И весь мир прахом разлетится, если ты ответишь "нет"...

— Гражданка Разумовская. Твердый и глухой мужской голос разрезал тишину майского утра. Теплый ветерок трепал юбку моего легкого ситцевого платья, скользя по щиколоткам, в явной попытке добраться до коленок. Позади меня послышались шаги и я, не торопясь, дочитала последнюю строчку абзаца, оставив, как и всегда, на нужной страничке закладку, как будто бы собиралась вернуться к прочтению через какое-то время, хотя такой вероятности могло и не быть. Тяжелое «гражданка» всегда било прямо по темечку, в отличии от дорогого сердцу «товарищ», воспетому еще Пушкиным в его прозе, посвященной друзьям-декабристам. Гражданкой (словом, показательно используемым во время судебных заседаний), меня называли лишь в нескольких случаях: либо на «ковре» перед преподавательским составом, либо перед гражданином следователем. Потому и сейчас личность говорящего не была такой уж тайной. Я аккуратно закрыла книжку, провела пальцами по знакомым французским завитушкам, и подняла взгляд, чтобы встретиться лицом к лицу с людьми в форме. Как всегда безликими и одинаковыми. — Пройдемте. Спрашивать «куда» или «зачем» смысла не было. Я сложила книжку в небольшую сумочку и подхватила светлую кофточку со скамейки, вставая. Солнце приятно скользило по лицу, проникая через ярко-зеленые молодые листья и я зажмурилась, делая глубокий вдох. — Пройдемте, — эхом произнесла я и сама двинулась по тонкой, ухоженной аллее, уходя дальше от института. О предстоящем прогуле я даже не беспокоилась — повезет, если все-таки не отчислили, как грозились множество раз. Подставлять декана вовсе не хотелось… Леонид Ефимович и так всегда стоял до последнего, отбеляя мое имя всеми возможными способами. Говорила в нём жалость, или что-то ещё — не знаю. Но, ни раз будучи гостем на наших литературных чтениях, он не говорил ни слова. Ни про выбранную прозу, ни про агитацию, слова которой покидали стен института под нашими именами. Наша Звезда» мерцала под гнетом, но все так же продолжала сиять. Кружок придумали мы с Мишей Бестужевым — наши сердца горели и требовали действа. С нами были друзья и те, кого несколько лет спустя, можно было назвать настоящими братьями. Огарёв, Лунин и другие ребята, посвященные в более глубокую деятельность кружка, чем та же Света с физ.мата или Костик с педагогического… так появилась наша «Звезда», горящая и провозглашающая любовь к свободе…