[Мако] Книга 1: Остров. Книга 2: Замок.

Как девочки и договаривались, на следующий день Панси пришла в Больничное крыло. Ей пришлось вытерпеть целый допрос от Мадам Помфри: медиведьма хотела убедиться, что один из её пациентов ни в коем случае не будет напрягаться. Это ведь могло помешать выздоровлению! Так что строго-настрого запрещались активные обсуждения, громкий смех, сплетни, излишне глубокие размышления, философские вопросы, школьные проблемы… И вообще, громко не дышите! Миона была практически уверена, что идеальный пациент для Мадам — это спящий пациент. Ничего не просит, ничему не возмущается, разговаривать не может. И не дышит громко, конечно же. Панси вытерпела подобное отношение с поистине королевским достоинством. Выслушав все пожелания Мадам, Паркинсон только уточнила насчёт «серьёзных размышлений» — что медиведьма понимает под этими словами? Когда же Мадам от такого вопроса растерялась, Панси с прохладно-милой улыбкой заверила женщину, что «серьёзно думать» девочкам не над чем и ничего предосудительного они с Мионой не планировали — разве что обсудить, как работать над проектом по Чарам в дальнейшем, учитывая изменившиеся обстоятельства. Мадам, поняв, что её чуть не переиграли неожиданным вопросом, упёрла руки в бока и добродушно усмехнулась: — Ладно уж. Идите, обсуждайте… — Но не слишком активно! — добавила Миона со своего места. Мадам махнула рукой, и на этом тему закрыли. Дальше можно было спокойно говорить о чём угодно, всё равно медиведьма ушла во внутренние помещения Больничного Крыла и отслеживать, кто там и о чём болтает, явно не собиралась. — Привет, — Панси кивнула Мионе, двигая стул к кровати Грейнджер. — Ты всё ещё сидишь здесь одна? — Ну, в целом, это же даже хорошо, что я одна. Не хотелось бы мне ещё и здесь шума от излишне активных детишек… Паркинсон хмыкнула. — Знаешь, Миона, а в чём-то Драко действительно был прав. Ты действительно похожа на какую-нибудь престарелую родственницу. О, ну конечно. Как же иначе, правильно? — Надеюсь, что я любимая престарелая родственница, — сказала Грейнджер. — К тому же, немного некорректно было бы говорить, что я в Больничном крыле совсем одна. У меня тут Невилл под боком. Панси посмотрела на ширму, за которую только вчера заглядывал Драко. За ней не было ни движения, ни звука — Лонгботтом спал. — Его не видно и не слышно… — Это потому, что у него низкий болевой порог, — вздохнула Миона. — Вчера поздним вечером с него сняли наведённый сон, так несчастный Невилл чуть было с ума не сошёл от боли. А ещё его волдыри чесались так, что он практически ничего не соображал. Бедняга. Панси промолчала. Внимательно осмотрев Миону, — она была так же замотана в бинты, как и Невилл вчера; другое дело, что бинты Мионы были грустно-белого цвета, совершенно обычные. Никакой красочности, никакой справедливости! — Паркинсон кивнула каким-то своим мыслям и достала из школьной сумки толстую тетрадь в кожаной обложке. Невилл был забыт в одно мгновение. — Я вчера ходила в библиотеку, — пояснила девочка, передавая тетрадь в руки Мионе, — чтобы просмотреть один заинтересовавший меня книжный шкаф. И нашла там несколько книг, которые могут потенциально нам помочь с рефератом. — Тебе их на руки не выдали или что? — спросила Миона, рассматривая аккуратные записи Паркинсон в тетради. Почерк у Панси был мелкий и каллиграфически-ровный; даже и не верилось, что такие крошечные красивые буковки можно написать чернилами и пером. У Мионы, конечно, тоже получались приемлимые записи, однако в ровных строчках не имелось ничего… никакой изюминки, что ли. Тогда как у Паркинсон были и крошечные завитушки, и очаровательные точечки рядом с буковками, и подчёркивания. Словом, одна сплошная красота. И читалось очень легко! — Наверное, учителя на твои домашние задания будут просто молиться… — Я слишком долго обучалась искусству каллиграфии, чтобы