Другая реальность

Лукас был в бешенстве: его еще никогда так не унижали. Он же сын героя, и как-то так сложилось, что никогда и ни в чем не знал отказа. Отец был слишком занят, чтобы лично заниматься его воспитанием, а остальные считали, что раз он сын героя, то имеет полное право на всяческие почести. Им как-то не приходило в голову, что он не побеждал Вольдеморта. Что он не имеет права пользоваться почестями своего отца, он же ничего не сделал для этого. Наоборот, он походил на тех, кого в свое время ненавидел, не понимал, презирал его отец. А теперь его уважают лишь за фамилию Лонгботтом. Лукаса же, естественно, все устраивало. Более того, он искренне считал, что именно так и должно быть. Что все должны восхищаться им по праву происхождения. Единственной неувязочкой оказалась его сестра. Ведь, как и он, Натали является дочерью героя. И имеет одинаковые с ним права. Более того, ее любят больше, потому что ее есть за что любить, помимо происхождения. И она гораздо лучше его. Лукаса больше всего задело, что Натали связалась с Поттером младшим. Мало того, что он за короткий промежуток времени из забитого жизнью придурка превратился в нормального молодого человека, так еще и с ним встречается Натали! Это все настолько бесило Лонгботтома, что он решил проучить врагов. Решил вызвать их на дуэль. Четверых со всем факультетом Гриффиндор. Для этого он собрал всех гриффиндорцев, кто согласился принять в этом участие. Надо отдать им должное, согласились далеко не все. Потому что, не смотря ни на что, многие еще помнили, за что когда-то боролись из родители, теряя родных и друзей. Тем не менее, их было много, больше половины факультета. Натали и Роберта заперли в комнате, так как они пытались помешать. Остальные гриффиндорцы, решив не принимать в этом прямого участия, все же побоялись ссориться с Лонгботтомом, переча ему. Но все пошло в корне не так, как замыслил Лонгботтом. Он и предположить не мог, что слизеринцы поддержат Поттеров, Малфоя и Снейпа. Отчего-то ему казалось, что уж на факультете Слизерин взаимовыручка отсутствует начисто. Но Лукас ошибся: на встречу толпе гриффиндрцев вышла не уступающая по численности толпа слизеринцев. Это грозило обернуться грандиозной дракой стенка на стенку. Потому что Лукас уже не мог отступить. Все-таки он надеялся на то, что даже если ситуация сложится не в их пользу, причинить им серьезный вред слизеринцы не посмеют. Итак, две толпы медленно, но решительно сближались. И когда уже казалось, что потасовки не избежать, внезапно посередине материализовался собственной персоной директор Дамблдор. Вид у него был решительный и грозный. И две враждебно настроенные толпы попятились назад. Лукас решил было все свалить на слизеринцев, но когда Дамблдор повернулся к нему, понял, что не удастся. Потому что директор видел его насквозь. Тем не менее, карательных мер не последовало. Всем было велено расходиться, но не забыть явиться к ужину. На ужин представители обоих факультетов шли с опаской, никто не знал, что пришло в голову директору. Конечно, он сразу понял, кто виноват в потасовке, но Лукас надеялся на то, что уж его-то точно не тронут, а слизеринцы боялись, что их снова сделают стрелочниками. Тем не менее, того, что произошло, не ожидал никто. Перед обедом Дамблдор встал и заговорил: - Все мы знаем о незавидном положении учеников факультета Слизерин. Знаем и о том, что послужило причиной. Но дети не должны отвечать за грехи своих родителей. Нельзя лишать будущего за это. Для всех не секрет, что на факультете Слизерин много достойных, отважных, замечательных учеников (при этом директор смотрел на Джеймса, Альбуса, Северуса и Скорпиуса). Знаем и то, что, к сожалению, некоторые представители факультета Гриффиндор вовсе не так порядочны, смелы и честны, как должны были быть (при этом Дамблдор задержал взгляд на Лукасе, тот вспыхнул). Для того чтобы каждый имел шанс устроить свою жизнь, исходя из собственных заслуг, а не родительских, принято решение снять ограничения со слизеринцев и привилегии с гриффиндорцев, таким образом, уравняв оба факультета в правах. Это не только мое решение, хотя я выступил инициатором. Меня поддержали Визенгамонт, Аврорат и Министерство. Соответствующий указ уже издан. Так что теперь никто не сможет упрекнуть человека в принадлежности не к тому факультету. Помните всегда, что не факультет красит человека, а человек факультет. Естественно, никакого обеда не получилось: