Возьми меня за руку, и не отпускай меня.
Возьми меня за руку, и дай мне обнять тебя.
Её мир представляет собой сплошной хаос с самого детства. Сколько она себя помнит. Луна ненавидит прикосновения, громкий шум и себя. Ей не нравится видеть момент смерти человека и не иметь возможности спасти, уберечь, исправить. Ей плохо и тошно от самой себя и своей беспомощности. Луну не понимает отец, не принимают в школе, и ей трудно даётся общение. Потому что когда она говорит ещё и о мошках, разных цветов и размеров, которые вьются возле человеческих волос, её называют больной и посылают куда подальше. Она называет мошек мозгошмыгами и больше о них не рассказывает. Очередная палочка не слушается в её руках, и обычно девочка просто втыкает ненужную деревяшку в волосы. Ей не нужны формулы и движения. Её желания исполняются и без странных действий и танцев. И она удивляется, почему у других — не так. Отец чуть ли не умоляет свою дочь, после очередного письма недовольных профессоров. Носить палочку в руке, хотя бы ради приличия. Луна пожимает плечами. Профессор МакГоннагал просто беспокоится о ней, говорит, чтобы она не смела трансфигурировать из неживого — живое. У остальных, она видит — иллюзии, неживые штучки, которые ведут себя, как животные, или может даже как насекомые, но они ненастоящие. Самой ей тоже иногда кажется, что она тоже ненастоящая. И такая же неправильная, как эти трансфигурации, которые показывают другие. И как настолько неправильная и испорченная, может создавать такое? Такое живое, настоящее и прекрасное? По всей комнате летают бабочки цвета её факультета. Девочки, её соседки по комнате, в восторге. Особенно когда эти светящиеся создания садятся кому-то на нос или руку. — Твои чары так долго не рассеиваются Луна, научишь нас также делать этих прелестных «бабочек»? Как ты их делаешь? А она и не знает, как объяснить. Как объяснить другим? Слов, чтобы описать — она не знает. Она просто создаёт их, из пустых ладошек появляются красивые насекомые. Вторая соседка хмурится и говорит Луне, чтобы та не смела никому показывать то, что девочка умеет. В мире ненормальных людей она ещё более ненормальная. Каждое привидение кланяется и приветственно кивает, но не смеет с ней заговорить. Никогда. Она задаётся вопросом самой себе, почему они разговаривают с остальными, но не с ней, но через пару минут тут же об этом забывает. Её мысли текут, словно река. Вещи её постоянно пропадают, их воруют непонятные существа, которых она видит по ночам. Они похожи на маленьких человечков, с длинной бородой, они хихикают, шкодничают. Она делает вид, что не видит их, а на следующий день ходит по всему замку, разыскивая вещи. Замок, кстати, она знает, живой и помогает ей. Она чувствует теплоту его стен, и как он отзывается на её вопросы, как гуляющий от сквозняков ветер подталкивает её в нужном направлении. Он просит не наказывать маленьких шкодников, которые пытаются привлечь её внимание. Ещё ей помогает Невилл. Этот смешной, милый мальчик, прикосновения которого отпечатываются зеленью и заставляют цветы в её сердце прорастать и благоухать. Он забирает хаос с собой. Когда Невилл рядом, всё… вдруг выстраивается в ровный, чёткий мир. Его взгляд не приносит холода, только тепло её душе. И в этом взгляде хочется купаться. И она не может себе в этом отказать. Разве это плохо, когда тебе — хорошо? — У тебя что-то в волосах застряло, ммм… Хочешь помогу вытащить? — они оба сидят в личной оранжерее мадам Стебель, Невилл пересаживает зубастую герань в горшок побольше. Случайные прикосновения сулят тем, что глаза застилает пелена, и в большинстве случаев перед её внутренним взором пролетают картинки, настолько реальные и живые, она видит, как прикоснувшийся падает, ударяется, и кричит. И этот крик заставляет кровь из ушей идти. Она сводит контакты с чужим телом к минимуму, даже с отцом. Ей мучительно видеть и чувствовать чужую боль, как свою. Поэтому она запрещает. Невилл немного тушуется, опускает глаза в горшок и переводит тему. Губы Луны сжимаются в тонкую полоску, на решение уходит несколько секунд, она говорит быстро и решительно, чтобы, ни дай Мерлин, вдруг не передумать. Она потерпит. Она же потерпит? — Ладно. — сдаётся Полумна. — Там какой-то листик, да? Невилл тут же расцевает, улыбка озаряет его лицо и он тут же снимает перчатки. Он не знает, почему Луна не любит прикосновения, но уважает это и поэтому старается вытащить какой-то упавший листочек максимально аккуратно, не тронув ни единого её волоска, боясь даже дышать рядом. Луна улыбается. Она чувствует исходящее от него тепло и оно ей нравится. Оно почти осязаемо и его можно почти потрогать, оно обволакивает. Невилл Лонгботтом, ты сам выбрал эту дружбу. А Невилл, кажется, и не против.***