у меня был неопрятный почерк, — улыбнулась похвале Панси. — К тому же, тебя должно волновать содержание записей, а не их внешний вид. — Ну, посмотреть на красивое всегда приятно… так, стоп. Ты что, нашла ответ на наш рефератный вопрос? Миона более внимательно вчиталась в написанное. Теми самыми красивыми буковками прямо под изящным названием книги была выведена всего одна строчка: «Танцующий ананас нужен исключительно для веселья экзаменатора.» Миона, если честно, дара речи лишилась. Увидев это, Панси рассмеялась, изящно прикрывая рот ладошкой. — Ну конечно, — фыркнула Грейнджер, поняв, что её разыграли. — Давай, давай! Смейся над своей престарелой родственницей. Не стыдно? Никакого уважения к возрасту! Панси продолжила улыбаться, щуря глаза как кошка, довольная пойманной добычей. — Я просто выписала книги, которые могут быть нам полезны, — повторилась она. — Там список, на следующей странице. Миона перевернула плотный лист и одобрительно кивнула: Панси не просто выписала названия возможно-полезных книг, но ещё и сделала пометки, где их можно найти. Так, к примеру, два томика оказались заняты, так что их придётся ещё и ждать. В принципе, это не должно было стать проблемой, потому что Паркинсон нашла достаточно другой литературы… — Миона? Почему хмуришься? — Согласно закону подлости, нужная нам информация точно будет вот в этих книгах, — Грейнджер ткнула пальцем в названия с пометкой «зарезервировано». — Ладно. Ну, ты выписала названия, а дальше-то что? — Дальше… не знаю, если честно. Я планировала принести тебе несколько томов, чтобы ты, пока лежишь в Больничном крыле, их просмотрела. Свободного времени у тебя много, как я поняла, — Панси указала взглядом на кровать, с которой Миона не вставала уже практически сутки, — так хоть как-то себя займёшь… только вот после речи Мадам Помфри насчёт правил поведения в Больничном крыле я уже не уверена, что тебе можно читать. — Читать мне можно, — проворчала на это Миона, — мне дышать нельзя. Плохо её слушала, видимо. Панси мягко прищурилась. — Возможно. В общем, я уточню у медиведьмы насчёт моего плана. Если Мадам согласится с ним, то завтра после уроков я занесу тебе несколько книг для изучения. Ещё что-то тебе понадобится? Чернила, перья, может быть какая-нибудь подставка, чтобы писать было удобнее? — Нет, здесь всё есть. У Мадам потрясающая коллекция простых карандашей и бумажных тетрадей, так что никаких чернил со свитками. Попрошу себе канцелярии, чтобы писать в удовольствие… а насчёт книг не переживай и приноси их, не спрашивая. Мадам разрешит. Панси не выглядела убеждённой оптимизмом Мионы, так что Грейнджер пришлось добавлять: — Я у неё любимая пациентка. Естественно, она мне сделает поблажку! Дольше поговорить с Паркинсон, к сожалению, не получилось: слизеринка пришла в Больничное крыло, забрав время от собственного обеденного перерыва. Мадам Помфри, как главный поборник здорового образа жизни в Хогвартсе, не дала Панси засиживаться рядом с Мионой и болтать о пустяках, а выгнала из своей вотчины, едва девочки решили все насущные вопросы. Ведь обед сам себя не съест! Недоверчивая слизеринка всё-таки спросила насчёт книг самостоятельно; к удивлению Панси, Мадам подтвердила слова Мионы: — Она же моя любимая пациентка, — сказала женщина с усмешкой. — Конечно, приноси книги. Только отдашь их мне, я всё-таки слежу за тем, чтобы эта деятельная юная леди не перетруждалась. — Лёжа на больничной кровати? — с сомнением пробормотала Панси. — Ох, знаю я таких, как мисс Грейнджер. Они находят приключения в любом месте и в любое время. Что ей больничная койка, мисс Паркинсон!.. После обеда Мадам практически силой влила в Миону положенные зелья и оставила девочку спать — ничего интересного. Медленно погружаясь в наведённую лекарственную дрёму, Грейнджер краем сознания улавливала хныканье Невилла: ему тоже достались