На кончиках пальцев

- Алекс, принеси воды, - негромко проговорил Учитель. Я кинула взгляд на Чимина, убедилась, что он неплохо справляется сам (хотя ничего сложного в том, чтобы лежать на валике, не было), и направилась на первый этаж общаги. Чтобы оказаться в самом клишированном сюжетном поворте любого банального фильма. Из гостиной раздавалась речь на корейском, и я сначала не придала ей значения (тем более с моим-то уровнем владения языком), но собственное имя заставило замереть. Из открытой двери доносился разговор Джина с кем-то… по голосу определить не получалось, по логике я делала ставку на менеджера Седжина. - Джин, ты точно все хорошо обдумал? - странно, при мне эти двое общались в максимально вежливой форме, а тут на тебе, перешли на неформальную. - Седжин, мы это уже обсуждали, я не хочу повторяться, - голос Джина звучал на удивление серьезно. Хм, я угадала с собеседником. - Какая разница, что я с кем-то встречаюсь? Не первый раз же. - Но впервые с иностранкой. Я не уверен, как корейские фанаты к этому отнесутся. - Также, как и любые другие - мнения разделятся. Кто-то будет рад за меня, кто-то - рад, но недоволен, что я выбрал не кореянку. Кто-то будет злиться, что она не знаменитость типа Айю. Найдутся те, кого взбесит сама мысль, что в тридцать я не одинок, - слышно было, как парень начинал раздражаться. - И вообще, все, как обычно, будет максимально скрываться. Никто никогда не узнает, что я в отношениях. Никто. Пульс подскочил и забился где-то в висках. Никогда. Перед глазами поплыло от повысившегося давления. Никто никогда не узнает. В голове сменяли друг друга странные, тупые, нелепые, но пугающие картинки. Вот ему пятьдесят, мне - сорок. У нас двое детей. К нам в гости приходит журналист взять интервью у участника BTS - группы, которая спустя тридцать лет продолжает рвать музыкальные чарты. А мы до его прихода прячем признаки наличия у мужчины семьи. Убираем фотографии с комода, запихиваем игрушки под кровать, детей вместе со мной отвозим бабушке… На что я подписалась?! Аккуратно, стараясь не шуметь, вернулась на лестницу и спустилась во второй раз, достаточно громко топая, чтобы заговорщики успели притвориться, что совсем меня не обсуждали. Я зарулила в гостиную, лучезарно улыбаясь. И только поймав на себе подозрительный взгляд Джина, поняла, что немного переборщила. В смысле, я - и иду счастливая, довольная, чего никогда не было до сих пор. Одним словом, максимально неестественная. Пришлось быстро выкручиваться, чтобы никто не догадался о подслушивании. Сделав максимально постную мину, окинула Джина взглядом с ног до головы и ворчливо выдала: - Такое хорошее настроение… было, пока не посмотрела на тебя. Парень на уловку купился и, подпрыгнув на кресле, заверещал: - Ты что, мелочь, себе позволяешь?! Со старшими надо быть уважительной! - Со старыми, ты хотел сказать? - невинно уточнила я, сворачивая на кухню и краем глаза изучая выражение лица менеджера. К сожалению, мужчина выглядел невозмутимым. Пробормотав что-то про “мне пора идти”, он вышел из гостиной, и вскоре послышался звук захлопнувшейся двери. Ты у меня теперь в нелюбимчиках, противный Седжин. Оправдывало тебя лишь то, что это было особой, специфичной для селебрити, формой заботы о Джине и лапочках BTS. Я набрала в стакан чистой воды и хотела уже разворачиваться и идти обратно, как сзади прижался кто-то (хотя какие тут загадки, вряд ли это был Хосок), обнимая за талию длинными руками. Сердце моментально сделало сальто. Как говорится, можно уйти из гимнастики, но гимнастика не уйдет из вашего сердечка. Я подалась назад, вжимаясь сильнее и чувствуя себя озабоченной, упираясь задницей в пах парн… да нет, мужчины. Джин зарылся носом мне в волосы, портя мальвинку, но я не возражала. - Долго тебе еще? - он легко поцеловал в макушку, заставляя меня всем телом потереться об его в попытке выразить то, насколько это было приятно. Наши отношения постепенно развивались, появлялось все больше таких личных, интимных моментов, но все было до ужаса невинным. Я не совсем понимала, что происходит. В моем представлении двое взрослых совершеннолетних людей занимаются сексом где-то на третьем-четвертом свидании. После той прогулки у реки у нас было уже четыре встречи, пусть две из них прошли за просмотром фильмов прямо в общежитии после нашей с Учителем работы. То есть, по расчетам все уже должно было случиться. Но Ким Чертов Джентльмен Сокджин вел себя, словно у него это были первые отношения. Я и так подползала ближе, и эдак прижималась. Ему все было параллельно-фиолетово-перпендикулярно. И я же