Горе тому, кто любил только тела, формы, видимость! Смерть отнимет у него все.
Учитесь любить Души, и вы найдете их вновь.
Виктор Гюго
Забота, поддержка и сопереживание — всё это Невилл Лонгботтом. Запах трав, прогулки под луной и с Луной. Поцелуи и прикосновения, лёгкие и невесомые, как пёрышки. Никогда не собственнические. Не грубые. Любовь. Нежная. Проникающая. Под кожу. У Невилла сильное чувство ответственности, и поэтому он становится во главе Отряда Дамблдора, когда Гарри, Рон и Гермиона исчезают. Он самоотверженно заботится о своих друзьях, семье и возлюбленной. С ним она чувствует, что может быть собой. И её примут такой, какая она есть. Странной, постоянно улыбающейся, почти не разговаривающей, видящей странное, что сокрыто от других. Он не смеётся над ней, не отталкивает, как остальные. Серьёзно выслушивает, и учится рисовать, чтоб суметь зарисовать существ, которых она описывает. Невилл помогает ей дышать, когда мир вокруг переполняется от ощущений и она прячется от этого внутри своего подсознания. Их, этих ощущений, так много, а её для всего этого — слишком мало. Она никогда не любила шум, а сейчас звуки смешиваются, а предметы вокруг — кислотных цветов. И у неё ощущение, что она сходит с ума. И проще скрыться… Кожа буквально горит от прикосновений. Мгновение и внутренний пожар охватывает одно здание, затем второе, третье. Горит вся улица и, кажется, вся планета и весь её маленький мир. Дым разъедает глаза и въедается в кожу. Его не вывести, ни мылом, ни водой, ни проветриванием. Он — часть Луны. Запах, который вдыхая — она умирает, он кружит голову. Всё окутано пленкой, а каждый вздох — смерть. Маленькая мучительная смерть. Лёгкие, глаза, всё это разжигает изнутри, кислорода меньше, сознания тоже. Здания падают, рушатся, с треском ломаются. Каждое слово сжимает тиски, загоняя в комнату. Внутри ещё мертвеннее и мрачнее, чем снаружи. Комната с голыми стенами. Комната, где в потолке летают непонятные звуки, точно проснулись демоны. Комната, где… Комната. Комната. Комната. Так долго и старательно выговаривала это слово. Так тщательно пыталась. И потеряла. Этому месту не было названия. И знала — в этом месте не было тебя. И сейчас. Тоже. Нет. Выныривает из омута, выныривает с адовым грохотом, ломающим тишину внутри. Распахивая железную дверь подсознания. Выныривай. Потому что ты сама загнала себя сюда. Медленно всплывает, выдыхает, пока доносятся обрывки слов. Слова, которые могли убить, залечить или ранить. Никакой привязки, не с чем связать. Сама воздвигнула эти стены, что теперь сама себя не слышит. Потерялась и тонет, пока в груди всё сжимает, стынет, колется. Тому, что её окружает, где она находится, что происходит, что чувствует — этому нет названия, или Луна просто не находит Луна тонет. Без собственных страхов, переживаний, мыслей. В собственном сознании. Находится в комнате, теперь наполненной людьми и кричит, но никто не слышит. Она тонет, просит о помощи, но спасение лишь в ней самой. И спасения она не находит. Она тонет. Тонет. Тонет, когда её вытаскивают в реальность. Волосы — чёрные, только ей кажется, и через секунду, они приобретают нормальный свой цвет — пшеничный. — Мерлин, я так за тебя перепугался, Полумна! — Джонсон рядом с ней, боится даже прикоснуться, и его рука слишком большая для неё. Не та. Не тот. — Можно взять тебя за руку? Померить пульс, всё в порядке? Кажется, у тебя снова была паническая атака. — Можешь взять меня за руку? Каждое привидение кланяется и приветственно кивает, Луна их не пугается. Конкретно их — нет. Но её парализует, когда она видит перед собой лежащего на земле Невилла, он прижимает ладонь к ране на ноге, и шепчет: — Можешь взять меня за руку? — дыхание его сбивается. — Я так… много не успел, Мерлин. — Не говори так, Невилл, пожалуйста. — Я люблю тебя больше, чем ты думаешь. Я люблю тебя больше, чем я думал. Я люблю тебя больше, чем могу себе позволить. — шепчет Невилл, едва касаясь своими пальцами её щеки. — Не плачь. Всему приходит конец. Но это ещё не он. — Нет, нет, нет, не оставляй меня, пожалуйста, нет. — Встретимся… в следующей жизни? Рыдание сотрясают всё её тело, Луна кричит и задыхается от собственного бессилия и беспомощности. Она знала и ничего не могла сделать. Она знала, и даже не пыталась. Она не думала, что будет так больно. Нестерпимо. Невилл умирает от проклятия, и от потери крови. Слишком глупо. По-геройски? Луне это геройство — ни к дракклу. Она не боится привидений, но когда она видит полупрозрачный силуэт, двойник… Невилла, который отделяется от его тела… Её парализует. Он виновато улыбается, еле ощутимо касается пальцами волос. Прикосновение — жалит. Кожа буквально горит. А он растворяется. Тело парня остаётся на месте, только уже бездыханное немного, с дорожкой от слёз, с улыбкой. Она держит его за руку, боится отпустить. Будто если отпустит — он тоже растворится. Держит, как он её держал, когда Луне бывало плохо. Держит, задыхается. Она не боится привидений, но теперь призраки прошлого преследуют её во снах. Во время битвы за Хогвартс, она видит, как умирают люди. Её одногруппники, Пожиратели. Их смерть она видела, всех их. И ничего не сделала. Даже не пыталась. И теперь их кровь — на её руках, её душа вся в ранах, кровоточит от внутренних язв и воспалений. Она видит, как в одну линию с живыми становятся мёртвые. А потом растворяются за их спинами. Она за спиной ничего не чувствует. — Луна, что ты здесь делаешь? — Джонсон держит щит, спрашивает, уже оттаскивая девчонку. — Мы похороним его, когда всё закончится. А сейчас — возьми меня за руку и пошли. Здесь опасно. Касание обжигает, жжёт. Но не сильнее, чем в сердце. — Всё нормально? — Джонсон заглядывает Луне в глаза, пока девушка в очередной раз выныривает из своих воспоминаний. Его прикосновения всё такие жгучие. Но не больнее, чем ожоги её души. Его прикосновения холодны, как лёд, от того и жжёт. — Можно взять тебя за руку? — Можно взять тебя за руку? — Нет. — Да.