Путь ушу

Мэтх смотрел на фейх и недоумевал. Ему эта деревянная образина, изображавшая Великую Окхану, тоже ни разу не нравилась. Страшная она, если не сказать — уродливая. Стоит тут, на влёте в пещеру-храм, портит панораму своим нелепым видом. Но всё же — если до конца отгрызть ей нос, лучше-то не станет! Неодобрительно раздув ноздри, Мэтх пару раз взмахнул кожистыми крыльями, но, быстро передумав прогонять шумных проказниц, сложил крылья и отвернулся в сторону ведущей вниз, к храму Великого Ашера, тропы. В разгар Каскаля, сезона засухи, многие обитатели сельвы становились агрессивными и слегка безумными. Фейхи были не исключением, скорее — самым ярким подтверждением, так что себе дороже связываться. Мэтх предпочитал зря не нарываться, а самые жаркие часы проводить в тени ишты*. Среди подсохших от нехватки влаги, уныло поникших кустов тропа выделялась витиеватой блеклой змейкой. Дохлой такой, затоптанной змейкой. И как бы Мэтх ни вглядывался, хоть каких-то признаков жизни на тропе не замечал. Ни спешащих по своим делам аштэ, ни наводящих порядок энэ, ни даже кшари по ней не проходили с самого полудня. И Кхая, спустившаяся в храм Ашера ещё на рассвете и велевшая ему дожидаться тут, всё не возвращалась… Не сдержавшись, Мэтх недовольно заворчал (вот где её носит?), но моментально притих и встревоженно вскинул голову, расслышав едва слышный, стремительно приближающийся шум. Вскоре над храмом пронёсся корабль диких. Так это существо называла Кхая — корабль. Для Мэтха же это был огромный мёртвый зверь. Жёсткий, будто выточенный из армы*, одновременно пугающий и вызывающий неосознанный трепет своей мощью и инородностью. Мэтх ненавидел диких. Так называли тех, кто прилетел на огромных железных драконах и принёс с собой разрушения, огонь и смерть. Тех, кто так безнаказанно завладели НЕБОМ, считая его по праву своим. Его, Мэтха, небом, и таких, как он — вольных ушу сельвы. Да, сам Мэтх уже не был вольным. Так получилось: он выпал из гнезда, попал к людям и остался, прижился. Здесь ему было комфортно, здесь был его дом, здесь была Кхая… Раньше, давно уже, будто в прошлой жизни, Мэтх думал, что ненавидит и этих людей, в частности и особенности — кшари. Вот уж кого он терпеть не мог, этих наглых крылатых, осмелившихся бросить вызов ушу, пытавшихся стать главными в НЕБЕ… Но потом Мэтх понял одну важную истину: кшари не враги. Они помогают защищать дом и им достаточно лишь части неба. А вот диким с их мёртвыми кораблями и ВСЕГО НЕБА было мало… Мэтх так крепко задумался, что не сразу заметил, как вышедшая из храма молодая аштэ попыталась прогнать назойливых фейх, уже порядком отожравших нос Великой Окханы. Неугомонные дракончики на её действия отреагировали усилившимся галдежом и принялись с таким остервенением вгрызаться в пальцы статуи, будто желали сложить их в неприличный жест. Испробовав несколько безуспешных попыток, аштэ неподобающе выругалась и, обернувшись, только теперь заметила притаившегося неподалёку ушу. — Мэтх? — позвала она и, подойдя ближе, озабоченно посмотрела вниз, на тропу. — Что-то Кхая задерживается, как бы не случилось чего… А ты, наверное, голодный? Сейчас, у меня кое-что припрятано вкусненького… Сунув руку куда-то под одежду, она достала на свет спелый имаг* и подкинула его в воздух. — Ну-ка, лови! Мэтх с готовностью спикировал с ветки, схватил фрукт лапой и с довольным урчанием вонзил в него клыки и слопал прямо так, в полёте. Наблюдавшая за ним аштэ звонко рассмеялась, затем снова глянула на тропу, покачала головой и поспешила в храм. Раз уж выдалась возможность расправить крылья, Мэтх завернул лихой вираж и сделал круг почёта над идолом Великой Окханы, не отказав себе в удовольствии демонстративно облизать испачканную сладким соком морду длинным шероховатым языком. Как и ожидалось, притихшие фейхи проводили его полным зависти и негодования взглядом. Однако момент ликования был неудачно