, чтобы растянуть раунд. Но на поле прибежали врачи. Женя от них отмахнулась, и они пошли приводить в чувство Наташу, которая тоже их послала. Тогда на поле вышел судья. Он подошел сразу к Жене и резко приподнял ее лицо, внимательно осмотрев. - Тошнит? - Н-нет, - настороженно ответила Женя. Когда это судьи стали переживать за участников? - Меня уже смотрели врачи. - Вы не дали им себя осмотреть. Голова не кружится, в пальцах не колит? - Все нормально, - Женя отпихнула от себя судью. Так как защитный купол был снят, Женя услышала голос ведущего и посмотрела на время, которое все никак не хотело течь. Ведущий объявил: - И победу в первом туре чародейских соревнований этого года среди университетов «Поддубный» и «Луновой» одержала команда, - он на мгновение замолчал, а судья взял Женю за руку и поднял вверх, - Поддубного! Руки и вправду жгло от такого резкого и сильного стихийного заклинания, но судья так сильно задрал ее вверх, что кровь немного отлила от пальцеы, и стало полегче. Кажется, папа так учил: когда стихия вырывается очень резко, ее остатки задерживаются в крови у кончиков пальцев, надо поднять руки вверх... Радоваться победе Поддубного никто особо не спешил, но ведущий продолжал болтать, как будто не слышал этой тишины на трибунах вместо ликования. Он вышел на поле и подошел, а судья надел Жене на грудь медаль. - Дамы и господа, в первые за всю историю Чародейских соревнования победу в спарринговом турнире одержала одна участница против четверых. И я не слышу ваших аплодисментов. Хлопали только наставники, хищно пялясь на Женю, а весь Луновой сидел тихо. Женя видела Шаховского на месте, где обычно должен был сидеть ректор. Шаховской уже собирался: недовольно глянул на часы и встал. Надо было что-то делать… - Дай микрофон, - Женя выхватила его из рук ведущего и сказала. – Господин Шаховской! Шаховской как раз встал с места и сделал вид, что поднялся специально, чтобы послушать Женю. Все пристальное внимание журналистов обратилось к нему, и Женя не сдержала улыбки. - Можно мне речь, как победительнице? - Конечно, Евгения, - Шаховской был стихийником звука, и его было слышно и без микрофона. – Я вас слушаю. - Спасибо, - Женя прокашлялась и обвела взглядом трибуны. – В общем, хочу поблагодарить всех, кто помог мне… Она видела, как резко потеряли к ней интерес журналисты. Они куда-то собрались и стали уходить, и Женя подумала: нельзя их отпускать. Загорскую могут забрать и без Шаховского, но не без журналистов, потому что они раздерут Магсовет в колких статьях о том, как их обещали позвать на такое мероприятие и обманули. И Жене нужна была сенсация. Прямо сейчас. Не для Магсовета – он уже и так знал, что от нее ждать. Но для журналюг. Женя вспомнила, как сидела на пресс-конференции и эти люди накидывались на нее. Она представила их голодными коршунами, жадными до нового фурора, но Женя не могла ничего придумать… - Пап, - выдохнула она в микрофон. – Я не знаю, где ты сейчас, но надеюсь, что ты меня слышишь. Тут полно журналистов, ты по любому узнаешь, что я хочу тебе сказать. Пусть так, через экраны и чужие статьи, но я хочу, чтобы ты знал… Женя увидела, как журналисты снова навострили свои камеры и продолжила. - Я тебе верю. И спасибо тебе, пап, что ты уберег меня от всех этих пресс-конференций и славы «дочери героя». Что в детстве ты таскал меня на мультики, а не на интервью и званные ужины. Она ненавидела фарс, поэтому День Красной нити ее так злил, но сейчас фарс был ей нужен. Самые сокровенные слова, которые она разрешала себе говорить только про себя, чтобы