Записки сельского вампира

В кабинете царил торжественный полумрак. На столе в высоких шандалах пылали ярко три толстых свечи, но их совместных усилий хватало лишь на то, чтобы пролить свет на стоящие у стола кресло (для хозяина кабинета) и жесткий узкий стул с высокой прямой спинкой (для посетителей); все остальное убранство тонуло в нависающей темноте. На стенах смутно угадывались лики святых, и потолок возносился ввысь резными готическими арками. Щёлк… щёлк… щёлк… Настоятель перебирал в руках простые деревянные четки. Бусины щелкали одна о другую с равномерностью хорошего хронометра, угнетая монотонным своим стуком и без того встревоженное сердце пани Хонораты. — Ну, — сказал наконец настоятель, — давайте-ка проверим, все ли я правильно понял. Пани отперла дверь в неиспользуемую половину дома и попытались войти. Но не смогла, потому что дверь была подперта стулом изнутри. В помещении, закрытом снаружи на замок. Так? — Так, — кивнула пани Хонората. — Позвав мужа и слуг на подмогу, пани вошла. И что она там увидела? Сундуки открыты… — Сундук, если отец настоятель позволит, — поправила пани Хонората, — один сундук открыт. Стоит нараспашку, вещи вынуты и разложены вокруг… И немножко развешены. — И на этом основании пани полагает, что в дом к ней пробрался… — настоятель помедлил, перекинул еще одну бусину («Щёлк!»), — вампир. — Истинно так, — пани Хонората снова кивнула. — Вампир! — настоятель повысил голос, и легкое эхо метнулось к причудливой резьбе высокого потолка: «Вампир… вам…пир…» Пани Хонората почувствовала некоторую неловкость. Действительно, здесь, за надежными стенами монастыря кармелитов, в присутствии холодно невозмутимого отца настоятеля вся эта история казалась… несколько нелепой. Пани помолчала. Ну, нет. И как бы недоверчив ни был святой отец, она знала то, что знала! — Были и еще признаки, — сказала пани, стараясь выглядеть как можно скромнее, но вместе с тем достаточно уверенно. Еще три или четыре раза щелкнули в тишине бусины. Настоятель молчал выжидающе. — Признак, — поправила пани сама себя. — Но зато верный. Прадедушка. Над ним надругались. — Над прадедушкой? — подчеркнуто спокойно спросил настоятель, ничуть не удивившись — на исповеди чего только не наслушаешься. — Над прадедушкой прадедушки, — уточнила пани. — Он там висит. Висел. И у него, пан настоятель удивится, усы! — От чего же, — вовсе не удивился пан настоятель. — Ничего удивительного в том нету. Что у прадедушки усы. Если бы усы были у прабабушки, то… кхм… И давно ли он там висит? — Да как умер, — пани Хонората про себя подивилась: до чего ж бестолковый попался! Видно, зря она сюда приехала, толку от этих кармелитов! Надо было прямо к иезуитам ехать, подумаешь, лишних сотня верст! — Как умер, так и висит. Будь моя воля, видит ли отец настоятель, я бы давно его отправила на чердак. Но мужу он дорог. Предок все-таки. Ах, да! Еще, прошу отца настоятеля меня извинить, панталоны! Мы сняли панталоны, а под ними — усы! Тут настоятель все же слегка удивился, но виду не подал. — Шелковые с кружевом. Шелк старый, весь посекся, а кружево еще хорошее, но отпороть никак не дойдут руки. Настоятель невозмутимо щелкнул бусиной. Баба, очевидно, была не в себе. Такое случается, чаще от безделья. — Ну, — подбодрил он посетительницу. — В запертой комнате у пани висит покойный прадедушка, у него усы. Под… кхм… панталонами… Пани полагает, что прадедушка сам запер комнату изнутри стулом? То есть, пани полагает, что он и есть — вампир? Потому что он висит, и у него усы? Пани Хонората нахмурилась. Да что же это такое? Кто из них двоих бестолков? — Портрет