знала, что все у него работает, член встает, видела это и чувствовала. Вариантов было два. Или я - озабоченная пубертатная извращенка, которая думает только об одном. Или Джин - благочестивая тетушка преклонных лет, которая уже ни о чем не думает в силу возраста. Ставила я на второе. - Еще полчаса примерно, - повернув голову, я встретила Джина поцелуем, умирая от трепета в груди. И сложно было сказать, какая его сторона мне нравилась больше. Такая нежная и спокойная, как сейчас, или все же сумасшедшая певичка-истеричка, каким он был большую часть нашего общения? Как ни крути, со второй было весело. Поставив стакан на тумбочку, я развернулась в кольце рук, чтобы привстать на носочки и обнять Джина за шею, отдаваясь медленным, неторопливым поцелуям-прикосновениям. Хотелось задержаться в этом мгновении как можно дольше, но меня ждали Чимин и Учитель, а я все же была на работе. Поэтому, оставив на губах Джина последний поцелуй, я нехотя отодвинулась и, взяв стакан, направилась обратно в зал для занятий. Он ухватил меня за запястье, но не для того, чтобы удержать, а чтобы на прощанье провести кончиками пальцев по ладони, постепенно отпуская руку из захвата. Я вся затрепетала от этого невинного, но очень личного жеста. Обернувшись через плечо, я послала ему сначала легкую улыбку, а потом показала язык и быстро унеслась в зал, пытаясь хоть чуть-чуть компенсировать задержку… и не спалить свое горящее смущением лицо. Учитель поворчал, что я ходила слишком долго, но, взглянув на мой ошалевший вид, махнул рукой, пробормотав лишь “молодость”. Было немного неловко от того, насколько я очевидна. Но с другой стороны - оно того стоило. Я вернулась к Чимину, дождалась срабатывания таймера на телефоне и передвинула валик из-под поясницы вверх, под нижние ребра. Пока заводила следующие пять минут, успела прочитать во всплывшем уведомлении о сообщении “Я скучаю, когда ты уже приедешь?” от Кевина. Сердце защемило от тоски и нежности. Я безумно скучала по мальчишкам и планировала съездить домой на Рождество, чтобы наконец-то с ними увидеться. Нам с Учителем дали целых четыре выходных дня, сутки в одну сторону (потому что с пересадкой), сутки - в другую, двое - дома. После такого перелета я, скорее всего, умру, но хотя бы увижусь с близкими. Сколько я уже сидела в Корее? Почти четыре месяца, а к Рождеству - все пять. Никогда не была так долго вдали от дома. Спустя еще два свидания секса так и не случилось. Я пыталась понять это, но никак не получалось. С одной стороны, Джину я вроде как нравилась. Имея огромный выбор из кучи вариантов, он встречался (мы же встречались, он сам так говорил) со мной. Типа, Джин не был из тех, кому выбирать не приходилось, и он просто хватался за любую досягаемую девушку. Мы виделись если не каждый день, то два из трех точно. Целовались словно в первый и в то же время последний раз, обнимались, даже руками потихоньку исследовали друг друга. Джин прижимал меня к себе так, что можно было закончиться на том самом месте и больше никогда в этом мире не появляться. Но стоило, к примеру, сесть ему на колени, как он тут же пересаживал меня рядом с собой, накрывал пледом и велел смотреть мультики (он оказался жутким поклонником Pixar). Или позавчера. Я позорно простонала ему в губы, перевозбудившись от особо страстного и длительного поцелуя, когда он так блуждал руками по моему телу, что задел грудь. Этот недотрога тут же отскочил, словно его кипятком окатили, и впихнул мне в руки контроллер от PlayStation, пообещав надрать мне зад в Mortal Combat. Зад надрала ему я. И вот, мы сидели в его машине на берегу реки, болтали ни о чем и обо всем, я уже совершенно бесстыже гладила его колено (отличное колено, просто прекрасное, жаль, одетое), а он вроде даже начал поддаваться. По крайней мере, глаза его были темными, взгляд - тяжелым, а речь то и дело сбивалась на паузы. Не хотела бы я, чтобы первый раз случился в машине. Но лучше, чтобы он вообще хоть когда-нибудь случился. А дальше по наклонной - где один секс, там второй, третий, двадцатый. Помнила я то самое первое занятие, чертовы боксеры и большую проблемку под ними. Сегодня я даже надела новое кружевное белье, купленное специально для первого раза, в надежде, что ну уж в этот раз точно все случится! Джин все больше терял нить разговора и все ниже опускался ко мне, приближая поцелуй. И, конечно же, именно в этот момент телефон разразился вибрацией, намекая, что там даже не сообщение, а целый звонок. Я хотела его проигнорировать, потянулась навстречу парню, но он остановил меня простым “Ответь, вдруг что-то