даже папа не слышал, Женя давила из груди, сжимая крепко правую в руку в кулак, чтобы красная нитка впивалась в жилы. Давай, так надо. - Я люблю тебя, пап, - четко сказала она в микрофон. – И мне пофиг, что про тебя напишут. Они не ждали тебя с того света, а я ждала. И это я знаю, что ты герой, что ты с дядей Лешей мир спас, что у нас из крана кровь не течет только потому, что ты грохнул Багрового князя. Для них ты герой, когда им удобно, когда им надо. А для меня всегда. Ты лучший в багровой магии и сейчас тебе это ставят в укор, потому что всем им самим страшно в ней разбираться, а ты пропал, им не у кого спросить. Женя посмотрела куда-то на трибуны, но не на кого конкретно. Ей почему-то казалось, что папа ее слышит, и говорить стало легче. - И я прошу тебя, пап, если ты меня слышишь, - Женя улыбнулась и прикусила губу. – Спаси мир второй раз, а то чего-то, - развела руками и рассмеялась: - Ни у кого больше не получается. Носятся со своими соревнованиями, потому что на большое им не замахнуться. Женя не видела с ринга камеры и не понимала, куда смотреть, она стащила с шеи медаль и бросила ее подальше, пихнула микрофон ведущему и достала из-под обгорелых щепок свой пиджак. Отряхнула его от сажи и песка, накинула на плечи и глянула на время – то было идеальным, Шаховской не успеет. Женя вышла с ринга к раздевалкам, там прошла в туалет и вздрогнула, когда увидела свое отражение. Если папа и вправду увидит ее речь, он ее прибьет…***
Пустой овраг окутывал мягкий туман – он был немного холодным, поэтому из носа сопли, и Женя утирала их прямо рукавом, хотя знала, что мама потом будет ругаться. Но они с папой играли в прятки и было не соплей. Папа говорил, что Женину кудрявую голову видно отовсюду, а сам он как будто умел растворяться в тумане. Сережа щурил глаза и внимательно вглядывался в туман. - Они за деревом. - Эй, нельзя использовать силу! – возмутилась Женя. – Так нечестно. - Я не использовал, просто увидел папин ботинок. - Тогда на три? - Раз. Два. Три! Они побежали к дереву с криками и схватили дядю Лешу за штаны. Он тоже закричал: - Елагин! Спасай! Меня в плен взяли! - Ты теперь скажешь нам, где прячется папа! – рассмеялась Женя, перематывая дяде Леше руки шарфиком. – Выходи, пап, у нас пленник! Женя помотала головой, но папа сидел тихо. - Эй, пап! Мы отдадим тебе дядю Лешу, когда ты выйдешь, - звонко прокричала Женя. – Пап! Пап! Но туман укрывал от Жени все дальше метра от ее носа. Женя напрягла глаза, стараясь высмотреть в тумане фигуру папы, но не получилось. И ей вдруг стало страшно: где он? - Пап? Папа! Он же не мог потеряться. Женя быстро повернулась к дяде Леше, чтобы развязать ему руки, и вздрогнула: у нее в руке остался только тоненький шарфик. Ни дяди Леши, ни Сережи не было рядом. Даже дерево исчезло. Женя вздрогнула и попятилась назад, она завертела головой, отчего кудряшки выскочили из хвоста и навалились на глаза. Она быстро отвела волосы и утерла сопли. - П-пап! Папа! – слезы хлынули из глаз, стало страшно. Туман подкрался ближе. Он был красным, чужим и страшным. Стало вообще ничего не видно. Туман обступил со всех сторон, и Женя осталась одна. Она плакала и звала папу, но никто не приходил. А туман глотал ее, лез в нос, в мокрые от слез глаза, в колечки кудрей. - Пап! – крикнула она изо всех сил, сдирая горло. - Его нет-с-с, - прошипел кто-то из тумана. Женя завертела головой. - Его больше нет! В мути тумана прямо перед Женей возник силуэт огромной змеи. Она зависла над Женей, и вдруг ее узкие глаза вспыхнули красными огнями!» Женя вскочила на