все только и делали, что обсуждали эти радикальные перемены. Большинство учеников Пуффендуя и Когтеврана с этим согласились, потому что от слизеринцев они не видели ничего плохого, в то время как гриффиндорцы ужасно задавались, считая себя лучше всех. Теперь же есть шанс, что гонора у них поубавиться. Реакция же самих гриффиндорцев была вполне предсказуемой: они возмущались. Потому что считали себя чем-то вроде привилегированного сословия. Им думалось, что их родители своей кровью пролитой в сражениях, завоевали это право для них. Как-то большинству из гриффиндорцев не пришло в голову, что родители их вовсе не за то боролись, чтобы их дети спустя годы стали считать себя самыми главными и всегда правыми. И не пришло в голову и то, что помимо гриффиндорцев еще сражались пуффендуйцы и когтевранцы, о чьих заслугах потом в основном позабыли. Правда, некоторые гриффиндорцы (во главе с Натали Лонгботтом) напомнили об этом остальным, но из слова никого так и не убедили. Что же касается слизеринцев, тут тоже все понятно. У них был грандиозный праздник тем же вечером. Отмечали то, что теперь они как все, что им больше не надо унижаться и ходить, опустив голову, что теперь у них будет шанс на престижную работу после окончания школы. Были, конечно, и скептики. Но большинство все же верило в лучшее. Героями дня единогласно были признаны Джеймс, Северус, Скорпиус и Альбус. Потому что все понимали, что они первыми пытались доказать, что достойны лучшей участи, чем звание людей второго сорта. Именно они доказали, что не хуже гриффиндорцев. Они не побоялись это сделать во время гонений на слизеринцев, за что в их честь поднимались тосты до поздней ночи (благо они же сумели раздобыть в Хогсмите сливочного пива). На утро на уроках все слизеринцы были заспанными и рассеянными, но не было снято ни одного балла. Профессора же тоже люди. Сказать, что Лукас был в ярости, значит, ничего не сказать. Для него вся эта ситуация отчего-то виделась, как плевок в лицо ему лично. И он больше всего хотел, чтобы слизеринцы (да и Дамблдор) об этом не раз пожалели. В таких расстроенных чувствах Лонгботтом принялся писать письмо отцу. Письмо имело яркую экспрессивную окраску. А общее содержание сводилось к тому, что он требует от отца принять немедленные меры, чтобы все вернулось на круги своя. Именно требует, а не просит. Более того, в письме Лукас выговаривал отцу, что тот согласился с директором, и его голос был одним из решающих в деле уравнивания факультетов (иначе и быть не могло, Лонгботтом же представлял Аврорат). Так что Лукас выражал свое недовольство. Еще он требовал от отца запретить Натали встречаться с Альбусом. Писал что это немыслимо, что Поттеры – семья предателей, а Натали спуталась с одним из них. Да, Лукас действительно думал, что отец сделает все, что он требует. Наверное, просто работа занимала у Лонгботтома слишком много времени, не оставляя его на должное воспитание детей. И так уж сложилось, что Лукас с самого раннего детства рос избалованным до крайности и убежденным, что ему все преподносится на блюдечке с голубой каемочкой по первому же требованию. Не то чтобы это было виной его отца, просто так вышло. Натали тоже никто ни в чем не ограничивал, но она все равно понимала, что такое хорошо, что такое плохо. Она много читала про войну и знала, какими в то время были настоящие герои. И больше всего хотела быть достойной своего отца. Именно поэтому ей никогда и в голову бы не пришло что-либо требовать, ей был чужд эгоизм. Этим она резко отличалась от брата. Кроме того, Лукас потребовал от Роберта, чтобы он тоже написал письмо отцу. Потому что мистер Блэк, как министр, безусловно, имел огромное влияние. Требовать того же от остальных можно было бы, но Лукас понимал, что это бессмысленно. Потому что остальные родители в этом вопросе ничего особо не решают. Лукас перехватил Роберта перед уроком трансфигурации и завел за угол на пару слов. Там он сказал: - Роберт, мне надо, чтобы ты написал отцу письмо. - Неужели? С каких это пор, Лонгботтом, тебя волнует моя личная переписка? - Не шути со мной, Блэк. Пожалеешь! - Вот только угрожать мне не надо! Либо говори, что хотел, либо проваливай! - Ты должен написать мистеру Блэку, чтобы он выступил за возвращение привилегий нам и ограничений для слизеринцев. - Решение уже принято, ему нет обратного хода. - Твой отец министр, у него есть права вето. - Да. Но я не буду ничего подобного ему