срочное”. Закатив глаза, я достала мобильник из кармана куртки и тут же подобралась, с тревогой отвечая на видеозвонок от Тима. - Что случилось? - я вглядывалась в мордашку брата в поисках чего-то… не знаю, чего. Причин, почему он мне вдруг позвонил без предварительной договоренности, чтобы все точно были свободны. - Алекс, мама попала в больницу, мы с Кевином у бабушки с дедушкой, - и правда, я только сейчас заметила, что на фоне была не наша квартира. - Хотел тебе сказать, чтобы не волновалась. - Что с мамой? - я не стала говорить, что в любом случае это был повод для волнения. - Ничего такого, просто отравилась. Врач сказал, что она полежит там несколько дней, - Тим не выглядел обеспокоенным, что вселяло в меня надежду на лучшее. Но все же. Бабушка с дедушкой со стороны мамы были такими же безалаберными, как она. - А где Кевин? - мне надо было удостовериться, что с обоими мелкими все хорошо. - Бабушка делает ему блинчики, - Тим валялся в кровати на животе и беспечно болтал ногами в воздухе, всем своим видом излучая спокойствие. - Надеюсь, на воде или альтернативном молоке, с его-то аллергией… - самый младший из нас оказался самым болезненным. У него были проблемы с опорно-двигательным аппаратом, по этой причине с ним годами занимался Учитель, помимо регулярных процедур в поликлинике. Также мелкий страдал целым рядом аллергий, из-за чего меню его было довольно скудным, а диета - жесткой. Еще и по зрению сильный минус. - Ой… - с лица Кевина схлынули краски, и он, сжав телефон, побежал на кухню. Мне в этот момент было видно только трясущийся интерьер, но это было не важно. Сердце билось в груди бешеной птицей, а все, о чем я могла думать - это чтобы мелкий не успел ничего слопать. Он еще плохо понимал, что ему можно, а что - нет. Особенно если речь шла не про чистую молочку, а использование ее в качестве ингредиентов других блюд. Наверное, я слишком сильно его опекала, из-за чего Кевин не разбирался в этом сам, потому и попал в такую историю. Или еще не попал, вдруг мы все же успели вовремя? Пульс явно зашкаливал, так как сердцебиение я чувствовала во всем теле, но сейчас это было меньшее, что меня волновало. Вбежав на кухню, Тим принялся разруливать ситуацию. Отобрал у мелкого два первых пожареных блина, объяснил, почему их нельзя есть. Напомнил бабушке (мать вся в нее!) про аллергию младшего. Я слушала это, разглядывая на экране мобильного то потолок, то носки с трансформерами Кевина, то сковороду на плите, и корила себя за то, что оставила братьев одних. Тим не должен был пойти по моему пути. Он должен был жить беззаботную мальчишескую жизнь, в полной мере наслаждаться детством, играть и веселиться. А не беспокоиться о том, что бабушка может накормить Кевина молоком. В конце концов, об этом бабуля должна была помнить, а не Тим! Какого черта?! Я до последнего не хотела, чтобы брат клал трубку. Я прочитала нотации Кевину, отругала бабушку, взяла с Тима обещание трижды в день писать, все ли у них хорошо. А лучше четыре раза. Или даже пять. Брат фыркал и говорил, что они со всем справятся, но я, после истории с блинчиками, им совершенно не верила. Голова пухла от мыслей и тревог, а на глаза наворачивались слезы, которые приходилось сдерживать, чтобы не заставлять мелких волноваться. Когда Тим, рыкнув, все же положил трубку, я вдруг оказалась в оглушающей тишине автомобиля, с трудом понимая, что слева от меня на водительском по-прежнему сидит Джин. - Все хорошо? О чем я, явно же нет… - он положил ладонь поверх моей руки, нервно сжимающей мобильный телефон. Конечно, он же ни слова из нидерландского не знает. Ну, может только rokkenjager. Но его я ни разу за разговор не использовала. Пришлось вкратце пересказать произошедшее, с одной стороны приходя в себя от пережитого стресса, с другой - все больше убеждаясь, что оставить мальчишек на мать и ее родителей было абсолютно отвратительной идеей. - Я понимаю, что ты хочешь для Тима лучшего. Но он же будущий мужчина, у которого будет семья и свои дети, ему надо учиться ответственности. Нельзя все тащить только на себе. Ты тоже заслуживаешь возможности жить жизнью двадцатилетней девушки. Слова Джина взбесили меня. Что он вообще в этом понимал, мистер “у меня супердорогая тачка, ни одного младшего брата и адекватные, оба живые родители”?! Не ему было судить о том, чем должен заниматься Тим в двенадцать. Не его брат чуть не уехал в больницу на скорой только потому, что безалаберная бабушка за семь лет не запомнила про его аллергию на молочку (про что еще она не помнила?). Не его мать не могла задержаться хоть на какой-то