висит, — поджав губы, сказала она. — Прадедушки прадедушки мужа портрет, пана Яна Ольгерда Михала Заблуды. А на портрете рога намалеваны. — Вы же говорили — усы? — И усы! А на раме — панталоны с кружевом. И стол расцарапан! Как будто кто-то рукой по столу проскреб — четыре царапины, и стружка тут же валяется. — И поэтому прадедушка — вампир? — Да нет же, — пани чуть не подпрыгнула на своем неудобном и узком стульчике. — Прадедушка тут совершенно ни при чем. То есть, он при чем, но… — Погодите-ка, — перебил ее вдруг настоятель. — Ольгерд Заблуда… Что-то такое я припоминаю. Какая-то глупая местная легенда. Будто бы его заел упырь? — Ну наконец-то, — вздохнула с облегчением пани Хонората. — Так есть. Муж как увидел это бесчинство, сразу сказал: опять! Опять охальничает! А у меня визит! К нам едет кузина Ванда! И что вы мне прикажете делать? Настоятель начал опасаться, что опоздает к вечерней службе, а может, и к трапезе. — Так поступим, — сказал он, секунду поразмыслив. — Я прочту молитву. Это поможет пани сосредоточиться. Не дожидаясь ответа, он прикрыл глаза и приступил: — Pater noster, qui es in caelis… Пани Хонората, поспешно перекрестившись, тоже смежила веки и начала сосредотачиваться. И Pater помог: когда закончивший молитву настоятель осенил себя крестным знамением, она вполне складно начала рассказывать, и примерно через четверть часа картина полностью обрисовалась. Если отринуть лишнее, то выходило следующее. В покоях в старой (нежилой) половине дома кто-то набезобразил: перерыл сундуки, на портрете предка нынешних владельцев намалевали рога и усы… (- И пятачок! — вспомнила сосредоточенная пани Хонората.) …И пятачок вместо носа. На раме портрета повешены были кружевные шелковые панталоны, извлеченные из сундука. Столешницу проскребли чем-то, очень похожим на когти, оставив четыре глубокие полосы и сняв с дерева толстую стружку. При этом дверь в покои была заперта снаружи на замок, а изнутри — подперта стулом. Также следовало принимать во внимание факты семейной легенды Заблуд-Приблудовских, о том, как именно расстался с жизнью изображенный на портрете пан Ян Ольгерд Михал Заблуда: при таинственных и несколько пугающих обстоятельствах. Его нашли в этих самых покоях мертвым с тремя дырками на шее. Все это, а также слухи о том, что сосед и давний недруг Заблуд-Приблудовских пан Станислав Петухов (Вольский), погибший в битве с турками на Косовом поле, вроде бы как не до конца погиб и является порой по округе то тут, то там, заставляют пани Хонорату считать, что в дом к ним пробрался вампир, то есть этот самый пан Станислав, которому зачем-то понадобилось распотрошить сундук со старой одеждой. Тут пани Хонората сосредоточилась изо всех последних сил и припомнила еще одну деталь: — Ах да! Там же еще надпись появилась! На портрете. Настоятель вскинул вопросительно брови, но произнести вслух то, что написали прадедушке на груди, пани Хонората отказалась — не в божьем доме подобное произносить! Настоятель пододвинул пани листок бумаги и перо, умакнув его в чернила. Пани помялась, покраснела и тоненьким почерком прилежницы-парфетки с идеальным наклоном вывела изящно: «Курва». — Теперь всё, — сказала она с облегчением. Забывший на время о своих четках настоятель подумал, щелкнул очередной бусиной: — И что же пани хочет от меня? Больше всего пани Хонорате хотелось сейчас ухватить шандал и треснуть святого отца прямо по макушке. Но она лишь смиренно прикрыла глаза, сосчитала про себя до трех и сказала елейным голоском, выработанным еще в институте специально для исповеди и бесед с ксёндзом: — Совета, отец