Беглянка

      Бывают такие моменты, когда настроение настолько ни к чёрту, что раздражает даже собственное дыхание, неконтролируемое дуновение ветра и количество мятных конфет в бумажной упаковке. Хочется заткнуть внутренний голос, свести все самоощущения на нет, а после разозлиться из-за того, что ничего не слышишь и не чувствуешь. Ебучая дилемма между «ужасно» и «отвратно».       Называйте Манджиро Сано местным психом, ведь ему такое настроение было знакомо не только по моментам, а по целым часам, суткам и неделям; и, как не странно, прямо сейчас молодой человек мог похвастаться очередным негативным всплеском под кодовым названием «Как-всё-заебало». Виду он конечно же не подавал. Даже находясь в кромешном одиночестве сдерживал внутри себя кислые мины, невесомые ругательства, излишние телодвижения — издержки профессии, граничащие с жизненным укладом.       Погода на улице стояла душная, жаркая, нестерпимая, а внутри неприглядного гаража, частично оборудованного под небольшую контору, так вообще можно было расплавиться. В прошлом году всё-таки стоило позаботиться о вентиляционной системе. Может быть тогда нынешнее кризисное негодование можно было бы преодолеть с помощью освежающего воздуха? Как бы то ни было, а чем дольше окна и дверь оставались полностью закрытыми — сохраняя ощущение стопроцентного уединения, — тем сильнее осложнялось дыхание, что, в свою очередь, ни на грамм не позволяло избавиться от того-самого-настроения.       Стоявший посередине отполированный байк являлся единственным утешением в сложившейся ситуации. Верно стоял на своём месте, без перебоев заводился и издавал приятное для слуха жужжание — исключительно рабочий антистресс. Поднявшись с корточек, и очередным придирчивым взглядом окинув ухоженную машину, Майки с выдержанным тяжёлым вздохом направился в сторону входной двери, больше напоминающей мини-ворота. Помещение следовало как можно скорее проветрить.       Огромная дверь была открыта и зафиксирована специально предусмотренной для этого ножкой, недовольный взгляд чёрных хрусталиков прошёлся по открывшемуся небольшому участку прилегающему к гаражу, а уже затем мужская фигура развернулась на сто восемьдесят градусов, направившись обратно к своей «прелести», да вот только резко остановилась на полпути. Периферическое зрение уловило нечто тёмное, маленькое и быстрое, после чего мгновенно ухватило создание на визуальный крючок — животное спряталось за башенками из шин.       Зоопарка ему тут только не хватало. — Эй! — Громко выкрикнул парень и вслед за этим, не менее громко, хлопнул в ладоши.       Полагая, что бродяга отреагирует на резкие и неприятные звуки, Сано повторил свои попытки, носком ноги ударив по стоявшей вблизи бочке, но «чёрная фурия» и носа не высунула, так и оставшись сидеть в своей резиновой крепости.       Как оказалось, сегодняшнее настроение смогло даже ухудшиться.       Подойдя к стопке небрежно накинутых друг на друга шин, Манджиро хотел было скинуть верхнее кольцо по направлению спрятавшегося нарушителя спокойствия, однако быстро взял себя в руки, осознав, что животное действовало инстинктивно, а его плохое настроение — первоначально — не было вызвано появлением названного гостя. Нервно потерев заднюю часть шеи, молодой человек заглянул за самую высокую башню, к своему удивлению, не обнаружив за ней ни намёка на маленькое создание. — Вылезай, не трону. — Оперевшись на резиновую колонну, несколько отчуждённо подозвал Майки.       Класс, теперь он ещё болтает со зверьём.       Два пушистых уха показались из самой низкой кольцевой стопки, насчитывающей ровно две автомобильные шины, а вслед за ними, высунулись и тёмно-золотые глаза — кот явно стоял на двух лапах, передними опираясь на стены своего резинового убежища. То ли разум Сано было уже не спасти, то ли всё происходило ровно так, как оно и выглядело, однако владельцу гаража показалось, будто животное смотрело на него как-то слишком осознанно, чересчур многозначительно, а оттого эмпатично — так, словно прямо в эту секунду могло выдать объяснительную тираду относительно случившегося.       