Волчье сердце

В Арденском лесу, на границе Истинного мира и Царства Теней никогда не бывает спокойно. Ткань реальности здесь слишком тонка и слишком подвержена влиянию извне. Из Арденн легко уйти в Тень. Но и порождениям Теней совсем несложно проникнуть в Истинный Мир. Поэтому я здесь, день за днем обхожу дозором свои владения, и свора адских гончих следует за мной по пятам. Их лапы не знают усталости, зубы крепки, как сталь, а в сердцах живет только одна страсть — преследовать и убивать. Такими я их создал, чтобы могли они противостоять любому кошмару, порожденному Царством Теней. Это утро ничем не отличается от множества других. Мы выходим на охоту с первыми лучами солнца. И, когда окончательно светает, у излучины реки Ойсин собаки берут след. Я машинально касаюсь арбалета, притороченного к седлу, отпускаю поводья и позволяю Моргенштерну следовать за сворой. Судя по следу, совсем еще свежему, оставленному не больше чем несколько часов назад, охота обещает быть занятной. След похож на волчий, но это сходство обманчиво. И я не сомневаюсь, это не совсем обычный волк. Во-первых, он раза в два крупнее любого своего собрата. Во-вторых, питается он отнюдь не кроликами. У самой реки чуть ниже по течению собаки обнаруживают закопанного в ил мертвеца. Узнать, кем был этот несчастный при жизни, решительно невозможно — кровавое месиво вместо лица существенно затрудняет опознание. Но клинок, все еще зажатый в побелевших полуобглоданных пальцах, помечен знакомым клеймом. Я осторожно переворачиваю покойника. Да, так я и думал... Его куртка пропитана кровью, но эмблема на спине вполне различима. Атакующий ястреб — мой собственный символ. Кем бы ни был этот человек, он был одним из моих егерей. И погиб он совсем недавно, может быть час-полтора назад. Кровь еще не успела засохнуть. Я пытаюсь вспомнить, кто должен был дежурить в этом участке леса сегодня утром, но безуспешно. Нужное воспоминание упрямо ускользает... Ладно, опознание может подождать. А вот убийца ждать точно не станет. Приказав своим людям забрать останки, я решаю продолжить преследование. Тварь, сделавшая это, не должна жить. Мы направляемся вниз по реке. След меняется. Теперь зверь заметно припадает на переднюю лапу — погибшему егерю удалось его зацепить. Если зверь серьезно ранен, то далеко он не уйдет. Я теряю след четверть часа и пару миль спустя. Почуяв преследование, волк делает то, чего все это время я подспудно ожидал, — заходит в воду. Собаки останавливаются у самой кромки воды, беспомощно озираются по сторонам и начинают рыскать взад-вперед по берегу. След потерян. Коротко выругавшись, я пришпориваю Моргенштерна и направляю его прямо в реку. Он недовольно всхрапывает, но подчиняется. Холодные брызги летят в лицо. Течение здесь бурное, но я знаю то, чего не знают мои гончие. Здесь есть брод. Несколько минут — и я на противоположном берегу. Собакам здесь не пройти, слишком глубоко и течение слишком сильное, да я и не уверен, что тому, кого мы преследуем, было по силам пересечь реку... Краем глаза я успеваю заметить какое-то движение, а в следующий миг огромная серая тень набрасывается на меня, выбивая из седла. Земля ударяет в спину, чудовищные клыки клацают у самого лица. Где-то совсем рядом Моргенштерн хрипит, вскидываясь на дыбы. Земля содрогается, когда он ударяет в нее копытами, но мне это мало чем может помочь. Я бью в распахнутую волчью пасть, и латная перчатка увеличивает силу удара. Зверь отшатывается, но в следующий миг его зубы сминают пластины считающегося непробиваемым доспеха, и я почти чувствую, как его клыки, прокусив металл, впиваются в кисть. Я не успеваю достать оружие. Грохот выстрела звучит, как гром среди ясного неба. Волк дергается, потом медленно и будто бы неохотно разжимает зубы. Несколько долгих, кажущихся целой вечностью секунд мы просто смотрим друг на друга, потом он легко отпрыгивает в сторону и, повернувшись ко мне спиной, огромными прыжками летит под прикрытие деревьев. Кто-то продолжает стрелять ему вслед, но без особого успеха. С неожиданной для столь огромной туши грацией волк легко уходит от пуль и в считанные секунды скрывается под сводами леса. — Вы в порядке, милорд? — спрашивает