***
Меня всегда удивляли люди, которые ставили отношения со своим возлюбленным во главу угла. Однобоко смотрели на жизнь, как в любовном романе, из которого эту самую жизнь выкинули, оставив лишь любовную линию. Будто всё остальное не имеет для человека ни логики, ни смысла. Зацикленные и не понимающие, что жизнь она как вода: если стоит на одном месте, сначала тухнет, а потом превращается в болото. Благо, таких людей я встречала нечасто. Разве что Нина, да и та лишь временами маниакально сходила с ума, в остальное же время она представляла собой довольно неплохой образчик разумности. А иногда её клинило сильно. Вот только вся эта большая подводка была не о Нине, а обо мне. И о том, что после моей микродрамы на почве понимания друг друга моя жизнь вернулась на круги своя. Небольшое треволнение, как землетрясение без последствий или как прыжок с парашютом. И хоть ничего такого со мной никогда не происходило, но мне понравилось сравнивать наши притирки с Серёжей с чем-то масштабным, но не слишком. Хоть Псих и занял значимое место в моей судьбе, он не стал центром моего мироздания. Следующие два дня после почти бессонной ночи для меня прошли под эгидой тотального спокойствия. Я была буквально окрылена эйфорией. Как всё-таки временами бывает приятно раскрывать собственные тайны. На волне этой эйфории и купила себе платье на свадьбу, когда мы с Ташей в очередной раз выбрались на вечерний шопинг. Правда в этот раз без Никиты — у того случились просто катастрофические запары на работе. Не сказать чтобы была сильно уж расстроена сим фактом. С Хохминым я не хотела встречаться чуть ли не до свадьбы. Мне не хотелось спалиться и разрушить эффект «вау». А спалиться я могла совсем уж легко. У меня все заговоры и махинации на лице написаны. Мама всегда знала, когда я ещё только собиралась втихаря совершить набег на запрещенные сладости. Да, конечно же, Никита не знал меня так же, как моя родная мать. Но бережёного оберегает Вселенная. Да и зачем лезть на рожон, если можно обойти по кругу? Но вернемся к Таше и походу по магазинам. То вышел чудесный чисто женский вечер. С пятой попытки мы выбрали мне симпатичное чисто девчачье тёмно-синее платье с рукавами из сетки, круглым вырезом и пышной юбкой. Достаточно консервативное, но эффектное. Правда, к тому моменту я уже перемерила фигову кучу платьев — даже балетную пачку, окрашенную в чёрно-жёлтые полоски, в которой была похожа то ли на городскую сумасшедшую, то ли на аниматора детского утренника. В общем, когда мы закончили я была такая уставшая, что вернувшись домой сразу же завалилась спать. А на утро следующего дня мой план избегать Никиту с треском провалился. Когда я с чашечкой крепкого кофе пошла включать рабочий компьютер, оказалось, что он отказывается со мной сотрудничать. Гад просто не загружался. Прокручивалась основная заставка, и ноут благополучно вырубался. Я, как человек не сказать чтобы сильно дружащий с техникой, ставила его на зарядку пять раз — безрезультатно. Затем я пыталась с ним договориться — как вы понимаете, тоже не совсем успешно. А когда от рабочего дня прошло уже больше часа, а мои манипуляции не привели ни к чему, я смирилась с неизбежным и позвонила нашему технику, которой задал мне кучу вопросов, ответом на которые было моё коронное: «Я не понимаю, о чём вы говорите!» — и в результате спустя ещё полчаса я ехала на работу, чтобы отдать ноутбук на ремонт и взять другой. С Никитой я столкнулась ещё на входе. Он стоял возле курилки и что-то обсуждал с подчинённым. Вид у него был озабоченный и, обменявшись со мной взглядами, он лишь кивнул мне в знак приветствия и продолжил вести диалог. Ну а я прошмыгнула мимо них, радуясь тому, что Вселенная свела наш контакт к минимуму. Тем же метеоритным ужом я пронеслась через фойе и поспешила на седьмой этаж к технику. Самому уставшему человеку во всем агентстве. Человеку, которому не мила ни работа, ни жизнь, потому что он как иностранец в другой стране, где его никто не понимает. В офисе жизнь кипела своим чередом и, пока я поднималась на лифте, в него постоянно входили и выходили знакомые мне люди, с которыми приходилось мило здороваться и вкратце рассказывать, что я, собственно, забыла здесь, паршивая дистанционная