Перегрелся; точно перегрелся. — Проваливай. То, что происходит на улице — естественный отбор. — Мужской корпус слегка склонился в сторону черныша, и не успел парень и пальца к нему протянуть, как звонкое мяуканье оглушило пространство гаража: — Мяу-мяу, мяу! — Взгляд золотых глаз мазнул по вопросительному взгляду чёрных впадин, после чего фурия исчезла, полностью скрывшись в оборонительных стенах своей крепости.       Манджиро раздражённо выдохнул. Перед уходом он так или иначе избавился бы от навязчивого посетителя — так стоило ли продолжать поганить себе настроение? Функционал двух узеньких окошек не предусматривал их открытия, а значит, после избавления от кошака пришлось бы опять закрыть чёртову дверь, задыхаясь в духоте железной коробки. Пофиг, пусть сидит до поры до времени.       Секунды отбивали свой привычный темп, минуты не спеша следовали за ними — тик-так, тик-так — прошло около часа. За это время наглая мордочка несколько раз вылезала на разведку, но при каждой новой попытке оказывалась пойманной. Стоило единожды попасться под пелену сосредоточенного мужского взгляда, как лапы бесшумно убегали обратно по направлению своего убежища.       Было странно. Она не хотела тут задерживаться, и он не планировал оставаться допоздна, но они оба продолжали делить замкнутое пространство, ограничивающееся несколькими квадратными метрами.       Тик-так, тик-так — время оседало сквозь пальцы, вот только не казалось им упущенным. Аномалия для обоих, ведь они столь тщетно пытались его сэкономить.       Молодой человек достал телефон из заднего кармана джинсов, вглядываясь в большие цифры на дисплее экрана — уже девять вечера, пора домой. Поднявшись на ноги, Майки хотел было «пойти на охоту», вот только, «добыча» уже давно посапывала на подлокотнике его новенького гаражного дивана — и как только не заметил? Впервые имея возможность целиком рассмотреть кота, парень отметил, что тот был очень даже ухоженным и наверняка являлся представителем редкой породы. Тёмная шерсть отливала блеском, хвост был пушистым — будто бы во всю длину острижен парикмахерскими ножницами, а на кончиках ушей красовались еле заметные кисточки. Наверняка домашний. Переживёт ли ночь на улице? — Ты точно сходишь с ума, — проворчал одними губами, а затем, в четыре шага оказавшись у дивана, бесцеремонно схватил животное на руки: — Даже не услышал, как я подошёл?       Золотые хрусталики мгновенно покосились на нарушителя сладкого сновидения, а уже в следующий момент, лапы надрывисто задёргались из стороны в сторону, пытаясь выбраться из цепкой хватки сильных пальцев. Ненадолго, Сано задумался, что кота можно было бы оставить в гараже, да только ночная духота была ужаснее дневной, а шерсти на «чёрной фурии» — как на вид, так и на ощупь — было много.       И с каких пор его это заботит?       Всё в этом животном казалось каким-то слишком близким. Оно было буквально пропитано не звериным пониманием, несвойственной себеценностью и эфемерным ощущением чего-то большего. Как смотреть на человека и видеть в нём безграничный талант — особая атмосфера. Вот только чувствовать подобное по отношению к индивиду — одно, к забредшему в гараж кошаку — другое. А ведь в своей работе Сано частенько приходилось полагаться на интуицию; и как ей теперь доверять? — Одна ночь; оставлю тебя только на одну ночь, а потом пусть твою судьбу решает Эмма. — Сам не осознавая почему, парень проговорил фразу вслух — так, словно поделиться с хвостатым своими дальнейшими планами было необходимостью.       Манджиро не знал, что его слова, для сбежавшей дочери из клана кицунэ, были настолько же ясны, насколько и понятны его чувства по отношению к ней — он не мог не испытывать привязанности. Она предприняла ещё несколько несчастных попыток к высвобождению, но так и не достигнув своей цели — сдалась, решив действовать относительно ситуации. После своего инфантильного побега возвращаться домой, не продержавшись вне гнезда и суток, было стыдно и смехотворно. Более того, причина побега никуда не исчезла, ведь трусливое бегство ничего не решило — максимум отсрочило неизбежное.       Длительное поддержание кошачьей формы на пустой желудок давало о себе знать: кожа болезненно саднила, кости будто бы надламывало, сонливость беспросветной пеленой обволакивала разум, а вслед за этим, силы испарялись — не яви себя железная выдержка, и она бы начала обращаться в человека прямо на мужских руках. Такое себе зрелище.       