Кошмар

Великий Канцлер Палпатин никогда не страдал бессонницей, не снились ему никогда и кошмары. Но, как говорится, всё бывает когда-то впервые. Первая любовь. Первый поцелуй. Первый сек… Что-то не туда повернулись мысли. Вот и кошмар теперь снился Великому — первый за его жизнь, длительную жизнь, не омрачённую прежде таким событием. Когда ему приснился этот кошмар в первый раз, прячущийся на виду Сидиус подошёл к этой проблеме рационально и по деловому, как следует прикинув причины данного действия. Может пища была на ужин тяжела для его желудка? Или его отравить пытаются? Так не ново, всякий раз рожицы вытягиваются у оппонентов, когда он появляется как ни в чём не бывало после очередной попытки. А может… Ментальные техники внушения? Да нет, таких умников Палпатин уже давно обезвредил. Один такой, Джорус К’баот, отправился разведывать другую галактику и бесследно сгинул, к чему руки приложил небезызвестный вам канцлер. Другой джедай, провидец, Сайфо-Диас, выступил этакой марионеткой, желая блага своим однокашникам-джедаям, он невольно стал их убийцей. Правда, ему самому это ничуть не помешало попасть под раздачу «друга» Дуку. Ещё одна пешка долой с игрового поля. Нет, подумал Палпатин уныло, он милый и добрый Канцлер, умело манипулирующий практически всей галактикой. И кошмары выходит даже ситхам снится могут. Он заперт в крохотном пространстве, где его Сила не действует, где он один на один с неизвестностью и мутным окном напротив себя. Палпатин всегда сохраняет разум, его не колотит в истерике и ярости, что какой-то самоубийца решился замуровать его в комнатушке мерт на метр и два в высоту. Мешает лишь мутное, какое-то поцарапанное снаружи стекло. Изнутри оно такое же гладкое, как и обязано быть. И отчего-то в рациональном, холодном уме мелькает мысль, что по ту сторону окна есть что-то, что бушует и пытается добраться до него. «Где ты, тварь? — шипит он, вглядываясь в истерзанное стекло. — Покажись!» Вот только сам Палпатин знает, что худший сосед — это безызвестность и оторванность от реальности. Плэгас вам в помощь, он научил полагаться лишь на разум и трезвый расчёт с поправкой на настоящее. Время тянется бесконечно долго, упасть в медитацию никак не получается и едва заметная струйка беспокойства начинает свой путь в душу ситха. «Страх убивает разум», — раздаётся внезапно громом в тишине беззвучный шёпот сотен змей. Шелест чешуи переползающих с места на место в тёплом гнезде… Мужчина вздрагивает и мотает головой, вновь проверяя на прочность стекло. Тщетно! И вот только сейчас понимает, осознаёт, что беспомощен! Что Сила, то, чем он живёт, в чём силён, она именно там, за пределами его границ! А сам он сейчас… И он начинает биться в крохотном пространстве, желая пробить путь к вожделенной свободе. Он свыкся с Силой, она стала его продолжением, его воздухом, плотью, если хотите! И сама мысль, что он больше не… Он пинает стенки своей камеры, постепенно забывая зловещий шепот змей и тонкий намёк, что страх невозможно победить, его нужно принять, сделать оружием. Смутный силуэт за стеклом становится полной неожиданностью. Палпатин замирает, когда маленькая ладошка гуманоида прижимается к потрёпанному стеклу по ту сторону. «Помоги мне», — шепчет кто-то жалостливо. Интересная просьба. Но если этот ребёнок может говорить, то почему сам Палпатин кричит ему же, чтобы отпёр эту коморку, а малыш не слышит? «Помоги мне!» — уже требовательней стучит ладошкой мелкий по стеклу и у политика появляется гнетущее чувство ужаса: по стеклу под ударами слабых ручонок разбегаются трещины, сперва микроскопические, но удары становятся сильнее, трещины — явственнее и вот уже Палпатин вжимается в дальнюю стенку спиной, не сводя взгляда с вырастающей прямо на глазах из маленького существа в огромную тень-силуэт чего-то высокого, страшного и могучего. В саму смерть Дарта Сидиуса. «Помогите мне!» «Добраться до меня?! Нет!!!» Огромный кулак идёт на взлёт и медленно начинает движение в пострадавшее стекло. Палпатин вздрагивает и вскидывает руки в попытке себя защитить… Канцлер взметнулся на влажных простынях, сжав лицо руками. И с ужасом посмотрел на свои руки: пальцы подрагивали, сердце частило, в голове крутится мысль: сон, только сон, всего лишь сон… И он начинает тихонько успокаиваться. До следующей ночи, где кошмар начинается сначала, а разум уже наперёд подсказывает, что это уже было, а дальше будет только хуже. Палпатин перестаёт спать, его спасают стимуляторы, но когда-то всё равно надо спать и тогда кошмар делает новый виток, заставляя мужчину ненавидеть уже самое себя за этот иррациональный страх, что пропитывает его существо. И когда в поле его зрения попадает мальчишка-найдёныш джедаев, Палпатин невольно смотрит на ладошки мальчишки. Из сна он помнит шрамик, пересекавший правую ладошку. И когда ребёнок непосредственно протягивает ему руку, чтобы по взрослому обменятся рукопожатием, политик с задавленным ужасом видит именно тот же самый шрам. Оби-Ван наблюдает, как по лицу нового Канцлера разливается смертельная бледность, как политик пытается справится с иррациональным страхом и слабо улыбается, прикрыв глаза на краткий миг. Судя по всему, пугает Энакин не только одного Оби-Вана. Даже политики удостаиваются такой чести.