В следующей жизни

      — Смотри во-о-от сюда, — Гриша потянул Володю за рукав, заставляя ступить шаг вправо, и Володя чуть не споткнулся о коварно развалившийся под их ногами камень.       — Не вижу, — пробормотал он, будто обиделся на звездное небо с его путаными картами.       — Ты не так смотришь! Ты ищешь ее, будто она маленькая, вот и не видишь. А надо взглядом охватить полнеба, не меньше! — уперто твердил Гриша.       — Логично, — опять пробормотал Володя. — Медведица-то «Большая»...       Гриша Дауге ткнул в небо указательный палец, покрытый густым слоем августовского загара; очень длинные у него пальцы, подумал Володя. А еще подумал, что через месяц, когда уже кончится лето и польется дождями сентябрь, на одном из этих пальцев будет кольцо, связывающее их с Машей узами одного юридического целого.       — Следи за моим пальцем, — сказал Гриша и, вместо того, чтобы замереть в этой позе, начал медленно выводить им что-то в воздухе. — Это «ковш», — пояснил он, вырисовав невидимую геометрическую фигуру, копирующую очертания этой самой Большой Медведицы, которую Володя не мог найти. — А это — его «ручка», — палец провел в воздухе линию, согнувшись в одном месте.       Порция теплого летнего ветра прошлась по спинам, будто бы прогоняя их домой; опасно, дескать, гулять тут совсем одним, время позднее, Володя это знает, хоть и не взял с собой наручных часов. Они натирают запястье. На самом деле вышли они с Гришей всего-то за ворота участка, откуда лучше видно небо, до распахнутой калитки — не больше десяти шагов, но что-то неуютное начало вдруг подниматься в груди. Володя и сам не знал, с чего вдруг. И признаться страшно оказалось от того, что объяснить не мог. Может, непривычно ему здесь, в «глуши».       — Не вижу, — мрачно признался Володя. — Давай-ка в дом.       Да-да, пожалуй, в дом; дача Гришина тоже незнакомая, но хоть не чужая, и даже мышей и тараканов там нет. И вообще вся компания давно спит, выключена музыка и даже завершены разговоры на кухне, а это уж точно можно расценивать, как знак, что пора расходиться по кроватям и надувным матрацам. Впрочем, на полу спал только Богдан. В отличие от Миши и Алексея, да и Володи тоже, он считал расположенный на полу матрац элитным спальным местом.       Гриша, еще не опустивший голову, хотел что-то ответить, но отвлекся, заметив пролетающий самолет. Володя тоже вновь уцепился взглядом за небо, хотя чего он, самолетов не видел? Вроде уже не ребенок, который, бывало, смотрел на пролетающие мимо самолеты во все глаза, пока те совсем не скрывались из виду... а бывало, что и не обращал внимания. От настроения зависело.       — Ты летал когда-нибудь? — спросил вдруг Гриша.       — Нет, — Володя покачал головой. — А жаль, — добавил вдруг.       — Я тоже нет, — признался Гриша. — А если б мог, куда полетел бы?       — А ты?       — Не знаю. Я как-то сам не думал, когда спросил, — Гриша пожал плечами, а потом будто задумался. — Может, на море. Оно, говорят, красивое. Я на фотокарточках родительских видел, да разве они что-то передадут? Фотокарточки-то. К тому же черно-белые... — Гриша замолчал и посмотрел почему-то на собственную руку с голым безымянным пальцем. — Ну а ты?       Володя пожал плечами.       — Не знаю. Можно и на море. А можно подальше.       — Это куда? В Одессу, в Кишинев, в Новосибирск?       — В Одессу — это тоже на море. Да и почему именно туда? — спросил Володя. И тряхнул головой. — Да хоть сразу на Луну. Мимо твоей Большой Медведицы.       — Зачем на Луну? — смеется Гриша.       — Ну, не на Луну, так на Марс. На Венеру. За кольца Сатурна. У меня в детстве книжка была, знаешь, там в одной главе все про планеты было... ну как все — все, чего ребенку пяти лет будет достаточно. — Володя зевнул, лениво подумав, что заболтался. — Венера там на картинке была голубая, и мне казалось, что она почти как Земля. Думал, там дышать можно.       — Она оранжевая.       — Серьезно? — Володя подавил очередной зевок, не в состоянии пока обдумывать этот факт. Поискал Луну на небе. Не нашел. — Покажи еще что-нибудь.       — Ну... — Гриша задумался. Покрутил головой, будто выискивал нужную вещь в захламленной комнате. — Вон там, — он указал чуть ниже и левее, — Кассиопея. Это... как сказать... представь перевернутую букву М. Видишь?       Володя прищурился.       — Вижу. — Над Кассиопеей сверкнула звезда. У него сверкнули глаза. — А еще?       — Я больше не знаю, — сказал Гриша смущенно.       — Пф! — Володя наигранно фыркнул. — А разговоров-то было... Может, и Медведицы никакой нет, а?       — А куда ты лететь собрался, если ее нет? — в тон ему ответил Гриша.       — Лично я собрался в дом, — сказал Володя, так, будто Гришина семейная дача была и его домом тоже. На следующий год она будет продана из-за нужды в деньгах, но никто этого знать еще не мог. — А туда, — Володя выразительно указал в небо, — как-нибудь потом.       В спину вновь подул ветер откуда-то из темноты улицы — на той стороне перегорел фонарь. Володя нигде не видел такой темноты, как тут; казалось, что она густая, что ее можно потрогать руками. Володя сделал едва заметный шаг в противоположную сторону. Фонарь, так удачно расположенный рядом с калиткой, светил ярко.       — В следующей жизни, — поддакнул Гриша и скривился в подавленном зевке, солидарный с намерением отправиться спать. Володя хотел было уходить, но что-то дернуло снова взглянуть на небо. Перед сном.       «Ты ищешь ее, будто она маленькая, вот и не видишь. Надо охватить полнеба, не меньше».       — Дауге, — резко позвал он, машинально обратившись по фамилии, как в первые дни студенчества. — Я ее вижу!       Она правда была огромной. Больше, чем ему думалось.       — Конечно видишь, — отозвался Дауге, уже сделавший первый из десяти шагов к дому. — Звезды в это время года очень яркие. Сейчас конец лета.