Эми не помнила, как её уложили в специальную животную перевозку, явно неспроста оказавшуюся в вызванном такси, не знала какие улицы они проезжали и как выглядел дом, в который незнакомец занёс её — спала без задних лап. Когда сквозь закрытые веки по глазам ударил яркий свет, а тело ощутило сильную встряску, девушка рефлекторно вскочила на лапы, в неприязни прищуренными золотыми хрусталики уставившись на склонившегося над ней молодого человека. Тот беспощадно тыкал зажжённым фонариком телефона прямо в морду, создавая перед кошачьими глазами тусклые пятна под аккомпанемент нешуточного головокружения. — Не помер? — Вопрос не скрывал в себе насмехательских нот, на которые потомственной кицунэ хотелось бы ответить должным образом, однако из пасти вырвалось лишь грозное шипение, нисколько не испугавшее злюку из гаража. Тот, найдя в выданном ответе нечто увеселительное, сдавленно рассмеялся, а затем констатировал: — Не помер.       Фонарик был выключен, телефон отложен в сторону, а к лапам разгневанного животного была пододвинута пластмассовая коробка с нарезанными в ней сосисками. Обнюхав предложенное яство, Эмилия разочаровано подметила — даже не варёные. К счастью, сейчас она была готова поймать и съесть крокодила живьём, поэтому такие нюансы — а вместе с ними и гордость оборотня — были отброшены, в то время как пространство кухни заполнили звуки еле уловимого чавканья.       Пока хвостатый набивал брюхо, Майки глазами выискивал нечто, во что можно было бы налить воды. Делиться с пушистым гостем своим скромным комплектом посуды на одну персону, он откровенно брезгал, а потому, вспомнив о клубнике в холодильнике, Сано переложил ягоды в тарелку, а очередную прозрачную коробку сполоснул, чуть ли не до краёв заполнив её питьевой водой из бутылки. Эми, за мгновение разобравшаяся с тремя сосисками, жадно отпила целую половину от объема ягодной упаковки — кошачья ипостась не отменяла потребностей её настоящего человеческого тела.       Хоть при обращении организм значительно уменьшался, однако всегда стремился вернуться в свою естественную форму. Если телу с двумя ногами и двумя руками было мало трёх сосисок за сутки, в то время как телу покрытому шерстью — предостаточно, то находясь в облике животного, даже с заполненным желудком, существо продолжало испытывать голод и недомогание. В погоне за утолением жизненных потребностей, это вынуждало обращаться обратно в человека.       Эмилии не раз рассказывали о том, как раньше их предки могли месяцами проживать в зверином обличии, вот только по ходу изменчивости людского мировоззрения и быта — обращение перестало быть столь необходимым. Зато надобность в зачаровании усилилась. По прошествию сотен лет, потомки клана адаптировались под новые реалии, значительно развив свои эмпатичные способности, но пропорционально ослабив навык перевоплощения.       Увидь первые выходцы клана, как их нынешняя дальняя-дальняя родственница изнемогала от суточного нахождения в форме какого-то там кота — рассмеялись бы ей прямо в лицо. Зато, даже этот нелюдь, кормящий её сырым подобием мяса, а сам лакомящийся заказными жаренными крылышками, не смог устоять перед истощённой силой её очарования.       Манджиро рывком поднялся с гостиного дивана, похрустел шеей, размял руки и спину — завтра с утра следовало забежать в зал. Сам того не осознавая, парень в порыве необъяснимой потребности перевёл взгляд на «чёрную фурию». Четырёхлапый расположился на спортивном коврике, словно понимая, что его — подобранного с улицы — навряд ли пустят на домашний диван. Сано ещё пару секунд задумчиво рассматривал зверя — вроде просто лежит и не шевелится, но тогда почему находиться одному в квартире стало гораздо комфортнее? — Иди сюда. — Подозвал настолько самоуверенно, что Эми передёрнуло. Она ему собака?       Один золотой глазик пробудился ото сна, с секунду поглядел на ожидающего его похитителя, а затем закрылся обратно. Это ему за сырые сосиски.       Тик — молодой человек выжидающе скрестил руки на груди.       Так — нахмурился; хвостатый почему-то не приближался.       Тик — театрально прочистил горло; становилось как-то неловко.       Так — с уст сорвалось неприкрытое «блять», а ноги самовольно направились в сторону чёртового кота.       