зелья, которые нужно было непременно пить самостоятельно… а просыпаться Лонгботтому совершенно не хотелось. В этот раз в пространстве сна Мионы не было ни Танифа, ни, — благослови её сны боги и духи, — его хозяина. Девочка чувствовала, что наведённая дрёма зыбкая и лёгкая, как лёгкий утренний туман, так что действовала максимально аккуратно. Лишь бы не спугнуть это мягкое, ласковое чувство! Лишь бы остаться тут немного дольше, чтобы не скучать и не изводить себя в реальности, где Мадам запрещала всё подряд. Миона медленно шла по туманной белизне, заведя руки за спину. Вокруг ничего не было: ни деревьев, ни песка, ни хотя бы неба. Белое Создание, очутись оно здесь, точно потерялось бы на фоне этого «ничего». Интересно, понравился бы Белой такой сон? Что бы она о нём подумала? Иногда она входила в сновидения Мионы… раньше, когда Грейнджер ещё не обжилась в своём теле, и её душу было легко вытащить и сожрать. Заметив вдалеке уже знакомую фигуру собственного аиту, Миона вздохнула. Ну вот… и что с ним делать, спрашивается? Была бы Грейнджер на островах или в месте силы, она бы просто вытащила духа из себя. Выдернула бы, как сорняк с огорода! Но делать это в Хогвартсе? В замке, которому энергии не хватало самому на себя?.. По идее, разлом реальности рядом выдавал такое количество магической «радиации», что нуждаться Хогвартс попросту не мог. Энергия изнанки отлично должна была перерабатываться любым разумным зданием: по факту, такие строения недалеко ушли от артефактов, — если забывать о сложности создания подобных построек, — которым было абсолютно плевать, что использовать для подзарядки. И опять из-за этого всплывал вопрос: куда же уходят все силы волшебного замка? Силы, которых должно быть не просто много, а до неприличия много? В своё время землю, на которой теперь стояла школа для маленьких волшебников, хотели купить многие. Вопрос изнанки и разломов реальности тогда был не слишком хорошо изучен, — Миона подозревала, что со временем это направление не особо изменилось; что-то не слышала она, чтобы разлом возле Хогвартса как-то приурочили к делу, если не считать подзарядку замка! — однако какую-никакую пользу от него всё-таки получали. Да, жить рядом было небезопасно; но скажите Мионе, где в Средние века и раньше было вообще безопасно находиться? Куда ни плюнь — или хтонь какая-то в ближайшей луже сидит, или деревня проклятых под боком, или драконы туда-сюда летают по небу, высматривая, что бы сожрать снизу поинтереснее да пожирнее. Ни о какой безопасности и речи не шло! А уж быть не-магом в такое время — совсем уж печальная участь, как ни посмотри; много ли ты назащищаешься от голодного дракона при помощи лука или вил?.. Сколько деревень и поселений в два-три домишки Миона видела, лишившихся своих жильцов… просто потому, что рядом поселилась какая-нибудь клыкастая дрянь. И не обязательно эта дрянь должна была обладать магическими свойствами, кстати говоря; волки-людоеды так же хорошо справлялись с уменьшением местного населения, как и какие-нибудь виверны. — Эй, аиту! — окликнула тощую фигуру Миона издалека. Он медленно повернулся, как в каком-нибудь фильме ужасов. Миона не стала замедляться или останавливаться, однако всё равно вдруг прекратила приближаться к аиту: вышло, что шагала Грейнджер на одном месте. Как во снах… Хотя она и была во сне. Нахмурившись, Миона остановилась. Затем сжала кулаки. — Я надеюсь, что это делаешь не ты, — строго сказала девочка, волевым желанием перехватывая управление над собственным сном. Она снова смогла идти, больше ей никто и ничто не мешало. Однако добраться до тощего аиту, — кажется, он стал выглядеть получше, чем Миона его запомнила… — у девочки так и не вышло. Опять Миона попала в плен его взгляда. Синие-синие радужки искрились, как поверхность океана в солнечный день, когда силы ветра хватало лишь на то, чтобы вызвать