овца в стаде уставших донельзя офисных планктонов. Когда я наконец-то добралась до пункта своего назначения, морально меня прилично так выжали. И когда я вошла к Рустику, тому самому технику, в кабинет, выглядела я такой же уставшей, как и он, с той лишь разницей, что для него это было обычное состояние. Мне вообще временами казалось, что Рустик, которого на деле звали Рустамом, поклонялся своему личному богу апатии и усталости. Маленькая каморка с огромным окном, что называлась его кабинетом, сколько я здесь работаю, всегда была завалена проводами и техникой. И Рустик, сроднившийся с синяками под глазами и признающий их как неотъемлемую часть себя, в этом кабинете выглядел как самопровозглашённый бог цифрового мира. К нему шли на поклон все от мала до велика в должностном порядке, конечно же, но и в возрастном, наверное, тоже. На столе у него стояла кружка «РеклаМамы», а сам он был, пожалуй, единственным человеком, который носил футболки с мерчем. Хотя, мне кажется, он даже не обращал внимание на то, во что был одет. Рустик окинул меня усталым взглядом через толстые стёкла круглых очков, где не было и намёка на узнавание. Но затем он взглянул на меня ещё раз, заметил сумку от ноутбука, которую я держала перед собой так, словно это было небольшое подношение, и тоном умирающего лебедя произнёс: — А, это ты. — Да, это я, — мой голос на фоне его казался таким живым, словно я была патологоанатомом, а он — трупом. — Давай сюда, посмотрю. Ну я и отдала. Рустик воткнул ноутбук в розетку, что-то потыкал, пощёлкал языком. Потом недовольно посмотрел на меня и сказал, чтобы я вернулась часа через два. Всё это время я топталась напротив его стола как школьница в кабинете директора и, восприняв его слова как высшую вольную, поспешила свалить подальше. А то ещё начнет меня отчитывать, что я недостаточно бережно обхожусь с ноутбуком. Единственное, что может разозлить Рустика — это разбитый технический прибор. Помню, как однажды Таша случайно утопила планшет на съёмках и отнесла его технику, чтобы тот посмотрел, можно ли что-то сделать. Рустик орал так, что его было слышно на всех этажах. Правда, орал не долго. Его запала хватило минуты на две от силы, а затем он впал в своё привычное апатичное состояние и не выходил из него ещё, наверное, месяц. Уезжать из офиса домой, а потом возвращаться мне не хотелось, слоняться где-то поблизости тоже не казалось заманчивым, так что я потопала в рассадник местных сплетен — на офисную кухню. Сварила себе чашечку кофе — благо, аппарат в этот раз работал без перебоев — и села за столик возле окна. До обеда оставалось ещё прилично времени, и кухня была полупустой. Если не считать меня и работающего радио, по которому диджеи отыгрывали за десятерых. Время от времени заглядывали коллеги — попить водички — и с завистью смотрели на меня. Диссонанс создавался, конечно, мощный. Обычно-то работники Психушки удостаивались лишь жалости, потому что их начальник не такой хороший и понимающий, а требовательный. Но когда этот самый начальник свалил, он резко стал не таким плохим. Вот вам и пример сепарации и правило трёх дней в одном флаконе. Правда, не с родителями, а с Психом, но от этого пример не становится менее показательным. Где-то в процессе моего пребывания в офисе я узнала, что между мной и Сёмой пробежала чёрная кошка. Стоило тому узнать, что я пришла в агентство, так он отправился на мои поиски, а, найдя меня на кухне, принялся припахивать к работе. Он раз десять, не меньше, подходил ко мне и пытался завести разговор на тему проектов, но я всеми правдами и неправдами переключала его то на одно, то на другое: то заболтала его и он принялся пересказывать местные сплетни, то сослалась на больную голову, то напомнила о Психиче и что он просил передать Сёме поручение… В общем, развлекалась, как могла, но не сказать что в это время было действительно весело. На кухне я осталась одна, только когда Сёма в очередной раз ускакал к своему компьютеру проверить, присылал ли ему Псих письмо с инструкциями по странице «Отеля». Спойлер: ему, конечно же, ничего не присылали, то была моя исключительная выдумка, потому что Сёма меня просто достал. Вот только моему одиночеству суждено было длиться недолго. Не