мало-мальски приличной работе просто потому, что рассеянность было ее не второе, а первое имя! Не ему приходилось думать, где взять деньги на оплату ипотеки, чтобы нам всем было где жить! У меня потемнело в глазах от того, насколько беспечно он говорит про настолько сложные вещи. Сказался еще пережитый за время разговора с Тимом стресс. Наложилась тоска по дому. И я взорвалась английскими вперемешку с нидерландскими матами, высказывая все, что думаю по поводу его слишком хорошей жизни. Я видела, как с каждым моим словом он надувался словно рыба фугу, готовый начать расплескивать яд на километр вокруг себя, но мне было плевать. Я чувствовала, что права. Но стоило сделать в своей речи паузу, чтобы набрать воздух для нового витка воплей, как меня перебила истеричка, решившая не оставаться в долгу. - Да, мне повезло с семьей! Повезло с родителями! И даже с братом, хоть он и был придурком, пока мы были маленькими! Но это не значит, что моя жизнь была легкой и безоблачной! Я тренировался сутками напролет, сидел на листе салата в день, падал в обмороки от усталости, получал письма с угрозами и оскорблениями! Да я отвратителен в танцах, а должен быть безупречным, мне приходится жертвовать сном, чтобы хотя бы немного соответствовать Чимину и Хосоку! Я самый старший, у меня уже десять лет словно шесть младших братьев! Мне приходилось возвращать Чонгука в группу, когда он практически сломался! Да я даже старался выглядеть как Чимин, когда ему приходили угрозы жизни, чтобы… Джин споткнулся, захлебнулся воздухом, отворачиваясь от меня. В воздухе повисла звенящая от напряжения тишина. Джин явно пытался взять себя в руки. А я пыталась осознать только что услышанное. И осознала. Каждое слово дошло до моего сходящего с ума от всего происходящего мозга. Мне стало гадко от самой себя, читала же кучу статей про историю группы, знала же про их (в том числе его) сложный путь. А последние слова вообще ужаснули. Чимину поступали угрозы жизни, и лучшее, что сделал Джин - подверг опасности себя… сумасшедший. Не выдержав скопившегося напряжения, я разрыдалась, забираясь на колени парня, по пути запинаясь о панель, ручник и даже руль, и вцепилась в его шею судорожными объятиями. - Прости. Прости, прости, прости, я такая дура, - я некрасиво заливала слезами рубашку парня, надеясь, что он не передумал после этого встречаться со мной. - Ты не дура, просто перенервничала, - он ласково обнял меня в ответ, вызывая этим новый поток слез. Ну как можно быть таким хорошим?! Как можно было так легко и быстро простить меня?! Я бы так точно не смогла. И хоть мы решили все недопонимания и обиды, хоть я смотрела на Джина как на лучшего в мире мужчину… где-то на краю сознания засела одна противная мысль. Я не могла оставить братьев одних. Перевозить к себе? Как долго я еще пробуду в Корее? Как они смогут тут жить и учиться, не зная языка? Переводить на домашнее обучение? Как им будет без друзей, общения со сверстниками? Как быть, когда я буду уезжать так же, как недавно в Англию? Ответ: никак. Я должна была вернуться в Бельгию, рано или поздно. Это значило, что наши отношения с Джином имели срок годности. И тогда возникали новые вопросы. Расстаться сейчас, пока все не стало слишком серьезным? Или дать себе хотя бы несколько месяцев вместе? Прокручивая в голове все эти мысли, я отстранилась от парня и заглянула ему в лицо, напряженно разглядывая и запоминая каждую черточку. Забавные по форме глаза, словно две нарисованные детской рукой рыбки, смотрящие друг на друга. Прямой широкий нос. Пухлые практически круглые губы с очень красивым изгибом между верхней и нижней, прямо как мордочка котика с тех же самых детских рисунков. Я хихикнула, понимая, что слишком много возилась с мелкими, раз теперь Джина оцениваю описанием нарисованных ими зверушек. - Ты смеешься надо мной? - эмоционально спросил он, выдавая шуточную претензию. Я энергично замотала головой в попытке соврать и не быть при этом пойманной. Наклонившись вперед, я ткнулась своим лбом в его, соединив кончики наших носов и остановившись губами в паре сантиметров. Его руки медленно поглаживали мою спину, при этом все же не опускаясь слишком низко. Вот ведь рыцарь из средневековых романов про прекрасных дам и благородных мужей! Прикрыв глаза, я все же прижалась губами к его, тут же теряя инициативу под напором Джина. Хотелось получить как можно больше поцелуев, чтобы запомнить их до конца жизни. Мы с Учителем пришли в общагу в момент скандала. Я сразу насторожилась, вспомнив разговор Джина с менеджером, поэтому принялась вслушиваться в чертов корейский в