мелкие волны. Миона задохнулась от этого ощущения родства. Схватившись за одежду на груди, Грейнджер пыталась заставить себя дышать; в голове у неё словно в одно мгновение начался шторм, лишивший тело всяких сил. Ни вперёд, ни назад… Миона могла только смотреть в эти синие глаза и… По измученному лицу аиту потекла вода — такая же синяя, неестественная, как и его радужки. Миона всё ещё сражалась с собственным телом, так невовремя предавшим её, а этой воды уже стало по колено. Ещё мгновение — и намокли бёдра. Ещё немного, и уровень поднялся до груди. Вода коснулась рта Мионы, залилась внутрь… и девочка ушла на глубину, рухнула в неё, вдруг потеряв всякую опору под ногами. Ушла, как и все по-настоящему тонущие люди — абсолютно молча и в ощущении непередаваемого ужаса. …который точно принадлежал не ей. Она никогда не боялась воды. Прищурившись, Миона вернула своё сознание себе же — наконец. Вода вокруг замерла, застыла как синее-синее желе, подчиняясь наконец воле девочки, а не подселенца в её голове. Вот где был корень проблемы — в том, что аиту был внутри Мионы. И поэтому все её защиты не срабатывали на нём; поэтому же аиту мог влиять на свою носительницу с такой возмутительной лёгкостью. Там, где обламывали свои клыки шаманы, где ничего не могли сделать менталисты и где духи лишь бессильно касались поверхности Океана души Мионы, аиту был по другую сторону волной глади. Внутри. И изнутри он же мешался. Вредил, как какой-то паразит! Оставался только один вопрос: он это делал со злости, по своей натуре, или же из страха, что Миона сделает что-то с ним? В принципе, если им руководил страх, то Грейнджер могла бы помочь… переродить изуродованную душу. Может быть, даже соединить осколки; наверняка такая благотворительность зачтётся, когда Мионе всё-таки придёт срок окончательно умереть. Боги Смерти никогда не любили подобные «пазлы», насколько она знала. Значит, точно зачтётся. Только вот если аиту продолжит вести себя так, как сейчас, то Миона просто его изничтожит. И плевать, из злости он поступает как уродец или же от страха. Дальнейший сон мало чем отличался от обычного. Окончательно перехватив управление и вернув себе самосознание, Миона заставила желе вокруг стать обычной водой её родного Океана. И остаток времени она провела в окружении знакомых отблесков рыбьей чешуи, просто положившись на ласковые течения. Ловить аиту внутри себя не было ни времени, ни желания, ни сил. В конце концов, в словах Мадам Помфри имелось рациональное зерно. И Мионе, как пострадавшей во время урока, стоило бы побольше отдыхать, чтобы волшебные волдыри быстрее прошли. А тут… аиту этот. Уиро бы его побрал, в самом деле. Если бы Мадам не разбудила Миону к ужину, то девочка, наверное, проспала бы прямиком до следующего дня. Слишком уж хорошо было во внутреннем Океане: никаких проблем, никаких треволнений, ничего неприятного. Одно спокойствие и безмятежность, присущие большому водоёму. Впрочем, за своё пробуждение Миона была крайне благодарна: во-первых, она действительно проголодалась с обеда, а во-вторых, в Больничное крыло внезапно пришёл директор Хогвартса. Проспать его появление было бы крайне обидно! На этот раз Альбус Дамблдор выглядел словно отображение осени. Его мантия была тёмно-коричневого цвета, и по ней то и дело от плеч медленно падали разные листья золотого, алого, охрового и рыжего цветов. Миона попыталась было понять, что за листья изображены на волшебной ткани, — клён? Берёза? Падуб? — но ничего не вышло: едва она начала вглядываться, как листопад прекратился вовсе. Директор, увидев растерянность на лице Мионы, рассмеялся. — Очень удачная мантия, на мой взгляд, — сказал он, поправляя очки-половинки. — Хотя бы потому, что всегда ясно, когда на тебя смотрят. Грейнджер хмыкнула. — А вот мне так не кажется, директор. — О? Почему же? — Учитывая, сколько титулов было вам