настоятель. — Совета… — сухо щелкнула бусина. — Совета! — кивнула пани Хонората и достала из муфты платочек: все же настоятель, хоть и монах, а типичный мужчина, пока ему что-то объяснишь, вся взопреешь. — Что мне делать? Времени до вечерней службы оставалось всего ничего. — Полагаю, — сказал настоятель, зажав четки в кулак, — пани прежде всего следует вспомнить, что вампиры и упыри суть сказка. Выдумка темного и непросвещенного народа. После чего ей надлежит обратиться к своему духовнику и покаяться в грехе суеверия. Духовник же, в чем я ни на йоту не сомневаюсь, наложит на пани епитимью соответственно тяжести содеянного греха. Пани Хонората вскинула в изумлении голову: — То есть как? — Да так, — настоятель решил отринуть обиняки и говорил прямо. — Пусть пани не мается дурью! — Но пусть отец настоятель припомнит, — не спешила сдаваться пани, — про признаки! Как же быть с признаками? — Да какие, помилуйте, признаки? Кто-то испортил старый портрет. Нарисовал на нем рога и поросячий пятачок. А в доме есть дети? Так вот, пусть пани с ними побеседует. — Они не могли! — воскликнула пани Хонората. — Ни Валек, ни Болек, ни тем более Кася или, храни боже, Яся! Ну, пусть, нарисовать рожки или усы они еще могли. Но написать «Курв…»… кхм… то ужасное слово? Невозможно! Они его просто не знают! — Пусть пани побеседует с ними по душам, — сказал настоятель. — Убежден, она узнает много нового! — Но как же так? — пани Хонората подняла на священника глаза, полные изумления. — Я полагала, отец настоятель согласится отрядить ко мне нескольких монахов… — Зачем? — искренне удивился настоятель. — Чтобы поймать вампира, — терпеливо, как ребенку, пояснила пани. — Отловить нечистую силу! Я, собственно, за тем и приехала. Дело важное и не терпящее отлагательства, как я и сказала отцу настоятелю с самого начала. И снова подумала: «Надо было к иезуитам…» — потому что по выражению лица настоятеля уже было ясно, какой последует ответ. И чтобы предвосхитить его, продолжила поспешно: — Или же отец настоятель посоветует мне, к кому можно обратиться с такой просьбой. Я слышала — правда, давно и как-то смутно, что есть какие-то особые отряды… или отделения при церкви, занимающееся делами такого рода… — Разочарую пани, — голос настоятеля был резок и сух; вся эта история ему уже изрядно надоела. Пора закругляться! Вечерняя служба вот-вот начнется! — Никаких таких отрядов при церкви существовать не может. Поскольку церковь — не этнографическое общество! — А? — пани недоуменно приоткрыла рот. — Не занимается сказками, — пояснил настоятель. — Но не буду отрицать, что некоторые ордена проявляют к подобным историям особый интерес. На свой страх и риск, ибо благословения Святого Престола на такую деятельность они не получают. — Но ведь отец настоятель, — глаза пани Хонораты наполнились слезами, — я надеюсь, подскажет мне, где располагаются эти ордена? Потому что кузина Ванда… Настоятель устал. Чертова баба, вот ведь принесла нелегкая! И он взял в руки перо. — Вот письмо к главе обители святого Тефтония, — протянул он пани Хонорате незапечатанный конверт. — Это не очень далеко, верстах в пятидесяти отсюда, сразу за Луёвыми Горами. Возможно, они согласятся помочь пани. Есть и другие, но они далеко. Впрочем, в данном случае, я уверен, справятся и эти. У них при обители — отличная пожарная команда, но в свободное от пожаров время… Пусть пани обратится к ним, если ей не жалко денег. Ступайте, дочь моя, с богом! К трапезе настоятель все-таки успел. К сожалению, молочный суп с луком-пореем в тот день передержали на огне, поэтому поел он совершенно без аппетита.