Под палящим Солнцем

Звон металла разносился по небольшому неосвещенному переулку. Поглощенные тьмой, в нем сражаются четверо мужчин и юная девушка. В ее руках лишь два кинжала, против огнестрельного оружия они ничто. Раздался выстрел... Лишь благодаря разработанной с годами реакции она еле увернулась от пули, чуть отпрыгнув в сторону, чтобы перевести дыхание. Но восстановиться ей не дал еще  один выстрел. Еще одна шальная пуля со свистом проносится в нескольких миллиметрах от ее плеча. Девушка попыталась напасть, но ее неумелые удары с легкостью блокировались. Разорвав дистанцию, она прикрыла глаза. На ее лбу, мягко покачиваясь, заполыхало розовато-алое пламя. До этого нападавшие на нее мужчины остановились. «Я не хотела прибегать к использованию пламени, но вы меня сами вынудили,» - твердо, но спокойно произнесла она. Один из ее противников, запаниковав, выстрелил, но девушка перехватила пулю рукой в сантиметре от лица. Ее губы искривились в кровожадной усмешке. Она бросилась на них, отклоняясь то осыпавших ее выстрелов. Ее глаза горели жестоким огнем, алое пламя стало жестче и перешло на кинжалы. Секунда, и она уже убила двоих, осталось столько же. Она уже приставила оружие к горлу еще одного мужчины. Его товарищ, пока что не павший от жестоких рук, в панике жался к стене, с ужасом наблюдая, как девушка медленно проводит по шее очередной жертвы кинжалом, перерезая чуть выступающие мышцы, но не задевая артерии. Душераздирающий крик, полный боли и отчаяния, разнесся над спящим Намимори. Она усмехнулась, слизывая с губ брызнувшую в лицо кровь, но ей было этого мало, и она, вновь занеся кинжал с пламенем, вонзила его но самую рукоятку в уже надрезанное горло жертвы. Еще один пронзительный крик сменился тихим хрипением, перерезанные связки не давали издать и звука. Теплая кровь, алым дождем брызгавшая из раны, окатила тихо, но безумно смеющуюся девушку, а несчастный уже бился в последней, предсмертной агонии, но она была безжалостна, с интересом наблюдая за извивающимся врагом, за его тщетными попытками вдохнуть воздух и хоть как-нибудь облегчить боль. Когда его тело безвольно обмякло, улыбка пропала с ее лица, а глаза наполнились какой-то пустотой. Устало вздохнув, она в последний раз посмотрела на труп и, пнув его мыском сапога, повернулась к последнему противнику. Ему было очень страшно. Он хотел убежать, но не мог. Чувство обреченности захлестнуло его. Словно в замедленной съемке он видел каждое действие убийцы. Шаг… отчаяние, безысходность, ужас.  Шаг… Эмоции перемешались. Шаг… Он решился на последний рывок.    Подхватив лежащий рядом пистолет, он бросился прочь из злосчастного переулка, но не успел он разорвать дистанцию хотя бы на несколько метров, как почувствовал, что стальные лезвия коснулись его. Алый огонь стал разъедать кожу, сжигая его живьем и причиняя неимоверные муки, но он не издал ни звука. Он и раньше знал об этом пламени. Разрушающее, оно было неконтролируемо. Их миссия изначально была обречена, и ни о чем он сейчас так не жалел, как о том, что не смог предупредить об опасности товарищей. Он мог предотвратить их смерти, но не сделал это. Только вина и досада, слившись в одно целое, заставляли его терпеть. «Почему ты не кричишь? » - приглушенно спросила девушка, но ответом ей была тишина. « Зачем ты держишь боль в себе? Разве тебе не легче просто выпустить ее наружу? » - и снова ничего. « С тобой скучно… Ты не интересная игрушка, » -  это были последние слова, которые он услышал. Алым блеснули клинки, и рядом с уже мертвым телом, безвольной марионеткой упавшим к ее ногам,  опустилась его голова, разбрызгав вокруг кровь. Окинув беглым взглядом переулок, девушка  подняла ее за волосы и, заглянув в пустые мертвые глаза, печально прошептала: «Ты  был слаб, но в отличие от других не издал ни звука. Гордый... Поэтому я пощадила тебя. Будь благодарен. Замолви за меня слово в день страшного суда. » Кинжалы в ее руках под напором разрушающей энергии рассыпались на мелкие песчинки, а пламя на лбу медленно потухло так же, как и эмоции в вернувшем осознанность взгляде. Она медленно осмотрела место сражения. Колени задрожали, в глазах защипало, и в горле встал тугой ком, но не из-за скорби по погибшим, а из-за душившей ее острой боли. Закрыв окровавленными ладонями лицо, она обессилено села на асфальт. Вдали послышался протяжный вой полицейских сирен. Не поднимая головы, она осторожно встала и, покачиваясь, вышла из переулка.