Почему всё связанное с этим существом его так нервировало? Неужели в свои двадцать шесть он уже начинал терять хватку?       Парень без лишних слов поднял оборотня на руки, заглянул в удивлённые распахнутые глаза — маленькое тельце весело на руках подобно тушке, и лишь не мигающий взгляд выдавал относительную живость. Днём был куда активнее; болен чем? Да даже если болен — не его это дело, будто бы ему и так проблем не хватает.       Мгновенно оказавшись у ванной комнаты, Сано схватил первое попавшееся полотенце, кинул его на кафельный пол, а вслед за этим расположил на махровой поверхности подобранного беспризорника. Вышел из ванной, закрыл дверь, и уже через минуту вернулся со знакомой Эми прозрачной коробкой наполненной питьевой водой. Манджиро хотел было покинуть небольшую комнату, но на момент застыл в дверях. Кинул на кота ничего не выражающий взгляд, а после, недовольно цокнул языком, плотно закрыв тёмную деревянную дверь.       Стоило молодому человеку пропасть из поля зрения, как Эмилия тут же тяжело задышала, стараясь не делать никаких резких движений — всё тело разрывало от боли. Казалось, вытяни лапу на миллиметр вперёд, и она тут же с криком обратиться обратно в человека. Столь феноменально изменять пропорции организма — и без того было делом болезненным, а сейчас, когда каждый сустав неумолимо пытался вернуть себе свой первоначальный облик, ставшая привычной при обращении боль — усилилась втрое, делая её нестерпимой.       Она постепенно достигала своего предела.       Девушка вслушивалась в тишину, обострённым слухом улавливая в ней движения хозяина квартиры, который, по видимому, готовился ко сну. Вернуть себе человеческое тело не издав ни звука, она бы не смогла, а потому, дабы остаться незамеченной, следовало дождаться момента, когда парень провалился бы в глубокий сон.       Лишь бы вытерпеть.       Эми ощущала, как кости потихоньку, секунда за секундой, начинали прорастать и вытягиваться; как кожа томительно растягивалась с фееричной скоростью образуя новые ткани; как внутренности набухали, голова раскалывалась, а то ли из рта, то ли из пасти вытекали сгустки слюны с примесью кровяных образований — да чтобы она ещё хоть раз обратилась в чёртово животное. Кицунэ старалась сдерживать в себе болезненные стоны, пыталась сознательно держаться за причину её побега; находила в ненависти, страхе и отчаянии предлоги, позволяющие скоротать нескоротечные минуты.       А ведь дальним предкам и обращение давалось легче.       Она не могла определить, сколько времени прошло с ухода жадной злюки, ведь, по её нынешним самоощущениям, время длилось относительно законам прибывания в центральной точки чёрной дыры — вообще не двигалось. Тело дрожало из-за чего боль только усиливалась, а потому девушка выбивала клин клином, ещё не исчезнувшими клыками впиваясь во внутреннюю сторону щёк. Оставался последний рывок — самый неотвратимый, тошнотворный и мучительный. Подобрав зубами конец валяющегося на полу полотенца, Эмилия попыталась сделать нечто на подобии кляпа, вобрав в полость рта максимальное количество ткани, и лишь после этого, позволила своему телу пройти последний этап перевоплощения.       Яркий импульс прошёлся по всей плоти, подвергая агонии каждую имеющуюся в организме клетку. Конечности то сгибались то выгибались, приобретая всё более и более человекообразную форму, кожа зудела из-за изменения шерстяного покрова, а навязчивая зубная боль застревала где-то у границ черепно-мозговой коробки. Температура тела колебалась на два-три ощутимых градуса, вынуждая наружность покрыться испариной, противно склеивающей отрастающие пальцы рук и ног.       В момент, когда позвоночник начал своё переформирование, Андо слёзно ударилась головой о пол, стараясь заглушить вырывающиеся наружу крики — слишком громко. Гибкие позвонки стремительно выпрямились, похрустывая один за другим, из-за чего у находящегося за дверью очевидца могло бы возникнуть впечатление, будто по ту сторону беспроглядной перегородки горел костёр. Косточки надламывались быстро и звонко — так, словно в пламени стрекотал хворост.       