прошло и пяти минут, как стеклянная дверь открылась и в комнату ввалился Фимочка. Всё тот же Мочалин в неизменной рубашке в клетку с всклокоченными рыжими волосами и доверчивым взглядом. Я всё ещё не до конца понимала, что такого Нина в нём разглядела, ведь, глядя на него, я видела лишь ребёнка — мальчика, который, хоть и вырос, в душе оставался вечным нерешительным подростком. Он пробежался ищущим взглядом по кухне и, заметив меня за засохшим фикусом у окна, просиял. И по этой улыбке я поняла, что от него отделаться будет куда сложнее, чем от Сёмы. Мне совесть не позволяет обижать одухотворённых людей, которые смотрят на меня почти как на мессию. Без понятия, чего это его так переклинило. Но он направился ко мне уверенным шагом и, подойдя к столу, без намёка на заикание произнес: — Александра Петровна, мне нужно с вами поговорить. В жизни любого человека наступает момент, когда он не понимает чего от него хотят. Вот и я сидела смотрела на Фимочку снизу вверх, а голове не находилось ни одной дельной мысли. У нас с ним не имелось ни общих интересов, ни общих проектов, ни дружеских отношений. Нам не о чем было говорить. Кроме разве что Нины, но сомневаюсь, что он пришел бы обсудить её со мной. Понимая, что мозг не выдает вариантов ответов на вопрос «что происходит?», я, потупив, наверное, с минуту, всё же спросила: — О чём? Фимочка сел на стул напротив меня и молча уставился в стену над моей головой. Похоже, весь его запал закончился после первой фразы и он ещё минут пять собирался с мыслями, чтобы продолжить. А когда набрался, выдал такое, от чего у меня глаз задёргался: — Александра Петровна, вы же встречаетесь с Психичем? — спросил он и, заметив мой не самый радушный взгляд, поправился: — Я имел ввиду с Сергеем Павловичем. — С чего такие вопросы? — вкрадчиво спросила я, решив сначала прощупать почву. Серафим долго подбирал слова. Слишком долго. И это просто чудо какое-то, что за это время никто не явился на кухню. — В агентстве все об этом говорят. Что вы то ли уже встречаетесь, то ли встречались, то ли только собираетесь начать встречаться. — Серафим, — чуть строже, произнесла я, — повторяю ещё раз: к чему эти вопросы? — Я, понимаете ли… я же художник. — Это мне известно. — Нет, я не о том! Вы же видели мой рисунок? Помните? И когда Серафим принялся сбивчиво рассказывать мне свою проблему, я вновь осознала, что мир не крутится вокруг одних конкретных отношений. Что жизнь — это огромная причинноследственная связь, которую можно отследить до самой отправной точки, если постараться. Да и в принципе не существует центра Вселенной, вокруг которого бы всё крутилось. Ситуация Мочалина была довольно запутанной с сюжетной точки зрения. Мальчик-художник, который на досуге рисовал порно-картинки, оказался втянут в чей-то большой план. Мальчик не подрассчитал свои возможности и влез туда, куда не хотел. Или же не подрассчитал степень своей испорченности. — Я сначала решил, что смогу рисовать для них. Да и деньги для меня не лишние. Родители разводятся, мама ко мне переехала. Вроде неплохая идея, тем более что обо мне никто и не узнает. Какой-то неизвестный художник. Да и Психич… простите, Сергей Павлович предоставил место, где я мог бы рисовать. — Серафим, к чему ты всё это? — перебила его я, устав от этого бесконечного гундежа. — Давай по порядку. Ему было трудно выдать мне хотя бы мало-мальски адекватный рассказ. Из него вышел бы очень плохой писатель: на любителя полёта фантазии и нелюбителя структуры. Но на то я и аналитик, чтобы вычленить из его истории о деревенском мальчике-любителе змей основу истории, где его практически против воли втянули в работу для «Блокнета». Да, именно тогда на офисной кухне я и узнала большую часть Фиминой подноготной. Думаю, теперь я смело могу сказать Нине, что знаю о её возлюбленном куда больше, чем она сама. И тем не менее, мне было так странно вдруг найти человека со схожими проблемами творчества, вращающегося в том же круге людей, что и я, и при этом практически не пересекающегося со мной. — А проблема-то в чем? — спросила я, когда он закончил свой путанный рассказ. — В Иде! — выдал он, и прозвучало его восклицание почти как крик о помощи. — Она нашла мне писателя, который должен писать