смазан: со стороны гор снова послышался звук приближающегося корабля, и Мэтх поспешил скрыться за листвой деревьев. Он знал, что здесь, на территории храма, дикие ему ничего не сделают, но на всякий случай предпочитал не попадаться им на глаза. Видел не раз, как в схватках с кораблями диких, да и с самими дикими, облачёнными в железные одежды, погибали вольные ушу. Вернувшись на ветку, Мэтх уселся поудобней и воровато огляделся. Фейхи, явно заметив его поспешный манёвр, с презрительно-независимым видом продолжили мучить статую, показывая тем самым, что их какими-то там дикими не напугать. Мэтх удручённо вздохнул (подумаешь!) и меланхолично посчитал оставшиеся пальцы статуи: четыре. Считать его Кхая научила, так что с этим проблем не возникло. Великую Окхану отчего-то стало жаль. Как вот она теперь, без пальца и без носа храм и аштэ будет защищать? Додумать мысль Мэтх не успел, расслышав едва донёсшийся издали призывный клич. Наконец! Кхая ждала его на краю открытой площадки у храма Ашера. Площадка заканчивалась обрывом, перед которым простиралась сельва. Кхая стояла там, у самого края, и ещё издали Мэтх почувствовал неладное. А приблизившись, убедился в этом наверняка: плечи аштэ были опущены, взгляд устремлён куда-то вниз, на его приветственный клёкот она даже не обернулась, не подняла руки, чтобы он мог сесть на сгиб её локтя, будто пребывая в глубокой нелёгкой задумчивости… Мэтх неодобрительно мотнул хвостом и придирчиво огляделся: кто посмел обидеть? Кого порвать в клочья? Но поблизости никого не оказалось, даже вездесущих кшари. Вокруг храма вообще было подозрительно тихо, будто все вымерли, но никаких следов борьбы и кровопролития не наблюдалось… Мэтх снова огляделся и только сейчас заметил стремительно удаляющуюся звезду кшари, уже практически скрывшуюся за редкими облаками, а неподалёку ещё одну, и ещё… Так вот где все! Погодите, они что, улетают? Покидают храм?! Но так нельзя! Аррох, что здесь происходит?! Не успел он как следует удивиться или испугаться, как из-за горы, в которой располагался храм Великого Камкхора, голодными хищниками вылетели сразу три корабля диких. Почувствовав, как по спине и крыльям пробежала волна адреналина, Мэтх непроизвольно оскалился и зарычал. Он бы, конечно, скрылся, спрятался, если бы был один. Но бросить Кхаю он не мог. Жаль, она не умела летать, как кшари, тогда бы они просто ринули вниз и скрылись в сельве… Слава Великой Окхане (всё ж и без пальца умела своих подопечных защищать!), дикие их даже не заметили. А может, и заметили, но не сочли серьёзными противниками. Мэтх пренебрежительно фыркнул (попадитесь вы мне ещё!) и, проводив врагов цепким взглядом до самого горизонта, пытливо уставился на Кхаю, спрашивая тем самым: что же здесь всё-таки произошло? — Всё кончено, Мэтх, — будто услышав его немой вопрос, негромко произнесла она. Затем вздохнула и, сморгнув выступившие слёзы, посмотрела туда, где скрылись сначала кшари, а потом корабли диких. — Всё кончено. Этот мир уже не будет прежним. Как бы мы ни старались… Мэтх встревоженно тряхнул головой, затем пару раз взмахнул крыльями, сделав круг над пропастью, вернулся обратно и, зависнув перед Кхаей, вопросительно гаркнул: и что с того? Сам он, конечно, так не думал, но видеть Кхаю такой расстроенной было нестерпимо. И неправильно это было. Нельзя так было! Нельзя сдаваться! Да, он тоже не в восторге от диких, он и от кшари был не в восторге, и что с того? Его мир уже менялся: он был вольным ушу, потом его поймали, приручили… И Кхая, Мэтх знал, что Кхая не здешняя, она сама рассказывала, что была дикой, но стала аштэ, а значит, и её мир изменился… Похоже, есть такое свойство у мира — меняться. И что с того? Главное, что они ещё живы. Главное, что они есть друг у друга. А у них всё ещё есть НЕБО, пусть и не всё, а лишь клочок, и Великие по-прежнему на их стороне… этого же достаточно, чтобы снова изменить мир?