кровати и тряхнула головой, кудри навалились на глаза, и она тут же зачесала волосы. Пакостное чувство страха и одиночества от кошмара разодрали грудь, и Женя потянулась за стаканом воды, но напоролась на странную картину: свои голые руки. Конечно, Женя снимала перчатки: когда мылась, стригла ногти, обрабатывала шрамы мазями. И за четыре года она привыкла к багровым молниям, украшавшим ее ладони и локти, а вот к чистой коже без зазорин шрамов – нет. Женя откинулась обратно на подушку и подняла руки. Лунный свет облил тонкие сухожилия, запутался в пальцах и стек по тыльной стороне ладони к рукаву. Женя подумала: а у нее красивые руки, на такие Григорий Палыч бы сейчас точно загляделся. Она очень тщательно ухаживала за ними, чтобы не сохла кожа, не разъедало от пота шрамы. Сумки Женя не любила, а поэтому все карманы были набиты кремами и спиртовыми салфетками, она до сих пор по привычке иногда протирала ими руки. Теперь кожа все чувствовала. Женя прикрыла глаза и опустила ладони на простынь, провела вниз и сжала ее. Улыбка вырвалась невольно, просто ощущение было потрясающим: жесткая хлопчатобумажная ткань – немного прохладная ближе к краю матраса и теплая. Женя хихикнула и закусила губу. Она выспалась, оставалось только заставить себя оторваться от подушки и прийти к Волшебному озеру, где они должны были встретиться с Сафроновым. Вдруг по руке разлилось тепло, чужая ладонь легла сверху и переплела пальцы, а Женя открыла глаза. На кровати рядом с ней сидел Сережа. - Привет, - недовольно буркнула Женя, но руку не убрала. – Долго ты тут? - Долго тут я быть теперь не могу. Сафронов посеял брошь, так что у меня пять минут. Женя села. - Что? Он в Багровом? - Пришел, разбудил моего тигра, поругался с Загорской, призвал какой-то подранный ковер и обещал мне помочь захватить мир – это за первые десять минут. - Ну он как всегда… Сережа положил Женину ладонь на свою, аккуратно касаясь ее пальцев, стал водить вдоль сухожилий и фаланг. Женя следила за его рукой и не мешала. Она чувствовала, как у нее затягиваются раны на лице и перестает ломить руку от падения, как стертая о раскаленный песок кожа заживает, и разбитая губа перестает болеть. - Не надо, они поймут… - Они подумают на деда. Сережа аккуратно поднял ее руку и приложил к щеке, потерся скулой, губами и тихо вдохнул. Он поцеловал ее в тыльную сторону ладони, коснулся носом запястья и снова переплел их пальцы. Только после этого перевел на Женю взгляд, и она увидела багровые зрачки. - Облегчение? – удивился Сережа и вздернул бровь. Женя пожала плечами погладила его по щеке. - Ты живой. Кажется, невредимый. - Чего о тебе не скажешь. - У меня всегда получалось хуже всех спасать. - Не надо никого спасать. Я бы вытащил Загорскую сам из камеры. - Но папу с дядей Лешей ты не смог вытащить. - Я не хотел. Женя удивилась, и Сережа что-то прочитал по ее гормональному фону – скис и устало вздохнул, вставая. Он засунул руки в карманы черных штанов и пошел к двери. Женя смотрела ему в след и чувствовала, как начинают закипать в глазах слезы. Она резко накрылась одеялом и отвернулась к окну. Пусть проваливает. - Отец будет пытаться меня остановить. - Ты хотел сказать спасти? - Я знал, что их посадят. - О! – Женя откинула одеяло и села. – И сыграл на публику. Ты специально устроил этот спектакль, чтобы их упекли за решетку, и они тебе не мешали! - Там они были в безопасности. И если б не твои, - выделил он, - фокусы, я бы уже давно… - Что? Захватил мир? Извини, что помешала. - Женя! – Сережа вернулся и резко опустил одеяло, за которым она