Райан, помогая мне подняться на ноги. Его одежда промокла до нитки, но ствол ружья, зажатого в опущенной руке, еще дымится. Кажется, он только что спас мне жизнь... — Да, — отвечаю я. — Все в порядке. Спасибо тебе. Он машинально проводит ладонью по стволу ружья, коротко кивает. Я смотрю в сторону леса, туда, где под сводами деревьев скрылся зверь. Преследовать его вдвоем слишком опасно. А собаки здесь не пройдут. Придется вести их в обход, теряя уйму драгоценного времени. А судя по тому, как быстро двигался волк... Мы его не догоним. — Возвращаемся, — решаю я. Райан кивает и, подойдя к своей лошади, одним легким движением взлетает в седло. Я подхожу к Моргенштерну, провожу рукой по его гриве. Но прежде, чем последовать примеру Райана, снова оборачиваюсь. «Я найду тебя, слышишь? Может быть не сегодня, но обязательно найду, и следующая наша встреча станет для тебя последней». То, что на самом деле не все в порядке, я замечаю только ближе к вечеру, когда, вернувшись в лагерь, пытаюсь снять доспехи. Раструб перчатки на правой руке изрядно деформирован, а на стыке перчатки и наруча я обнаруживаю следы запекшейся крови. Своей собственной. Это невозможно, но проклятый волк умудрился прокусить металл. Наверное, на стыке была небольшая щель, которую я не замечал раньше... Крови совсем немного, следы волчьих зубов на запястье затягиваются прямо на глазах, и я легкомысленно выбрасываю произошедшее из головы. Ерунда, к утру и следов не останется. А помятую перчатку любой кузнец приведет в порядок за полчаса. Этой ночью я сплю спокойно, и ни один кошмар не нарушает мой сон. А утром мы начинаем облаву. Следующие дни мы методично прочесываем лес квадрат за квадратом, но безуспешно. Проклятый волк как в воду канул. Может быть, Райан все-таки попал в него, и эта тварь забилась в какую-то дыру и сдохла, тем самым избавив меня от хлопот? Хотелось бы верить. Это происходит прямо в лагере, когда мне почти удается убедить себя, что я трачу время зря. На этот раз убит часовой, один из тех, кто патрулировал периметр лагеря ночью. Его напарник клянется, что видел огромную серую тень, набросившуюся на несчастного и утащившую его в лес прямо у него на глазах. Изуродованное тело мы обнаруживаем только утром. А след волка обрывается, словно зверюга, утолив свой голод, растворилась прямо в воздухе. Как, черт побери, ей это удается? Ответа у меня нет, но желание выследить и убить эту тварь вспыхивает во мне с новой силой. Если этот волк считает, что может вот так запросто приходить и убивать моих людей, то он ошибается. Я положу этому конец. Я приказываю удвоить патрули, но это не помогает. Следующее нападение не заставляет себя ждать. На этот раз жертвой становится старик Вернон, наш полевой врач. Ни один человек в лагере не поднял бы на него руку, но этой твари все равно, на кого нападать. Волк подстерег его у выхода из лазарета и, похоже, напал со спины. По следам трудно сказать что-то определенное, но вряд ли Вернон мог оказать ему достойное сопротивление... Да и кто бы смог? Я изучаю следы, пытаясь восстановить картину произошедшего. Получается плохо. Следы волка затоптаны чужими, человеческими... — Почему здесь так натоптано? — не выдержав, спрашиваю я Райана. — Кто обнаружил тело? Неужели не понятно, что нельзя было никого сюда подпускать? Райан пожимает плечами. — Парень, который его обнаружил, клялся, что это не он, что здесь все так и было... — говорит он. — Может быть, это все следы Вернона? Нет. Вернон сильно хромал. Он сломал ногу несколько лет назад, неудачно упав с лошади, и кости плохо срослись. С тех пор Вернон носил специальные ботинки на толстой подошве. Один из них мы обнаружили в десятке ярдов отсюда, весь залитый кровью. Торчащая из него полуобглоданная, сломанная в нескольких местах кость белела в предутренних сумерках и была заметна издалека. А второй ботинок мы так и не нашли. Это никак не могли быть следы Вернона. Их слишком много, наверное, не меньше, чем волчьих, и все их оставил ни капли не хромавший человек в сапогах для верховой езды. Что, впрочем, ни о чем не говорит... Пол-лагеря носит такие, в том числе и я сам. Я знаю, что это безнадежно, но все равно приказываю привести