Lastimada

-Марисса, Марисса! – Фели, как заведённая, носилась по институтским коридорам с выпученными глазами, приставая к каждому первому, - Мариссу не видели? Куда только подевалась, уму непостижимо! Смотри куда прёшь, придурок слепошарый! – выкрикнула кому-то, попавшемуся ей на пути в мерзких, пижонских модельных ботинках, о которые так легко споткнуться. -Сама психованная, - зло бросил парень, но руку девушке подал и подняться помог, - У твоей подружки есть своя жизнь, она не обязана таскаться за тобой, как приклеенная. На твоём месте я бы последовал её примеру. -А на твоём месте я бы не совалась сюда, если бы меня турнули с переводческого, - огрызнулась девушка, узнавая в недружелюбно настроенном красавчике местного дипломата. Как его там, Леонардо, что ли? Какое идиотское имя – Лео! Фу, прямо-таки с души воротит! Отведя душу, пухленькая брюнетка умчалась дальше по коридору искать свою чумовую подругу, оставив парня чертыхаться про себя на все лады. Ненормальная! Абсолютно без царя в голове и игнорирует всё, кроме своей драгоценной Марисситы. Зачем она вообще поступила на журфак, если ей было всё равно, куда идти? И всё-таки… На факультете журналистики и сам Леонардо Васкез оказался не то чтобы от слишком большой любви к специальности. Он с детства бредил профессией официального переводчика, вдохновившись примером дальнего родственника – двоюродного дяди Хуана, иногда заезжавшего проведать их семью и с упоением рассказывавшего о заграничных командировках, новых знакомствах и языковых курьёзах. Уже годам к пятнадцати Лео точно знал, кем он будет – а в выпускном классе так и вовсе посвятил всего себя подготовке к вступительным тестам на переводческий факультет. Вникал в подробности деловой корреспонденции, решал сложнейшие кейсы и уже почти поступил – и было бы место у него в кармане, не сыграй судьба (или его же собственный трудоголизм?) с ним злую шутку. Накануне решающего устного собеседования он просто-напросто свалился с температурой – причём так надолго, что пропустил и резервный день для досдачи, поэтому из списка абитуриентов был безжалостно вычеркнут. Казалось – мир рухнул. А тут – звонок его матери от какой-то неизвестной науке Кармен Миранды: мол, знаю досадную ситуацию вашего мальчика, могу устроить на журфак, директор возражать не будет. Ну и пришлось готовиться к экзамену по литературе и философии «на отвяжись», чтобы не терять год. И всё равно нелюбимый факультет травил Лео душу – старался-старался, да не смог попасть, куда хотел. Парень сжал зубы и решил трудиться на полную даже здесь – авось и журналистам пригодятся его дипломатические навыки. И всё бы ничего, не встреть он в этом дурдоме её. Ещё в первый день, когда этот гороховый шут Эчагуа приставал ко всем со своей камерой, он просто не мог не обратить на неё внимания. Милая, трогательная пухленькая брюнетка с добрыми светло-серыми глазами, казалось, тоже попала сюда не по своей воле. Скоро, впрочем, выяснилось, что так оно и есть. Выяснилось, что она добровольно записалась чуть ли не в няньки к взбалмошной рыжей пигалице Мариссе, с порога устроившей в аудитории скандал и, по-видимому, считавшей, что с её инвалидностью тут должны носиться, как с писаной торбой. И главное, Фели даже не возмущалась такому раскладу – видимо, роль сиделки при капризной травмированной звёздной доченьке её устраивала, что в голове Леонардо никоим образом не укладывалось. Вот так и вышло, что «муза Рубенса», как удивительно чётко охарактеризовал девушку наблюдательный Рокко, одновременно притягивала и раздражала неудавшегося бедолагу-переводчика. Привлекала своей искренностью, непосредственностью и обаятельной улыбкой и в то же время неимоверно бесила жертвенностью по отношению к высокомерной рыжей грубиянке, с которой он, Лео, к примеру, точно не стал бы церемониться, а провёл бы воспитательную беседу в соответствующем тоне: раз уж поступила сюда учиться на общих основаниях – будь добра и вести себя соответствующе, а не требовать привилегий, будь ты там хоть десять раз инвалид и сто раз доченька местной знаменитости. Леонардо честно взывал к собственной совести, пытаясь понять Мариссу и проникнуться к ней сочувствием – всё-таки учиться в институте, восстанавливаясь после травмы, действительно для кого-то может быть персональным адом или как минимум очень тяжёлым испытанием. Но взрывной характер Спирито напрочь уничтожал какие бы то ни было проблески эмпатии в её адрес. Но иногда та же совесть ехидно напоминала ему, что, возможно, он просто злится на ни в чём не повинную подругу понравившейся девушки, завладевшую всем её вниманием и лишившую всякой возможности познакомиться нормально? Как бы там ни было, на первую пару – семинар по английскому с милейшей и очень молодой преподавательницей сеньорой Белен Гилерой – «пропажа» так и не явилась, заставив Фели переживать ещё больше и без конца строчить смс в понятном направлении. Лео только зло качал головой, поминая всуе всю возможную нечистую силу. Вот как, скажите на милость, подойти к понравившейся девчонке, если та кроме своей драгоценной болезной подружки никого не видит? -Извини, что я тебя сюда выдернула, - двумя-тремя часами позже Соня виновато поглядывала на Марселя Дунофа, сидящего напротив неё за столом уютного и совершенно непафосного