Это продолжалось несколько минут, после чего каждый мускул постепенно начинал испытывать истому. Перевернувшись на спину, девичьи глаза столкнулись с лучами белового слепящего света — как оказалось, молодой человек не выключил в ванной свет, а она этого даже не заметила. Прохладный кафель приятно освежал, вытянувшиеся пальцы с непривычки задвигались, в то время как тяжёлое дыхание, наперебой с громогласным стуком сердца, оглушало пространство небольшого помещения.       Насколько жалко будет выглядеть её жизнь, если она скажет, что подобная боль для неё привычна и естественна?       Пролежав так с десяток минут в ожидании стабилизации физического и морального состояний, Эми поддалась вперёд, приняв на полу сидячую позу. После перевоплощения в голове всегда назойливо семенило опасение: «А не отросла ли у неё какая-та лишняя часть тела, а того хуже, точно ли всё доросло?». Девушка внимательно осмотрела каждый возможный миллиметр кожи — все родинки на месте. После нескольких неудачных попыток подняться, Андо помассировала себе ноги, расслабляя затёкшие от перенапряжения мышцы, а уже затем, опираясь на ванну, встала, первым же делом подойдя к зеркалу над раковиной.       Заплаканные глаза, растрёпанные длинные волосы, искусанные губы — ничего нового. На всякий случай осмотрела шею и спину, после чего, как можно аккуратнее, включила кран, дабы из того потекла тоненькая-тоненькая струйка. По прошествию своих сдавленных писков и конвульсий, беспокоиться, услышит ли владелец квартиры звук льющейся воды, было не совсем дельно; да только, бережённого Бог бережёт. Набрала в лодочку из ладоней холодной воды, умыла лицо, повторила три раза — пережившее недавнее обращение лицо лучше выглядеть не стало, зато последовало душевное облегчение.       Во рту ощущалась неприятная скрипучесть и металлическое послевкусие, из-за чего захотелось с особой силой и тщательностью почистить зубы, но использовать чужую зубную щётку Эмилия бы не стала, даже если бы от этого зависело количество её зубов, поэтому пришлось искать иные методы. На палец было выдавлено обильное количество пасты, обтёрт каждый зуб со всех возможных сторон, а уже затем последовало долгое-долгое ополаскивание — стало легче.       Желудок издал протяжный вой, а вслед за этим вспомнились три несчастные сосиски. У девушки не было никакого чёткого плана действий, но одно оставалось неизменным: для того, чтобы сделать следующий шаг ей требовались силы, а значит перво-наперво следовало нормально поесть.       Взгляд пробежался по ванной комнате, подмечая немалые габариты умывальни, и остановился на крючках с вывешенными на них полотенцами. Ходить обнажённой по квартире незнакомого мужчины — не лучшая идея, даже при условии, что тот крепко спал. Так как никакой одежды и халата замечено не было, из вариантов осталось только полотенце. Ладонь ухватила на вид самую длинную махровую ткань, невзначай вынудив глаза коснуться безымянного пальца. Укол горечи и боли кольнул прямиком в горло, оттуда искрой пронёсся до середины живота и разразился нервным импульсом — тонкий кольцевой шрам никуда не пропал, оставшись на месте. Её личные оковы.       Нет, сейчас не время для этого.       Обмотав грудь полотенцем, противоположный край которого еле-еле прикрывал ягодицы, Эмилия как можно аккуратнее открыла дверь, выйдя в тёмное пространство коридора. Босые ноги по-кошачьи бесшумно ступали по паркету, руки прижимали мягкий материал к телу, а в сознании внезапно пролетела мысль, что сейчас был наилучший момент для побега. Найти какие-нибудь штаны и кофту, обуться в шлёпки, и под покровом ночи скрыться от возможного преследования — план со множеством дыр, но хоть с каким-то намёком на слаженность действий.       Остановившись на полпути, тело полу-боком развернулось ко входной двери, но уже в следующую секунду вернуло себе прежнее положение. Ещё одного бегства за сутки она бы сейчас не выдержала, да и незнакомец вёл себя как человек вменяемый, а оттого нахождение в его квартире ощущалось куда безопаснее, чем скитание по тёмным пустынным улицам.       По памяти направившись в сторону кухни, девичий взгляд наткнулся на закрытую дверь — спальня владельца гаража. Затратив несколько секунд на раздумья, Андо как можно тише прошла мимо, но вместо того, чтобы свернуть в кухонный проём, продолжила свой путь прямиком до гостиной.       