снова хотела спрятаться. Женя закатила глаза и отвернулась, когда он оторвал ее за плечи от кровати. – Хватит уже! Я только и делаю, что разгребаю твои косяки. - Ах я еще и виновата! - Взбесившаяся ящерица, приступ Загорской, пожар на спарринговом туре! - Не ори на меня. Перечислить твои косяки? Ты мир, блин, почти захватил. Сережа фыркнул. Его некогда уложенные волосы растрепались, когда он зло растормошил их ладонью, багрянец вспыхнул в глазах, и Женя улыбнулась шире – злится. - Пожалуйста, прекрати, - успокоившись, попросил он. - Извини, ничего не обещаю. Из неспасенных у меня еще мама и бабушка. - Дед заберет их. - Твой дед, - фыркнула Женя, - отказался помогать мне. - Он тебя провоцировал. - На что? - На все твои гребаные подвиги! Он думает, ты знаешь, как снять проклятье. А ты не знаешь, Женя. Мы с тобой кучу лет потратили на это. - А ты? – Женя посмотрела в его глаза. – Мик сказал мне, что ты хотел вернуть время. Зачем? И мне не нужны твои намеки: скажи мне прямо. Ты хотел вернуть день, когда принял проклятье? Сережа отвел взгляд, но Женя вернула его лицо к себе. Пусть отвечает! Такой всемогущий и грозный, пришел тут, орет. Но сейчас в Сереже чего-то не доставало. Показушной улыбки злодея, надменности в красных глазах – Женя видела перед собой старого Сережу, а глаза у него и без того частенько затягивало алой пеленой. - Время можно вернуть только на двенадцать лет назад, - сказал Сережа. – В этом году… Это двенадцатый год со дня их подвига. И я могу снять его, но для этого мне нужен легион. Все иглы, чтобы разжечь пламя костра. Его пламя и есть время. Женя удивилась, но виду постаралась не подавать. - Путаешься в показаниях. В ночь Зимнего бала ты говорил, что хочешь править вечно. И тебя устраивало твое проклятье. Сережа опустил глаза и тяжело вздохнул. Он прорычал что-то неприличное и встал, а Женя попыталась ухватить его за руку, но вместо этого только развеяла багровый туман. - Нет! Скажи мне, что происходит? Почему тебя шарашит от «будешь-моей» до «мы-даже-не-поцелуемся-когда-ты-пришел»? Остановись, Лазарев, и объясни мне все! Он таял, как джины в фильмах. Медленно его тело становилось красным дымом, и он терялся в полотне мира. Женя закусила щеку, запрещая себе орать и плакать, а то кто-нибудь точно придет. Опять этот туман заволок ее комнату, он опять оставил Женю одну в овраге… в пустой комнате. Сережа исчез, и Женя выругалась – вернулась к шкафу, схватила первые попавшиеся штаны и открыла окно, свистнув Моню. Уже в городе она спешилась - пошла по улицам в футболке, и на нее стали коситься прохожие. С неба валил снег, забивался в волосы и оседал на ресницах. Картинка на футболке покрылась инеем, и Женя стерла его рукой. Она почувствовала холод снега – в первый раз за столько лет! Женя слепила снежок и бросила его в стену небольшой бытовки. Один, второй, третий! Вдруг в здание ударила небольшая молния, Женя тут же встряхнула руки и приказала себе успокоиться, а из-за рябой крыши выскочил снежный барс. Его шерсть трещала от маленьких молний, и он светился серебром, как мишура на елках. Барс ступал мягко, его лапы не падали в снег. Он прошелся перед Женей, выгнул спину и ударил лапой себе по круглому уху. - Приперся? Барс удивленно дернул усом и поднял на Женю непонятливый взгляд. - Из-за перчаток, серьезно? То есть меня бы там убили, а ты бы так и сидел просто потому, что я надела перчатки! Барс очень натурально вздохнул, демонстрируя, что не хочет разговаривать на эту тему, и отвернулся, стал вылизывать лапу. Вента при Сафронове хвостом виляет и руки