Александрия

Куплеты Ржевского и Шурочки Азаровой: «Ржевский: Привык по-всякому я драться! Бутылок многих, очень многих видел дно! Но не случалось столь влюбляться Давным-давно, давным-давно, давным-давно! Шурочка: Герою с пышными усами Навеки сердце мною, сердце мной дано. Давно ли были мы врагами? Давным-давно, давным-давно, давным-давно! Пройдут года, и вот из дали Минувших лет, минувших лет мелькнет одно: Как наши деды воевали Давным-давно, давным-давно, давным-давно! И если враг в слепой надежде Русь покорить, Русь покорить возьмётся вновь Его погоним, как и прежде – Давным-давно, давным-давно, давным-давно!» Песня: «Давным-давно!» Кинофильм: «Гусарская баллада» (1962 год) Слова: Александра Гладкова. Музыка: Тихона Хренникова.

      Весь день двадцать седьмого числа на Бородинском поле гремели праздничные канонады. Место для проведения торжественного парада определили удачно – Бородино вмещало большое количество военных и гражданских чинов, а путь на Москву открывался отсюда прямой, без остановок.       Царские садовники выстригли кусты репейника, перекинули мостики через речушку, а чуть поодаль, на благоухающей цветами равнине, возвели крытую площадку для танцев на тот случай, если ночью ударит грозовой ливень.       Наполеон и Александр произвели смотр войск в полдень, вручив награды офицерам обоих полков по случаю возрождения военного союза. По традиции в годовщину Полтавского сражения на Неву спускали белоснежный фрегат, тот самый, который оповестил когда-то жителей Петербурга о победе русской армии под Полтавой. С обоих бортов фрегата давался пушечный залп, от которого дрожали стекла в Петропавловском соборе и Зимнем дворце. Однако, поскольку праздник в этом году проходил в Москве, сухопутной столице, от спуска фрегата на воду пришлось отказаться. Пётр Великий, наверное, в гробу перевернулся, узнав о таком оскорбительном решение потомков.       В остальном праздничная программа соответствовала установленному регламенту: фейерверк, царская лотерея, танцы. Екатерина Павловна в очередной раз поставила перед собой цель затмить всех дам на мероприятии. Она облачилась в платье начала восемнадцатого века, точно такое, как на парадном портрете Екатерины I кисти Жан-Марка Натьё, сшитое из серебряного шёлка. Великая Княгиня, как и я, питала безудержную страсть к Петровской эпохе. То было время больших возможностей, из которого сложился облик современной России. Меня умилял светский лоск, навеянный культурой девятнадцатого столетия: аристократы гуляли по Бородинскому полю с напыщенными лицами, в белоснежных рубашках и накрахмаленных галстуках, что смотрелось чужеродно по отношению к Петровской эпохе.       Другое дело – Всепьянейший и Всешутейший Собор Петра Великого – вот где царило истинное веселье! Вельможи, которым довелось побывать на Петровских гулянках и остаться впоследствии в живых, имели полное право называть себя Титанами. В те далёкие времена наши предки употребляли вино литрами. Молодое поколение офицеров даже в подмëтки им не годится. Русские и французские гвардейцы выглядели глупцами, когда соревновались друг с другом в распитии алкоголя на скорость. Совершенно очевидно, что их навыки были далеки от совершенства. На празднике у Петра Великого они бы точно не выжили – свалились бы замертво уже после первой кружки.       Когда небо окропил багряный закат, патриотический праздник захлестнули романтические настроения. Стрекотание сверчков и запах полевых трав кружили голову. Дамы плели венки из июньских цветов, увлекая кавалеров в темноту лесной чащи, а нежные, плачущие звуки скрипки, льющиеся с оркестровых подмостков, перестроили атмосферу на лирический лад.       С наступлением сумерек появились и первые проблемы. Некоторые гости не могли отделаться от назойливых комаров, а кто-то в испуге отпрыгивал от лягушек и ящерок, выползающих из нор на ночную охоту.       Екатерина Павловна, сидя в окружении первых дам Империи вела беседы на тему благотворительности. В обновлённой Александром стране образование должно было занять первую нишу общественной жизни, в связи с чем верхушка привилегированного класса озадачилась развитием грамотности в губерниях. Фрейлинский состав откровенно скучал, наблюдая за теми из нас, кому посчастливилось сегодня остаться свободными.       Мне не повезло: со своей "удачей" я угодила прямиком в дежурство. В дежурную неделю фрейлины всецело принадлежали расписанию царственной особы. Мы прибыли подле хозяйки неотлучно, включая ночные часы, заранее договариваясь друг с другом, кто спит, а кто заступает на сутки.       Я сопровождала Екатерину Павловну на всех визитах, завтракая и обедая в её присутствии, утром готовила для неё наряды, а ночью разбирала причёску. Благо, на дежурство я заступала в паре с Наташей, а с другом, как известно, всегда проще справляется с трудностями.       Мы сидели за длинным столом, предназначенным специально для свиты Великой Княгини. Приглашенные дамы разоделись на царский «pique-nique», как на бал, что выглядело смешным. Их сложные платья из бархата, с тяжёлым треном тащили за собой весь мусор. Моё же платье было точно таким, как в тот день, когда Александр объявил обществу о приезде в столицу Наполеона. Белым. А всё потому, что я не успела позаботиться о себе и выбрать более удачный фасон – времени на удовлетворение личных потребностей не осталось.       Фрейлинский шифр с инициалами «ЕП», приколотый ближе к левому плечу, тускло переливался в лунном свете, уступая в роскоши и блеске шифрам Большого двора, которые носили фрейлины обоих Императриц на Андреевской ленте: эти шифры сплошь усеивали крупные бриллианты, тогда как шифры Великих Княгинь и Княжон украшались лишь парой крохотных алмазов.       В этот вечер мы с Наташей развлекали себя тем, что шпионили за гостями. Натали облачилась в платье из перёнкового шифона, подвязанное под грудью голубой лентой. В отличие от меня, она подготовила свой наряд за две недели до торжества, поскольку её натуре были свойственны предусмотрительность и пунктуальность.       Нам не приходилось участвовать в общей беседе – Екатерина Павловна справлялась с гостями самостоятельно, что подарило нам право заниматься своими делами. Сидя на скамейке, мы обсуждали, кто чем занят, кто с какой дамой танцует, кто какие причуды выказывает.       Например, мне удалось обнаружить, как маркиз де Коленкур, дипломат Наполеоновской канцелярии и первый друг русского двора, играл в карты с Константином Павловичем. Но не на деньги, как можно было подумать, а на желание, в связи с чем, после очередного проигрыша, Коленкуру пришлось воровать императорский фарфор с главного стола.       То-то было смеху!       Однако главной целью для меня стал августейшей дуэт, разместившийся за дальним столом. Мирный договор, обсуждаемый Наполеоном и Александром, выявил всё тот же подводный камень, на который Россия села во времена Тильзита – экономическая блокада Англии. Александр не мог во второй раз бойкотировать импорт идущий из Туманного Альбиона, поскольку ещё при первом опыте стало ясно, что деньги получаемые от торговли с английским флотом, составляют добрую половину ежегодного бюджета России. Ссориться с Англией было невыгодно.       Александр продолжал наставить на идеи примирения, а Наполеон продолжал упираться рогами, хотя уже и не так энергично, как по прибытии в Петербург. Сам факт примирения с английской гидрой выводил корсиканца из себя – он готов был подписать перемирие даже с дьяволом, только не с чёртовой Англией!       Экономический пункт являлся последней преградой на пути к упрочнению франко-русского союза. Александр не хотел оставлять этот вопрос открытым, ровно как и не хотел закрывать его на условиях Наполеона, у которого был только один способ решения всех проблем – мордобой.       Вынырнув из кущ раскидистых деревьев, Александр мягкой поступью огибает стул, на которым восседал неприступный корсиканец, опуская перед ним бутылку коньяка, заранее вскрытую расторопным лакеем.       — Коньяк захвачен, мой генерал! – с улыбкой отрапортовал он, вынуждая Императора Французов удивительно приподнять брови. Наполеон и забыл уже, как десятью минутами ранее отправлял Александра "захватить что-то покрепче".       — Остроумно, – сухо усмехнувшись, корсиканец внимательно осматривает преподнесëнный "трофей", оставаясь довольным расторопностью русского царя. Праздник достиг своего апогея, поэтому за хорошим алкоголем приходилось тщательно охотиться. Про себя Наполеон отметил следующее: если бы Александра каким-нибудь ветром занесло на службу во французскую армию, он бы не отдал ему чина выше штабного капитана, но вот адъютантом сделал бы однозначно. Александр производил приятное впечатление, и в повседневной штатной рутине его улыбки поднимали бы Наполеону настроение.       Захлопнув папку с отчётностью, Император Французов решает оставить наскучившую работу и сконцентрироваться на шумном празднике. Он без особого интереса наблюдал за танцующими на деревянных подмостках парами, думая, кажется, о чём-то своём.       Разлив по рюмкам хмельную жидкость, Александр между делом поинтересовался:       — Не сочтите за грубость, Сир, я слышал, что два года назад Вам вновь посчастливилось стать отцом? У Вас родился ещё один сын... Александр, кажется? – снижая градус политического напряжения, русский царь намеренно отвлекает ворчливого собеседника от тяжёлых дум. — Красивое имя Вы подобрали сыну. У Вас прекрасный вкус, должен заметить... – сделав комплимент как будто бы самому себе, Александр грациозно приземляется на соседний стул, продолжая беззаботно щебетать. – Знаете, у нас в России в таких обстоятельствах говорят: «Было бы заложено, будет и рожено». Так позвольте же мне пожелать, чтобы каждый из Ваших цветов рос под облаками мирного неба, в благоприятной почве и почитал за честь унаследовать от Вас те редкие качества, коими столь щедро наградил Вас Господь.       