собак. Может быть, произойдет чудо, и им все-таки удастся взять след... Чуда не происходит. Собаки бестолково кружат по поляне. След волка затоптан. Досадно, но неудивительно. Примерно этого я и ожидал. Я уже собираюсь уходить, когда откуда-то из-за спины раздается низкое рычание. Оборачиваюсь. Один из моих псов стоит позади меня и тихо угрожающе рычит. Шерсть на его загривке стоит дыбом, глаза остекленевшие. — В чем дело, Рой? Ты что-то нашел? Покажи мне. Я подхожу к нему, протягиваю руку, чтобы взять его за ошейник, и... И едва успеваю отшатнуться, когда мощные челюсти хватают воздух в дюйме от моей ладони. Прежде чем я успеваю как-то отреагировать, Райан хватает пса за шкирку и оттаскивает в сторону. — Рой, ты совсем сдурел? Прекрати сейчас же! — сердито выговаривает он собаке, наматывая на руку поводок. И уже обращаясь ко мне: — Извините, милорд. Это все запах крови. Вы ведь касались тела, вот запах и остался на руках... Я его сейчас уведу. Я слишком ошарашен произошедшим, чтобы спорить, и просто смотрю им вслед. Я создал этих собак. Верность мне — это один из основных инстинктов, что я в них вложил. И сколько бы поколений ни сменилось, этот инстинкт никогда не давал сбоя. Чем бы от меня ни пахло, никогда раньше ни один из моих псов не повышал на меня голос и уже тем более не пытался укусить. Следующие несколько дней проходят спокойно. Никаких смертей. И никаких следов волка. Мы снова, в который уж раз, обыскиваем окрестности лагеря, но безрезультатно. Волк исчез. И хорошо бы, если навсегда. Всерьез в это никто не верит, и меньше всех — я сам. Я почти уверен, что проклятая тварь снова объявится, и обязательно в момент, когда мы меньше всего будем этого ждать. Вслух об этом никто пока не говорит, но я слышу шепотки за спиной, затихающие при моем приближении. Мои люди привыкли верить, что нет такой твари, которую я не мог бы выследить и убить, но проклятый волк неуловим, как призрак. Он не оставляет после себя следов, и я не знаю, где его искать. Мне не остается ничего другого, кроме как ждать, когда он объявится снова. И я не сомневаюсь, ждать долго не придется. Он не уйдет так просто. Ему нравится меня дразнить. Но день проходит за днем, ночь за ночью... И ничего не происходит. Люди постепенно успокаиваются. И даже я начинаю верить, что волк никогда не вернется. Этой ночью я долго не могу уснуть. Меня раздражает все: запах дыма от давно уже прогоревших костров, проникающий в комнату сквозь приоткрытое окно, шелест чужих шагов и неразборчивые голоса, доносящиеся откуда-то издалека... И яркий лунный свет, бьющий прямо в глаза, тревожащий сердце, пытающийся разбудить что-то темное и жуткое, прячущееся при свете дня где-то глубоко-глубоко, на самом дне души... Я не могу спать! Медленно, как во сне, я подхожу к окну. Полная луна неспешно поднимается над лесом, заливает мир серебряным сиянием, зовет за собой... И я не могу противиться ее зову. Выпрыгиваю прямо в окно; здесь невысоко, всего лишь второй этаж. Земля прохладная и влажная после недавнего дождя. Под запахом дыма, человеческого и лошадиного пота, собачьей шерсти, кожи и масла я отчетливо ощущаю чистый аромат свежеумытой листвы и диких трав. И слабый, приглушенный расстоянием пряный запах волчьей шерсти. Иду на запах. Луна насмешливо скалится над головой. Я прохожу через весь лагерь, так и не встретив никого по пути. Даже часовые предпочитают сегодня не попадаться мне на глаза. Прохожу мимо псарни. От запаха собачьей шерсти свербит в носу. Собаки спят. Все, кроме одной. Рой стоит прямо напротив меня и напряженно всматривается в темноту. Его шерсть поднялась дыбом, мускулы напряжены; он в любой момент готов сорваться с места и броситься в атаку. — В чем дело, мальчик? — тихо спрашиваю я. — Что-то не так? Пес не отвечает. Вместо этого он бесшумно прыгает на меня... И, наткнувшись на прутья решетки, разделяющей нас, сползает на землю. И только тогда начинает лаять. Этого оказывается достаточно, чтобы переполошить всю свору. Остальные собаки тут же подхватывают лай. Рой, ну, зачем ты так? Яркий свет бьет по глазам. В доме напротив загорается окно, из него выглядывает полуодетый человек. — Ну, что такое?! — недовольно восклицает