Мирабелла

Меж тем заговорщики времени не теряли. Успокоившись после одной неудачи, они стали плести новый заговор и какой! Ни мало, ни много – восстание. Но Мирабела приняла свои меры: послала анонимное послание кардиналу на столичный адрес Алвы и устроила внушение мужу. – Да как вы могли, герцог, попрать фамильную честь и связаться с предателями! О, нет, не нужно уверять меня, что люди Чести не могут ошибаться! Они неправы, но вы, вы! Вы – солдат Империи, пусть и в отставке, и пригласить в страну гаунау и дриксов?! Вспомните, как проливали кровь… (не свою, но неважно)! Пустить притворную слезу и взять драматическую паузу, пока придурок бормочет свои оправдания. – О, вам задурили голову, несчастный мой супруг! А подумали ли вы о детях, коих у вас уже четверо? Если вы готовы бросить нас в горнило своей гордыни, подумайте о вассалах! Ведь именно Надор ближе прочих к Гаунау! Мы подвергнемся насилию и разграблению, пока прочие будут пировать в Олларии… Не важно как она называется на самом деле! Вас провели как дитя! – Да, вы вправе отказаться, именно как человек Чести! Истинный человек Чести не предаст свою страну в руки варваров ради гордыни! Не бойтесь, я все сделаю за вас! Мирабела продиктовала разнесчастному мужу письма, в которых герцог Окделл иносказательно отрекался от сообщников, затем несколько раз прорепетировала с мужем слова, которые тот должен сказать, если кто-то приедет к нему лично. Отослала восторженного Эйвона со всей фамилией в Ларак, велев не высовываться без причины, и, наконец, приказала гвардейцам патрулировать дороги, вылавливать и запирать всех подозрительных до выяснения обстоятельств. Заговор, который позже нарекли заговором Борна, сорвался в самом начале. Осторожный Придд ждал выступления других, чтобы оказаться в стане победителей, Надор глухо молчал, не высылая войска, упрямого Эпине ублажили столичными преференциями и сосватали наследнику южанку Салину. Армия перехватила вторжение на марше и вечные враги Талига убрались в свои пределы. Борн выступил с отчаянием обреченного, после убийства маршала Савиньяка ему оставалось только погибнуть. Но воинство из мобилизованных мужчин графства и набранных на деньги врагов наемников погибать не захотело, и разбежалось при виде правительственных войск. Убийцу и клятвопреступника в клетке привезли в столицу. У Мирабелы всё внутри тряслось от страха, она была особенно резка с домочадцами и часто срывалась по пустякам. Она представляла себе следствие, как Борн отомстит заговорщикам, не поддержавших его, или хуже того, оговорит их под пыткой. Но все было тихо, казнь Борна не сопровождалась репрессиями среди старой знати. Однако Мирабела чувствовала, изменения последуют, и очень скоро. Она стала урезать расходы и прятать деньги. Казна герцогства хранилась в замке, но был еще тайник в церкви. Как-то герцогиня вспомнила, что прадед Окделла получил деньги за особняк в столице, снесенный в ходе перепланировки центральных кварталов. Оказалось, что деньги хранились под алтарем, но большую часть дед Эгмонта потратил на поддержку королевы Алисы. Глупее тайника не придумаешь, подумала Мирабела, в церкви будут искать в первую очередь. И в свою очередь стала опустошать тайник. Она тайком выносила деньги и прятала их под большим камнем с веприными мордами, а позже нашла отличное место в корнях костяного дерева на утесе неподалеку. Несколько неурожайных лет подточило благополучие севера страны. Холодное дождливое лето и ранние заморозки можно пережить один раз, но несколько таких лет подряд – это уже слишком, особенно если почва камениста и неплодородна, а надел настолько мал, что трехполье не позволишь, а пашня даже в хороший год еле дает сам-два. А налоги платить надо и королю, и сюзерену, а еще трудовая повинность по поддержанию в порядке дорог и мостов. Мирабела распорядилась раздавать голодающим хлеб из господских амбаров, но это немногим помогало оттянуть голод. Многие крестьяне предпочли бы сняться с места и уехать в город, но хотя они были свободны лично, закабалены долгами были надежнее, чем если бы носили цепи. Сын не может расплатиться за отца, а отец должен за прадедов. Хлебные комиссары закупали зерно по низким расценкам, но из государственных магазинов ничего не поступало в провинцию напрямую, а расходилось из столицы через торговцев, которые вздымали цены до небес. В Надоре вербовщики всегда находили обильную жатву: молодые люди предпочитали погибнуть рано, но в сытости, чем тянуть ярмо впроголодь до старости