попытке понять, опять что-то связанное со мной или нет? Учитель сделал то же самое, с одним лишь отличием - скандалящие говорили на его родном языке, поэтому ему было проще. Так мы и замерли двумя любопытными сусликами, не проходя дальше по коридору. В паре особо сложных мест я выразительно смотрела на Учителя и тут же получала быстрый перевод на английский - никто не хотел упустить хотя бы слово из воплей. - Что значит “пофиг”?! Юнги, это вопрос репутации и отношения фанатов ко всей группе, дело касается не только тебя! - голос, кажется, Седжина. Опять он! - Мне почти тридцать, естественно, что я в отношениях, - невозмутимо ответил парень. Ну, или мужчина. Я до сих пор не разобралась, как мысленно называть некоторых участников BTS. - Но фанаты не должны об этом знать! Ты же в курсе, что успеха достигают группы на бойфренд-концепте! - Мы уже достигли успеха, - даже с нашего места было слышно ухмылку в голосе парня. - Как достигли, так и потеряете, - рыкнул менеджер. - Мне не нужна фальшивая слава, которая основывается лишь на симпатичных мордашках. Пусть останутся те, кто ценит наше творчество, - невозмутимость в голосе Юнги уступала место раздражению. - Ваши продажи снизятся, - менеджер пытался подобрать аргументы. - И все равно будут приносить достаточные для жизни деньги. - Юнги, мы сделаем заявление, что это был кто-то из стаффа, - Седжин понял, что не достучится до упрямца, и перестал пытаться донести до него свои идеи. - Мне это не нравится. Я не хочу расстраивать Хёджин, заявляя на весь мир, что она не моя девушка, а просто стафф, - голос Юнги похолодел, и я поежилась даже стоя в коридоре. Он меня всегда чуть-чуть пугал, а сейчас еще и восхищал. - Хорошо, тогда мы скажем, что это не ты, а просто похожий парень, - пошел на попятную менеджер. Наступила тишина. Мы с Учителем переглянулись, молча гадая, согласится Юнги или нет. С одной стороны, идея все равно была полный отстой. Но с другой - вроде не оскорбляла… эм, как там ее… блин, не запомнила имя. - Ладно. Но только потому, что я хочу защитить Хёджин от сумасшедших фанатов, а не потому, что меня устраивает такой расклад. Мы с Учителем округлили глаза, удивляясь сюжетному повороту. Кажется, оба были готовы к развитию скандала, а тут раз - и все закончилось. - Хорошо, - бросил менеджер, выходя в коридор. Учитель притворился, что он великий слепой, глухой и немой, и принялся скидывать ботинки. Я просто замерла по стойке “смирно”, не зная, что делать. Увидев нас, Седжин никак не прокомментировал явное подслушивание. Но зато кинул на меня тяжелый взгляд и припечатал: - Надеюсь, вы с Джином не доставите мне проблем. Я нервно сглотнула, придавленная тяжелым взглядом менеджера, и смогла расслабиться только когда он вышел из общежития, оставив нас с Учителем вдвоем в коридоре. - Я предупреждал тебя, - печально сказал он. - Знаю, - сипло ответила я, все еще напуганная откровенной агрессией. До того, как мы с Джином начали встречаться, все было как-то проще. А сейчас все так разом навалилось, словно кто-то сверху пытается намекнуть “не надо тебе туда, Алекс, беги, пока можешь”. Я нервно протащила в общагу подарок и воспользовалась помощью Хосока, запихнув бандуру в его комнату. План был простой - Джин в районе полуночи проведет прямой эфир, потом останется, естественно, на ночь в общаге. А тут я такая вся из себя с подарком. С ним вдвоем ночью. В одном помещении. Не выгонит же он меня! И не железный, в конце концов. Я точно озабоченная. В свое оправдание - до него я такой не была, это он портит милых скромных девушек. Поблагодарив лапочку Хосю за помощь, я прошла в зал и принялась готовить его к занятию. Буквально через минуту внутрь заглянул Джин для быстрого приветственного поцелуя. Все же мне не хотелось делать такие вещи на глазах у Учителя или других участников группы, поэтому соглашалась только на быстрые чмоки, а не что-то полноценное и чувственное, как умел это делать Джин. Правда, короткий и быстрый поцелуй перерос в целую серию поцелуев, постепенно становившихся более глубокими и жаркими, сбивающими весь настрой и делающими меня жадной, жаждущей большего. И как назло, именно в этот момент зазвонил мой мобильный. Разочарованно простонав в губы (охрененные, стоит заметить, губы) Джина, я оторвалась от парня и взяла телефон. Снова видеозвонок от Тима, это точно не к добру. Не ожидая ничего хорошего, я нахмурилась и нажала на кнопку с зеленой камерой. - Алекс, ты только не волнуйся! - начал бледный Тим, а я тут же разглядела за его спиной интерьер чересчур похожий на больничный. Нет. Нет. Нет! - Говори, - голос