для меня сюжеты. Я только диву давалась от того, как Ида умудрялась работать, ещё и разбираться со своими проблемами и семейными тараканчиками. Вот та степень профессионализма, к которой я стремлюсь. Жизнь горит синим пламенем, но проекты закрываются вовремя, подписанные кровью и слезами нервных клеток. — Ну? Это же хорошо, — попыталась поддержать его я. — Да чего хорошего-то! Я прочитал две страницы этого сюжета и у меня глаза на лоб полезли. Там такое! — Какое? — на свой страх и риск спросила я и стала свидетелем того, как Мочалин без единого заика единой стройной речью и даже с воодушевлением рассказал во всех подробностях постельную сцену, которую ему нужно было нарисовать в формате комикса. Я, конечно, не ханжа, но в тот момент, мне кажется, мои ушки свернулись в трубочку. Правда, завернулись они не только у меня, но и у нашей бухгалтерши, которая зашла в тот момент, когда Фимочка — тихий и спокойный мальчик — во всех подробностях описывал мне, как некий безымянный герой запихивал пальцы в зад безымянной героини и вертел их там, приговаривая непечатные выражения. — Фимочка, да как же так! — воскликнула бухгалтерша. — Я думала, ты хороший мальчик! Мочалин поменялся в лице и подавился скабрезной фразой. Покраснев до кончиков ушей, он медленно повернулся к входной двери и побелел от ужаса. — Я… я… вы…— судорожно пытался оправдаться он, но его слова тонули в икоте, которая напала на парня. Бухгалтерша же смотрела на него неверящим взглядом и разочарованно покачала головой. И, похоже, этого оказалось слишком много для Фимочки, и он, вскочив со стула и уставившись в пол, выскочил из общей кухни. Так образ загадочного Мочалина раз и навсегда был опорочен клеймом извращенца. Мне же наша бухгалтерша не нашлась, что сказать — она даже забыла, зачем пришла на кухню. И пока она хлопала ртом и пыталась осознать, что мир вокруг неё непоправимо изменился, я тоже поспешила ретироваться. Я так и не узнала, чего хотел от меня Серафим, потому что, когда я выскочила в коридор, того уже и след простыл. На его поиски я не отправилась. И не потому, что было неинтересно — как раз-таки наоборот, его история меня жуть как заинтересовала — вот только сомневаюсь, что в такой ситуации он бы обрадовался моей компании. Я бы точно не обрадовалась. Однако не стоит забывать о моем пунктике на женскую солидарность. Отойдя от кухни не больше, чем на пару метров, я достала телефон и настрочила Нине сообщение с кратким пересказом событий. Если можно назвать «кратким пересказом» сообщение такой длины, что мессенджер поделил его на три. Нина отреагировала на мое послание мгновенно, наверное, потому что в начале письма я додумалась поставить кодовые слова «Серафим» и «срочно». Хотя это скорее не код, а красная тряпка для быка. Нина ответила, что всё поняла и уже бежит на выручку к своему принцу. Я же направила свои ноженьки к технику в надежде, что отведенные два часа подошли к концу, и я могу забрать свой ноутбук и убраться в прекрасное дистанционное царство, где нет Сёмы, которому очень хочется напрячь меня работой. Но, к моему величайшему разочарованию, всё что говорит наш Рустик, можно смело умножать на два, если не на четыре. Когда я заявилась к нему в кабинет, оказалось, что его отвлекли каким-то другим не менее важным делом, и мой рабочий друг всё ещё лежал мертвым на его столе. «РеклаМаму» я покидала без бравого товарища, но с заверениями Рустика, что к завтрашнему утру ноутбук будет в строю. Ноут на замену мне, конечно, никто не дал — оказалось, что заменных нет. И это означало две вещи: во-первых, у меня был чудесный вечер, который можно было посвятить писательству, а, во-вторых, мне жуть как хотелось позвонить Иде и обсудить, что она задумала с Фимочкой. Бедный парень — его обложили со всех сторон женщины разного толка и калибра… Правда, одной нужно его сердце, а другой подавай руки и талант.Глава 28. Честность - привилегия Ведьм
15 июня 2024 г. в 10:00
Иногда мне кажется, что ни с одним мужчиной я не поддерживала таких долгих разговоров, как с Серёжей. Было в нём нечто самобытное, что-то такое, от чего слушая его я переставала быть аналитиком: не пыталась понять, что может прятаться за его словами, не выдавала полного анализа личности.