лижет, а этот… Кот, блин. - Я думала, я тебе нужна. А ты выпендриваешься из-за какой-то ерунды! Барс встал и повернулся к Жене. Его раскосые глаза посмотрели осуждающе, и он что-то тихо рыкнул, но Женя не поняла. Барс сделал несколько шагов ближе и, зажмурившись, ткнулся лбом в ее ладонь, потерся шерстью о запястье, шутливо прикусил, как Васька иногда делал, когда Женя трепала его по пузу. - Да если б ты пришел тогда, - прошептала Женя. – Если бы ты дал мне выйти из ванной, если б… Она села на снег и зарылась руками в волосы. Пару раз шмыгнула носом и сжала зубы. Ей показалось, что багровый туман мочит кровью снег, что она тонет в нем, зовет на помощь, но ее никто не слышит. Вот она: маленькая и беззащитная, носится по оврагу и не знает, куда бежит. А рядом никого нет, она одна и… «Осторожней, госпожа Кострова, вы теперь одна» Она закусила щеку, когда вспомнила, как выходила из машины Приторского к Сафронову. Это неправильно, они должны были попрощаться! А вдруг… - Глупый кот. Стихия должна слушаться свою ведьму, даже если она в перчатках! У Сафронова на холоде руки мерзнут, и он тоже носит перчатки, но Вента от него не бегает! Женя убрала руки от лица и вздрогнула, когда вместо шипящего от гроз кота увидела деда. - Сделаю вид, что не понял, о чем ты. Дед протянул руку в перчатке, и Женя встала. Отряхнула штаны от снега и отвернулась, чтобы дед не увидел ее слез. - Что тебе нужно? - Спросить, как дела у Сережи. - Откуда я знаю? - Оттуда же, откуда у тебя поразительно быстро зажили раны. «Блин!» - Женя повернулась и подняла на деда глаза. – Он играется со мной. Приходит, дразнит и уматывает к себе! Я без понятия, как ему помочь. Я не знаю! - Не злись, никто не знает. - Меня это не успокаивает! - Тебя это злит, и ты теряешь самообладание. - Хватит! – Женя резко развернулась, но осеклась. Дедушка смотрел на нее не так, как смотрел в своем кабинете. Не так, как на интервью или в зале Магсовета. Он смотрел на нее тепло. И она вдруг вспомнила, что они семья. Дед всегда такой: заносчивый, сухой, вредный, но он всегда помогает. Просто у него свои методы, и это глупо – поверить, что он и вправду просто уезжает. - Дай угадаю, - хмыкнула Женя. – Влип Сережа, а прилетело всем остальным. Спасать их из тени удобнее. Дед покивал. - Ты уезжаешь, чтобы Волконской было за тобой сложнее следить. Уезжаешь, потому что помимо Сережи тебе надо сделать так, чтобы никто не тронул тетю Вику, бабу Зину, мою бабушку. Т-ты, - Женя прикусила губу, - уезжаешь, потому что у тебя большая семья. И помочь надо всем. Ты знаешь, как помочь им, но не знаешь, как помочь… ему. Дед потер набалдашник трости и поднял на Женю глаза. - Это не звучало, как вопрос. - А это не вопрос. – Женя подошла и оперлась спиной на дерево рядом. – Прости, что наорала на тебя. - У тебя был стресс. - Твой Егор назвал это «полным уничтожением нервной системы». - Ты быстро восстановилась. - Как будто есть время болеть. Дед фыркнул, и Женя тихо рассмеялась сквозь слезы. Дед притянул ее к себе рукой, чтобы накрыть пальто, а Женя уткнулась ему в грудь и прикрыла глаза. От него пахло тем же одеколоном, которым и четыре года назад, и Жене этот запах напоминал огромный замок ордена, бескрайние просторы его лесов и круглые озера. Самые крутые зимние каникулы и самый вкусный вишневый пирог тети Вики. Женя ничего не сказала деду, и он ничего не сказал ей, но она откуда-то знала: он все понимает. Что ей страшно, что она растеряна, что у нее уже опускаются руки. - С людьми сложнее. Зину Львовну я увезу, но твою маму… - Она убьет тебя, если