Верните мой 2007-ой

      Над рекой плыл густой туман. Горизонт освещала красная полоска света. Светало. От воды шла какая-то некомфортная, пугающая прохлада, но запах гипнотизировал. Это не был запах сырости, то был запах свободы и свежести. Ира, ударив ладонью по шее, убила очередного комара. Крем не спасал. От укусов зудела кожа, но это утро невозможно было испортить.       Прикрыв глаза, Ира жадно вслушивалась в окружающие её звуки: в ведре рядом с ней плескались окуни и немногочисленные караси, из лесу доносилось громкое пение птиц, со стороны посёлка лаяли собаки, над ухом надоедливо пищали комары, а из камыша мелодично квакали лягушки.       — Ну что у тебя тут? Клюёт?       От знакомого голоса и звука хлюпающих резиновых сапог о мокрую траву Ира резко открыла глаза.       — Ух ты какая! Молодец! — восторженно произнёс дед. — Хорошо прикормила. Это всё на червя?       — Нет. На мотыля, на червя не очень шла, — не переводя взгляд с поплавка, ответила Ира.       — Попробуй на опарыша, только забрось его подальше.       — Хорошо.       — Я там ещё одно местечко заприметил давеча, — говорил Илья Семёнович, копаясь в своей увесистой, потрёпанной временами сумке со снастями, — пойду гляну, что да как. А ты тогда тут сиди, раз клюёт.       — Дед, подожди. У тебя ещё бутерброды есть?       — Ты что, свои уже стрескала?       — Скучно тут, — пожала плечами Ира.       Усмехнувшись, дед достал из внутреннего кармана своей стёганой фуфайки два бутерброда, замотанных в салфетку.       — Ирка, Ирка. Ты с малых лет такая, рот не закрывался.       — Звучит двусмысленно.       — Не, трепаться ты не любишь, — Илья Семёнович похлопал внучку по плечу, — а вот пожрать ты молодец. Так и надо. На тебе вот ещё конфет маленько.       — Они с сахаром, что ли? — нахмурилась Ира, рассматривая знакомые обёртки «Барбарисок», «Маски» и любимой «Ромашки».       — Только ты бабке не говори.       — Дед, — осуждающе протянула Ира. — Ну нельзя тебе.       — Да эти конфеты на фруктозе — мне вот уже где! В глотку не лезут. Как соя вместо мяса.       — У тебя сахар высокий.       — Ты ещё не начинай.       Ворча, дед исчез за деревьями. Пережёвывая свежий бородинский хлеб с краковской колбасой, Ира вздохнула. Рыба здесь, кажется, опомнилась и перекочевала в другое, более безопасное место. Или крики деда спугнули её. А может, и всё сразу. И какой смысл теперь сидеть дальше?       Сдавшись, Ира смотала удочку, собрала все баночки с наживой и убрала их в сумку деда. Пыхтя над заедающей молнией, глаза девушки задержались на пластиковой пол-литровой бутылке из-под лимонада «Буратино», лежащей около сумки. Кисло-сладко-горькой газировки в бутылке давно не было, её заменила мутноватая сорокаградусная жидкость. Самогон деда был местной легендой, но весь секрет крылся в мандариновых корках, которые дед засушивал впрок с зимы. Пился его самогон легко, а в голову давал сильно.       Опасливо оглянувшись, Ира открутила крышку, выдохнула через рот и, неожиданно для самой себя, сделала залпом три глотка. Вдруг стало тепло. Даже жарко. Горло загорелось. Широко раскрыв глаза, Ира глубоко вздохнула. Ещё раз. И ещё раз. Искупаться бы. Речная гладь так и манит.       Ира осмотрелась — рядом никого. Да и куда там: в такую рань тут ни души. Дед где-то за деревьями — не видно. Другие рыбаки вряд ли придут — для них поздно уже. Не став медлить, Ира скинула с себя жилетку. Следом полетел колючий свитер. Футболка. Трико. Резиновые сапоги остались на берегу вместе с носками.       Бельё разного цвета. Да кого это волнует?       Вода такая прозрачная и чистая, но холодная, аж кожу щиплет. Надо привыкнуть. Середина апреля уже. А раньше с отцом в марте ходили на озеро. И крещенские купания редко пропускали. Опыт есть, смелости маловато.       Бесконтрольно подёргивая плечами от холода, Ира сжала кулаки. Костяшки побелели. Губы посинели, затряслись. Медленными шагами она передвигалась до тех пор, пока над водой осталась лишь одна голова. Набрав в грудь побольше воздуха, Ира полностью исчезла под речной гладью.       Здесь другой мир. Ничего не слышно. Какая-то муть перед глазами, а за ней проглядываются водоросли, песок и мальки. Столько рыбы! Жаль, что пока что никуда не годной.       Нехватка кислорода заставила выплыть на берег. Хотя, пожалуй, было бы забавно, если заключение из морга гласило: смерть наступила вследствие аспирации жидкости в дыхательные пути, наступившего в результате алкогольного опьянения. Но в народе церемониться не будут и равнодушно скажут: «Напилась самогона и утонула». Ну не романтика ли?       — Ирка! — с берега во всё горло кричит дед.       Заметил всё-таки.       — Ну-ка вылезай быстро! Вот ведь дурная! Бабка мне голову оторвёт, если ты заболеешь.       Ох и дед! Великую отечественную пережил. До Берлина дошёл. Но страшнее жены в гневе для него до сих пор ничего нет. Любовь.       Не обратив внимания на крики, Ира, раскинув широко руки, лежала на спине, пока едва ощутимое течение само несло её к берегу.