Я просто его слушала.
Вникала в жизненные перипетии, сочувствовала и пыталась поддержать. Я не крутилась на его орбите, как несчастный спутник, а просто была с ним. А он был со мной. И этого оказалось более чем достаточно. Чувствовала, что мы с ним кто-то вроде команды.
Пока я добиралась по ночному городу домой, Серёжа немного сбивчиво и очень весело рассказывал мне о своих приключениях. Обычных и бытовых, а не волшебных или супергеройских как в фильмах и книгах, а потому живых.
Кто-то может сказать, что Серёжа просто сплетник, и у нас с ним на двоих одно ИП «Мясорубка», в котором мы перетираем чужие кости, но я предпочитаю считать, что у нас с ним высокоинтеллектуальные разговоры, в которых он изливает мне душу.
И да, Алёша и его драка с соседом — это тоже часть Серёжиной души. Маленькая, крохотная, под микроскопом не разглядишь, но всё-таки часть. И надо заметить достаточно весёлая.
Я уже подъехала к собственному дому и вполне удачно припарковалась меж двух видавших виды «Волг», когда Серёжа приступил к той части рассказа, где они вернулись из районного центра и наехали передними колёсами на идеально расставленные остриём кверху шурупы.
— Нет, ты представляешь, его настолько перекосило от Алёши, что он решился на такую гадость!
— А что, Белозёров прям так сильно гоняет?
— Саш, ты же видела эти дороги, там больше тридцати ездить опасно, можно остаться без подвески. А Алёша едет как раз между тридцатью и сорока.
— И в чём тогда проблема?
— В том, что Кириллу хочется, чтобы мимо его дома ездили со скоростью не более пяти километров в час. Только ситуация от этого не меняется — дорога пылит в любом случае, с какой бы скоростью ты не ехал.
— Слушай, мне вот знаешь, что интересно… А если по этой дороге будут ездить КАМАЗы или, не знаю, какая-нибудь строительная техника — он что, будет под колёса бросаться? — спросила я, копаясь в сумочке в поисках ключей от квартиры.
— Да фиг его знает. Может, забор поставит через всю дорогу, чтобы не ездили мимо его окон.
— Это незаконно.
— Так ему плевать на законы. Он живет по принципу человечности.
— Не знала, что колоть колёса и угрожать разбить зеркала — это признаки человечности.
— Так ты и не должна знать принципы человечности, ты же Ведьма, — подколол меня Псих. — У вас там вообще другие законы.
Я коротко хохотнула.
— Ну да, не размениваться на физический ущерб и сразу насылать порчу.
— Можно ещё проклятья.
— И даже приворот…
— К козе.
— Фу, Серёжа. это жестоко! Чем тебе бедная коза не угодила?
— И то верно. Не стоит втравливать в ведьминские разборки посторонних животных. Это, как ты выразилась, жестоко!
— А людей можно? — спросила я, таки найдя свои ключи.
— А это не жестоко? — продолжал поддразнивать меня он.
— У человека всегда есть выбор, а у козы нет. Так, ладно, это всё полемика. Чем там закончилась эта история с колёсами?
— Крупномасштабной дракой. Если коротко, то наехали мы на эту художественную укладку шурупчиков, и машина Алёши как начала орать и выдавать ошибки... Мне кажется, он сам с таким никогда не сталкивался — испугался и ударил по тормозам. И тут оказалось, что мы не сложили задние сиденья до конца: механизм не защёлкнулся. В общем, бьёт Алёша по тормозам, а сиденья с грохотом падают прямо на косу, которую мы везли сзади.
— Серёжа, только не говори мне, что вы прорезали сиденье?
— Самую малость.
— Самую малость — это сколько?
— Давай так, просто сделаем вывод на будущее: не вози косу на заднем сиденье — и будет тебе счастье.
— Бедная машина.