писать. - Что!? - Что слышал, Лонгботтом. Некоторые слизеринцы, как ты знаешь, являются моими друзьями. Против них я не пойду. - Да? Еще недавно ты говорил, что твой друг я! - Дружба – это дело взаимное. Ты никогда меня не считал другом. Так что ничего я тебе не должен. - Ты еще пожалеешь! - Не думаю. В общем, разошлись они очень недовольные друг другом. А через пару дней случилось знаменательное событие – Хогвартс посетил мистер Лонгботтом собственной персоной. Событие было эпохальное. И многие связывали с ним свои опасения или же надежды. Так, гриффиндорцы надеялись, что мистер Лонгботтом, как они выражались сами, «поставит на место директора и восстановит справедливость». А слизеринцы, как можно догадаться, опасались, что он каким-то образом повлияет на Дамблдора (само по себе нереально, но у страха, как известно, глаза велики) и добьется отмены всего, что директор пообещал. Но речь Лонгботтома поставила крест на надеждах одних и развеяла опасения других. Дословно ее приводить не имеет смысла, поскольку она почти слово в слово повторяет речь директора. Только там было больше эмоциональности, в частности Невилл сказал, что не для того он и его друзья проливали кровь на войне, чтобы их дети стали походить на их врагов. И что дети их уже бывших врагов (Невилл уже не расценивал как врагов побежденных) могут служить примером для подражания для его сына и некоторых его приятелей. Лукас был на взводе. Он перехватил отца на выходе из большого зала и начал сразу с упреков: - Что это все значит!? - Лукас, не забывай, с кем разговариваешь, я все-таки твой отец! - Отец… Ты ничего не хочешь сделать для меня! - Да я всю жизнь только и делал, что потакал твоим прихотям! Но ломать хорошим людям жизнь ради твоего удовольствия не собираюсь. Все! Разговор окончен! Невилл ушел, а его сын все стоял и смотрел ему вслед. Он никак не мог поверить в то, что только что произошло. В первый раз в жизни отец ему отказал, да еще и в такой форме… А ведь избалованный мальчик привык, что все заискивают перед ним и со всех ног кидаются выполнять любое его желание. И он никак не мог понять, что же произошло… А у Лонгботтома состоялся еще один разговор, весьма для него важный. Он решил поговорить с Альбусом, парнем своей дочери. Для этого директор даже предоставил свой кабинет. Лонгботтом вглядывался в лицо Альбуса и испытывал щемящую тоску. Потому что этот смелый парень не его сын, а о том, в кого превращается Лукас, думать мучительно больно. Поттер же смотрел настороженно, даже чуточку враждебно, и не спешил начать разговор. В конце концов, Лонгботтом спросил: - Альбус, тебе что, не интересно, о чем я хочу поговорить? - Да все и так ясно: потребуете, чтобы я перестал встречаться с вашей дочерью. - И что ты мне ответишь? - Я люблю Натали больше жизни и никогда ее не брошу. Вы можете делать что хотите. - Да не буду я ничего делать. Твой ответ еще больше убедил меня в правильности намерения. - Какого же? - Я хочу сказать, Альбус, что считаю тебя достойным человеком и не против того, что вы с Натали встречаетесь. - Спасибо вам. Лонгботтом кивнул и вышел, ему было легко и спокойно, он чувствовал, что поступил правильно. Потому что, в конце концов, если человек достойно себя ведет, не так важно, на каком он учится факультете. Джордж Уизли пока не знал, как относиться к решению директора. Это так странно. Все как-то сразу определились, хорошо это для них или плохо. А Джордж не знал… С одной стороны, он всегда был убежденным противником слизеринцев. Это значит, что его должно разозлить решение сильных мира сего. Но Джордж давно уже устал быть шестеркой Лукаса. А после разговора с Натали и вовсе понял, что ему давно пора жить по своим правилам, не Лонгботтома. Но он боялся и презирал себе за то, что не может поступить так, как Роб. А потом Джордж думал о том, что не всем же быть смелым и все ждал, что все как-то само собой решится… А то, что произошло, является вполне реальным шансом избавиться от зависимости от Лукаса. Потому что сейчас позиции Лонгботтома младшего ослаблены как никогда. После неудавшейся травли слизеринцев все гриффиндорцы, которые были против, крайне низкого мнения о нем. Те же кто был за, обвиняют его у неудачном исходе. Так что вот именно сейчас самое время сказать Лукасу, что он больше не будет слушаться его. Только надо окончательно на это решиться и побороть мерзкое ощущение, что это похоже на действия крысы, сбегающей с тонущего корабля.