Отсалютовав бокалом, августейшей совершает короткий глоток, съедая собеседника любопытным взглядом.       Наполеон привык, что его поздравляют с рождением Наполеона-Шарля – законного наследника французского престола, но чтобы кто-то поздравлял с рождением бастарда, да ещё и на официальном приёме – подобное с ним случилось впервые.       Он решил не оставлять эту дерзкую любезность без внимания:       — Благодарю, Ваше Величество. Вы как всегда в курсе всех главных событий моей жизни, – шумно выдохнув, корсиканец невольно вспоминает облик двухлетнего Александра, родившегося в Париже от связи с Марией Валевской, и ловит себя на мысли, что скучает не только по сыну, но и по его прекрасной матери. — И да, Вы правы, имя в самом деле красивое. Достойное победителя, – спокойно соглашается он, находя некоторую странность в том, что по жизни его окружают сплошные Александры!       Новость о рождении у Наполеона внебрачного отпрыска являлась тайной для всего мира. А теперь выясняется, что эту информацию не только рассекретили, но и донесли до холодных берегов России. Император Французов сделал два предположения: либо у Александра хорошо поставлена внешняя разведка, что мало вероятно, либо Париж – большая деревня, где все знают друг о друге больше положенного.       — Просто Вы мне небезразличны, Сир. Я рад выступать свидетелем Вашего счастья, – найдя элегантное оправдание своему любопытству, Александр задорно сверкает глазами, в расслабленной манере закидывая ногу на ногу. — Отцовство – это счастье, которого я лишён. Простите, если моя любознательность производит навязчивое впечатление, но я привык радоваться за тех людей, кому судьба подарила возможность обрести большую семью, – сказав это, он смакует привкус горечи на языке, и вспоминает об отсутствии собственных наследников, о тех детях, коих ему не довелось воспитать.       Близился разрыв с Елизаветой Алексеевной, который несомненно повергнет в шок его драгоценную Maman и надоумит её провозгласить себя царствующей Императрицей. Проблемы накладывались одна на другую.       Павел I частично упразднил права женщин на российский престол, однако Александр не был уверен, что мать с почтением отнесëтся к существующему закону, поскольку однажды Батюшка всерьёз обсуждал с ней возможность её воцарения.       — Вы утрируете, Александр... – уличив златокудрого монарха во лжи, корсиканец складывает губы в кривой усмешке. Как ни крути, Александр не был похож на человека обделëнного женским вниманием, а значит, бездетность ему точно не грозила. — Я ни за что не поверю в Вашу святость, милый друг. Вы слишком хитрый лист, чтобы не пользоваться благами окружающего нас мира. Убеждён, что хотя бы один прекрасный цветок Вам удалась взрастить на русской земле. – Отсалютовав бокалом в ответ, Наполеон смотрит в голубые глаза с прежней жадностью, примечая засевшую в них печаль.       Александр усмехается, сожалея, что не в силах открыть собеседнику всей правды. Он знал о существовании своей единственной дочери – Софьи Нарышкиной, которую произвела на свет последняя фаворитка. Но это всё, на Софье его наследие заканчивалось. Другие женщины не могли с точностью определить, кто является отцом их детей, поскольку отношений с законными мужьями, не смотря на связь с Императором, они не прерывали, поэтому Александр мучился сомнениями.       — Наблюдать издалека, Сир, это не тоже самое, что принимать участие, – с нескрываемой тоской в голосе заключает он, подперев подбородок согнутой кистью.       После того, как четыре года назад скончалась последняя дочь Елизаветы, на сердце Александра образовалась невосполнимая пустота. Императрица родила дочь не от него, а от кавалергарда Охотникова, об том в Петербурге не шептался только ленивый. Тем не менее, Александр, вопреки моральным и государственным устоям, готов был принять девочку как родную. Более того: если бы у Елизаветы родился мальчик, он и тогда бы не отказался от права на отцовство, объяв впоследствии этого ребёнка законным наследником престола.       Не дали.       Судьба откровенно насмехалась над ним, не позволяя воспитывать ни своих, ни чужих детей. Софья Нарышкина, следуя негласным законам Света, с момента появления на свет, была принуждена проживать в доме матери, Марии Антоновны. Александр не имел права официально признавать ребёнка рождённого от связи с фавориткой. От жены – да, пусть даже её ребёнок будет нагуленным, но не от "блудницы", чьи отпрыски появились на свет вне уз священного брака. Законы государства гласят, что у представителей царской фамилии не может существовать незаконнорождённых отпрысков. В глазах общества Софья оставалась дочерью мужа Нарышкиной, Дмитрия Львовича, хотя все вокруг знали, что это большая ложь.       Слишком много коварных нюансов скрывалось на пути к разрешению данной квадратуры. В первую очередь Александр боялся за Софью, приученную с рождения назвать "папой" другого мужчину. Раскрывать девочке правду, компрометирующую её родную мать и отца, было бы слишком жестоко.       Обладай Александр незыблемым авторитетом, он бы с самого начала воспитывал незаконнорождённых чад подле себя, как это практиковалось при европейских дворах. Но он поздно спохватился... Политических ошибок было сделано так много, что никто не позволит ему вновь пренебрегать правилами. Признать Софью своей дочерью означало бы подвести под себя всеобщее недовольство.       Александр очень хотел ещё одного ребёнка, мальчика или девочку – неважно, главное, чтобы не приходилось сомневаться в своём отцовстве; чтобы не отдавать чадо на воспитание посторонним людям, в липовые семьи, под липовую фамилию. Может тогда, вдохновившись чужим примером, Мария Антоновна разрешила бы ему видеться с Софьей.       Порой Александр ненавидел себя за бессилие, а порой считал свою "бездетность" наказанием за грехи далёкой юности.       — Знаете, Сир, наш разговор натолкнул меня на весьма прагматичную мысль... – изменив вектор беседы, Александр выходит из забвения и вспоминает о реальности. Закрыв под замок ненужную лирику, он разворачивает в голове политическую схему, стараясь угнаться за потоком сумбурных мыслей. — Не кажется ли Вам, что Англия в нынешнем своём состояние напоминает побочного ребёнка, требующего от родителей компенсации за годы тяжких лишений? – боясь наткнуться на гнев уставшего от споров корсиканца, Александр преждевременно отводит взгляд в сторону, делая вид, что увлечён распитием коньяка.       На предложения авантюрного характера Наполеон реагировал, как гончая – на зайца, будучи готовым вцепиться зубами в любую идею, лишь бы та принесла заветную выгоду. Взглянув на Александра, он раздражённо выдыхает.       Русский царь подтягивал высокое голенище лакированного сапога, словно девица – чулок, не обращая на собеседника ни малейшего внимания. Как всегда беспечен и как всегда делает вид, что ничего страшного не случилось. Если Александр вновь хочет поговорить об Англии – пусть, быть может, под коньяк дело сдвинется с мёртвой точки.       Свободного времени у Наполеона оставалось в обрез. Вспыхнувшее в Мадриде восстание грозило перерасти в гражданскую войну. Да и Талейран, дьявол его забери, мог учинить в Париже заговор. Этот старик имел прескверную привычку отдавать столицу Франции в руки первого попавшегося революционера.       Одним словом, Наполеон не видел смысла откладывать итоги мирного договора в долгий ящик. Ему понравилось, как белокурый льстец назвал Англию "побочным ребёнком" сходившем с ума без родительского внимания, и он счёл правильным продолжить развивать эту забавную мысль.       — Вы правы, Александр. Вольнолюбивый Лондон жаден до мирового внимания. Французы говорят: «Париж стоит мессы», но Лондон продаётся только за деньги, большие деньги. Попрошу заметить, что ребёнок, о котором мы с Вами говорим, порочным образом избалован. Воспитание – вот чему стоит научиться Англии! Пора уже смириться, что на ближайшие десятилетия центром Европы станет Париж. Но всё-таки я совру, если скажу, будто бы не обеспокоен строптивостью этого государства...       Наполеон не хотел признавать правоту русского царя и всё равно сделал это. Англия действительно представляла собой опасность. По какому-то непонятному стечению обстоятельств, эта страна убедила весь остальной мир, что именно она должна отвечать за расстановку сил в Европе – воистину достойный противник. Недаром французы воевали с англичанами на протяжении всей истории.       Тошно было сознавать, но после случившегося в Англии промышленного переворота мундиры французских солдат шились исключительно из английского сукна. Маршалы непобедимой Наполеоновской армии ходили в одежде, купленной у врагов, ибо торговать с Туманным Альбионом было куда выгоднее, чем создавать собственное производство.       Наполеон понял Тильзитскую позицию Александра лишь тогда, когда сам оказался на его месте, а потому не мог требовать от русского царя повторения континентальной блокады. Тем не менее, он продолжал упираться, считая, что если не праве осуществлять политику Тильзита, то, в конце концов, в праве настаивать на дипломатической изоляции Англии.       