Приключения Капитана Врунгеля

Навигацию у нас в академии космофлота преподавал Христофор Бонифатьевич Врунгель. — Навигация, — сказал он на первом уроке, — это наука, которая учит нас избирать наиболее безопасные и выгодные гиперкоридоры, прокладывать эти пути на картах и водить по ним космические корабли… Навигация, — добавил он напоследок, — наука не точная. Для того чтобы вполне овладеть ею, необходим личный опыт продолжительного практического космоплавания… Вот это ничем не замечательное вступление послужило для нас причиной жестоких споров и всех слушателей академии разбило на два лагеря. Одни полагали, и не без основания, что Врунгель — не иначе, как старый космический волк на покое. Навигацию он знал блестяще, преподавал интересно, с огоньком, и опыта у него, видимо, хватало. Похоже было, что Христофор Бонифатьевич и в самом деле избороздил всю Галактику. Но ксеносы, как известно, бывают разные. Одни доверчивы сверх всякой меры, другие, напротив, склонны к критике и сомнению. Нашлись и среди нас такие, которые утверждали, что наш профессор, в отличие от прочих навигаторов, сам никогда не выходил в открытый космос.  В доказательство этого вздорного утверждения они приводили внешность Христофора Бонифатьевича. А внешность его действительно как-то не вязалась с нашим представлением о бравом космоморяке.  Христофор Бонифатьевич Врунгель ходил в сером мундире Империума, волосы гладко зачесывал с затылка на лоб, носил кибер-пенсне на черном шнурке без оправы, чисто брился, был тучным и низкорослым, голос имел сдержанный и приятный, часто улыбался, потирал ручки, нюхал марсианский гипертабак и всем своим видом больше походил на отставного аптекаря, чем на капитана дальнего космоплавания.   И вот, чтобы решить спор, мы как-то попросили Врунгеля рассказать нам о своих былых походах.  — Ну, что вы! Не время сейчас, — возразил он с улыбкой и вместо очередной лекции устроил внеочередную контрольную по навигации.  Когда же после сигнала конца смены он вышел с пачкой наших тетрадей планшетного типа под мышкой, наши споры прекратились. С тех пор никто уже не сомневался, что, в отличие от прочих навигаторов, Христофор Бонифатьевич Врунгель приобрел свой опыт домашним порядком, не пускаясь в дальнее космоплавание.  Так бы мы и остались при этом ошибочном мнении, если бы мне весьма скоро, но совершенно неожиданно не посчастливилось услышать от самого Врунгеля рассказ о кругогалактическом путешествии, полном опасностей и приключений.  Вышло это случайно. В тот раз после контрольной Христофор Бонифатьевич пропал. Дня через три мы узнали, что во время перелёта от нашей станции до Земли он потерял в спускаемой капсуле калоши из шкуры Блорга, промочил ноги, простудился и слег в постель. А время стояло горячее: весна, зачеты, экзамены…Электронные тетради нужны были нам каждый день… Не то чтобы мы не могли найти всю информацию в Галанете, но сведения считались стратегическими, а наша академия-элитной.  И вот меня как старосту курса командировали к Врунгелю на квартиру.  Я отправился. Без труда нашел нужную жилую аркологию, поднялся на гиперлифте. И тут, пока я стоял перед дверью, мне совершенно ясно представился Врунгель, обложенный подушками и укутанный одеялами, из-под которых торчит покрасневший от простуды нос.  Я постучал снова, погромче. Мне никто не ответил. Тогда я нажал на дверную кнопку, распахнул дверь и… остолбенел от неожиданности.  Вместо скромного отставного аптекаря за столом, углубившись в чтение какой-то древней цифровой книги, сидел грозный капитан в полной парадной форме, с золотыми нашивками на рукавах. Он свирепо грыз огромную прокуренную трубку, о пенсне и помину не было, а седые, растрепанные волосы клочьями торчали во все стороны. Даже нос, хотя он и действительно покраснел, стал у Врунгеля как-то солиднее и всеми своими движениями выражал решительность и отвагу.  На столе перед Врунгелем  в специальной стоечке стояла модель имперского линкора с пушками наготове. Он ощетинился турболазерами , по задумке создателя такая номерная модель была приурочена к 100-летней годовщине битвы при системе Зумака , где тогда ещё молодой Имперский флот сокрушил бандитов и террористов Синдиката Хазбузан. Рядом лежал плазменный револьвер. Небрежно брошенный сверток звездных карт наполовину закрывал сушеный  плавник тиянки. На полу вместо ковра распласталась белая шкура вампаса с головой и с клыками, в углу стоял адмиралтейский сундук, на стене висел кривой энергомеч, а рядом с ним — зверобойный электрогарпун для открытого космоса. Было еще что-то, но я не успел рассмотреть. Привод двери скрипнул. Врунгель поднял голову, заложил электронную книжку небольшим энергокинжалом, поднялся и, шатаясь как в космический шторм, шагнул мне навстречу.  — Очень приятно познакомиться. Капитан дальнего космоплавания Врунгель Христофор Бонифатьевич, — произнес он громовым басом, протягивая мне руку. — Чему обязан вашим посещением? Я, признаться, немножко струсил. — Да вот, Христофор Бонифатьевич, насчет тетрадок… ребята прислали… — начал было я. — Виноват, — перебил он меня, — виноват, не узнал. Болезнь проклятая всю память отшибла. Стар стал, ничего не поделаешь… Да… так, говорите, за тетрадями? — переспросил Врунгель и, склонившись, стал рыться под столом. Наконец он достал оттуда пачку тетрадей планшетного типа и хлопнул по ним своей широкой волосатой рукой, да так хлопнул, что некоторые из них включились. — Вот, извольте, — сказал он, предварительно громко, со вкусом, чихнув, — у всех «отлично»… Да-с, «отлично»! Поздравляю! С полным знанием науки космовождения пойдете бороздить галактические просторы под сенью Имперского флага… Похвально, к тому же, знаете, и занимательно. Ах, молодой человек, сколько непередаваемых картин, сколько неизгладимых впечатлений ждет вас впереди! Черные дыры, пульсары, полёт по дуге большого круга… — прибавил он мечтательно. — Я, знаете, всем этим бредил, пока сам не попробовал. — А вы разве плавали? — не подумав, воскликнул я. — А как же! — обиделся Врунгель. — Я-то? Я плавал. Я, батенька, плавал. Очень даже плавал. В некотором роде единственный в мире кругогалактический поход на двухместном фрахтовике под солнечным парусом. Сто сорок тысяч световых лет. Масса заходов, масса приключений… Конечно, теперь времена не те. И нравы изменились, и положение, — добавил он, помолчав. — Многое, так сказать, предстает теперь в ином свете, но все же, знаете, оглянешься вот так назад, в глубину прошлого, и приходится признать: много было и занятного и поучительного в том походе. Есть что вспомнить, есть что порассказать!… Да вы присядьте… С этими словами Христофор Бонифатьевич пододвинул мне позвонок тиянки. Я уселся на него, как на кресло, а Врунгель стал рассказывать.