— Есть такое. Когда Алёша увидел лезвие, торчащее из сиденья, он побелел как приведение. И, кажется, словил что-то вроде панической атаки. Но взял себя в руки, героически вышел из машины и проткнул шурупами шлёпки. Мне кажется, его крик слышала вся деревня.
— Что было дальше? — спросила я, к тому времени уже ожидая лифта в подъезде.
— Ну-у-у, — загадочно протянул Серёжа, прежде чем продолжить, — Кирилл в этот момент имел опрометчивость стоять у своего забора и ржать. Алёша посмотрел на него, их взгляды встретились, и, как ты понимаешь, дальше были лишь искра, буря и безумие.
— Знаешь, я не могу даже представить нашего Алёшеньку бросающимся на человека с кулаками.
— А зря, картина занимательнее некуда.
— И что, ты бросился их разнимать?
— Нет, не успел. У меня заел ремень безопасности, и пока я выбрался из машины, из дома уже выбежала жена Кирилла и принялась истошно вопить и кидать в дерущихся бидоны из-под молока. А тут ещё какая-то бабка из-за угла вышла и, стянув с головы платок, принялась хлестать им наших архаровцев и кричать что-то в духе: «Ах, вы ироды проклятые, ишь что удумали!» Потом на крик пришел Олин муж и, позвав некоего деда Захара, растащил этих двух идиотов.
Я слушала, просто потеряв дар речи.
— В итоге растащили их с горем пополам, и Олин муж увез Алёшу и Кирилла в травмпункт в райцентр. У одного нос, кажется, сломан, а у второго глаз подбит. Ну, а я уже час сижу на лавочке и клюю семечки.
— Нервничаешь, что ли?
— Просто не могу остановиться.
Я зашла в лифт и связь неожиданно прервалась, так что поднявшись на свой этаж, пришлось перезванивать Серёже. Тот ответил на звонок тут же. И, прежде чем я успела что-то сказать, он спросил:
— А у тебя как дела? Чем занимаешься?
— Да так, ничем конкретным, вот искала себе партнёра на свадьбу, — не без жестокого удовольствия от ехидного поступка произнесла я и ответом мне послужила тишина. Многозначительная и очень недовольная.
Серёжа на том конце сети молчал и сопел. И пока он обдумывал, что бы у меня спросить, я успела зайти в квартиру, разуться, убрать обувь на полку и даже погладить Таза, который вышел меня встречать с высоко поднятым хвостом. Похоже, мои отношения с его котом явно прошли стадию притирки. Хотя, в принципе, хорошо, что у него всего лишь кот. Не представляю, как бы я уживалась с ним, если бы он держал комнатного хряка. Как одна из блондинок Дара — до сих пор помню, как он перепуганный пришёл ко мне и поведал историю его любовных похождений. Познакомился он с девушкой в клубе, она привела его к себе в дом и, пока они целовались в коридоре, огромный чёрный кабанчик вышел из кухни и пролез у Дара между ног. Тот такой подлости не ожидал и от испуга сел на зверя. А зверь его маленько прокатил. Неудивительно, что в его приложении на сайте знакомств до сих пор весит в графе о себе фраза «если вы любите свиней, не пишите мне». Но его не так поняли, и некоторые девушки написали ему, что как бы нехорошо осуждать девушку за то, что она ест, а ещё одна и вовсе сказала, что зоофилией не страдает, но ей точно не нужен мужчина, который осуждает чужие предпочтения.
Да, с сайтом знакомств у Дара не задалось — это точно...
Но вернемся к Серёже. Я уже подумывала сказать ему, что вообще-то искала не совсем партнёра, а, так сказать, крупногабаритный шуточный подарок, когда он выдал то, от чего у меня на сердце потеплело, а в голове проскользнула предательская мысль, что он, возможно, один из тех немногих, кто меня действительно понимает.
— Я, конечно, мог бы предположить, что с твоей стороны это была попытка манипулирования. Там, вызвать ревность или подтолкнуть к каким-то действиям… Но ведь с тобой не может быть всё так просто.
— Так спроси, что я задумала, — предложила я, продолжая гладить кота.
— Хорошо, Саш, что ты задумала?
— Проучить господина Хохмина, который слишком навязчиво впихивает тебя мне в ухажеры.
— Не думал, что подобное требует «проучивания»...
