***
— Дядя Неджи! — подхватываю на руки стремглав несущуюся Химавари. Она обхватывает меня за шею своими маленькими ручками и смеется, зажмуривая от испепеляющего солнца голубые глаза. — Не думал, что вы заглянете сюда. — Химавари хотела тебя увидеть. Последнее время ты практически не покидаешь резиденцию восточной части дома, я беспокоилась, — Хината опускает руки и сжимает подол голубого сарафана. Предвкушаю продолжение. — Отец не доволен твоим поведением. Да, конечно, поведением. Я усмехаюсь. Нужен был — тигром сделали, нужда прошла — в мышь превратили — Пойдем в дом, прикажу служанке подать матча . Хината садится на колени напротив, пока служанка разливает чай в пиалы. — Проследи за племянницей, — говорю жестко. Девушка вздрагивает, а кланяется, оставляя трясущимися руками кюсу на сова-зэн . — Ты не об этом хотела поговорить. — Не пойми неправильно, я переживаю, Неджи-кун, — сестра тянется к пиале и делает глоток, не поднимая глаз на меня. «Я переживаю, Неджи-кун» — третий раз я слышу эти слова, слетающие с губ Хинаты, но не вижу волнения. Я слышу заученную монотонную фальшь Хиаши, что так беспристрастно пытается повлиять на меня через своих дочерей, но при этом с каменным выражением лица был готов уложить ко мне в постель обеих. — В чем суть твоих переживаний? Она открывает рот, делает шумный вдох и отворачивает голову в сторону. Ясно. Женское сострадание и страх за семью. Неужели меня начинают считать монстром? Облокачиваюсь рукой на колено и отпиваю чай. Горький. На языке до сих пор ощущается древесный вкус коньяка после вчерашнего. Да, саке меня явно уже не удовлетворяет. — Ты переживаешь за Ханаби или за Хиаши? Это была договоренность, одна из причин почему тебе позволили выйти замуж за Наруто, а не подложить под меня. — Неджи! Да как ты… «Как я — что?» Говорю правду? Дядя ждал моей смерти на войне также, как этого ждал весь клан. Он был близок к своей цели, если бы не Сакура. Если бы не Наруто со своими упреками. Это всё делалось для детей Хинаты, разумеется. Боруто и Химавари становились прямыми носителями генов сестры. — Да? Я поднимаю глаза и смотрю на порозовевшие щеки Хинаты. Глупая девочка решила, что клан просто так пойдет на уступки? Временное отступление и заблуждение, она казалась мне куда умнее. Всё-таки, Ханаби превосходит старшую сестру не только в силе, но и в смекалке. Я знаю, что она не найдет ответ, поэтому перевожу тему: — Скажи мне, как поживает Сакура Харуно? — Сакура? Почему ты интересуешься? Закатываю глаза и подливаю чаю, поглядывая через открытые сёдзи на двор, где служанка — Наоки играет с Химавари в тени, показывая как правильно вплетать цветы, чтобы получился венок. Я и сам не знаю почему решил расспросить о ней. До меня доходили слухи о её успехах, а сам Шестой Хокаге выделил под строительство детской психиатрической клиники огромную территорию, к тому же полностью профинансировал открытие нового корпуса больницы и открытие пару лабораторий. — Я знаю, что она сейчас работает над усовершенствованием медицинских техник и руководит больницей, однако госпожа Шизуне пока не дает ей полного контроля. — Вот как… Слышу смех Химавари. На её голове сплетен венок из ромашек, а сама она радостно хлопает в ладоши. Наоки отвратительно заваривает чай. -… не смог принять её чувства. Саске-кун восстановил квартал и воспитывает сына. Я часто вижу Карин на рынке. Ах, да. Учиха. Я совсем забыл о вездесущем Саске и помешенной любви Сакуры к нему. Пожалуй, я и не вспомнил бы про него, если бы не Харуно. Отдаленно помню их последний диалог, так как по стечению обстоятельств оказался в госпитале. Я ожидал истерик со стороны девушки, но, видимо, стадию принятия ситуации она прошла уже давно и приняла его решение. Потрясающе. Её заключительные слова с пожеланием: «Будь счастлив, Саске-кун!» были воодушевляющими. До какой же степени надо было любить человека, чтобы даровать ему свободу? И как же ей было больно. Чтобы отпустить нужна огромная выдержка и сила воли. Однажды я услышал фразу, что если любишь человека, то должен дать шанс ему уйти. Похоже, Харуно, решила придерживаться нейтралитета и отступить. Если не загорается, то зачем бороться? Разделяю всеобщее мнение, что