Александр в свою очередь желал мира для всех, в том числе и для Туманного Альбиона. Он хотел воздействовать на английских банкиров, купцов и предпринимателей – людей, которые заправляют английскими деньгами. Жажду управлять миром в Англии испытывали только политики, тогда как простой народ грезил мечтами о торговле.       Если подарить английской про-Наполеоновской партии выгодный экономический ресурс, она незамедлительно перетянет на свою сторону целую страну, и тогда Парламенту придётся уступить. Нужно всего-то подобрать для Англии дорогую игрушку, дабы перебить желание мирового гсподства. Конечно, новая игрушка не сможет увлечь Парламент надолго, но это всё равно лучше, чем воевать.        Имея плодотворные отношения с английскими промышленниками, русские дипломаты хорошо изучили торговую специфику Англии, обнаружив необходимые рычаги давления. Поэтому Александр и не выслал английского посла из Петербурга, желая достигнуть с ним необходимого консенсуса. Заполучить выгодный мир требовалось каждой стороне: Лондон не сможет выжить без поддержки России, поскольку Россия является главным экспортером пеньки и леса, а Россия, в свою очередь, не выживет без поддержки Франции, так как Наполеон служит гарантией жизни для Александра.       Это квадратура должна разрешиться в самое ближайшее время.       Сделав очередной глоток терпкой жидкости, Александр отходит от протокола и свободно откидывается на спинку стула:        — При всём уважение, Сир, я считаю, что великовозрастного ребёнка поздновато воспитывать. Остаётся только одно – раскошеливаться на дорогие подарки, – почти напрямую признается он в своих тайных помыслах.       Это заставляет Наполеона с подозрением нахмуриться:       — Индия? – без труда догадался он.       — Индия, – легко подтверждает Александр.       — Исключено. Англия её не получит! – резко переменив тон, горделивый корсиканец с шумным хлопком возвращает бокал коньяка обратно на стол. Делиться столь драгоценными колониями он ни с кем не собирался! Сегодня Англия поработит Индию, а завтра, упаси Бог, загорится идеей колонизировать Австралию?       Ну нет, Наполеон не допустит господства этой выскочки на континенте, пусть она хоть трижды угрожает ему сожжением Парижа. Только сила поможет переломить хребет гидре, не подкуп.       Реакция корсиканца показался Александру даже слишком предсказуемой. Опустив голову, он терпеливо выжидает, когда с собеседника схлынет спесь.       В пылу обиды Наполеон запамятовал, что движущий силой Англия по-прежнему оставался король – старина Георг III, который пусть и прибывал, бедолага, в безумии, вызванном порфириновой болезнью, но неизменно держал в Парламенте верную короне партию так называемых Тори. Королевская семья не желала войны, она всеми силами выступала за мир с Наполеоном; их партию нужно всего лишь привести к власти, предложив план совместного похода на Индию – и всё, с претензиями на господство будет покончено. Банкиры и купцы кинутся разорять золотую колонию. Никто не захочет вновь заниматься войнами. А зачем, когда есть деньги? Дружить с Наполеоном будет выгоднее, чем ссориться.       И хотя на данный момент в Парламенте бразды правления удерживали Виги, во главе с Робертом Банксом Дженкинсоном, ставшим премьер-министром девятнадцать дней назад после успешного покушения на Спенсера Персеваля, Александр был уверен, что Тори своё возьмут, особенно если Наполеон лично переговорит с принцем-регентом.       Выждав пару минут, он замечает просветление на лице собеседника, продолжая обрисовывать план дальнейших действий:       — Я не предлагаю Вам отдавать Индию целиком, я только прошу не ограничивать воображение англичан, – вновь перекинув одну ногу на другую, Александр привлекает внимание оппонента двусмысленностью сказанного.       Совершенно очевидно, что Император России намекал на умение делиться, но что он подразумевал под "воображением"? И вообще, с каких пор Александр сделался настолько проницательным в вопросах французской политики, когда даже в своей стране оставался слепым котёнком?       Если бы Наполеон был более внимательным, он бы заметил, как Александр подмигнул сидящему за дальним столом Сперанскому, выражая благодарность его идеям, которые выдавал сейчас за свои собственные. Сперанский обладал редкой способностью доводить до совершенства любые авантюры, поэтому Александр не боялся советоваться с ним по вопросам внешней политики.       Хорошо, что он всё-таки вернулся.       — Вы говорили, Сир, что имеете цель разделить мир на две сферы экономического влияния – русскую и французскую. Но теперь Вы сами осознали, что без англиканских кораблей торговать с колониями не получиться. Ни у Вас, ни у меня нет надёжного флота. Русский флот сгнил, а французский потоплен стараниями адмирала Нельсона. Англия – владычица морей, только её корабли способны наладить эффективную торговлю с восточными странами. Мы обязаны заключить с ней взаимовыгодный торговый контракт. – На словах о сгнившим русском флоте Александр невольно поморщился.        Вспоминать об этом в годовщину Полтавской битвы было кощунственно. Казалось, Пётр Великий бьёт себя ладонью по лбу, восседая на облаках, проклиная потомков за безвременно канувшее в лету наследие.        — Поймите, Сир, если сделать Англию посредником международных финансовых сделок, она открестится от желания уничтожить Вас. Нужно заставить банкиров воображать о деньгах. Минувшие войны истощили английскую казну, и только в Вашей власти пополнить её. Я не требую от Вас отдать наследникам Питта третью половину яблока. Англия станет не союзником, а посредником в мировой экономике. Организуйте с англичанами совместное путешествие в колонии, дайте им денег. Верные короне Тори поддержат нас, если мы поможем им прорваться к власти.        Схема, о которой говорил Александр, была чистой воды безумием. Но именно она, по иронии судьбы, являлась тем самым заветным компромиссом, ключом к разрешению многих проблем. Захватив Индию, Наполеон откроет англичанам доступ к её ресурсам и отвлечёт от войны и дипломатии.        С одной стороны, можно подумать, что Англии не поддастся на провокацию, ведь ей куда выгоднее продолжать воевать, чтобы в последствии заполучить весь мир, а не только Индию. Но с другой, как только Наполеон заручиться поддержкой всей Европы, у Англии не останется прежних союзников, и тогда ей придётся выбирать – продолжать тихо беситься или присоединится к всеобщему миру. Однако присоединившись, она начнёт вновь мутить воду, именно поэтому её следовало подкупить. Конечно, Туманный Альбион не забудет о жажде мести, но выигранное время поможет Наполеону восстановить авторитет в мире, и, в первую очередь, ему надлежало восстановить авторитет в собственной стране, ведь французы тоже устали от войн.       Александр не имел опыта в составлении многосложных договоров, а значит возиться с нюансами Наполеону предстоит в одиночку. — Вы хоть представляете, сколько сил придётся затратить на создание подобной схемы? – с раздражением вопрошает корсиканец, чувствуя, что никуда он не денется, как миленький будет плести политическую паутину. — Не много ли чести для одного крошечного острова, возомнившего себя исполином? Почему бы нам не объединить силы и не разбить выскочку? – мысленно загнав Александра в угол, он ждёт от него внятного ответа. — Никак, руки боитесь замарать? – без труда догадался корсиканец, нервно барабаня пальцами о подлокотник кресла.        Александр склоняет голову на бок, выдавливая из себя кривую улыбку. Да, чёрт возьми, он боялся замарать руки! В этом не было никакого секрета.        Одно дело вести оборонительную войну или войну против вселенского зла и совсем другое – нападать на оппонента единственно из своей неприязни к нему, просто потому, что он мешается на дороге. К тому же, вероломное нападение противоречило избранной Александром концепции мира. Он не желал ни чьей крови.       Подняв на собеседника радушный взгляд, русский царь элегантно уходит от ответа:       — Покорить чужой народ не трудно, Сир, трудно – признать благо в милосердном помиловании. Ни одна война не окупает затраченных на неё ресурсов, особенно человеческих. Полагаю, Вы как никто осведомлены о пагубном влияние войны на сознание покорённых народов, так к чему же усугублять положение? Другое дело – война умов. Она наименее затратна, и, вместе с тем, эффективна. Вы искусный плетельщик, Сир, и я убеждён, что Вам под силу заманить в свои сети даже дьявола. Так давайте же создадим шедевр достойный Вашего исключительного гения? – выйдя победителем из запутанного разговора, Александр медленно опускает ресницы, погасив задор в светлых радужках. На его лице воцаряется умиротворение, служившие доказательством обретëнной им внутренней гармонии.       Наполеон не нашёл, что возразить. Он прожигает безмятежный лик напротив своим орлиным взором, поражаясь внутренней выдержке оппонента.       Война с Англией, по мнению корсиканца, могла помочь Александру отомстить за гибель отца. Ведь Англия напрямую проплачивала заговор против Павла. И всё же Александр отрёкся от возмездия, хотя прекрасно понимал, что с Наполеоном у него имелись все шансы на победу. Нужно быть святым, чтобы отказаться от старой доброй мести. Наполеон заключил, что амбиции Александра действительно претерпели изменения, раз он начал ценить жизни простых русских солдат, коими раньше разбрасывался напропалую.       К добру это случилось с Александром или же к худу, Наполеон не знал, но он не мог отрицать, что данные изменения пришлись ему по вкусу.

