Нулевой километр

- Пора что-то менять, - в очередной раз подумал он и, выключив телевизор, поднялся с дивана и забрал с журнального столика допитую бутылку светлого пива. Обычно Каланча - как его часто называли из-за высокого роста - не был особо расположен к философским мыслям и уже тем более к самокопанию, но этим вечером незваные гости, прочно засели в его голове и определённо не собирались уходить... Под гнётом нахлынувших мыслей мужчина и сам не заметил, как перебрался из маленькой гостиной в кухню. Так же машинально он отправил бутылку в мусорное ведро и направился в спальню... *** - Что ты в ней нашёл, Моз? - когда-то давно, будто в другой жизни, спросил его приятель, наблюдая за тем, как тот зачарованно смотрел на девчонку с параллельного потока. - Не знаю - ответил Каланча, крутя баскетбольный мяч на указательном пальце. - Просто она - это она... Хрупкой девушке с длинными каштановыми локонами и живыми ярко-голубыми глазами не пришлось прилагать никаких усилий, чтобы украсть его сердце. Узнав, что она рассталась со своим парнем, он набрался смелости и позвал её пойти вместе на выпускной бал. Обворожительно улыбнувшись после небольшой паузы, которую Мозес списал на эффект неожиданности, она ответила согласием. Семья Хайтауэр была не самой богатой, поэтому Мозес вытряхнул значительную часть своих сбережений на аренду машины с водителем и чёрный костюм. В 6 часов вечера он заехал за Шарлин. Она была восхитительна в своём вечернем платье цвета ультрамарин. Весь вечер он не сводил с неё глаз, они много танцевали и разговаривали. Именно тогда Хайтауэр понял, что больше её никуда не отпустит. Они поженились через год. Однажды вечером Мозес устроил для жены ужин при свечах. - У меня есть кое-что для тебя, солнышко, - сказал Каланча, смотря на Шарлин тёплым взглядом, полным любви. Он достал коробочку, обёрнутую светло серой бумагой в тонкую полоску и с аккуратным фиолетовым бантиком сверху, и передал её своей ненаглядной. Женщина была приятно удивлена. Она давно привыкла к тому, что муж сдувал с неё пылинки и носил на руках, но не ожидала ничего после трудной для них обоих рабочей недели. Развернув обёртку, она ещё более удивлённо, даже непонимающе, взглянула на мужа и достала изящную серебряную погремушку с гравировкой «Нашему солнышку от мамы и папы». - Что это значит, Мозес? - Милая, мы женаты уже 5 лет. Ты не думаешь, что нам с тобой пора бы подумать о пополнении нашей маленькой семьи? Я не тороплю тебя, но для меня это очень важно… - Мозес… - вздохнула Шарлин с таким видом, будто ей вновь предстояло объяснять непонятливому ребёнку, что 2 х 2 = 4. – Мы ведь это уже обсуждали. Ну посуди сам: что мы можем дать малышу, когда ты вечно на сборах и тренировках, а я если не в офисе, в суде или не мотаюсь по городу, проверяя очередную теорию, то сижу в кабинете, обложившись бумагами. - Мне казалось, няня могла бы решить эту проблему. Тем более, я подумываю о том, чтобы лет через 7 уйти в тренеры. Тогда времени будет больше. Шарлин сделала ещё глоток вина, потом поднялась из-за стола, оставив коробочку и погремушку рядом с опустевшей тарелкой. - Дорогой, у меня был жутко сложный день. Давай вернёмся к этому разговору как-нибудь потом… С этими словами она ушла, а Мозес ещё долго сидел на кухне, будто в трансе. Каланча размышлял о том, как всё могло пойти не так. Не так, как он мечтал. Он очень любил жену, но даже через свои розовые очки счастья он не мог не замечать, что у них медленно, но верно иссякали темы для разговоров. Он ещё пробовал дарить ей украшения и цветы, но не видел нужной ему реакции – благодарности женщины любимому мужчине. Лёгкая, напоминающая натянутую, улыбка и небрежный поцелуй – вот и всё, чего удостаивался Хайтауэр. А ему так хотелось искренних объятий и блеска любимых глаз! Предложения съездить куда-нибудь вдвоём, например на Гавайи или в Европу, тоже встречали вежливый отказ, мотивированный вечной занятостью. Иногда Мозесу даже казалось, что они с его Чарли стали похожи скорее на приятелей или даже соседей, чем на семейную пару. - Где я ошибся? Почему всё пошло наперекосяк? – всё не давал себе покоя мужчина. – Она ведь знает, что я её люблю больше жизни, что может во всём на меня положиться. Не припомню, чтобы был гадом или занудой… - Где же я ошибся?!