хрипел и срывался, но я до последнего старалась держать себя в руках. - Бабушка накормила Кевина роллами… - начал Тим, и я сразу все поняла. - Соевый соус? - еще одна из аллергий мелкого. - Да, - понуро ответил брат. - С Кевином все хорошо, его вовремя отвезли в больницу. Врачи сказали, ночь полежит в палате, а завтра его выпишут. - Дай бабушку, пожалуйста, - деревянным голосом попросила я. - Алекс, прости, я не уследил, - расстроенно пробормотал Тим, а мне от этого стало только хуже. Брат не должен извиняться за то, что взрослый осознанный человек (у нее не началась еще деменция, я, блять, водила ее к врачу!) творит отвратительные вещи, а он, маленький ребенок, не смог это предотвратить. - Дай бабушку, мелкий. Я орала так, что практически сорвала голос. Джин не уходил, хоть и не понимал, что происходит, и даже пару раз пытался успокоить меня. Но я каждый раз сбрасывала его руку, понимая, что совершенно не хотела успокаиваться. Я хотела уничтожать все на своем пути, выжечь прямой путь до Брюсселя, до больницы с маленьким глупым Кевином, и спасти его от собственной бабушки, которая задалась целью убить внука. Та робко хлопала ресницами и оправдывалась, что все обошлось, отчего я только сильнее злилась. Хорошо, что мы с Тимом характером пошли в отца, а не в материнскую породу. Ужасно, что Кевин, с его миллионом аллергий, явно взял все плохое от этой линии. Радовало, что с каждым новым поколением осознанности было все больше. По крайней мере, мама про аллергии собственного сына помнила. Учитель, увидев развернувшуюся в зале картину, занятия не начинал. Вместо этого он присел у одной из стен и начал прислушиваться к моему разговору. Его нидерландский был еще хуже, чем мой корейский, хоть он и прожил в Бельгии почти пятнадцать лет. Но все же, уверена, суть разговора он уловил. Закончив с бабушкой, я позвала брата. - Тим, позвони дяде, пусть он вас заберет от бабушки с дедушкой. Ничего, потерпит пару дней, - отец с братом в свое время рассорились настолько сильно, что так до конца отношения не восстановили. И даже после его смерти дядя относился к нам с братьями крайне прохладно, хоть и не вычеркнул совсем из своей жизни. - А я… я приеду первым же доступным рейсом. Учитель говорил про возможность уволиться в любой момент. Все же деньги за меня платили не мне напрямую, а ему, после чего он переводил их на мой счет. Так что бумажная волокита с разрывом рабочих отношений была минимальной. - Нет, - пискнул брат. - Я справлюсь сам! - С чем? С заботой о… - я не успела договорить, как меня перебили. Семейное. От Учителя. Все же он нам стал практически родным. - Алекс, нет! Я уже большой! - детский голосок Тима звучал странно умилительно в моменты, когда он пытался строить из себя взрослого. - Тебе двенадцать! - осадила я мелкого. - И что? Ты не можешь взять всю заботу о нас только на себя. Тебе же там нравится. И парень этот, Джин, - я пожалела, что поделилась с младшим этой историей. - Маму скоро выпишут, и все будет хорошо. Если я больше не буду ученицей Учителя, я смогу найти полноценную работу в Брюсселе на весь день. Мозг лихорадочно высчитывал цифры. Сколько я смогу зарабатывать. Сколько - мама. Сколько минимально для жизни нам требуется. Точнее, все цифры я знала наизусть, но каждый раз надеялась, что, может, где-то ошиблась на пару нулей. - Я разберусь сама. Звони дяде, - пока мозг крутил цифры, язык действовал сам по себе. Тим что-то попытался мяукнуть, но я положила трубку и перевела вопросительный взгляд на Учителя. - Ты уверена? - нейтрально спросил он, заглядывая мне в глаза. Я кивнула. Приложив все имеющиеся у меня силы, чтобы не дрогнуть. Не посмотреть в сторону Джина. Еще после первого звонка я поняла, что наши отношения - временные. Но не думала, что они закончатся так быстро. Я слишком мало целовала его, слишком мало касалась, слишком много времени потратила на кошки-мышки. Все слишком быстро оборвалось. - Жалеть не будешь? - голос Учителя стал совсем бесцветным. Я-то могла легко и быстро разорвать все отношения с HYBE. А вот ему придется отработать контракт - это еще восемь месяцев, только если компания сама не разорвет все отношения. Больно было расставаться с близким мне человеком. Вернется ли он после этого в Бельгию? Что-то мне подсказывало, что нет. И все же… я мотнула подбородком, беззвучно отвечая “нет”, так как на слова у меня не было сил. - Что происходит? - почуял неладное Джин, настороженно беря меня за руку. Я сжала его пальцы, чувствуя, как все мое тело превращается в комок концентрированной боли. Приходилось заталкивать ее как можно