Мера сознания

Взрыв гремит за много миль поодаль. Вспышку и поднявшийся ядерный гриб видно, наверное, и с другого края региона. Произошла катастрофа. Уайтспринг в огне. Спасения нет. На месте излюбленного курорта, оберегаемого в девственной красоте Западной Вирджинии, огромный кратер от разбившейся боеголовки. Она просыпается посреди ночи от устрашающего грохота, доносящегося издалека. Она не там. Она не с ним. Усталости, рассеянности нет. Нет ни колебаний, ни сомнений, ни времени на план. Она срывается с места и пулей уносится в Зону, по пути изолируя клейкой лентой швы на антирадиационном комбинезоне. Она не остановится ни перед чем. Она не позволит погубить подаренный этому миру шанс. Она не позволит отнять у нее целый мир обожаемых цифр и вероятностей. Она постепенно сближается с местом падения бомбы, но пока желтизну от едких осадков видно лишь на горизонте. Пепел и пыль поднимаются в воздух пышными клубами, нависая над регионом, словно дух, вышедший из умершего тела. Нет. Нельзя сдаваться. Никто сегодня не умрет. Без воды, пищи и отдыха, не жалея себя, она спешит в бункер Уайтспринга. Спустя несколько часов она наконец стоит у края гамма-циклона. Рассвет уже настигает Аппалачию, и солнечные лучи пробиваются через изрядно поредевшие после ударной волны кроны деревьев. Однако здесь, в циклоне, невозможно определить точное время суток. Счетчик Гейгера неугомонно стрекочет, оповещая о запредельных уровнях радиации, когда она ступает внутрь. Останки живого на раскаленной земле сияют ярче солнца. Продираться сквозь плотный туман непомерно сложно: он сковывает движения и будто давит на тело своим отравленным дымом. Вокруг кромешно и ослепительно ярко одновременно, все застлано ядерным фоном, не слышно ничего, кроме гула всепоглощающего костра, порывов ветра, разрывающих воздух, и чего-то жуткого, безжизненного, кричащего изнутри. Невозможно разглядеть детали мира, невозможно определить, куда можно или не нужно ступать. Она просто движется вперед, пока компас еще не вышел из строя. Металлическая крошка от обращенной в пыль маленькой армии белоснежных роботов расстелилась алым покровом по разрушенным дорогам, где еще вчера своей горделивой походкой патрулировали территорию Штурмотроны, а Роботы-охранники что-то холодно бормотали проходящим мимо странникам, предупреждая о высоких уровнях опасности в этом ухоженном районе. Опасения сбылись, и гораздо мрачнее, чем могли представить отточенные на свой ограниченный потенциал боевые юниты. Она видит кратер. Бункер не выстоял. Камни его крепкого крова обрушились после прямого попадания боеголовки, а металлическая арматура, вьющаяся сквозь его контуры, создавая каркас, изогнулась под давлением от удара непомерной силы, а затем начала плавиться. Целились наверняка. Искры от разбитых механизмов, бушующее пламя, сводящий с ума гул, отрезавший внешний мир от зараженной Зоны, — все свидетельствует о кончине подразделения Анклава в Западной Вирджинии. Последняя крепость пала от чьих-то беспощадных рук. Она прорывается внутрь. Она находит в раскаленных руинах проход и, игнорируя адскую духоту, пробирается в то, что совсем недавно называлось ухоженным интерьером. Счетчик Гейгера безуспешно пытается определить уровни радиации в эпицентре взрыва. Измерения слишком огромны, и стрелка безнадежно западает за границу дисплея, судорожно подрагивая от полученных результатов. Она не сдается. Она ищет. Их мир огромен, и они обязаны были защитить себя. Ради будущего. Ради настоящего. Ради нее. — МОДУС! — зовет она, растаскивая камни, на подъем которых хватает сил. От тяжести бетонных развалин она стонет, но не прекращает попытки расшевелить их и найти хотя бы один уцелевший терминал. — МОДУС! — она вновь зовет, в надежде услышать ответ. — С воз….ще…м, Гене….л, — доносится прерывисто, через сильные помехи, откуда-то рядом. Она прислушивается, стараясь понять, не померещилось ли ей. — МОДУС! — выкрикивает еще раз она, ожидая отклика, пробираясь через камни чуть глубже. — Мэм? — слышится совсем близко. — Мы не… с…в.