Пальцы нащупали выключатель большого округлого торшера, позволяя устройству осветить темень тусклым желтоватым светом. Девушка не замечала этого находясь в кошачьей ипостаси, однако теперь, имея более удобный обзор и менее изнывающее тело, приняла во внимание — квартира находилась в более чем ухоженном состоянии. Вещей было по минимуму и каждая из них располагалась на своём законном месте, осушитель воздуха поддерживал надобную влажность, а на полках не виднелось и пылинки. Видимо парень был крайне педантичной персоной, а потому и запер её в ванной, во избежание возможного хаоса.       Повторно мазнув взглядом по комнате, Эмилия проверила скрытые от взора углы, как можно тише просмотрела содержимое всех не закрытых на замок ящиков, а после выключила торшер.       Глазам следовало повторно привыкнуть к темноте, а разуму перебрать в голове все возможные альтернативы — с рассветом она была обязана покинуть эту квартиру. Обращаться обратно в кошку не было ни возможности ни желания — между циклами перевоплощений «из-человека-в-зверя-и-обратно» соблюдался недельный интервал. Увесистых аргументов способных истолковать причину её ночного появления в чужой закрытой квартире Андо не находила, а значит вырисовывался лишь один вариант — тихо улизнуть ранним утром. А для того, чтобы провернуть это нужно было найти хотя бы штаны и футболку. В ванной комнате не было даже корзины с грязным бельём, в гостиной тоже ничего не оказалось — осталась только спальня; место, куда заходить хотелось меньше всего.       Невесомыми шагами проделав путь обратно до личной комнаты, Эми приложила ухо к стыку между дверной рамой и дверью, вслушиваясь в тишину. Пускай кошачьи уши, в отличии от человеческих, могли улавливать куда более тихие звуки, однако девичий слух при фокусирование всё равно оставался предельно острым. Простояв так около минуты, Андо убедилась — злюка спит.       С ловкостью профессиональной воровки нажала на ручку, с удачей победителя лотереи открыла дверь без единого скрипа и с повадками настоящей кошки пробралась к очередной закрытой двери — вероятно гардеробной. Как оказалось ни шкафа ни комода в спальне не было, что лишь усложняло задачу. Прежде чем проделать очередные дверные махинации, кицунэ огляделась, в надежде зацепиться за какие-нибудь валяющиеся на полу или на кресле вещи, вот только так ничего и не обнаружила.       Чёртов чистюля.       Ладонь утянула железяку вниз, надавила движением «от себя», но проход так и не открылся — дверь была заперта. Кто вообще на ночь закрывает гардеробную?       Шестерёнки в голове завертелись с новой силой. У неё не было ни средства связи, ни документов, ни одежды, ни денег. Чуть ли не все укромные места в квартире находились под замком — а получилось бы вообще открыть входную дверь? Девушка кинула быстрый взгляд в сторону окна — примерно десятый этаж. Она словно попала в мышеловку. Хотя, какая мышеловка? Самый настоящий Шоушенк.       Волнение внутри разрасталось всё стремительнее и стремительнее, перекрывая собой дыхательные пути, а вслед за этим сдавливая и внутренние органы. Лелеемая семьёй, Эми впервые оказалась в ситуации, когда одно отчаянное положение сменялось другим, когда ей не у кого было попросить о помощи, точно так же, как и некуда было идти.       Не стоило забегать в тот гараж, надо было куда рациональнее использовать обращение; вообще нельзя было сбегать из дома. Будто бы в ответ, кольцевой шрам на пальце невозможно засаднил, притянув к себе раздражённый взор. А чтобы с ней произошло не убеги она вчера? Традиционный обряд, все эти мерзкие прикованные к ней взгляды, эти нестерпимые ухмылки и усмешки, слезливые материнские глаза и выворачивающие наизнанку эмоции отца — нет, она бы не выдержала этого; ни морально, ни физически.       В памяти сиюсекундно всплыли детские воспоминая: тёмная комната освящаемая танцующими огниво на вершинах восковых свеч, терпкий запах благовоний, её маленькая рука пытающаяся вырваться из захвата материнской ладони, полное непонимание ситуации и пронизывающее естество напряжение — а затем крики. Тяжёлое дыхание, толкающиеся на стенах тени, неразборчивые мольбы и его глаза — такие невинные, но с усладой внимательно следящие за происходящим глаза. Он наблюдал за этим как и многие взрослые, и кажется лишь она, находящаяся в той комнате, не хотела этого видеть.       