⊱⋅ ────── • ✿ • ────── ⋅⊰

      Екатерина Павловна делает знак рукой, отвлекая меня от созерцания Имперского дуэта. Высокопоставленные дамы, в кругу которых она сидела, отлучились освежиться, и, оставшись одна, Великая Княгиня не упустила возможности вручить мне тайную записку, предназначавшуюся для генерала Багратиона.       В последнее время, я стала замечать в её глазах глубокую печаль. Княгиня всё чаще задумывалась о переменах в собственной жизни, что в конце концов подтолкнуло её к решению оборвать порочную связь. Князь Багратион оставался последним поклонником, с которым Екатерина Павловна поддерживала тёплые отношения, но и эту историю она готовилась предать забвению.       Сделав книксен, я прячу записку за корсаж, на мгновение задерживаясь возле Натали, схватившей меня за руку.        — Как управитесь с делом – тотчас возвращайтесь, десерт уж скоро подадут... – сохраняя на лице приветливую улыбку, моя добрая подруга мельком осматривает окружение, проверяя, не появился ли на горизонте кто-нибудь из гостей. — Знаешь, Софи, когда придаёт мой черёд открывать Салон, я напишу на фронтоне: «Индюшкам вход воспрещëн»! – рассмеявшись в ладошку, Натали недвусмысленно даёт понять, что общество высокородных кумушек порядком её утомило, с чем трудно было не согласится.       Светлейшие княгини, портретные и кавалерственные дамы, попечительницы благородных пансионов, источавшие своим обликом возвышенное благородство, в большинстве своём понятия не имели о жизни простых людей. Благородство высокородных красавиц заканчивалось там, где начинались крестьянские наделы. Разделяя демократические идеалы, они, тем не менее, не думали всерьёз расставаться с привилегиями. Речи их навевали тоску.       Навещая сирот в приютах, они брезговали играть с брошенными детишками, а заявившей о своих правах сенной девушке, едва ли помогли бы обрести свободу, ведь если прислуга начнёт массово оставлять своих господ, кто ж тогда будет готовить им ванны с лепестками роз?       Словом сказать – сплошное лицемерие.       Ободряюще улыбнувшись, поправляю венок из искусственных незабудок в волосах Наташи, украдкой шепнув:       — Боюсь, одной табличкой дело не справить. Полагаю, тебе придётся держать при себе сторожевого пса, – и, отняв руки от чужой причёски, покидаю благородное застолье, обещая подруге скорее вернуться.       Я надеялась, что мне удастся отыскать генерала Багратиона раньше, чем его свалит хмель. Наташа проводила меня уверенным взглядом, мысленно желая удачи. Я не знала, какие мысли изложила Великая Княгиня в адресованном Багратиону послании, но её печальные глаза, словно зеркало, отражали состояние души. Наверное, именно сегодня она поставит заветную точку в затянувшемся романе, начав жизнь с чистого листа.        На сегодняшние мероприятие, вопреки традициям, было приглашено не по два офицера от полка, а по десять, что сильно затрудняло поиски нужного мне человека.       Генеральский стол обнаруживается пустым, а значит, Багратион мог находиться сейчас где угодно!       У меня не осталось иного выхода, как начать расспрашивать о местонахождение князя проходящих мимо людей, но никто из них, как назло, его не встречал. Приметив знакомую светловолосую макушку, резко останавливаюсь, вопреки намеченным планам сворачивая к небольшому столику, за которым расположился мой друг Сперанский.       Не удивлюсь, если он света Божьего не видел, употребляя все силы на составление мирного договора, параллельно разрабатывая план дальнейших политических преобразований России. Мишель выглядел изнурëнным, точно пациент с острой формой чахотки.       Однако в глубине его проницательного взгляда по-прежнему виднелась непоколебимая воля, что вселяло в меня надежду на лучшее.       Внешне Мишель напоминал куницу: вздëрнутый нос, большие миндалевидные глаза и светлые волосы – почти белые, в пудре. Чёрный фрак играл на контрасте с болезненного цвета кожей, через которую приглядывала голубоватая паутинка вен.       Сперанский степенно попивал кофе, искоса поглядывая на собеседника, сидящего рядом. Компанию ему составил Бертье – главнокомандующий Французского штаба. Успех военных компаний Наполеона во многом зависел от трудолюбия именно этого человека. Луи Александра Бертье считался лучшим штабистом в современной истории, без него Наполеон никогда бы не добился и половины того успеха, каким обладает ныне. Я улыбнулась, завидев двух великих людей вместе, и теперь уже окончательно лишаюсь желания искать Багратиона.        В наружности Бертье, к сожалению, не обнаружилось ничего примечательного: невысокий, смуглый человек, с мелкими кудряшками.       Подкравшись другу со спины, прислушиваюсь к идущему разговору.        — Знаете, дорогой Мишель, мне думается, Ваши труды встретят небывалое сопротивление в обществе. На Вашем месте, я бы заранее позаботился об эпитафии, – молвил Бертье упавшим голосом, любуясь переливами рубинового Бордо в бокале.       Как герой двух революций – французской и американской, Бертье знал наверняка, что изменения в общественном строе приводят главным образом к гражданской войне, которая, в свою очередь, влечёт государственный переворот. Дрессированный медведь, стоит снять с него ошейник, превращается в угрозу для прежнего своего хозяина.        Возглавляя военный штаб Бертье усвоил важный урок: нельзя выиграть бой без тщательной подготовки и чем опаснее сражение, тем дольше времени затрачивается на организационные работы, а за время приготовлений, как правило, случается разное...       В том числе имеется риск умереть в процессе.       Мрачное молчание длилось недолго. Пригубив вино, Бертье расправляет плечи, прокашлявшись в кулак:        — Сами подумайте, как возможно в страну, где господствует церковное мракобесие, ввести гражданский брак? Святейший Синод, по меньшей мере, посчитает это блудом. Ваш народ необходимо просвещать, друг мой, подготавливать, иначе... – многозначно промолчав, он вбирает в себя побольше воздуха. — Боюсь представить, сколько глубинных сил поднимется на защиту старины. Как бы с Вами беды не случилось... – смягчив тон, Бертье с удивлением отмечает, что перед ним сидит не человека, а затравленный зверёк.       Сперанский с каменным выражением лица делает глоток кофе, наблюдая, как Императоры Франции и России о чём-то радостно переговариваются. Он надеялся, что они сумеют прийти к консенсусу – это будет лучшая награда за его труды.       По скромным подсчётам Сперанского, Россия отставала от Запада в развитии по меньшей мере на сотню лет. В то время как в Европе уже во всю развивалась юриспруденция, здесь, в Северной Пальмире, редкий человек всецело сознавал, что из себя представляет профессия адвоката. И если эту разницу не срезать в ближайшее время – случится катастрофа. Сперанский не был дураком, понимал, что его могут вывести из игры насильственным методом. Но после всех ссылок и общественной клеветы, он больше не боялся идти напролом.        Смирив Бертье тяжёлым взглядом, Мишель отчаянно хватается за кофейник, беззвучно наполняя свою чашку новой порцией турецкой арабики.       — Мне известно, что против меня злоумышляют, друг мой, – спокойно отзывается он, удерживая нервный смех. — Такое, к прискорбию, случается, когда подбираешься слишком близко к Солнцу... Вспомните Икара, его история отождествляет каждого политика, – говоря о небесном светиле, Сперанский подразумевал Императора, стоять рядом с которым было подвигом, и в первую очередь потому, что не каждый выдерживал на себе завистливые взоры толпы. — Признаться, мне даже по нраву всеобщая неприязнь. Это показывает, насколько близко я подобрался к истине. Враги не сомневаются, что мне удастся переменить Россию, – размеренный голос Мишеля, навевал воспоминания о французском Терроре.       