— Не сказала бы, что я хочу его именно проучить. Просто интересно посмотреть на его лицо, когда я явлюсь на свадьбу в компании человека неизвестной наружности. Потреплю ему нервы, а потом с гордым видом скажу, что это такой ему типа подарок.
Серёжа некоторое время помолчал, прежде чем ответить:
— Я в принципе понимаю, что ты задумала. И в теории даже осознаю, зачем тебе это нужно. Глупая шутка — лучший подарок для такого шутника как Никита. Но всё же чего ты от меня хочешь? Чтобы я сидел с кислым лицом и делал вид, что страдаю?
— Сечёшь фишку, Серёжка.
— Да уж… Саш, ты знаешь, что это называется «сговор»?
— Безобидный, — мило ответила я. — И даже безвредный. В духе Никиты.
— А Таша в курсе?
— Ты о чём? О нас? Или о моих планах?
— Обо всём понемногу.
— О нас я ей уже давно рассказала. А о планах — нет, ничего не говорила.
— Понятно, — ответил Серёжа, и в нашем разговоре впервые нашлось место для долгой паузы. Какой-то даже немного давящей паузы, в которую может поместиться книга в духе «Тысяча и одна ночь», но только «Тысяча вопросов и сотня сомнений».
Возможно, сработала моя старая добрая ведьминская чуйка, но я вдруг поняла здесь что-то точно не так. До меня дошло, что за весь наш разговор Серёжа ощущался каким-то больно обычным. Не жизнерадостным и не желчным, как в прошлый наш разговор, и совершенно точно не сострадающим Алёше и его бедам. Он был немного отстранённым и задумчивым. Не сильно, скорее фоново, словно его что-то напрягало. Что-то ело.
Возможно, это опрометчиво с моей стороны — решить, что во всей котовасии, что свалилась на него с отелем, именно я была его ахиллесовой пятой... Просто всё произошло слишком быстро: Ида и её драма, моё понимание ситуации. Наверное, на меня эта недосказанность тоже немного давила.
Но именно в этой тишине, когда каждый из нас искал слова, чтобы продолжить разговор, до меня вдруг дошло, что честность — это привилегия ведьм. И если я хочу отношений с Серёжей, то мне стоит быть с ним честной.
А я хочу…
Ведь несмотря на то, что наши отношения с ним не всегда складывались хорошо, за всю мою жизнь он был, пожалуй, единственным мужчиной, с которым мне было комфортно. Уютно. И просто. Даже когда я хотела придушить его колготками.
Набрав полную грудь смелости и запустив руку в шерсть кота, будто тот мог поделиться со мной теплом и поддержкой, я прыгнула за черту неизвестности:
— Серёж, я хотела поговорить с тобой вот о чём…
— Не о чём, а о ком, — поправил меня он, и я поняла, что моя догадка оказалась верной.
— Да нет, скорее о ситуации в целом. Я… в общем…. пишу для вашего сайта рассказы. А Ида мой редактор.
Мои слова не имели эффекта разорвавшейся бомбы. Ведь мы оба в той или иной степени уже были готовы к этому разговору. К моему своеобразному откровению.
— Да, я в курсе, — ответил он. — Даже прочитал парочку по требованию Иды.
— По требованию? — удивилась формулировке я. — Она что, стояла над тобой с битой и заставляла читать, иначе она переломает тебе все кости?
Серёжа на том конце сети рассмеялся, и я буквально ощутила, как его покидает напряжение.
— Вообще-то не смешно. Из того, что я о ней знаю, у меня сложилось впечатление, что она вполне может учудить нечто подобное.
— Нет, всё было не так печально. Она всего-то позвонила мне после того, как Олег разбил мою машину и принялась систематично капать на мозг. Я не выдержал и прочитал.
— А как ты понял, что это именно я? — спросила я и пошла на кухню варить себе кофе. Почему-то вдруг разговаривать с ним о своём хобби оказалось куда проще, чем мне думалось.
