Тайник для Волдеморта

      Волдеморт похож на ледяную, покрытую липким воском времени, статую. Он возвышается коробящим глаз образом среди могил, темными пятнами расползшимися по едва покрытой снегом земле. На лысой голове истлевают снежинки и стекают застывающими мерзлыми дорожками по вискам и затылку, серебрясь в свете повисшего в небе острым полукругом месяца.       Тишина.       Волдеморт жмурится и вертит бузинную палочку в руках. Она неприятно обжигает по-паучьи длинные пальцы, и он слегка морщится. Изуродованное магией лицо похоже на страшный детский кошмар.       Сзади доносятся хрустящие на снегу шаги. Человек за спиной позволяет себя услышать. Он стар, волосы его посыпаны сединой, некогда гладко выбритые щеки скрываются за бородой. Этот человек считается мертвым вот уже несколько десятилетий как, он носит на руке чёрную метку, что никогда не призовет Волдеморта. Он — Фрэнк Лестрейндж — единственное напоминание о детстве. Светлый луч на кладбище вместо души.       Фрэнк останавливается, едва касаясь плечом плеча Волдеморта. Молчит. Долбанная тишина похожа на пытку.       Но вот, несколько минут или часов спустя, появляется белесая вспышка волка. Патронус проносится мимо и скрывается вдалеке безразмерного кладбища. Следом за ним взгляд улавливает тень, предшествующую своему хозяину — последнему из них троих. Живому трупу.       Антонин Долохов.       Три старика, не выглядящие на свой возраст, три убийцы, три грешника. Они замирают мутными образами на кладбище, где беспечно гниют их когда-то друзья. Три человека, позабывшие о совести, чести и преданности. Три незнакомца с такими родными друг для друга лицами.       А помнится, когда Вальпургиевы рыцари еще были живы, когда школьные времена заливались зарей юности и трепетали в груди не истлевшими надеждами и пылкими амбициями, они трое еще умели смеяться. На самом деле, их было намного больше, но от тех людей остались только кости.       Вот они и поминают их раз в году. Молчанием. И своей жизнью. Их жизнь после стольких потерь и преступлений кажется насмешкой над умершими по расписанию. Все трое тем или иным способом обманули или задержали смерть — Волдеморт разделил душу на крестражи, Антонин прицепил целебный бабушкин артефакт (тайна ее магии так и не была раскрыта для Волдеморта за все эти годы), а Фрэнк… Фрэнк работал в месте, которое нельзя называть. Орден. Глупость какая-то.       — Помнится, раньше у тебя был заяц. Как не появлялся, все время драться лез, — тая покрытую пеплом сожалений усмешку на губах, хрипло проговорил Фрэнк, вспоминая далекие, как будто бы ненастоящие деньки, когда они все еще, зеленые юнцы, самостоятельно познавали колдовство.       — Времена поменялись, — отозвался Антонин. — Зайца сожрал волк.       — Даже косточек не оставил?       — Да какие тут косточки, и шерстинки не выплюнул, — гнусно рассмеялся в ответ тот.       Замолчали. Только и было слышно, как Волдеморт беспокойно стучал волшебной палочкой по ногтям.       — Скажи, — легко тронув его за сахарно-белую руку, вновь заговорил Фрэнк. И на мгновение показалось, что в его голосе спрятались старые, добрые, такие до боли знакомые интонации. — Что за Патронус был у тебя? А то как один раз не получилось его вызвать, так ты больше на наших встречах и не пытался.       Волдеморт коряво и нелепо усмехнулся. Косой рябью пошло отражение дорогого сердцу воспоминания, что он трепетно хранил, скрывая ото всех.       Поддаваясь минутному порыву, он взмахнул палочкой, шепча заклинание, но вместе со вспыхнувшей и тут же потухнувшей детской надеждой в его глазах на грязную землю, стыдливо пытающуюся закутаться в девственно-снежный наряд, посыпались одни только белесые искры. Снова не получилось.       Никогда не получалось.       Фрэнк и Антонин смущенно переглянулись. Последний толкнул Волдеморта плечом и расхохотался.       — А я знал! Знал, что хоть где-то, да ты будешь неудачником! А то посмотри на себя! Сделался полубогом! Так не пойдет, обычным людям тоже надо уступать.       — И я так думаю, — завторил ему улыбающийся Фрэнк. — Всегда завидовал, что у тебя все, что не запланируешь, получается. Знаешь, с первого курса иногда такой зазнайке прямо врезать хотелось.       — А я, было дело, даже врезал!       — Ох, помню, сколько мороки потом было с профессором Дамблдором. До сих пор мурашки!       — И вообще, уверен, что даже хорошо, что ты все никак не можешь с этим заклинанием разобраться. А то представь, как стыдно бы было, вылети у тебя из палочки сейчас маленькое и визгливое чихуахуа? От такого пятна репутацию еще сто лет оттереть не выйдет!       Долохов и Лестрейндж расхохотались. И в одну секунду спало царившее между ними напряжение. В одно мгновение прошедшие года, полные смертей, черноты и недопониманий, свелись к нулю. В одно мгновение они вспомнили, кем были на самом деле.       Последние из Вальпургиевых рыцарей. Это же почти как в книге!       (И как же все-таки жаль, что эта книга оказалась не с хорошим концом).