итальянского ресторанчика на краю города, - С тех пор, как моя Мариссита поступила к вам учиться, у меня душа не на месте. Да и у неё тоже. Сегодня полчаса отходила от ночных кошмаров, я её даже на первую пару не пустила. -Да, Глория предупредила сеньору Белен, что Марисса отсутствует по семейным обстоятельствам, - понимающе кивнул декан, - Но тебе явно не стоит так волноваться, Соня. Твоя дочь – вполне разумная, самостоятельная девушка, пусть и немного взбалмошная. Я приглядываю за ней, она начинает сходиться с группой, у неё появляются новые приятели и подруги… Моей бы Пилар у неё поучиться. А то совсем не умеет сходиться с людьми. Сын моей давней знакомой ухаживает за ней второй год, ещё со школы – так Пили ему от ворот поворот. «Не хочу,» - говорит, - «общаться с Томасом, он скучный маменькин сынок». -Может быть, ей нравятся совсем другие ребята? Не навязывай ей круг общения, она ведь взрослая – со всем разберётся сама, - мягко возразила Соня, на что Дуноф только горько усмехнулся: -А ты всё такая же – максималистка и романтик, даже восемнадцать лет спустя. Это, конечно, прекрасно, но мне бы хотелось, чтобы у моей дочери был хороший муж и обеспеченное будущее. Елена Эскурра – владелица крупной гостиничной сети, её сын, закончив институт, будет гарантировано обеспечен работой, причём не на низовом посту. Чем не партия для Пилар? -Боже мой, Марсель! – натурально ужаснулась сеньора Рей, - Ты рассуждаешь как какой-то средневековый патриархал, желающий пристроить дочь по расчёту. Она ведь юная девушка не старше моей Марисситы, ей хочется нормальной жизни, друзей, романтики… А ты что ей предлагаешь? Всё детство контролировал её – потом передашь под контроль этих Эскурра. А если она влюбится в кого-то другого? А если её любимый будет нищим студентом без гроша в кармане, но с кучей планов и идей в голове? -Ты действительно большой ребёнок, - покачал головой ещё не старый, в общем-то, мужчина, упорно записывающий себя в пенсионеры, - Я тоже таким был. И женился по большой и, как мне тогда казалось, настоящей любви. А потом спустя восемнадцать лет в ходе раздутой до абсурда пустяковой ссоры узнал, что меня, оказывается, все эти годы терпели и только ради дочери, а теперь наконец-то хотят пожить для себя. -Боюсь даже представить, что ты пережил, - грустно вздохнула модель, запрещая себе заострять на его словах внимание. Распавшийся брак Марселя Дунофа – не её ума дело и никогда им не было. Но так или иначе, его оставалось лишь пожалеть, - Я понимаю, сложно поверить в настоящие чувства, когда тебя предал самый близкий человек. Но почему ты решил, что твою дочь ждёт та же участь? -Потому что в этой жизни ничто не даётся даром, Соня. Давай не будем об этом. Расскажи лучше о себе. Почему ты так спешно уехала тогда? Все наши преподаватели были в шоке от твоего исчезновения... -А что мне было делать здесь? – с иронией переспросила женщина, - Терпеть домогательства Кассильдо Фонда? Или выслушивать не отличающиеся разнообразием речи Пии Пачеко-Асеведо о том, что любая красивая женщина по умолчанию глупа, как пробка, и в журналистике годится только на роль говорящей головы? -Да, тогдашний педагогический состав широтой взглядов не отличался, - согласился Дуноф, - Сеньора Пиа, кстати, ещё работает. -Если она хоть одно злое слово скажет моей Мариссите – приеду лично и закопаю! - мгновенно ощетинилась Соня, услышав, что когда-то отравлявшая ей жизнь грымза-преподавательница до сих пор не ушла на пенсию, но старый знакомый поспешил её успокоить: -Не спеши объявлять войну, твоя Марисса и сама не лыком шита, никому себя в обиду не даст. -Так-то оно так, - обеспокоенно развела руками звезда, - Но хотим мы того или нет, то, что ей пришлось пережить, наложило свой отпечаток даже на её сильный характер. Беседа, иногда сбивающаяся на мини-родительское собрание, протянулась бы ещё полдня – но декану пора было возвращаться в институт на совещание глав подразделений, да и репетиция сеньоры Рей оказалась бы под угрозой срыва из-за опоздания самой главной солистки. Заплатив за себя и приглашённую даму (Соня сопротивлялась как могла, но он и не думал выслушивать её возражений), Марсель проводил её до такси, а сам поехал в университет, витая мыслями где-то далеко и всё пытаясь поймать за хвост что-то близкое, но то и дело ускользающее. -Клаудия-Клаудия, - горько покачал головой, сев в уже давно не новый джип. Разговор с давней приятельницей о настоящей любви, расчёте и приоритетах в жизни просыпался солью на его так и не зажившую рану от предательства бывшей жены. Может быть, не так уж и плохо, если Пилар сойдётся с Томасом Эскурра? Он от неё без ума, пылинки будет с неё сдувать – а она точно не узнает, каково сходить с ума от любви и разбитого сердца. Конечно, было бы прекрасно, если бы в жизни всё было так радужно, как в картине мира Сони Рей. Соня действительно как ребёнок – удивительно даже, что не растеряла свою непосредственность и наивность, тоже пережив развод и в одиночку, а вовсе не в браке, как они с Клаудией, подняв дочь. Удивительно сильная женщина. Но всё равно большой ребёнок. «А ведь когда-то поговаривали на кафедре, что она в меня влюблена,» - ни к селу ни к городу вспомнил Дуноф, уже подъезжая к факультету журналистики, - «Вот ведь напридумывают не пойми чего…»