Карты проклятой колоды

... Да вот только Небьюлону плевать и на желания, и на чувства, и на мировоззрения бывшего ученика и друга: он жестоко наступает с косой улыбкой на губах, беспощадно сминая щиты, отражая заклятия. Молнии, красные от силы проклятой твари, их рассорившей, всё летят, опаляют тело без сожалений, милосердия, сомнений. В воздухе пахнет озоном так ярко, как после грозы, сильной и долгой, что пугает людей своим грохотом и затапливает улицы бесконечными водными потоками, бурлящими и холодными. Алессандро уже понимает: не вытянет, не сбежит, не выживет... Удар за ударом, треск, огонь. Уже не всё может блокировать Калиостро, что в отчаянной попытке хоть как-то свою жизнь продлить, ушёл в глухую защиту. Он слаб... О, Святая Мария, как же невероятно он слаб! С каждой секундой, с каждым шагом назад Джузеппе и вперёд Небьюлона, с каждым рваным вздохом исход приближается. Всё быстрее, всё неотвратимей, он маячит на горизонте, давно всеми предрешённый, но для Калиостро от того отнюдь не менее ужасный. Новый разряд, совсем рядом пролетевший, опалил шею, и маг не в силах терпеть закричал, по инерции хватаясь за ожог. Липко, мокро, холодно. Рука мгновенно покрылось почему-то совершенно неприжжённой жаром молнии кровью, той самой, почти что драгоценной, ставшей ключом для перехода сквозь зеркальную гладь. Шрама не останется, да и от кровотечения он не умрёт. Рана зарасти не успеет: хладный труп не регенерирует. Потеря крови своё не возьмёт: учитель предпочтёт самолично покончить с обрётшим слишком большую в себе уверенность учеником — досадным препятствием. Фигура в чёрных доспехах исчезла из вида, ровно так же неожиданно, как и в первый раз появилась много лет назад пред глазами землянина, заинтересованно разглядывая, ещё не до конца поверившего в свою удачу авантюриста. Неудивительно, что Джузеппе этого не заметил лучше мелькнувшего, как световая иллюзия силуэта, ведь мир для Алессандро залит отвратительным бардовым, кровавым, трясётся и расплывается, с каждым мигом темнея всё сильнее. Он на грани, ранен, измотан, скоро упадёт на сухую лесную почву, без малейшей возможности вновь подняться на ноги. Из шеи так и льёт кровь, чьё течение рукой уже не остановишь, и был бы рад Калиостро залечить всё, применив магию, да вот только не осталось уже ничего. И Чёрный Король отлично это чувствует... Нет, не так. Чует. Как хищник, монстр. Голодный зверь, скалящий клыки. — Это конец, пришелец. Даже обернуться не успел, как внутренности опалило огнём, а рот против воли распахнулся в беззвучном крике, под треск перемолотых рёбер. Мир сузился до точки, чёрной ли? Бесцветной и грязной... и красной. Молнии жгут, разрывая на части. А Калиостро, как будто в средние века, инакомыслец, горящий на костре за свои идеалы и мнения. — Прости, но ты мешал. Обжигающее пламя сменилось теплом, в коем сознание дотлевало даже быстрее, а он лишь чувствовал руки в шипованных перчатках, аккуратно положившие стремительно умирающее тело на траву, жёсткую, сухую, осеннюю. Не мягкую, растущую ранним летом, ещё не засохшую под палящими лучами, которую Алессандро так любит, обволакивающую силуэт, приносящую свежесть расой... И правда конец. И жизнь начинает крутиться вокруг глаз, невидящих ничего помимо смазанных образов массивной тёмной фигуры совсем рядом... — Прощай, землянин... — Рука, кажется, даже с нежностью перебирает волосы. Голос Чёрного Короля почти не слышен. — Прощай, мой милый друг. — Голос дрогнул, как тогда, пару лет назад... Когда Аурелия шагнула в зеркало. Когда Калиостро впервые и последний раз в своей жизни узрел слёзы могущественного чернокнижника, выглядящие настолько неправильно на мрачном лице. — Покойся с миром, путешественник... Чувства и мысли окончательно померкли. Небьюлон так и застыл, склонившись над потухшим трупом с развороченной грудью, всматриваясь в белеющее лицо, черноту коротких волос, широко распахнутые остекленевшие глаза, медленно теряющие голубизну. Было уже. Тонкая фигура облачённая в белые одежды, ничем не движимая в хрустальном гробу, сверкающем в жёлтом свете факелов. Совсем ещё молодая девушка, что лежит уже не на шёлковой кровати, белой, такой невероятно белой и чистой, ровно, как и весь гардероб принцессы. Принцессы, что больше никогда не засмеётся, не улыбнётся кратко и так солнечно зеркалу, мимоходом проскальзывая своей мягкой походкой возле него, или даже другому... Не сумев продолжить жить без дочери она ушла туда, откуда он так и не решился её забрать. А потом решительный взгляд и твёрдые шаги, его окрик, злой, разозлённый, растерянный и улыбка Аурелии, светлая, как у неё, совсем как у неё... Хладная поверхность проклятого зерцикурата, силуэт в его глубине, крики твари и щупальца, тёмные, мерзкие щупальца, забравшие слишком много. Чёрный Король не вестник смерти, разрухи и страданий, как шепчут, тихо, со жмущимися от ужаса сердцами, жители Зерцалии, тешащие себя надеждами, что останутся неуслышанными... Небьюлон не безликая примета, свидетельствующая о скором бедствии. Он и есть разруха и смерть. Он и есть бедствие. Жаль, что рядом со всеми ними решил об этом забыть...

***

Корнелиус, не веря в свою удачу, не дрожащими лишь из-за многолетнего опыта алхимика руками снял покрытый кровью голубой зерцекликон с тела друга. Колдун тут же вскочил, сжимая в руке медальон, аккуратно, бережно, в удивление и даже лёгком неверие, что Небьюлон не стал уничтожать единственную возможность младшего вернуться. Забыв ли о нём или пощадив, сейчас нет никакой важности. А подходящее тело у Корнелиуса как раз имеется: себе с запасом делал. И пока Гельбедер в своей лаборатории воскрешал будущего Магистра, пока Чёрный Король задумчиво взирал на руины первых городов, успешно им разрушенных, а три луны со всё той же бесчувственностью взирали с чёрных с небес, одинокая ворона, чёрная и грязная, местами лишённая перьев, с остервенением клевала мёртвое тело. Клюв уже весь был в крови, но падальщица никак не могла насытиться подпаленной человеческой плотью. И вот она зацепилась за сердце. Прожаренное лучше всего остального, почти раздавленное безжалостной рукой Небьюлона, оно привлекло к себе внимание птицы. Она, взмахнув крыльями, подобралась ближе, цепляясь за скользкую от очень медленно засыхающей крови плоть, и вцепилась в орган, что есть силы таща его на свет. В какой-то момент труп дёрнулся особо сильно, и из кармана, будто того и ожидая, выпала колода. Респектабельная на вид, золочёная с удивительно качественными явно вручную нарисованными рисунками. У карт не было никакой коробки: Калиостро потерял её ещё на Земле, но поскольку колода была подарком, всё равно продолжил носить с собой. И вот дунул ветер, струясь меж деревьев, шатая голодную ворону, вцепившуюся в мёртвое тело, как в величайшее сокровище, заставляя карты разлететься по ветру... Лишь Червовый Туз, на днях случайно уроненный хозяином в одно из зелий Корнелиуса, так и остался лежать на месте. Всё же карта, состоящая из бронебойного стекла, совсем не такая лёгкая и уязвимая, как её картонные собратья...