глубже, дальше, так, чтобы на поверхности не осталось ничего, кроме принятого решения. Я должна позаботиться о семье, о братьях. Кто, если не я? Это важнее, чем мои толком не начавшиеся отношения. Это важнее, чем планы на продолжения дела Учителя. Это важнее, чем я сама. Я никогда не прощу себе, если из-за моего эгоизма Тим или Кевин пострадают. И мне плевать, кто в этом будет виноват - мама, бабушка, стечение обстоятельств. Ведь это я их оставила одних в другой стране, думая только о себе и своих желаниях. Я перевела взгляд на Джина, с тоской запоминая черты его лица. В последний раз глядя на всемирного красавчика и мою певичку-истеричку. Я не буду реветь. Не сейчас. - Твоя решила вернуться обратно в Бельгию, - ехидно проворковал Учитель, видимо думая, что парню удастся отговорить меня от принятого решения. Только он не учел, что на одной чаше весов всего лишь моя личная жизнь, а на другой - буквально жизни братьев. - Алекс! - рявкнул Джин, сжимая меня в объятиях и зло глядя в глаза в надежде, что я опровергну слова Учителя. - Ладно, вы идите, поговорите, а я пока позову Тэхён-щи, начну работать, - крякнув, изображая из себя старика, Учитель поднялся с пола и вышел из зала, оставив нас вдвоем. - Пойдем, - Джин схватил меня за руку и поволок в сторону своей комнаты дальше по коридору. Но я вырвалась из его захвата, глядя на него тяжелым взглядом. Нет. Тут не о чем говорить. Только я забыла, что у этой проклятой всеми богами каланчи был один неоспоримый аргумент - подхватить меня на руки и уволочь куда его душе угодно. Конечно, я брыкалась и вырывалась. Но к моменту, когда мне удалось это сделать, мы уже были в комнате парня, а дверь была закрыта на замок и придавлена телом метр восемьдесят (или на сколько он там вымахал). - Почему ты возвращаешься домой? - Джин смотрел прямо, напряженно, прожигая во мне дыру. Неприятные ощущения, стоило заметить. - Потому что я нужна братьям, - мой голос был твердым и решительным. И в этот раз я вся была такой. Никаких… сердце кольнуло… никаких сомнений. - А теперь по порядку и с самого начала. Я, кажется, что-то упустил. Мне бы сейчас искать ближайший вылет, подбирать наиболее оптимальный маршрут. Но Джин заслужил объяснений, заслужил того, чтобы мы нормально поговорили, прежде чем наши пути разойдутся. Поэтому я, не спрашивая разрешения, плюхнулась на кровать, подбирая под себя ноги. Поняв, что побега не будет, Джин отлепился от двери и сел рядом. Я чувствовала тепло его тела, но, к сожалению, не его самого. Как же сложно было начать разговор! Я чувствовала какое-то огромное внутреннее сопротивление всему, что происходило, но не понимала, что именно мне не нравится и как решить навалившиеся проблемы. Джин уже многое знал и про мою семью, и про недавний разговор, но все равно было правильным рассказать с самого начала. О том, какой замечательный у меня был папа, и как он любил маму. Как они поженились, а со временем родились мы втроем. Как отец купил квартиру и зарабатывал нам на жизнь. Мама же вела хозяйство - слишком витающей в облаках она была, чтобы работать. Папа за это ее в свое время и полюбил - за такую романтичность, воздушность и необычность. А уж когда появился Кевин, требовавший внимания двадцать четыре на семь - тут вообще варианта выходить на работу для мамы не было. Потом случилось страшное - отец разбился. Мама попыталась поработать то офис-менеджером, то кассиром, то администратором на ресепшене. Везде ее очень вежливо просили уйти по собственному, так как она не справлялась. То сдачу даст больше положенного, то записи клиентов перепутает, то не отправит вовремя коммерческое предложение. Одним словом - провал. Мне пришлось бросить все свои дополнительные кружки, друзей, личные дела, чтобы начать подрабатывать, так как денег не хватало катастрофически. Видя все это, Учитель взял меня в ученицы, а по факту - просто помогал материально нашей семье под благовидным предлогом. Это потом я уже сама втянулась и начала приносить ощутимую пользу. Что помогать нам особо некому было. Дальним родственникам было плевать на нас четверых. Дядя папу не простил даже несмотря на смерть, его жене мы тоже были безразличны. Бабушка с дедушкой по отцовской линии давно покинули этот мир. А по материнской - были на пенсии. И если дедуля вышел на работу и все дополнительно зарабатываемые деньги отдавал нам, то бабуля была хуже мамы. Я даже периодически водила ее в больницу на обследование, так как не была уверена, это все еще ее природная рассеянность, или уже деменция. Но у меня все было под контролем. Мама хоть и со скрипом, но