Звук трущейся ткани и прогибающегося матраса мгновенно привёл Эми в чувства — молодой человек перевернулся набок. В комнате царила тотальная тишина перебиваемая её учащённым дыханием и его равномерными вдохами. Какова была бы его реакция, узнай он, что в нескольких метрах от его кровати стояла практически обнажённая незнакомка, совсем недавно имевшая пушистый хвост, четыре лапы и два уха на макушке? Пожалуй, не лучший жизненный опыт.       Родись она нормальной — всё было бы по-другому; по-нормальному.       Внезапное озарение световым лучом пронеслось вдоль подсознания — как она могла забыть о своём главном оружии? Взгляд устремился в сторону спящего, пока ноги на носках приближались к большой двуспальной кровати. Навык зачарования эффективнее всего работал на представителях противоположного пола: вызывал физическую тягу, моральную привязанность, желание безвозмездной отдачи — своего рода был примитивным соблазнением. Нынешнее поколение кицунэ умели очаровывать и располагать к себе одним взглядом. В мире, где внешность, связи и доверие играли большую роль, оборотни с лёгкостью достигали благосклонности окружающего их социума, за счёт чего столетиями удерживали во рту золотую ложку.       Однако насколько бы не был велик талант к зачарованию — всё оставалось в пределах разумного. Полностью и бесповоротно подчинить себе волю человека не мог ни один представитель древнего клана, но при частой и постоянной практике, появлялась возможность вызвать в человеке зависимость — любовное помешательство.       Эмилия остановилась в двух шагах от своей цели. Удачное соблазнение начиналось с правильного первого прикосновения. В касание следовало вложить душевную силу — так, чтобы у человека мгновенно проявилась симпатия, но необъяснимая тяга не казалась ему слишком подозрительной. Подобный момент девушка успешно упустила, ибо незнакомец не единожды успел создать с ней физический контакт. К счастью ей и не надо было влюблять его в себя; всего лишь убедить в том, что она не представляла опасности, и расположить к небольшой помощи в виде выдачи одежды и незначительной денежной суммы — для кицунэ это сущий пустяк.       Комок неуверенности застыл посреди горла, не позволяя ступить дальше ни на шаг. Она до трясущихся запястий боялась быть пойманной, а потому до последнего не желала входить в спальную комнату. Ещё тогда, после выхода из ванны, Андо задумалась над тем, что использовать чары на спящем человеке было куда практичнее, чем пытаться подступиться к уже пробудившемуся. Вот только за последние сутки ей пришлось столько раз рискнуть и усомниться в обоснованности принятых ею решений, что уверенность в своих силах значительно поубавилась.       А не будет ли следующее действие фатальной ошибкой? А получится ли у неё в нынешнем состоянии успешно применить врождённые способности? Если вместо того, чтобы действовать, она стояла на месте задаваясь этими вопросами — значит ничего дельного из этого бы не вышло.       Последний раз кинув взгляд на хозяина квартиры, Эмилия ловко улизнула из адовой опочивальни. Теперь уже никакие мысли не сдерживали её от похода на кухню, а потому девушка шустро проникла к холодильнику, заприметив тарелку со спелыми и крупными ягодами. Без проса накидываться на чужую еду для оборотня ощущалось подобно акту вандализма, однако голод был варварским, а коробка из-под клубники — чисто теоретически — была отдана ей, благодаря чему нахальная девичья сторона приписала её содержимое к своей владелице.       Кицунэ было всё равно помыты ли ягоды или нет; не имело совершенно никакого значения, стекали ли красные капли по подбородку, попадали ли они на грудную клетку и обёрнутое вокруг тела полотенце — она была слишком голодна. Поставив тарелку на подоконник, Андо устремила взор к окну, пытаясь сообразить, в каком токийском районе она оказалась. Крыши некоторых зданий вдалеке выглядели знакомыми, но все те, что находились поблизости не давали ни намёка на нынешнее местоположение — придётся идти наугад. Прожёвывая за щекой пятую по счёту ягоду и прокручивая в пальцах зелёный хвостик, девушка естеством ощутила нечто неладное, но прежде чем она успела среагировать, вблизи уха послышался хрипучий полушёпот: — Надеюсь это не моя клубника.