он и пару секунд спустя показывается на пороге. Фонарь в его руке отбрасывает лишь небольшое пятно света. — В чем дело? Кто здесь? У меня нет ни малейшего желания с ним объясняться, и я медленно отступаю в тень, подальше от света его фонаря. Он идет прямо на меня, и я замечаю, что во второй руке он держит ружье дулом вниз. — Кто здесь? — настойчиво повторяет он, надвигаясь на меня. Я отступаю еще на шаг и понимаю, что отступать больше некуда. Позади — прутья решетки, огораживающей загон для собак. Пятно света совсем уже близко, и я не успеваю отойти в сторону. Невыносимо яркий свет слепит глаза. Я прищуриваюсь, пытаюсь отвернуться, но слишком поздно. Он смотрит прямо на меня, и я вижу ужас на его лице. Он роняет свой фонарь, вскидывает ружье, трясущимися руками пытается передернуть затвор. Ну, это уж слишком! Я выбиваю ружье из его рук, прежде чем он успевает нажать на спусковой крючок. И убиваю его быстрее, чем он понимает, что происходит. «Не стоило тебе становиться на моем пути сегодня... Вообще не стоило». Собаки беснуются в своем загоне, но мне нет до них дела. Решетка, разделяющая нас, слишком прочна, при всем желании они не смогут ее сломать. В свое время я об этом позаботился. Несколько торопливых быстрых шагов и, перескочив через ограду, я оказываюсь за пределами лагеря. Яркая луна и смутно знакомый пряный запах зовут меня вглубь леса... Узкая тропинка сама собой ложится под ноги, и я бесшумно бегу вслед за слабым, ускользающим запахом. Краем глаза я отмечаю старые полустертые следы, которые почему-то в упор не видел раньше. Волк был здесь совсем недавно, всего несколько дней назад. Кружил вокруг лагеря, но почему-то не приближался и не нападал. Боялся? Странно. Раньше его это не останавливало. Следов становится все больше и больше, и наконец-то мне удается найти среди них совсем свежий. Волк проходил здесь совсем недавно, его запах еще не успел выветриться. Бегу по следу. На этот раз он от меня не уйдет! Я настигаю его у рощи Единорога, там, где из-под земли бьет чистый родник со студеной даже в самый жаркий день водой. Волк мирно пьет из источника. Несколько долгих секунд я просто стою и смотрю на него. Внезапно он вскидывает голову, прижимает уши, прислушивается. Вода капает из его приоткрытой пасти. Почему-то теперь он кажется гораздо меньше, чем при нашей прошлой встрече... Но это точно он. Его запах я ни с чем не спутаю. Я переступаю на месте, готовясь к прыжку, но напасть не успеваю. Треск сухой ветки, на которую я ненароком наступил, кажется громким, как выстрел. Волк вздрагивает, затем срывается с места. И я бегу за ним. Всего несколько прыжков, и я настигаю его. Мы кубарем катимся по земле. Внезапно волк перестает сопротивляться и замирает неподвижно. Он лежит на спине, подставив беззащитное горло моим клыкам, и тут до меня доходит... Это не волк. Это волчица. И я совсем не хочу ее убивать. Я медленно отодвигаюсь и отпускаю ее. Она не убегает, а вместо этого доверчиво трется мордой о мое плечо. Ее запах кружит голову... Мы не замечаем опасности, пока не становится слишком поздно. Собаки появляются бесшумно, как призраки. Волчица отпрыгивает в сторону, к краю поляны... Но там тоже мои псы. Они набрасываются на нее молча, со всех сторон, и я понимаю, что на этот раз ей не уйти. Они разорвут ее в клочья. А потом — и меня. Я и сам не знаю, откуда во мне эта уверенность, но она спасает мне жизнь. Только потому, что я подспудно ожидаю нападения, я успеваю заметить Роя за миг до того, как он на меня набрасывается. Отшатываюсь в сторону, ухожу от его клыков, затем невозможным при других обстоятельствах прыжком перепрыгиваю через кустарник. И пускаюсь наутек. Против всей своры шансов у меня не много... С угрожающим лаем собаки бегут за мной. Они не узнают меня... Этой ночью я для них всего лишь дичь. Если бы я мог, я бы рассмеялся иронии происходящего. Но приходится беречь дыхание. Я бегу сквозь лес, который привык считать своими владениями, наперегонки с собственными собаками, и проклятая луна, заложником которой я невольно стал, освещает мой путь. Мне удается вырваться вперед, и я отчаянно петляю, путаю следы. Но оторваться от своры никак не удается. Я