Наверное, Робеспьер рассуждал точно также, когда шёл поперёк системы, не считаясь с мнениями окружающих, ломая устоявшиеся порядки. Вместе с тем, я знала наверняка, что мой друг не придерживался революционных идеологий.       Мишель напоминал отличника – того самого, кто всегда тянет руку вперёд всех и готов спорить даже с учителем, если тот демонстрирует ошибочное суждение. Подобный склад характера раздражал многих, в том числе Александра, отправившего Сперанского в ссылку за дерзкий тон. Я бы долго могла наблюдать за политическими дебатами двух легенд, если бы не наступила на хрустнувшую ветку, как в дешёвой комедии, чем привлекла к себе их внимание.       Приметив моё любопытство, Бертье поднимает бокал в воздух:       — Вечер добрый, мадмуазель! – раскрыв моё инкогнито, он приветливо улыбается, а ведь я хотела подкрасться к Мишелю и закрыть ему глаза ладонями, тем самым создав весёлую интригу.       — Ваше Высочество, Вы испортили мой сюрприз! – беззлобно пожаловалась я, капризно надувая губы. Наполеон сделал Бертье принцем Невшательским и Валанжинским, а ещё Ваграмским, поэтому пришлось обращаться к нему в официальной форме, поскольку ранее мы не были друг другу представлены. — Мишель, прости, что потревожила... – покинув укрытие, неспешно подбегаю к столу.        — О, так Вы имеете честь быть другом, мсье Мишеля? – француз удивился, что у опального администратора, пережившего ссылку, остались ещё друзья. Поднявшись из-за стола вслед за Сперанским, Бертье приветственно склоняет голову, в то время как я вплотную приближаюсь к другу.       — Рад видеть Вас... – взяв мою руку, Мишель накрывает её сверху тёплой ладонью, растянув губы в полусонной улыбке. На лице его воцаряется секундная радость, оживляющая мёртвые черты, и тут же гаснет под напором усталости.       В последний раз мы виделись на параде в честь прибытия в Петербург французской делегации. Он уже тогда был очень занят, поэтому не успел рассказать мне о своей жизни в ссылке.       Я никогда всерьёз не задумывалась о том, насколько бывает страшно оказаться в опале. Вот живёт человек: смеётся, дышит, ходит в гости, строит планы на будущее, читает, учится, кого-то любит, кого-то ненавидит. И вдруг ему говорят: «уезжай, мы не хотим тебя видеть», ввиду чего приходится перекраивать жизнь, бросать родных, друзей – всё то, что дорого и уезжать к чёрту на рога, влачить существование в приделах одного города или деревни, или вообще в Сибири, средь кочующих народов и бескрайних снегов.        В такие моменты осознаёшь: твоя жизнь, с момента появления на свет, никогда тебе не принадлежала, а находилась в руках единственного человека в Государстве, что в действительности только от его прихоти зависит, где тебе строить дом, как долго прибывать на одном месте, и куда отправляться служить.       Для личностей, подобных Сперанскому, свободолюбивых, знающих, что такое закон, не привыкших к моральному насилию, ссылка таила двойную опасность: она ломала гордость, уничтожая чувство собственного достоинства.       Я боялась, что Мишель вернётся в Петербург другим человеком, очерствевшим, сломленным, но, похоже, выпавшие на его долю испытания только закалили боевой нрав.       Забыв на время о приличиях, обнимаю друга за плечи, заключая в кольцо крепких рук. Мне вдруг вспомнилась наша первая встреча.       Это случилось на балу, четыре года назад. Сперанский был оставлен тщеславным обществом и стоял возле стены, гордо сносят одиночество.       Я подумала, что это самый удачный момент заявить о своей искренности, поэтому без страха подошла представится. Не каждый человек захочет по собственной воле знакомиться с опальным представителем света, сеявшим смуту в Государстве, но я захотела. А как иначе? Сперанский был гением современной истории, и опала никоим образом не уменьшала его заслуг перед Отечеством.       Выдержав мой сердечный порыв, ни смея даровать ответные объятия, Мишель вновь выпрямляет спину, успокаивающе заглядывая в моих глаза, после чего обращается к Бертье:       — Позвольте представить – Софья Вольницкая, фрейлина Ея Императорского Высочества, Екатерины Павловны, – встав за моей спиной, он даёт мне возможность беспрепятственно приблизиться к гостю.        — Мадмуазель, моё почтение, – подхватив протянутую ладонь, Бертье оставляет на ней сухой поцелуй, смущëнно улыбаясь. — Прошу прощения, что будучи не вовлечённым в историю Вашей с Мишелем дружбы, имел неосторожность испортить Вам сюрприз. Выпьете с нами? – указав на бутылку початого вина, штабист любезно приглашает меня присоединиться к застолью.        — Не имею возможности, месье. Служба,– указав на шифр, даю понять, что связана определёнными обязательствами. — Я ускользнула всего на минуточку. Но мне лестно Ваше внимание, мсье, и в иных обстоятельствах охотно приняла бы приглашение, – печально вздохнув, я всё же решила задержаться.       Что мне всегда нравилось в Маршалах Наполеона, так это простота, с которой они обращались к окружающим их людям. Невзирая на громкие титулы герцогов, принцев и королей, они оставались доступны для общения. Выросшие в третьем сословии, доблестные полководцы Франции, обретя несметные богатства, не растеряли вместе с тем человеческих качеств.       Богатства души оказались для них важнее золота. И это здорово!       Бертье и вовсе отличался кротостью, пугаясь всего, что так или иначе затягивало его в шумные компании.       Опустившись на скамейку, Мишель берёт чашку недопитого кофе, вынуждая меня проявить характер:        — Мне думается, с Вас уже хватит, любезный друг... – присев рядом, перехватываю губительный напиток из его рук и отодвигаю подальше на край стола. — Вспомните о своём сердце, – шепнула я, не теряя приветливой улыбки. Сперанский давно уже потерял счёт выпитым чашкам, и кто, как ни я, напомнит ему о чувстве меры?       Заменив кофе чаем, без труда вливаюсь в разговор:       — И всë-то Вы в трудах, господа, всё работаете. Не боитесь сгореть в погоне за совершенством? – отломив несколько ягод от виноградной грозди, лежащей на блюде, отправляю их в рот, радуясь, что так удачно забыла надеть перчатки.        В компании Бертье и Мишеля скованности не чувствовалось. Наверное, это потому, что каждый из нас вышел приблизительно из одной среды – бесприданница, попович и сын военного инженера. Славная компания.       Поняв, что со мной можно не придерживаться светских манер, Бертье избавляется от аристократических повадок:       — С мозговой деятельностью, мадемуазель, быстро свыкаешься... – радушно отозвался он, опуская локти на стол. — Не представляю, как можно жить не думая. Мой разум, знаете, как механическая игрушка, работает по прихоти хозяина. Но я доволен моей жизнью: делать то, что другим не под силу – есть истинное удовольствие! – пригубив вино, Бертье, кажется, запивает горькую печаль, охватившую сердце.        Сперанский лишь утвердительно кивнул, бесшумно размешивая сахар в чае. Тоже мне – трудоголики! Сами на себя не похожи от усталости, а всё пытаются убедить окружающих, что бодры и полны решимости.       В голове всплывают наставления Матушки, которая не без оснований утверждала, что к пятидесяти годам у человека вылезают все болячки, заработанные им в юности. Мне показалось смешным, что Сперанский и Бертье, будучи просвещёнными людьми, так небрежно относятся к собственному здоровью, наивно полагая, что природа одарила их бессмертием.       Вздохнув, я взглянула на Бертье с лёгким укором:       — Вы умеете спать, мсье? – растянув на губах приветливую улыбку, дабы заданный вопрос не выглядел как претензия, подпираю кулаком щёку, внимательно всматриваясь в карие глаза напротив.        — Если только в могиле, мадемуазель, – отшутился француз, давая понять, что человек его высокого положения лишён права выбора.        