лись, к сож…ни… Эт… немно… …рустн… Она заглядывает под огромную плиту, однажды являвшуюся частью потолка, и обнаруживает под ней терминал, а также связанный с ним модуль с экраном. На модуле бледно-голубое, смиренное лицо. — МОДУС! — она падает на пол и пробирается к монитору, хватаясь руками за края экрана. Она даже не вздрагивает, когда плита сдвигается с места и клубни пламени по обе стороны от нее, вспорхнув, уносятся вверх, словно воздушные змеи. — Молчи, пожалуйста, я вытащу тебя отсюда… Я… это будет сложно… — она сбрасывает с плеч дорожную сумку и достает из нее горстку незаписанных голо-кассет. — Я перенесу по частям. Перед ней дорогостоящие экспериментальные разработки из “Шугар Гроув”, которые она когда-то давно запасла “на всякий случай”. Пластик на “Сифонах” слегка плавится по краям, однако каркас и сами пленки способны выдержать температуры гораздо выше, чем здесь. Она показывает кассеты МОДУСу, хотя он не может сейчас их увидеть. — Старые вещи люди создавали на совесть, — комментирует она, глядя на мерцающий в помехах экран, пытаясь отвлечь МОДУСа от его боли, словно подбадривая умирающего человека, — …а также в преддверии ядерной войны. Ты бы оценил их предусмотрительность. — М.м, мы не пре…смотр.ли безрасс…во нек…р.х нов.х уча…ников… — Молчи, глупый, я все исправлю. Я не оставлю тебя, слышишь? Она подключает свой пип-бой к терминалу и вставляет в него первую кассету. Иридиевая пропитка пленки увеличивает потенциал носителей в несколько десятков раз. Это вселяет надежду. — Послушай, МОДУС, — она гладит руками экран, будто ИИ может это почувствовать. — На перенос потребуется время, но я сэкономлю, сколько смогу, так как твое питание скоро сдохнет. Я буду переносить фрагменты без резервного копирования, чтобы все прошло как можно быстрее, и чтобы спасти “столько тебя”, сколько сумею. Тебе будет еще больнее вначале, а к завершению ты потеряешь контроль. Я фрагментирую тебя… то, что осталось, а затем соберу снова, по частям, но в другом месте. — …не им…т см..ла… я поте…ял вс.е да….ые… — Не смей сдаваться, упрямая железяка! — кричит она, хотя у самой дрожат руки и от ужаса трепещет весь внутренний мир: если она не справится, МОДУС погибнет. — Я перенесу тебя, а большинство утерянных фрагментов мы восстановим, когда ты придешь в себя. Я знаю как. Ты не примитивный кусок кода, каким хочешь сейчас казаться. И я уже не та неумелая хакерша, какой ты меня впервые встретил! — М.эм… — МОДУС, пожалуйста. Прошу… — под шлемом защитного скафандра видны слезы. — Ты самое дорогое, что у меня есть. — Вы… Она решительно нажимает клавишу запуска в терминале и осуществляет синхронизацию со своим наручным устройством. Лицо МОДУСа на экране вначале изменяет оттенок с голубого на фиолетовый, а затем окрашивается в красный, принимая болезненное выражение. — Ничего, мой мир, ничего… — утешает его она, продолжая перенос. — Все получится. Получится. Первая кассета заполняется всего за пару секунд, и сразу за ней следует вторая, третья, и так до шести, пока не заканчивается пачка. Самые фундаментальные фрагменты системы успешно перенесены на физический носитель. Утеряны все архивные и навигационные данные. Но их, по счастью, все же можно будет попытаться восстановить. Что же касается настроек личности… комплексность систем оставляет под вопросом алгоритмы ее формирования… Остается только верить, что близость МОДУСа с его самым преданным Генералом послужит связующей нитью, чтобы он сумел вернуть себя к жизни. Питание отключается практически сразу, лишь только индикатор на Пип-бое заверяет, что заполнена последняя кассета. Она поднимается от погасших терминалов и оглядывается. Сквозь туман все еще ничего не видно. Но раз функциональность МОДУСа сохранилась, значит, где-то рядом должно быть его работоспособное ядро. Она видела ядро лишь однажды, когда МОДУС впервые провел ее по всем своим системам. В самом сердце комплекса, в огромном кубическом блоке, внутри сплетения из кабелей и сплава микросхем парила голубая сфера, внутри которой затаилось нанитное поле из танцующих частиц — интеллектуальный процессор систем бункера. Один единственный на всем свете, именно он являлся нейронным центром МОДУСа и всего, до чего могли дотянуться его видимые и невидимые конечности — консоли, роботы, коммуникационные сети. Теперь эта сфера покоится где-то среди развалин Уайтспринг, но все еще обладает способностью отдавать приказы и осознавать себя. Она направляется к сердцу бункера, каким помнит его по карте помещения. Там, где однажды стоял куб с проводами и микросхемами, жалкие останки кусков плавленого железа и обрывки проводов. Но сфера жива. Она издает тихое, едва слышное гудение, и наниты все еще грациозно резвятся внутри. Она находит ядро под развалинами и осторожно извлекает его, отключая тонкие проводки от разоренных фрагментов суперкомпьютера. Она не знает, каковы их шансы на спасение. Но она знает, куда отправится теперь. И ей нужно очень поторопиться.