— Это здорово, что твой голос — первое, что я сегодня услышал. — Невилл бурчит это в подушку, улыбаясь. — Спасибо за поздравление, но, пожалуйста, не смущай мальчиков. Я сейчас выйду. Луна такой человек, либо отдать всю себя, либо ничего. И её много, настолько много, что можно задохнуться. Но Невиллу это нравится. Вот скажите, кто ещё с лёгкостью обойдёт все возможные чары, чтобы просто разбудить его утром, в день его рождения? Только она. Дверь за ней закрывается. — Эй, — отзывается его сосед по комнате, Джонсон. — как она вообще попала в гостиную? Невилл лишь вздыхает и начинает натягивать одежду. — Это… это же Луна. — И часто она так… будет? — спрашивает Криви, который живёт с ними вместе. — Мне кажется, что «да». Слушай, у нас же нет выбора, да, Невилл? — однако, произносит это Джонсон без злобы, просто как факт. И да, видят они эту леди в своей комнате теперь довольно часто.***
За первый курс у Невилла так и не появилось настоящих друзей. Гарри подружился с Роном, Симус — с Дином, а Невилл всегда был один. Он ни у кого из однокурсников не был в гостях и не приглашал их к себе. До сегодняшнего момента. О, Мерлин, он так переживал, первый раз приглашая кого-то. И постоянно задыхался, и даже уже почти отказался от этой затеи, но Луна неожиданно улыбнулась и выдала: — Твоя бабушка любит красивые шляпки, да? Он не знал, откуда она могла узнать, и в начале даже немного опешил. Но это же Луна, его Луна, подруга. Да, друг, которого ему так здесь не хватало в первый год. И он кивнул. — Тогда я сделаю ей какую-нибудь необычную! — Это значит… ты согласна, да? На пару дней!***
Самые прекрасные пару дней в этом году, если признаться честно. Бабушку даже не приходится долго уговаривать, чтобы она разрешила Луне остаться тут на пару дней, потому что девочка буквально очаровывает старую женщину. Своими манерами, характером, покладистостью, и даже её очаровательный подарок — шляпка, ну просто западают в самую душу. А цепкий взгляд аристократки видит в этом ещё и сильнейший магический артефакт, и чего тут только не вплетено. Луна восхищается всем вокруг, и их прелестным садом, за которым Невилл следит летом сам, и цветы он там садит тоже сам. В этом году планирует посадить луноцветы, о чём с ней с удовольствием делится. Луна хлопает в ладоши, предлагает сделать это прямо сейчас. — Но, саженцы должны прийти только через… Его прерывает домовой эльф, который говорит о том, что прибыла бандероль на имя хозяина. Цветы они садят в тот же вечер. И ещё в тот же вечер Полумна узнаёт, что у её нового друга — отличный… нюх. — Никогда не видел, как ты краснеешь… совсем как розочка! — это он произносит после своего заверения, что её волосы пахнут мёдом. И ему… нравится этот запах, и то, как она мило краснеет.***
— Мои друзья уже задолбались от того, как часто я временами могу говорить о тебе. — делится Невилл. Для Луны он единственный друг. — Они, кстати, скучают, ты давно не заходила. Будешь сегодня играть в какие-нибудь настолки? Джо обещал привезти из дома новые. — Ты же знаешь, что я всех вас переиграю в два счёта. — Ха, ну это мы ещё посмотрим! Невилл согласен и на то, чтобы она выиграла у него хоть тысячу раз. Хоть две, три тысячи раз, ради: — Хорошо, Невилл, приду.***
У четвёртого и пятого курсов сегодня сдвоенная Астрономия, все смотрят в свои телескопы. — Лунá сегодня красива, правда, Лýна? — он бросает это как бы невзначай, явно вкладывая какой-то свой смысл, сглатывает нервно, ожидая её ответа, а в ответ — улыбка. Полумна интуитивно знает, что ответить. Но он так и остаётся на кончике её языка, так как не понимает его значения. — В половине случаев я слишком стесняюсь, чтобы что-либо сказать, но сейчас… — весь Невилл краснеет, немножко заикается и отводит взгляд, закусывает губу своим неровным прикусом, а потом выпаливает на одном дыхании, — в общем… в общем, тымненравишьсялуна. — он говорит это сразу же, на следующий день после своих странных изречений про луну. — Ты хотела бы, ну… я имею в виду, если ты не занята… Пообедать вместе? Или хотя бы выпить сливочного пива? Это свидание? Да, это свидание.***