На самом деле Бертье просто не мог заставить себя дать отпор Наполеону. Император Французов требовал от каждого своего служащего предельной отдачи, особенно от тех, кто занимает ключевые посты в Государстве. Бертье, хотя и считался гением в своей области, печальным образом был лишён героических амбиций. Им не трудно управлять, ведь у него почти никогда не возникало желания заявить о своём мнении.       Наполеон и сам не раз отмечал, что его начальник штаба не способен к самостоятельному командованию: «природа, создавая людей, пожелала, чтобы некоторые из них всегда оставались в подчинённом положении, таков был Бертье» – при этом Император Французов ласково добавлял: «нет лучшего начальника штаба, чем он».       И всё же я противилась мысли, что Бертье, имея от природы мягкий характер, обречён вечно находится в положении раба. Ему следовало научиться смотреть на вещи трезво, и правильно расставлять приоритеты:       — О Вашей выдержке, дорогой Маршал, ходят легенды... – с восхищением произношу я, проявляя заботу о том, кто привык заботится о других. — Однако, Вам следовало бы поберечь себя для семьи. Нельзя позволять Этим господам... – киваю в направлении императорского стола. – ...Садиться на наши шеи, – мне хотелось верить, что когда-нибудь с желаниями подчинённых начнут считаться.       Александр и Наполеон обладали скверной привычкой воспринимать расторопность окружающих, как нечто должное, забывая, что у подданных тоже есть чувства. Будь на то моя воля, я бы приказала всыпать кнутовищ их августейшим «popa'». Не дело это – изводить своих самых талантливых служащих!       Бертье смотрел на меня негодующим взглядом, не представляя, как реагировать на такое фривольное заявление. Обозначить Императоров двух великих Империй "Этими", осмеливался не каждый придворный, что вынудило Сперанского принести извинение:       — Простите, милый друг, если нескромная риторика Софьи Алексеевны оскорбила Вас, – отложив чайную ложку на край блюдца, он смотрит на меня исподлобья, выражая немой укор проявленному ребячеству.       Но я не поддалась на его провокацию, сохраняя невозмутимый вид. Мне было известно, что Мишель, невзирая на безупречность английских манер, разделял моё дерзкое мнение о высочайших особах. В противном случае, он бы взял с меня слово никогда больше не шутить на государственные темы.        — Ну что Вы, Мишель! – Бертье ничуть не оскорбился услышанным. На его смуглом лице проступает восторг, вытеснивший из груди гнетущую усталость. — Мне весьма по вкусу Ваше простодушие, мадемуазель... – бесшумно усмехнувшись, зардевшийся штабист утыкается в бокал с вином.       Мне было приятно оказать этому человеку дружескую услугу, и вдвойне приятно, что он не чурался опасных шуток. Скорее всего, в армейских кругах Бертье слышал и не такое...       — Скажите, Софья Алексевна, с опорой на Ваше простодушие, верится ли Вам в светлое будущее России? – вернувшись к политической теме, Сперанский замирает в ожидание ответа. В его неподвижных омутах вспыхнул огонёк.        Я отвернулась, чувствуя брожение противоречивых мыслей. В силу скудных политических познаний, мне в любом случае не удастся ответить на вопрос друга развёрнуто. Впрочем, он и не ждал от меня гениального умозаключения, а всего-навсего просил поделиться впечатлениями.       — Верю, сударь. Отчего нет? – опустив голову на его плечо, устремляю задумчивый взгляд на быстрокрылого мотылька, прибившегося к стеклу масляной лампы. Вот так и Россия – бездумно тянулась к свету, который при малейшем соприкосновении сожжёт её дотла.       Это избитое сравнение, навеянное матушкой-природой, определило дальнейших ход моих мыслей:       — Ах, Мишель, в последние время мне всё чаще вспоминаются отрадные времена Иоанна Грозного... – краем глаза приметив замешательство на лице друга, спешу заверить его, что не сошла с ума. — Да-да, не удивляйтесь! Меня восхищает безукоризненная чистота политического пространства, свойственная последнему периоду царствования Иоанна. Мне думается, это пример идеального самодержавия. Не взыщите за жестокость, я никоим образом не оправдываю тиранию, однако ликвидация патриархии и повсеместный страх, могли бы наилучшим образом стимулировать реформаторские начинания царя, если бы таковые имелись. Что хочешь, то и вороти. Поди плохо, а? – по-доброму хохотнула я, удобнее расположив подбородок на остром плече Сперанского. Он понял меня правильно: тонкая улыбка изогнула бледные губы, отражая скрытое одобрение.       — Цинично, но идейно. – Из его уст эта фраза звучала, как похвала.       Вопрос централизации власти представлял собой краеугольный камень для правителей России. Упомянутая мною эпоха Иоанна IV тем и была хороша, что не имела оппозиции. Политическая структура тех лет походила на голую степь, без единого сорняка. Мёртвый патриарх, запуганная Земщина, казнённые опричники – никакого самоуправления. Даруй Господь чуть больше здравомыслие гневливому Иоанну, он бы с успехом протащил наверх какие угодно реформы.       Александру в этом отношении повезло меньше. Он родился в эпоху развратившего умы подданных Просвещения. Стоит ему начать претворять в жизнь идеи Сперанского, как тотчас общественная критика полезет из всех щелей. Свобода слова превратит Сенат в псарню, где каждая мелкая шавка сочтёт своим долгом тявкнуть на Государя, а там – и до раскола элит не далеко. В России смута – страшнее деспотизма.       По мне, так лучше сосредоточить власть в руках Государя и узкого круга министров, чем даровать право разглагольствовать всем подряд, утопив свободу в бесконечных дрязгах.        Иными словами, прежде чем даровать России прогрессивные реформы, необходимо усилить самодержавие, чтобы только царь мог контролировать движение свободной мысли в стране, а не Государственная дума, и уж тем более пресса.       Приподняв голову, взираю на друга с нескрываемой гордостью:       — Между прочим, всё то – Ваши идеи, сударь. Вы меня научили, – напомнив Сперанскому о наших маленьких уроках истории, с нежностью глажу его по спине.       Раньше мы часто встречались за чашечкой чая, обсуждая те или иные моменты прошлого. Вернее, это Сперанский делился впечатлениями, а я только слушала, стараясь впитать в себя частички его обширнейших знаний. Последнее два года выдались тяжёлыми для России, поэтому наши встречи ожидаемо прекратились, и вряд ли ситуация изменится в ближайшее время, что не могло не огорчать.       И только я хотела открыть рот, чтобы внести ряд уточнений, как прямо за спиной раздаются тяжёлые шаги, а после слышатся гнусные ругательства на французском. Обернувшись, вижу, как прямиком из леса в нашу сторону направляется разгневанный Жоашен Мюрат. Его сегодняшний наряд я оценила на сто кичливых павлинов из ста. На Маршале был ярко-голубой ментик, пунцовые штаны и зелёные сапоги. Мне стало вдруг интересно, чем же он руководствуется при сочетании оттенков?       Огненным вихрем подлетев к нашей мирной компании, гасконец гневно швыряет портупею на стол, опрокидывая бутылку с вином и масляную лампу.       — Каналье, я посрамлён и высмеян! – пнув ногой скамейку, отчего мы едва не свались на землю, Мюрат гортанно чертыхается. Правильно на Руси говорят: «Дурная голова рукам-ногам покоя не даёт!»        Избавившись от волнения, я возвращаю столовые приборы на места, беспокоясь за лежащую в траве лампу, которая могла стать первопричиной пожара. Рухнув на скамейку как неуклюжий медведь, Мюрат сгребает пальцами белоснежную скатерть, словно в попытке изорвать её на мелкие кусочки:        — Бертье, дружище, плесни мне чего покрепче, пока я не разнëс в пух и прах это место! – насупившись, гасконец стал напоминать дикого жеребца, купленного на невольничьем рынке. Казалось, ещё немного и из его ушей клубами повалит пар.       Подняв с земли початую бутылку, Бертье раздраженно бьёт дном о поверхность стола:        — Готово, Ваше Величество! – в издевательской манере произносит он, испытывая раздражение от несносного поведения друга.        