— Во-первых, я читал твои отчёты, — начал перечислять Серёжа, и я с лёгкостью представила, как он сидит на лавочке и загибает пальцы. — Во-вторых, ты тогда выложила рассказ про автобус. Совершенно не магический, но очень знакомый. Ник рассказывал мне историю их с Ташей знакомства раз пятьсот, наверное. Как ему понравилась девушка в автобусе, как он решил подкатить к ней каким-то неординарным способом, как она ударила его и ушла, даже не дав толком объясниться. В-третьих, Ида постоянно твердила, что её писательницу зовут Саша. А у меня с памятью проблем нет. В-четвёртых, ты постоянно таскала с собой книги.
— В целом, почти дедукция.
— Нет, я не вёл никаких расследований, просто сопоставил факты.
— Однако я всё-таки не понимаю, причём здесь книги? Любить читать и писать — это не одно и то же.
— Не знаю, может мне просто казалось, что нечто подобное вполне может быть в твоей натуре. Особенно с твоей бесконечной любовью привирать и приукрашивать.
Воздев глаза к потолку и глядя на свою симпатичную люстру цветочек, я с долей предупреждения в голосе спросила:
— Это ты меня сейчас завуалированно назвал врушкой?
— Конечно же нет, мадам, которая начала курить только что! — тоном чистой и оскорблённой души ответил Псих.
— Кто бы говорил, мистер-высажу-вас-у-торгового-центра, — припомнила я ему всё тот же вечер. — А тебя вообще не смущало, что ты высадил одинокую девушку поздно вечером и уехал?
— Смущало. Даже подумывал, а не вернуться ли мне, но потом решил, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
— Да уж, Психоша, какой-то ты совсем уж нехороший. Не рыцарь в сияющих доспехах.
— И не джентльмен в белых перчатках.
— Эх, разбиваешь мне один шаблон за другим. И что мне делать, если мой парень не рыцарь и не джентльмен?
— Радоваться, что твой парень не психопат? — предложил Псих.
— Это слишком просто. Давай я буду радоваться… Хм, даже не знаю…
— Радуйся, что твой парень не Олег и не Алёша, а всего лишь скромный я.
— Серёжа, хватит врать, в тебе от скромности только буква «с» в имени.
— И то верно, — коротко хохотнул он в трубку и от его мягкого голоса у меня немного закружилась голова.
Нет, вы не подумайте, с сердцем у меня проблем не имелось. Но я давно заметила за собой странную штуку — когда я ходила к парикмахеру, чтобы подстричься, у меня от удовольствия покалывало голову, а мысли становились немного вялотекущими. И голос Серёжи действовал на меня так же.
Было так странно ощущать его так близко, словно он стоял рядом со мной на кухне и гладил меня по волосам, а не сидел на лавочке где-то далеко и не клевал семечки.
Мы проболтали с ним где-то до часу ночи. И говорили мы о многом. Собственно, как всегда. Моё хобби, мои рассказы, о том, в курсе ли Таша, что я посвятила её истории целый рассказ, увековечив ту в веках. О том, кто этот бедный человек, которого я заставила притворяться моим парнем, чтобы проучить Никиту. Об Иде и её семейных драмах. Из разговора с Серёжей у меня сложилось чёткое представление, что тот не знал всех душевных перипетий и проблем своей подруги. И именно тогда я и поняла, что Ида для него действительно лишь подруга, настолько своеобразно-нелестными формулировками он её награждал.
Вынуждены же мы были прерваться только потому, что Алёшу привезли обратно из травмпункта, и Серёжа вспомнил, что у него вообще-то есть дела на завтрашние утро, день и вечер, и вообще он вышел из того возраста, когда можно «дружить» ночами, а на утро бодро идти на работу.
— Как думаешь, успеешь на свадьбу к Никите? Или тебя возьмут в плен озёрные пираты? — пошутила я немного сонно. К тому времени я уже лежала в своей кровати, а Таз удобно устроился у меня в ногах и сопел.
— Буду стараться разделаться со всем в срок. Но если что, постараюсь успеть с корабля на бал, — отшутился он, и мы попрощались.
И, ещё не отложив телефон, я сразу же настрочила сообщение своему редактору. Стоит держать моего волка в овечьей шкуре в курсе событий, а то не дай Бог ещё что-нибудь отчебучит.
Засыпая той ночью в постели с котом, я была спокойна, ведь одной тайной в моей копилке стало меньше.
Вот только о маме и её амплуа я не готова была говорить по телефону. При таком разговоре мне бы хотелось видеть Серёжу и чувствовать его реакцию.
И тем не менее — начало было положено.