Да, он пригласил её на ежегодный Рождественский бал. И они пойдут вместе. И он такой смешной, когда «пытается ей понравиться». — Только я никогда не танцевала с кем-то, ты… научишь меня? Невилл немного в ступоре, ведь все чистокровные умеют танцевать, а потом до него доходит. Она же рассказывала ему, ну, про… прикосновения. И все эти видения. И от этого ещё ценнее, что она позволяет себя… нет, «трогать» — слишком пошло. Касаться. Именно что касаться. Легко и нежно. С ней можно только так, как будто с самым хрупким и прекрасным фарфором в руках. Как с нежным цветком, капризным на особые условия, потому что он тоже — особенный. — А… да, конечно. Я научу… Танцевать. Тебя. — в ответ Луна хихикает. — Ты, кстати, вырос. Уже на целую голову выше меня!***
— Я пытаюсь приготовиться к этому где-то часа полтора, потому что знаю, что ты будешь выглядеть восхитительно, и я должен хотя бы попытаться тебе соответствовать. — Невилл не поворачивается, когда Луна заходит в общую спальню мальчиков. В который раз. Его сосед лишь меланхолично здоровается с уже привычной гостьей в этом помещении: — Хай, Луни. Ты тоже заразилась всеми этими девчачьими штучками? Ну, там, причёска, платье, и всё такое. — неопределённо махает рукой Джонсон. — Наверное, если это можно подхватить, как болезнь. Я, кстати, сама шила платье! По настоянию Невилла, Луна не появляется в платье перед ним до бала. Поэтому парень стоит с раскрытым ртом, когда видит её в этом божественно прекрасном платье. Бело-голубое, оно будто светится, или это она — изнутри? Джонсон почти со слезами от смеха наблюдает за реакцией своего приятеля, закрывает ему рот, и чуть подталкивает со словами «не стой на месте, как истукан, предложи даме руку». — А, да… да. — Невилл сглатывает, подходит ближе, её рука вкладывается в его. И он ведёт её в танец, где она отдавливает ему все ноги, но ему всё равно. Он осторожно прикасается к её боку второй руку, другая держит её ладонь и они кружатся, движения её плавные и завораживающие. Весь вечер Невилл не сводит глаз со своей подруги, а она опять так мило смущается. И в этот вечер вся музыка — для них одних, и весь зал — тоже. И они будто одни. А потом Луна ко всей неожиданности изрекает: — Ты знаешь, что поцелуй под омелой является залогом всепобеждающей любви? — она спрашивает, как бы невзначай, и сначала Невилл не понимает, а потом поднимает глаза наверх. Они стоят под омелой, подчёртовойомелой. Невилл переводит взгляд с рождественского цветка обратно, к Луне. Смотрит ей в глаза, потом его взгляд падает ей на губы, и он приближается, касается почти невесомо своими губами её губ. И это… ощущается как взрыв внутри, как нечто нереальное. Невилл непроизвольно притягивает Луну к себе чуть ближе. Запахи и ощущения обостряются почти до предела. Она это ощущает миллионом живых бабочек в животе. Время замедляется и хочется, чтобы этот момент длился вечность. Он отстраняется, немного резко, пытаясь отдышаться, потому что буквально не дышал всё это время. Он отстраняется, а она видит эту вечность в его глазах. Интересно, именно так и выглядит любовь? Именно так она и ощущается на языке и на кончиках пальцев? Разливающимся внутри теплом и трепетом.***
— Ты прикрываешься пледом, потому что покраснела, да? — они лежали около Чёрного озера, любуясь звёздами, рядом горел костёр. Сегодня спокойно. С ним рядом — спокойно. В какой-то момент жизнь превращается в хаос, водоворотом скручивающим тебя на самое дно. Или вгоняет в вечную гонку от станции «всё успеть» к месту «я перегорел». И эта суета тянется, густеет, даже сгущается и разливается внутри по венам. Но чувства зарождаются не в целом. Они в моменте. В действительности, которая окружает тебя здесь и сейчас. И только одна вещь может создать для тебя эту «действительность» — люди. Людям дана возможность лечить своим присутствием, согревать словом, останавливать кровь на порезах души своим вниманием. Люди могут вызывать чувства. И глушить пульсирующую боль в голове. Это то, что остаётся запахом костра на одежде. Это то, что отображается на сетчатке глаз, когда