ты ее от меня сейчас увезешь. - Лене и магия не нужна, чтобы проклясть как следует. Но ты должна понимать: она твое слабое место в этой войне. Женя отстранилась и посмотрела на деда. Ведь кто-то сказал папе про слабое место, наверное, это был дед, а значит сейчас ему можно задать вопрос, который с той самой субботы вертелся у Жени на языке уже несколько лет. - Слабое место может сделать человека сильным? - Звучит глупо. Женя кивнула и снова прислонилась к груди деда, кладя руку на его платок, который он заправлял за ворот рубашки. - Но я думаю: если человек прожил жизнь, никому не сдавшись, то он прожил ее зря. Дед замолчал, давая Жене подумать. Она смотрела на шелковую ткань платка и хмурилась. - Был бы в жизни смысл, если бы не было ни одного слабого места? Женя отстранилась, и дед снова ей улыбнулся одними глазами. - Жизнь – это парадокс. Думай сама, никто за тебя не разберется. Отец – твое слабое место, но стихия в первый раз тебе помогла, и ты вправду почему-то думаешь, что дело в перчатках? - Но только когда я их сняла… - Только когда ты разозлилась так, что буря в тебе уже не уместилась, - перебил дед. – А теперь утри сопли. Я уезжаю и развязываю тебе руки, тебя почти нечем шантажировать. За мамой сама присмотришь. Я слышал, что говорила тебе эта девчонка на ринге. Женя усмехнулась. - Кто бы сомневался. - У меня хорошие стихийники звука. И девчонка от части права. - Что?! - Любить, - строго осек дед, - можно кого угодно. Рассчитывать – только на себя. И ты сама не хочешь, чтобы Вова сейчас объявился. Пока его нет, у тебя… - Развязаны руки, поняла уже. - Молодец, - сухо похвалил дед и медленно перевел взгляд на фонарь. – Тебе надо повторить их подвиг. Женя удивленно приподняла брови. - Но задача у тебя сложнее. Убить Багрового князя, не убивая Сережу. Твой отец справился бы. «Мне семнадцать, а ему было тридцать!» - хотела вякнуть Женя, и поняла, как на самом деле по-глупому звучит этот аргумент. Семнадцать или семь, а Сережу надо спасать сейчас, багровая магия не будет ждать, пока Женя подрастет... - Спасибо, что помог Сафронову. - Я помогал Сереже. - Сафронов у нас любит собирать неприятности, так что, пока Сережа будет их за ним разгребать, может, передумает захватывать мир. - Все так плохо? - Ты Андрюху не знаешь. Дед усмехнулся. - За ним погнался Магслед, этот Андрей отдавил ногу моему человеку на проспекте, который как раз хотел его спасти, потом сшиб лоток с леденцами – мы насыпали туда дурманящих заклятий, но их нельзя разбивать. При контакте с мокрой поверхностью такие штуки теряют силу. Потом забежал в самый закрытый и узкий переулок, который только можно найти на Янтарном, и спрятался с заброшенном кафе – можно придумать место для укрытия хуже? Женя искренне пыталась удержаться, но не смогла и рассмеялась. Она быстро закивала, не отводя от деда глаз. - Он думал, что у нас с папой роман. - А паренек дает… Дед был скуп на эмоции, но тоже тихо усмехнулся. Прищурил глаза, вздохнул, оттолкнулся от дерева и подкинул в руке трость, проворачивая ее. - Встретимся, когда расхлебаешь эту кашу, – бросил он Жене. - Эй, а как же напутствие? Дед остановился, уткнув трость в снег, глянул на Женю через плечо и задумчиво прищурился. Женя посмотрела, как медленно оседает снег на его седых волосах и темном пальто в пол, как ложится на тонкие кожаные перчатки и тает. Женя за свою жизнь видела сотню колдунов, и они выглядели, как обычные люди, но дед был необычным колдуном, поэтому и выглядел так! Как волшебников рисуют в книжках, как снимают в фильмах. От него веяло