понятие «любви» у каждого своё, поступок моей спасительницы, всё-таки, вызывает восхищения, на такое способен не каждый. Встряхиваю головой, отгоняя странные мысли. Я спросил из вежливости. Из вежливости за мою спасенную жизнь. — Ясно. Одно слово на которое меня хватает. Точнее, я не знаю что ответить на рассказ Хинаты. Прокручивая в голове моменты войны и больно врезающиеся в тело колья, а затем тёплые руки Харуно. Потираю холодными ладонями переносицу. Уходя от разговора о власти я опять встаю в тупик с нездоровыми воспоминаниями. — С тобой всё хорошо? — Да. Всё нормально. Личная жизнь человека — последнее куда я хотел бы влезать, но почему во мне так разгорелись непонятные чувства от слов Хинаты о Сакуре? Мы не были друзьями, не были врагами. Мы были никем друг для друга. У меня не было к ней ненависти, я знал её как первоклассного врача и ученицу Тсунаде. Она больше всех боролась за жизнь других. Глупость, профессиональное, наверное. Химавари забегает в дом и падает мне в руки, сминая под собой венок из цветов. Пару слезинок сбегают по её щекам, а я улыбаюсь, наклоняя голову и позволяя маленькой проказнице надеть венок. Она так старалась для своего дяди.***
— Хокаге-сама вызывает Вас к себе, Неджи-сан, — Наоки низко кланяется, стоя за моей спиной. Я прослеживаю её движения в отражении зеркала, запахивая кимоно. — Почему ты докладываешь мне об этом? Для этого есть специальные люди, — вновь поднимаю взгляд и усмехаюсь, замечая недовольный взгляд в сторону футона. Я осмелел, позволив красивой женщине остаться в моём доме и скоротать вечер за чашкой чая. Прикусываю нижнюю губу от удовольствия, маленькая девчушка шикарно целуется. Поглядываю на служанку и замечаю легкий румянец на щеках. Как же мне нравится каждый раз её поддразнивать. Возможно, в этот раз я разрешу ей оказаться в моей постели. За два года служения моей побочной ветви она достойна награды. Её невзначай «случайные» прикосновения к моим волосам или оголенным участкам тела, когда она туго затягивает каждое утро пояс кимоно. Пожалуй, хватит на сегодня. Становится жарко. Очень. — Я не разрешал поднимать глаза, Наоки. На мои вопросы стоит отвечать. Почему пришла именно ты? — Ты потерял стыд, Неджи. Закрываю глаза и пропускаю напущенное замечание Хиаши. — Вам запрещено приходить в восточную часть, дядя. Вновь смотрю в отражение на высокого стройного мужчину, что стоит рядом с маленькой Наоки. Кивком прогоняю её. Она также почётно кланяется главе клана и приподнимая юкату, чтобы не оступиться, выходит из комнаты, задвигая сёдзи. — Ты пока что не глава клана. Не смей дерзить, щенок, — я разворачиваюсь и пристально смотрю дяде в глаза. — Набрался смелости, Неджи. Смеешь приводить в дом девиц. — Было бы лучше окажись они мужчинами? — склоняю голову набок и приподнимаю брови в удивлении. Я знаю, его это злит. Была бы печать, то он не раздумывая уже вызвал головную боль, но сейчас дядя не в состоянии навредить не мне, никому либо из моей ветви. Облизываю опухшие губы и подхожу к Хиаши, касаясь широкой ладонью его плеча, попутно улавливая удивленный взгляд дяди. Набухшие вены подле моих глаз. Активированный Бьякуган. — И что ты мне сделаешь? Боюсь, что БДСМ уроки в виде порки тебе уже не помогут, дядя. Зализывать раны придётся тебе. Он переводит потухшие глаза и скидывает с плеча мою ладонь, поправляя хаори. — Ты берёшь на себя ношу с которой не способен совладать ввиду раздувшегося эго, племянник. Власть затуманила твой рассудок и ты хватаешься за любой способ сдвинуть меня, пытаясь выставить свою личность на пост главы семьи, но что для тебя есть семья, Неджи? — Не власть туманит мой ум дядя, а алчность и лицемерие той самой семьи, где быть вторым — значит не иметь права свободы и голоса. Буке — моя сторона, которую ты никогда не сможешь принять. — Вот поэтому Вас и следовало держать в узде. — Осмелишься сделать это сейчас? Пока что не глава. Он не даст мне стать главой, он не отдаст добровольно в мои руки управление. Хиаши не сделает этого, до последнего защищая Ханаби и её право. Защищая Сооке . Удушающий жаркий воздух третий день стоит над Конохой. Чёрт. Я возьму то, что по праву должно мне принадлежать. И свою свободу и свою власть.