присвоено, на вас всегда будет кто-то смотреть, разве не так? И выходит, что листопада-то мы и не увидим как следует. А носить простую коричневую мантию, как мне кажется, немного не в вашем стиле. Дамблдор сдвинул свой колпак, — тот был ярко-рыжим, в тон некоторым из листьев, — и печально вздохнул. — Об этом я как-то не подумал… а звучит-то всё верно. То-то я смотрю, осень никак не наступает. А это потому, что люди на меня смотрят, и листьям просто некогда падать! Миона тихонько фыркнула. Учитывая, что сентябрь на самом деле выдался крайне тёплым и очень даже зелёным, это восклицание пришлось как нельзя к месту. На самом деле, могло сложиться впечатление, что осень всё никак не соберётся, чтобы начать отвоёвывать свои права у задержавшегося лета. С другой стороны, Миона, — как и многие другие, она была уверена, — радовалась последним тёплым дням. Погода в Шотландии обещала различные испытания поздней осенью и зимой, а прохудившиеся щиты Хогвартса намекали на сквозняки и изморозь. Раз уж даже в канализации проблемы были, то на нормальный обогрев в замке Миона даже не рассчитывала. — Всё возможно, директор. Мне кажется, эта мантия идеальна, чтобы сидеть и писать что-нибудь в кабинете, нет? Тогда листьям ничьи взгляды не будут мешать. — Ох, если бы, девочка моя. У меня там столько портретов-соглядатаев, что, если я буду под их неустанным вниманием, боюсь, осень вообще никогда не наступит!.. но, вообще-то, мисс Грейнджер, я к вам по делу. Вчера профессор Снейп передавал, что вы прямо-таки настаиваете на приватной беседе. У вас какие-то проблемы, или Северус как всегда преувеличивал? Миона подняла брови, удивлённая такой подачей информации. Нет, конечно, она вчера использовала своё красноречие на максимум, чтобы не пропустить встречу с директором в субботу, но… — Я, видимо, просто была очень убедительна, когда говорила, что у меня голова взорвётся от вопросов, — смущённо пробормотала Миона, смотря на директора. — Извините? Дамблдор несколько раз несильно дёрнул себя за бороду. Для поддержания осеннего настроения в этот раз в неё были вплетены не колокольчики, а кленовые листья; присмотревшись, Миона поняла, что сделаны они из ткани, а расшиты настоящими золотыми нитками. К тому же, эти листья были не просто украшением: с обратной стороны у них оказались вышиты руны, назначения которых Миона, честно говоря, не поняла. — Раз ничего серьёзного у вас не случилось, значит, мы всё-таки можем оставить нашу беседу на субботу, — сказал в итоге директор. — А то, учитывая, сколько у меня накопилось бумажной работы, боюсь, я не смогу насладиться разговором… вы не против сохранить наше расписание, мисс Грейнджер? — Да, конечно. Спасибо, что пришли, — вздохнула Миона, потерев лоб; хотя она и не была виновата в том, что директор оторвался от документации и пришёл в Больничное крыло, ей всё равно было неловко. — И простите ещё раз. — Ничего-ничего. Всё же, это именно Северус передал несколько. искажённое видение ситуации. Конечно же, лишь потому, что он невероятно беспокоился за вас, мисс Грейнджер. И за целостность вашей головы, естественно. — Эм… — И, — воодушевлённо продолжил мужчина, — поскольку он так переживал о вашем благе, значит, у него большое и доброе сердце, полное сил и любви. А это в свою очередь значит, что он никогда не откажет ближним в помощи, верно? — Верно?.. возможно. Дамблдор довольно кивнул. — А раз он ни за что не откажет в помощи, то попрошу-ка я его заняться со мной школьной документацией, — директор подмигнул Мионе, наконец понявшей, куда мужчина клонит. — Пускай поработает на всеобщее благо, раз уж ему нужно куда-то девать свою энергичность. Ох, молодость! Я в его годы… Директор прервал сам себя и смущённо крякнул. — Да уж. Я в его годы тоже был… энергичным. Возможно, даже слишком. Отдыхайте, мисс Грейнджер, в субботу мы с вами обязательно встретимся.