работала. Бабуля не оставалась наедине с мелкими слишком надолго, чтобы навредить, дедуля помогал, когда не был на работе. У нас все получалось, пусть и завтракали мы овсянкой на воде. Но стоило мне уехать в чертову Корею в поисках больших денег, как все рассыпалось словно карточный домик. Потому что в основе этой ненормальной семейки была я и мои усилия. Нельзя было их оставлять. И я собиралась исправить свою ошибку. Неожиданно Джин крепко обнял меня, прижимая к груди так, что дышать становилось практически нереально. - Ты сейчас будешь орать… - начал он. - Когда это я орала?! - возмущенно повысила я голос, оскорбленная подобными обвинениями. - Ммм… сейчас? - он сделал вид, будто задумался. Я задергалась в попытке вырваться, но куда мне там против этого заархивированного качка? Вроде с виду палка-палка-огуречик, а на деле бодибилдер какой-то. - Пф, глупости какие, - специально сказала это шепотом, чтобы ему стыдно стало за свои необоснованные претензии. - Не перебивай меня, - его голос прозвучал настолько твердо, что я как-то разом передумала отстаивать свои честь и достоинство. Наорать всегда успею, а выслушать - не факт. - Так вот. Ты будешь возмущаться и спорить. Но я все же прошу, раз я тебе не безразличен, дать мне возможность сказать все, что я хочу. - Это называется “манипуляция”, - буркнула я, пойманная на качественный стальной крючок. - Это называется “сделка”. Договорились? - он по-прежнему звучал слишком уверенно и решительно для певички-истерички, поэтому я просто покорно согласилась, растерянная из-за его редко проявляющейся серьезности. - Что ж, если мы договорились, ты слушаешь, я - говорю. Это не твоя задача - взваливать на себя всю свою семью, начиная от братьев и заканчивая бабушкой. Ты любишь Тима и Кевина, желаешь им лучшего, и ты уже много что делаешь для этого. Но. Из-за того, что ты все взяла под свой контроль, ты позволила трем взрослым, по-настоящему взрослым, не как ты, расслабиться и свалить на тебя свои обязанности. Ты полностью отказалась от своей жизни, в то время как твои мама и бабушка позволяют себе и дальше оставаться беспечными бабочками, лениво порхающими с цветка на цветок, - я фыркнула от этой высокопарной метафоры. За что получила особо крепкое сжатие ребер, выдавливающее остатки воздуха, чтобы больше нечем было фыркать. - Они обязаны взять на себя ответственность за несовершеннолетних детей вашей семьи. Они, не ты. Сколько ты еще будешь позволять двум взрослым людям сидеть на твоей шее? Почему ты не можешь разделить со средним братом заботы о семье? - я открыла рот, чтобы возразить, за что тут же получила шлепок по губам и раздраженное “мы договорились”. - Никто не умер от того, что в двенадцать у него были не только привилегии, но и обязанности. Тим не работает, но ничего критичного не случится, если он будет контролировать, что бабушка готовит для Кевина. Хотя по мне, контролировать она должна сама, - я даже не стала пытаться возражать, чтобы не получить еще один шлепок по губам. - Ты говоришь, что HYBE хорошо платит? Тогда, может, есть смысл дедушке уволиться? Если он из всех оставшихся родственников самый вменяемый, - свою семью я могу хоть крокодилами обзывать! Джин обязан был к ним относиться с уважением. Но опять же, получать по губам было неприятно, так что я молчала. - Ты очень крутая, что берешь - и делаешь. Но иногда надо сначала подумать, а потом уже принимать решения. Моя эмоциональная девочка, включай хоть иногда мозги, а не несись спасать мир с пулеметом наперевес! Пока что я закончил, возражай. А возражать, почему-то, не хотелось. Конечно, я могла привести миллион аргументов против. Но почему-то, вдруг, странным образом, они стали все слишком слабыми. Мне было стыдно произносить их вслух. Это словно ставить на бой против сумоиста пятилетку из гимнастического класса, которая даже на шпагат не сядет, чтобы хотя бы на минуту обескуражить противника. Мне было чертовски страшно. Но ведь все было хорошо? До тех пор, пока мама не отравилась. Я просто очень скучала по ним… - Ты звучишь до противного логично, - буркнула вместо возражений. - Просто я не только красивый, но и умный, - хватка на моих ребрах ослабла, и я подняла взгляд на Джина, уже зная, что меня там ждет. Конечно же, его фирменная галочка пальцами у подбородка. Придурок. Я нежно улыбнулась, прикрывая глаза, чтобы не смотреть на него с излишним обожанием. Он и так давно и безнадежно зазнался, было страшно представить, во что выльется, если он увидит восторг в моих глазах. - Так что ты решила? - голос Джина прозвучал неожиданно робко. - Что я подумаю.