силой, глядя в его зеленющие глаза ничего не приходило в голову кроме слова «колдун»! - Александр Волконский. - Чего? – очнулась Женя. – Этот предатель? Мне быть с ним осторожной? - Попроси его тебе помочь. - Что?! Он же… - А теперь умерь пыл и подумай, Женя, что на самом деле делает этот парень. Он чертовски умен, чего о тебе, внученька, пока не скажешь. Ты не сразу поняла мою игру, так может, ты просто пока не понимаешь его? Женя открыла рот, но тут же захлопнула. Дед довольно усмехнулся и сел в машину, она резко развернулась и уехала, а Женя осталась одна во дворе стоять и пыхтеть от злости. Пока она гуляла, подошла близко к дому, оставалось только завернуть за одно здание. - Ничего, бабушка проест тебе плешь за то, что ты ее спер. И это будет моя маленькая месть за такой бестолковый совет. Женя пнула ногой в сугроб, поскользнулась и упала в снег. Да что сегодня все через… - Чай, - решила она, выбираясь из сугроба. – Срочно чай. Моня!***
Вова зашел в дом, а за ним на порог залетела пурга. Он стряхнул снег с одежды, повесил куртку на крючок и прошел на кухню. На плите закипал чайник, и Леша уже вторые сутки пил только кипяток, потому что их запасы кофе закончились, как и деньги, а придумывать что-то у них не было времени. - Это замкнутый круг, - откинулся на спинку стула Леша и растер глаза. – Это не проклятье, поэтому его нельзя снять! Вова налил себе в граненный стакан кипятка и обхватил руками, чтобы отогреть пальцы. - Мы поняли, что он собирает легион, чтобы получить власть над временем. Кстати, надо сжечь его тетради, чтобы до них не добрался багровый отдел. - Жги не жги, - махнул рукой Леша. – Тут написано, как стать Повелителем Времени, но не написано, как его потом одолеть. - Сережа – умный парень. Зачем ему узнавать, как себя одолеть? – хмыкнул Вова. - Заем ему править временем? Это неправильно, это против волшебной природы. Время неподвластно даже волшебникам! Все с первого класса знают… - Успокойся, - осек его Вова и сам задумчиво глянул на тетради. – Какой ответ лежит на поверхности? Просто власть? Мелко. Власть над временем нужна зачем-то. Будущее? Да кому оно нужно, мы его и так сами пишем. Настоящее. Тетрадками года три, ты говорил, у него была депрессия. - Депрессия? – фыркнул Леха и тоже налил себе кипятка. – Ты же видел его. Призраки в Багровом выглядели живее, чем он. Когда с Женькой все это случилось, он… - Стоп. Вова медленно повернулся к Лехе и сощурил глаза. Быстро достал из кармана очки, надел и подошел к бумагам, пролистал их, разложил на столе и остановился на рисунке: круг из двенадцати камней – знак, который Вове оставил его отец. Фибула идеально легла на рисунок, а в ее центре осталась цифра двенадцать. Нарисованные стрелки часов смотрели точно наверх и соединялись в пузатую линию. - Он мог хотеть вернуть время, когда погибла Зоя, - задумчиво пробурчал Вова. – Чтобы исправить… - Но у них с Женькой уже все нормально. - Да. Значит, он хотел вернуть это время. Но пока искал как, наткнулся на что-то еще. И это что-то он делает сейчас. Что-то до чего мы не догадаемся, потому что он об этом не написал. - Наткнулся… Ты думаешь, багровая магия его сожрала именно тогда. - Ну а когда еще, - пожал плечами Вова. – Но он выглядел слишком разумным. Как будто не она им правит, а он ею. Леша вздохнул и отвернулся. Неопределенность его убивала, медленно и верно, но Леша был бы не собой, если бы хоть раз позволил себе сдаться. Если он искал, то искал до конца, и Вова помнил это с их первого курса. Сережа был обречен на спасение. Леша включил телевизор и