не обращаешь внимание на что-то другое — когда хочется наслаждаться смехом и теплом даже в холод. Это то, что приносит спокойствие. И всё это создано людьми. Не местом, не едой и даже не костром. Это тишина. Безопасность и уверенность, что всё ещё впереди. Это чувства. — Я в курсе, что мы целовались уже, типа, раз десять, но можно еще столько же, пожалуйста? — шепчет Невилл прямо в губы, и не целует, пока не дождётся согласного кивка. Она давно привыкла к его прикосновениям. — Хорошо. — Твои губы такие тёплые… Его касания, которые ощущаются, как маленькие разряды энергии. Как только его горячее дыхание касалось её губ, она замирала, в ожидании. Еле касаясь, Невилл прикоснулся к её щеке, и это ввело в неожиданный ступор. Она видит перед собой мимолётную картинку, как он лежит на земле, весь в грязи. Ступор такой сильный, что Луна не сразу прогоняет это видение и находит себя плачущей, а он вытирает ей слёзы и повторяет. — Прости… что-то случилось, да?.. Я не хотел… прости! Как только её взгляд фокусируется, он тут же отдёргивает свои руки, боясь причинить боль. Только Луна сама льнёт обратно к нему, как будто ей не хватает воздуха, а он — воздух. Она падает в его объятия, и он прижимает её к себе. Крепко обнимает, гладит по волосам и шепчет какие-то глупости. Второй раз в своей жизни она неистово хочет ошибиться, до невозможности, до истерики. Хватается за его лицо, всматривается в живые пока ещё глаза, она хочет узнать подробности. Как это остановить? Как прекратить? Как переиначить судьбу? Как? Как?! Как. И внутренне кричит, потому что ответа не приходит. Она внутренне умирает вместе с ним, ещё в тот вечер.***
Луна уверяет Невилла, что всё в порядке, и он ей не верит ни на кнат, но и не расспрашивает, просто остаётся рядом. Он видит и даже физически ощущает перемены. Их поцелуи. Больше не призрачное касание, Луна целует его сама. И он ощущает почти отчаяние, которое её охватило. Она не говорит, но им и не нужны слова. Невилл прекрасно знает, что она могла бы там увидеть. Если бы она поделилась, думает он, ей стало бы легче? Но она не делится, держит в себе, чуть замыкается. — Эй, — в какой-то момент произносит Невилл. — Ты же знаешь… что можешь мне доверять, Луна? Знаешь ведь? Девушка согласно кивает. Она знает это. И тут же произносит шёпотом, но он такой оглушительно громкий: — А ты знаешь, что я… люблю тебя, Невилл Лонгботтом. Полумна чувствует острую необходимость сказать, прокричать об этом. Чтобы это знание буквально поселилось в его сердце. И сначала он краснеет, совсем как она, когда он намерено её смущает, его рот раскрывается, но он быстро находит, что сказать, чтобы цветы в её душе распускались после долгих дождей. — И ты знаешь, что я любовь эту буду теплить и вынашивать так, чтоб она разрослась во мне самым прекрасным деревом. Чтобы мои кончики пальцев стали ею окрашены. И чтобы её во мне стало немерено. Немерено. Слышишь? Луна улыбается. Впервые за много дней ей светло и хаос снова уходит.***
— Не могу поверить, что когда-то вообще смог пойти с тобой на первое свидание, не говоря уже о годе отношений. В общем, это тебе. — Невилл протягивает ей букет цветов-эдельвейсов, сам он весь в порезах, рука его в фиксирующем бинте, и улыбается он широко-широко, будто не выпил час назад костероста, после неудачного сбора цветов на горном плато. — Я помню, как практиковался перед зеркалом звать тебя на свидания. Я думал, ты откажешься. Луна вплетает цветы себе в волосы, и Невилл всё удивляется как они не вянут целую неделю. — Знаешь, я чувствую такую острую потребность заботиться о тебе, и радовать, вызывая на твоём лице улыбку. Мерлин, она у тебя такая красивая…***
Луна Лавгуд — что-то такое лёгкое. У неё бледная кожа, мечтательная улыбка, распущенные волосы, и лунный свет, который отражается в огромных глазах. Луна Лавгуд — свет. И Невилл слеп, когда её рядом нет. превращается в неуклюжего растяпу, буквально спотыкаясь на ровном месте, пока крутит головой, в поисках девочки. Луна Лавгуд — воздух. Невилл неровно дышит — во всех, Мерлин возьми, смыслах — иногда он чувствует, будто задыхается от нехватки кислорода, а порой у него кружится голова, как от его избытка. Луна Лавгуд — это что-то внеземное и прекрасное, которое он готов оберегать. Девушка, любить которую он готов всю свою жизнь.