чувствую, как дрожит земля; даже если я смогу обмануть собак, от всадников, следующими за ними, так просто не избавиться. Я сам их учил продолжать преследование до самого конца... Нужно остановиться. Прекратить убегать. Иначе они затравят меня, как бешеного зверя. А я не животное! Или... Все-таки да? Я вспоминаю, как совсем недавно ластилась ко мне погибшая волчица. И как меня не признавал сначала Рой, а потом и остальные собаки. И люди. Егерь, вышедший успокоить разошедшихся собак, — я сейчас не могу даже вспомнить его имя, — смотрел на меня с ужасом. Он не узнал меня... И я его убил. Так же, как того часового две недели назад. И Вернона... Я не помню, почему сделал это. Словно черная пелена накрыла тогда мой разум, затуманила сознание... Но я точно знаю одно — все убийства, произошедшие с того дня, как я встретил волчицу у реки, были на моей совести. Она разбудила мою темную половину, о которой я предпочитал не помнить, существование которой всегда отрицал, не желая признаваться даже самому себе... Луна лишь завершила физическое преображение. Если я доживу до утра, то, наверное, снова стану самим собой. Или нет? Собачий лай за спиной совсем уже близко, и я понимаю, что у меня не будет шанса проверить это на практике. Мне никак от них не оторваться. Собаки быстрее меня. И если я не остановлюсь и не стану снова самим собой прямо сейчас, то не увижу рассвет. Инстинкты кричат, что останавливаться нельзя, что остановиться — значит погибнуть, но я не слушаю их. Я — не животное! Я замедляю шаг, потом останавливаюсь и смотрю на луну, сияющую в ночном небе, пытаясь убедить себя, что она не имеет надо мной власти. Я — принц Амбера. Слабое звериное колдовство бессильно против тех, кто подчиняет своей воле Царство Теней. Я сам поддался чарам погибшей волчицы. Я сам выпустил на свободу зверя, таившего в глубине души. Волк, совершавший все эти убийства, — всего лишь часть меня, моей личности. И я могу его контролировать. В глазах темнеет, и я сам не успеваю понять, как оказываюсь на земле. Собаки с лаем вылетают на поляну и останавливаются в нескольких шагах от меня. Один из псов неуверенно делает шаг в мою сторону, принюхивается, и я узнаю его. — Рой, — тихо зову я. И медленно, осторожно протягиваю руку ладонью вверх. Насколько я могу судить, моя рука выглядит как обычно. Самая что ни на есть обыкновенная человеческая рука, без меха и звериных когтей, но я совсем не уверен, что этого достаточно. Рой первым почуял, что со мной что-то неладно. И если зверь во мне все еще здесь, — он это почувствует. — Рой, это я. Это действительно я. Я вернулся... Пес медлит, с шумом втягивает воздух. Переминается с ноги на ногу. Остальные собаки ждут его решения. И я жду... Отчетливо осознавая, что если сейчас они на меня накинутся, то мне конец. Я безоружен. И слишком вымотан этим безумным бегом сквозь ночной лес, чтобы оказать достойное сопротивление. Кто бы мог подумать, что однажды я позволю собаке стать своим судьей и палачом... Холодный мокрый нос тыкается в ладонь. Рой машет хвостом и тихо поскуливает, облизывает мои руки, и я наконец выдыхаю с облегчением, обнимаю его за шею, зарываюсь лицом в его шерсть. Все в порядке. Если Рой меня признал, значит, со мной действительно все в порядке... Я слышу цокот копыт, но не поднимаю головы. Я и так знаю, что это мои люди, все это время честно выполнявшие свой долг. — Милорд, вы в порядке? Когда вы успели вернуться? — спрашивает Райан, поспешно спрыгивая на землю. — Волк снова приходил, убил Дирка. Собаки его почуяли и лаяли так, что перебудили весь лагерь. Вас нигде не было, я подумал, что вы вернулись в Амбер, и поднял всех по тревоге. Думал, мы сможем выследить волка и сами... — И как, выследили? — Их было двое. Одного мы убили, второго преследовали собаки, но, вижу, они потеряли след. Вы его видели? — Да, видел. Он больше не вернется. Никогда. Райан недоверчиво смотрит на меня, и я вижу подозрение в его глазах. И знаю, что он никогда не спросит меня об этом вслух. — Вы уверены? — Уверен, Райан. Мы его больше никогда не увидим. Я смотрю на луну, сверкающую над нашими головами. И подмигиваю ей украдкой. И готов поклясться чем угодно, она подмигивает мне в ответ.