аккуратно убрал бумаги со стола. У них у обоих уже кипели мозги от рваных записей и картинок, тетрадей и догадок, которые не складывались в стройную картинку. Вова искренне восхитился Сережей. Все знали, что он умный парень, но что настолько… И даже сейчас, когда Вова кое-как смог себе объяснить его поведение и мотивы, все равно чувствовал: что-то тут не так, как будто каждая их догадка заранее продумана Сережей, и он оставил все эти тетради, чтобы подтолкнуть к нужным ему ответам, а не к правде. Леша знал своего сына лучше и через десять минут обеда в молчании вдруг сказал: - Этим штукам нельзя верить, он нас дурит. - Это единственное, что у нас есть. Или спрашивать у него самого? - У нас Женя еще есть. Вова отложил ложку. - Лех… - Я знаю, Елагин! Я тоже думал, что у моего сына от меня нет секретов, я тоже думал, что он расскажет мне, если у него будут такие проблемы. Но он заявился с багровыми глазами на новый год, и я думал, что мне снится. – Леха повернулся и покачал головой. – Это не сон, у наших мелких что-то случилось. И они молчали оба! Вова нахмурился и стал жевать кашу. Готовил Леха ужасно… - Нужно искать в Багровом, - сказал Леша. – Надо достать броши. Все известные лифты сейчас под особым наблюдением. - Достанем, - обещал Вова. Леха перевел взгляд на телевизор и тут же схватил пульт, чтобы прибавить звук. Вова нахмурился и тоже посмотрел на экран. По Первому чародейскому показывали Чарсоревнования, и Леша прошептал проклятье Шаховскому, когда увидел, как под куполом в черном дыму задыхается одна из участниц. Но она встала, раскинула руки и загнала сеткой гроз соперницу. - Триумфальная победа Евгении Костровой на Чарсоревнованиях… - вещали за кадром. Женину руку подняли вверх, и ее лицо показали крупным планом. На нем не было живого места: разбиты две брови, губа, все щеки красные от ожогов, нос разбит. Слава Небу ничего не опухло… Вся в крови и в копоти, в подранной рубашке и грязных джинсах, она дала надеть на себя медаль и отобрала у ведущего микрофон, остановила Гену Шаховского и вдруг сказала: - Пап… У нее дрожал голос, и кровь, затекавшая в рот, мешала говорить. Ее кудри прилипли ко лбу и щекам, но в глазах трещали грозы, правда, этого не было видно по телевизору. - Я люблю тебя… Вова чувствовал, как рвутся из ее груди эти слова, будто Вова хотя бы раз в этом сомневался. Но Женя не так часто ему это говорила. Скорее это было дежурно: на День рождения, надписью на рисунке, но ни разу в слух. Она думала, что это слабость, что ему это не нужно, и он был таким дураком, раз дал ей повод подумать, будто ему это и вправду не нужно. - Я тебе верю… Она закончила речь, и ведущая перешла к второй теме репортажа – таинственное исчезновение Юлии Загорской и объявление в розыск Андрея Сафронова. А вот это плохо… - Ну дает… - недовольно вздохнул Леха. – И чего ей там эта девчонка наговорила? - Что я плохой отец. Леха вздернул бровь, и кивнул. - Ну мы оба хороши. Только ныть у нас времени нет, надо мелких вытаскивать. Значит так, я ищу броши, а ты – способ поболтать с Женей. Дед ее подлечит. И ты, когда будешь с ней разговаривать, вправь мозги – пусть на рожон не лезет! Леха, подхватив куртку, ушел, а Вова переключил канал и снова посмотрел конец тура. Он отложил пульт и опустил глаза на запястье, сжал пальцами одинокую петельку бантика и зло проворчал: - Да разговаривал уже, только толку… Вова вытащил из кармана судейский свисток и медаль, с которой на пол посыпался песок. Он подошел к ящику, откинул в сторону адвокатское удостоверение и достал пресс-карту журналиста.