***
У нас в классе была традиция: девочки поздравляют мальчиков с 23 февраля, а мальчики девочек с 8 марта. В первом и втором классе нас сажали мальчик — девочка, и поздравляли друг друга. Но потом в третьем классе все потихоньку расселись, кто как хотел, так что поздравлять стали командами. Соберёмся, и решаем, кого поздравлять. В первом классе меня поздравляла Света Нечипорова: собранная, но отзывчивая девочка. Всегда можно было спросить о чем-то. Да и я ей подсказывал, когда она не понимала. Помню, Света подарила мне открытку с забавным танкистом и самолётом в небе. Такая милая, что до сих пор храню ее в старой книге Пушкина. Но сейчас, по мене приближения 23 февраля, меня все больше посещали странные мысли. Вот на открытке этой лётчик и танкист современные. У Мишки Слонова есть открытка, где лётчик на войне — редкая. Но ведь стоп. 23 февраля мы отмечаем День Рождения Красной Армии. Открытки должны быть с конниками Гражданской войны…. Даже нет! С революционности матросами и красногвардейцами! В царской форме с шарики и красными повязками на рукаве. А почему их нет? Как-то раз я спросил маму о чем-то таком, но она только рукой махнула; «Да это когда было! Вспомнил!» А кстати, когда? Всего полвека назад. Не так и давно. Мы вот учили про Древний Египет, а это аж двадцать седьмой век до нашей эры.А тут… В книгах вон пишут: «Это случилось недавно — всего стол лет назад». Да и на открытках к 7 ноября рисуют Ленина и крейсер «Аврора», а не современный парад. За что нашему 23 февраля такая немилость? Да и кто создал, кстати? Спросил, помню, мать, а она насторожилась. «Ну Бонч-Бруевич там был…» Странно. Да у нас кругом памятники этому Бонч-Бруевичу стоять должны. И Зимний штурмом взял, и министров-капиталистов арестовал, и Красную армию создал. А спроси кого про Бонч-Бруевича, никто и не скажет. Будто это сказка какая-то, а не становление советской власти! Я задумался, вбежав в холодный, но уже кишевший ребятами, тёмный школьный двор. Я вдруг поймал себя на мысли, что все, связанное с тем временем, почему-то заставляет людей напрягаться. Спросил отца про остзейских немцев — говорил он осторожно и настороженно. Мол, зачем мне это. Мать спрашивал про Красную армию, так она недовольно проворчала, что, мол, ну Бонч-Бруевич там был, ну ещё…. Странно, о таких великих событиях с гордостью все рассказывать должны. А мы с отцом на могилы революционеров украдкой ходили, точно прятались от кого-то.***
Странности истории меня не покидали, но это не должно было мешать моей учебе. Ровно к восьми утра я в очередной раз вошел в класс. Мишка Слонов, важно кивнув, заглянул в учебник, словно желая всему классу продемонстрировать свою готовность. Белокурый Антон Чернов отвлекся от болтовни с пухлым Сережей Черемухиным, весело махнув мне рукой. Даже любопытно, что они находили общие темы для разговора. Если Антон, хоть и кормил всех преподавателей «завтраками», слыл открытым человеком и верным другом, то Сережа — вещь в себе. И всегда молчал. А если что и говорил, то, в основном, ворчал. Впрочем, как твердила ехидная Лариса Яковлева, противоположности сходятся. Лариса Яковлева с пушистым хвостиком каштановых волос была круглой отличницей, но списывать не давала ни разу. Я, признаться, удивлялся, что нежное аккуратное создание в новеньком сером платье может быть весьма ехидным и самоуверенным. Впрочем, другое создание было не менее боевым. Света Нечипорова, зеленоглазая шатенка, всем казалась воплощением доброты и справедливости. С каждым подружиться. Каждому даст совет. Но в этом, мне кажется, и заключалась ее сила. Не каждая сумеет так быстро и легко найти подход к абсолютно разным людям. Не каждая сумеет, даже не повышая голоса, и искренне поддержать, и дать отпор — насмешливый и жесткий. А Света — смогла. Все мы разные. И все мы класс. Преподавателем истории была Татьяна Александровна, которую мы прозвали «Таталой». Хрупкая и тонкая, она казалась невесомой нежной дамой, что подтверждали легкая походка и удивительное сочетание белокурых волос и сине — зеленых глаз, если бы не одно «Но» — ее взгляд. Насмешливое выражение напоминало, что она прекрасно может постоять за себя и будто смеется над окружающим миром. С работой «Татала» справлялась, мне кажется, превосходно. Она могла бы и объяснить ту или иную тему, и расспросить материал, и удержать дисцплину — на ее уроках никто не сидел без дела. Мы читали упражнение к 23 февраля. Собственно, это был небольшой текст, по которому мы должны были написать по нему изложение. Говорилось, что немцы наступали в феврале 1918 г. на Нарву и Псков, их было невозможно остановить. Ленин в Зимнем размышлял, как успеть создать армию. Я задумался, посмотрев на заледенелое окно. Как-то летом мы ехали с моря через город Харьков и зашли в музей. Я вспомнил зал Империалистической войны. Вот плакат, как осенью 1914 г. наш лётчик Нестеров таранил немецкий аэроплан под Жолквой. Вот казак гонит немцев. И почему мы вдруг после всего этого откатились до Нарвы и Пскова? Ну Польшу и Литву оставили, читал в учебнике. Но вроде революция была, а стало хуже? Странно, а куда та армия делась вся? Ушла к немцам? Так Революцию сделали, а стало плохо. Мы что, проигрывали из-за Революции? Чушь. — О чем задумался, Кораблёв? — услышал я ехидный голос «Таталы». — О небесных пирогах? Класс грохнул. — Татьяна Александровна, — начал я, — а вот тут сказано, что Ленин написал про это статью «Горький, но обидный урок». Мы не удержали Нарву и Псков? — спросил я. «Татала» поправила свои тонкие очки и окинула меня внимательным взглядом: — Нет. К сожалению. Силы были не равны. — Татьяна Александровна, но в чём причина? — послышался звонкий голос Лары. Толстый Сережка Черемухин хихикнул. — Тебе бы, Черемухин, меньше хихикать, а больше об учебе думать, — съязвила «Татала». — А что проще? — ввернула Лариска. — Ну хорошо, я расскажу вам, — сказала Татьяна Александровна. У нее была удивительная особенно; класс смолкал, едва она начинала стучать каблуками. Лара затаила слух, хлопнув большими карими глазами. Даже Антон отвлекся от болтовни и направил всё внимание на преподавателя. — Только что прошла революция. Старой армии уже не было, новую ещё не создали. И немцы всей силой двинувшись на Петроград, чтобы удушить Революцию. Я снова посмотрел на ластик и задумался. В голове звякнул непрошенный колокольчик. Немцы, выходит, с нами и воевать не хотели, а Революцию душили? А при царе зачем тогда воевали? Или это уже другая война какая-то была? — Ленин только создавал Красную Армию. Матросы и солдаты сами пошли в бой, защищая Петроград. Нарву и Псков не удержали, — продолжала Татьяна Александровна. — Но этот первый бой создал Красную Армию. «Мы празднуем поражение? Мы поздравляем друг друга с поражением 23 февраля?» — вдруг открылось мне. — Но каков итог? — послышался мелодичный голос Светы. — Отогнать их, получается, мы так и не смогли? — Мы создали нашу Красную Армию. Читайте текст! Я стал читать дальше. Ленин в ярости писал: «Недопустимое оставление Нарвской позиции». «Горький, но обидный урок». Обидный урок? Мы поздравляем друг друга с обидным уроком? «Не потому ли у нас нет открыток с теми событиями?» — смекнул я. Серёжка хихикнул, Антон явно не хотел идти на перемену. А я задумался. Любопытно, но я никогда не встречал человека, который был сказал, что его дед был ветеран восемнадцатого года, воевал под Нарвой и Псковым. Ни у Сережки Черемухина. Ни у Мишки Слонова. Ни у Лары Яковлевой тоже. Вот читаешь книжку, все хорошо, интересно, только удивительно, что никто из наших бабушек- дедушек ничего этого не помнит. Словно все наши семьи тут никогда и не жили, а наши родители прилетели сюда с какой-то другой планеты. Интересно было бы взглянуть хоть издали на человека, чьи предки правда бы воевали в восемнадцатом году.