Недолго думая, Мюрат хватает предложенную бутылку и с жадностью припадает к её горлу́, поглощая рубиновую жидкость столь жадно, будто это была родниковая вода. Бертье лишь удручëнно вздыхает, прожигая профиль черноволосого мужчины племенным взором.       Оторвавшись от бутылки, Мюрат возмущённо встряхивает густой шевелюрой, избавляясь от непослушных кудрей, закрывающих обзор. Досада блуждала по его обгоревшему на солнце лицу, исказив некогда благородные черты. Когда Мюрат находился в таком состоянии, он мог сорвать злость на первом встречном.       Вот почему Бертье выжидает несколько минут, прежде чем подать голос:        — А что, собственно, стряслось? – осторожно интересуется он, надеясь услышать внятные объяснения, которые оправдали бы подобного рода поведение.        Оценив обстановку, я мысленно переношу встречу с князем Багратионом на более поздние время, уступая порывам женского любопытства.       — Встретил я тут одного кавалериста с часу назад... – сосредоточив гневный взгляд в одной точке, Мюрат ударяет кулаком по столу, заставляя Бертье вновь схватиться за покачнувшуюся бутылку, после чего невозмутимо продолжает. — Разговорились мы с этим дьяволом о всякой ерунде – а, пустые сплетни! Языками чесали почём зря. Но что-то меня в нём насторожило... Весь он был какой-то чудной, держался особняком, голос тоненький. Смотрю, а мордашка-то у него славная... Шибко жилистая, как для паренька. Сперва подумал – всё, перепил, бабский род всюду мерещится! Но ты же знаешь Бертье, чутье редко меня обманывает. Не кавалерист то был – девка! Вообрази! Ну, думаю, девица с характером, раз бродит в мундире средь пьяного мужичья и приключений на свою честь ищет. Я не будь дураком взял да и спорил напрямую, дескать, что ж Вы, мадемуазель, в чужую шкуру влезли, неужто прячетесь от кого? А она, ты только представь, Бертье: «нет, господин Маршал, Вы ошибаетесь, я вовсе не женщина». И так взбеленилась, так смотрела на меня, думал, дыру прожжëт! Я-то думал она порядочная сучка...       — А оказалась? – с усмешкой перебивает повествование штабист.       — А оказалась сука порядочная! – огрызается Мюрат, в очередной раз ударяя кулаком о стол.        Меня будто молнией поражает. Конечно, от лексикона солдата не стоило ожидать излишнего пиетета, но я всё же надеялась на некоторое послабление. Но Мюрат, похоже, даже не заметил, что за столом женщина.       Он гремел, как канонада:        — Нет, ты подумай, дружище, это нелепое создание осмелилось вызвать меня на поединок! Она сказала: «Вам, господин Маршал, пора бы научиться серьёзно относится к собеседникам, кем бы те ни были. Пойдёмте же стрелять по мишеням! Я докажу, что солдат из меня бравый!» А на дворе, ты оглянись, Бертье, ночь уж давно. Разумеется, я рассмеялся! А эта девка и слушать ничего не пожелала, взяла меня за руку и силком поволокла в чащу. И стоило нам оказаться наедине, она тут же сбила горсть шишек с ели высотой в пятнадцать метров. Один выстрел, Бертье – и безоговорочная победа! Да ежели ей в руки попадёт однажды нарезное ружье, помяни моё слово, она весь наш маршальский состав с поля снимет. Клянусь, перещëлкает нас, как белок! Но на выстрелах дело не кончилось. Пока я, дурак, хлопал глазами, она изловчилась и стянула у меня пистолет, заявив, что невнимательный солдат – это мёртвый солдат! И вот куда я теперь без пары сунусь? – схватившись за портупею, Мюрат трясёт перед лицом Бертье единственным пистолетом, на рукояти которого отблëскивали бриллианты.       Вернув себе бутылку, гасконец принимается с пущим пылом глотать хмель, чувствуя, что не может опьянеть.        — Надеюсь, господин Маршал, Вы усвоили урок? – насмешливый голос за спиной, заставляет вздрогнуть. Вино встаёт у Мюрата поперёк горла, перекрывая доступ к кислороду. Зайдясь равным кашлем, он оборачивается, чтобы заглянуть в глаза того, кто впервые за много лет осмелился сыграть на его чувстве собственного достоинства.       Бертье расхохотался, не в силах скрывать своего ликующего состояния. Не часто ему выпадала возможность наблюдать за тем, как Мюрат катится вниз с вершины раздутого самомнения. Ведь даже Наполеон называл гасконца "погремушкой" – яркой, шумной, и абсолютно бесполезной в мирное время.       Прищурившись, замечаю приближающегося к нам безусого кавалериста, демонстративно подбрасывающего в руке второй пистолет Мюрата. Если бы я не знала, что это девушка, мои глаза не уличили бы подвоха. То был самый обыкновенный юноша, ничем не примечательный. Выходит, Мюрат не солгал, когда упомянул, что обладает отменным чутьём на женщин. Редкий солдат может выловить в темноте потенциального шпиона, да ещё и на пьяную голову. Пришлось признать, что за гасконцем числится куда больше достоинств, чем бесстрашие и неразумное бахвальство.        — Как же Вас величать, мадемуазель-хороший-стрелок? – не унимался Мюрат, тщетно пытаясь сохранить душевное равновесие. Невооружённым глазом было заметно, что ему не давал покоя позорный проигрыш женщине. Но раз уж так сложилось, что он проиграл, то соперник, по крайней мере, должен уважить его, раскрыв своё подлинное имя.       Мюрат разделял общество чётко на два лагеря – мужской и женский, и когда кто-то переступал через нравственную границу, притворяясь тем, кем не является по своей природе, ему становилось откровенно смешно. Не удивительно, что он не воспринял женщину, подстриженную под мальчика, всерьёз. А зря, ибо перед ним стояла не просто женщина, а истинный герой почти всех анти-наполеоновских коалиций – Надежда Дурова, известная в армейских кругах как «кавалерист – девица»       Ловко перебросив пистолет из одной руки в другую, безусый "юнец" затыкает трофей за пояс, смотря на хвастливого героя Франции сверху вниз, как и полагается победителю:       — Я ведь уже говорил, мсье, что моё имя – Александр. А коль Вас интересует полная форма имени, то звучит она так: Александр Александрович Александров. И впредь, прошу Вас относится к моему званию с большем почтением. – Стоило солдату представиться, как у меня отпадают последние сомнения.       Встретить Надежду Дурову, а точнее кавалериста Александрова – всё равно, что познакомиться с лешим. Если бы Александр не поведал мне историю этой девушки, признаться, я бы не поверила в её существование, и потому сейчас смотрела на кавалериста теми глазами, какими обыкновенно рассматривают экспонаты в музее. И даже Сперанский, сидевший всё это время как мышь, счёл нужным обратить на гостя внимание.       А вот Мюрату можно было только посочувствовать. В его глазах отражалось недоумение: он не понимал, почему собеседник трижды произнёс одно и тоже имя. Слух гасконца не различал тонкостей русской лексики, ведь во французской грамматике у имени Александр существовало всего одно окончание, поэтому фамилия, имя и отчество кавалериста воспринимались Мюратом, как единое целое. Это равносильно тому, как если бы его нарекли трижды Мюратом.       — Вздор! – попытка преодолеть языковой барьер обернулась провалом.       Вскочив на ноги, гасконец уже было подумал, что над ним опять насмехаются, на что его новый знакомый демонстративно поднимает руки:       — Полно, Вам, не стоит так пылить, – приблизившись к объекту предполагаемого взрыва, кавалерист осторожно опускает руку на его плечо, словно проверяя, рванëт или нет. — Гнев не поможет Вам преодолеть трудности. Не тревожьтесь понапрасну и не падайте духом. Обещаю, ежели сыщется у меня свободная минута, я почту за честь ознакомить Вас с искусством русского слога. – Похлопав Мюрата по плечу, кавалерист Александров дружелюбно улыбается, наблюдая за бурной сменой эмоций на лице оппонента.       — Подобной нелепости грешно случится! – не желая униматься, Мюрат вытягивается во весь рост, переняв у собеседника манеру смотреть сверху вниз. Эти жестом он как бы показывал, кто здесь на самом деле мужчина: — Женщины-солдаты встречаются и в нашей армии, но никто из них не дерзнëт называть себя мужчиной. Паспорт, полагаю, как и подорожную, Вам выправляют на имя данное при рождении? Стало быть, Вы не можете, как бы того не хотели, сделаться мужчиной на законном основании! – кажется, ему было уже глубоко наплевать, проиграл он соревнование или нет. На первом место вылезли мужские принципы.        Мюрат не мог поверить, что женщина способна отступиться от своей природы, так как в первую очередь сие противоречило букве закона.       С каждой секундой происходящие всё более напоминало постановку в театре. Я ни разу не пожалела, что пренебрегла придворными обязанностями и осталась в компании Мишеля. Здешняя увеселительная программа была в разы интереснее!        — Имелись такие бумажки, отрицать не смею,– оставаясь внешне спокойным, кавалерист спешит нанести оппоненту сокрушительный удар. — Но я их сжёг, потому как девичье имя мне без надобности. О, прошу Вас, придержите слова восхищения! Перед тем, как очутиться в рекрутах, я выкрал у Батюшки документы на имя погибшего кузена, а когда обман вскрылся, мне пришлось выправить новые бумажки, только и всего. К слову, у меня есть сын, мсье, и он, в отличие от Вас, приучен обращаться ко мне в мужском роде. Император Александр оказали мне честь, подарив в награду за храбрость своё имя. Государь лично выправили для меня необходимые бумаги. Я видел воды Тильзита и нёс службу адъютантом у генерала Кутузова – героя взятия Измаила. Меня наградили Георгиевским крестом. В России храбрые духом всегда добиваются своего. Учтите это, когда в следующий раз надумаете потешатся над русским незнакомцем!       Закончив повествование красивой фразой, кавалерист улыбается, наблюдая за вытягивающийся физиономией напротив. Мюрат, кажется, не мог поверить, что Государь России на законных основаниях разрешил женщине блюсти мужской образом жизни.       История кавалерист-девицы тронула моё сердце, но вместе с тем пробудила в нём тревогу. Надежда Дурова сбежала на фронт не от хорошей жизни – это стоит учитывать в первую очередь, прежде чем искать в её лице кумира.        Когда маленькой Наде исполнилось всего два года, деспотичная мать выбросила её из окна движущегося экипажа. Затем отец, по прошествии времени, сосватал дочь за нелюбимого мужчину. Такие моменты оставляют неизгладимый след в душе человека.       Александр рассказывал, что на аудиенции эта женщина рыдала, умоляя о возможности вступить в мир мужчин на равных правах. И пусть с точки зрения нравственных законов данная просьба походила скорее на дикость, чем на отвагу, Александр не нашёл в себе мужества отказать в просьбе храбрейшему из солдат.       — Честь имею, господа. Мадемуазель. – Откланявшись, кавалерист спешит покинуть нашу шумною компанию, оставаясь довольным произведённым эффектом. Мюрат окидывает присутствующих изумлëнным взглядом, приоткрывая рот, словно выброшенная на берег рыба. Тряхнув головой, он забирает портупею и пускается вслед за удаляющимся объектом, вероятно питая не дюжей интерес к личности данной особы.       — Побежал-побежал, глядите! – рассмеялась я, хлопая на радостях в ладоши, как полагалось делать после окончания хорошего спектакля.       Сперанский тепло улыбнулся, впервые за весь разговор ощутив, как груз напряжения спадает с плеч. Его длинные пальцы касаются лба, отчего белый накрахмаленный манжет спадает на лицо. Смотреть на весь этот стыд добропорядочному человеку не полагалось.       Алые штаны Мюрата напоминали мишень. Он быстро-быстро перебирал ногами, не останавливаясь ни на мгновение. Догнав кавалериста, гасконец принялся активно жестикулировать, упрямо выспрашивая у нового знакомого детали его невероятной биографии. Кажется, у этих двоих есть все шансы поладить...       Бертье проводил друга довольной улыбкой, после чего разворачивается к Сперанскому, задумчиво рассудив:        — Сознаюсь, Мишель, Вы были правы! Россия в самом деле удивительная страна, и она уже совершила большой шаг вперёд, откликнувшись на просьбу молодой леди отойти от общепринятых ценностей. Но, будьте осторожны, друг мой... – прищурившись, он позволяет гнетущей паузе заполнить пространство. — Первый шаг может далеко увести.

⊱⋅ ────── • Рубрика • ────── ⋅⊰

«Мода и быт»

🌿 Фрейлинский шифр – есть воплощение девичьей мечты) «Быть пожалованной шифром» — означало получить придворное назначение на должность фрейлины. Шифр представлял собой брошь в виде одного инициала (монограммы) Императрицы; или же двух сплетённых инициалов Императрицы и её свекрови — Вдовствующей Императрицы (такой знак назывался «двойной»). Традиционно помещался на голубой Андреевской ленте. Прикалывался к левой стороне корсажа. После того, как Елизавета Алексеевна стала царствующей Императрицей, появился первый двойной шифр, со сплетением букв «Е.М.» – Елизавета Алексеевна и Мария Фёдоровна. Такой шифр можно заметить на многих женских портретах Александровской эпохи. Пример: портрет графини Екатерины Алексеевны Разумовской, в замужестве Уваровой – Ссылка 1. Штат Императорских фрейлин (Большой двор) был един, то есть фрейлины носящие шифр «Е.М.» равно служили обоим Императрицам. И только позже у Елизаветы Алексеевны появился свой персональный штат, впрочем, шифры её фрейлин так и остались двойными. Шифр вручался лично Императрицей и происходило это в неофициальной обстановке. Фрейлины Великих Княгинь и Княжон также имели свои вензеля, но экземпляров таковых не сохранилось. Следует подчеркнуть, что традиция вручения фрейлинского шифра лично правящими и вдовствующими Императрицами жёстко соблюдалась вплоть до начала 1900-х годов. Только последняя Императрица «смело» нарушила эту традицию, отказавшись от права раздавать молодым девушкам царский шифр. Это глубоко оскорбило русскую аристократию и лишило Александру Фёдоровну последних крох популярности. Шифры изготовлялись по заказу Кабинета Его Императорского Величества и имели порядковые номера. После ухода со службы шифр оставался при фрейлине, которая имела право носить его на груди вплоть до своей кончины и передавать по наследству, как фамильную драгоценность. Один из таких исторически-бесценных экземпляров ушёл с молотка на аукционе «Кристи» в 2014 году. 🥲 Фото шифра по Ссылке 2. 🌿 Судьбу Надежды Андреевны Дуровой сложно называть счастливой. На долю этой женщины выпали нелёгкие испытания: жестокое обращение родной матери, несчастливый брак, нужда скрывать свою личность. Едва ли при жизни она походила на беззаботную и обаятельную Шурочку Азарову из кинофильма Рязанова «Гуссарская баллада». С портрета Александра Брюллова – Ссылка 3 – на нас смотрит суровое лицо, лишённое женственности. Надежда жила лишь войной и не питала любви даже к собственному сыну Ивану. Её мемуары – «Записки Кавалерист-девицы», пестрят жуткими подробностями о фронте и личной жизни. В армии Наполеона также служило несколько женщин. Одна из них – Мария-Жанна Шеллинк, родившаяся в 1757 году в Ганде (Бельгия), которая в 35 лет была зачислена во второй Бельгийский батальон. Эта первая в истории женщина, награждённая орденом Почётного Легиона. Она дослужилась до фельдфебеля и участвовала в Жемаппском сражении, где была ранена шестью сабельными ударами. Иллюстрация по Ссылке 4. Весной 1797 года она попала в плен к австрийцам, но после заключения Кампо-Формийского мира была выпущена на свободу, ранена при Аустерлице и произведена в подпоручики. Получив отставку, Мария Шеллинк опять надела женское платье, на котором с гордостью носила крест Почётного Легиона. Поселилась она у себя на родине, в Ганде, где её в 1811 году посетил сам Наполеон в сопровождении Марии-Луизы; последняя подарила храброму воину в юбке шёлковое платье и разные женские украшения (брошь и серьги). Умерла Мария-Жанна в 1840 году в возрасте 83 лет. Спасибо за Внимание!) 💜❤💜❤