Цвет зла

      С уходом Клары Лео сумел наконец, отчасти, расслабиться. Однако, вместе с этим в его сознании начали закрадываться смутные опасения на счет задуманного. Поковыряв рыбу, он опустил приборы и, взяв со стола свой бокал, в один глоток его осушил.       На десерт принесли восхитительный крем-брюле, так что к концу трапезы мужчине почти удалось заглушить переживания. До следующего, в программе его дня, события оставалось еще время, поэтому он решил размяться и пройтись.       В холле никого не было, зато в проеме открытой двери ведущей в офис он увидел знакомую фигуру. Анастасия что-то печатала и со стороны выглядела обеспокоенно. Постояв несколько секунд, взвешивая за и против того, чтобы отвлечь ее и скрасить часть своего вечера беседой, Лео развернулся и, обогнув лестницу, продолжил осмотр дома. В отличие от остальных этажей тут не было прохода в их крыло. Он дернул дверь, которая могла бы вести в восточный коридор, и та поддалась.       Пространство, до того скрытое тяжелой, почти сливавшейся с остальной стеной, слишком уж толстой в сравнении с другими дверью, было погружено во тьму.  Мужчина огляделся и аккуратно ступил на лестницу, уводившую на пол пролета вниз. Когда ноги, наконец, коснулись пола, то от самой лестницы, вдоль стен, загорелись небольшие лампочки, осветившие множество рам. Лео догадался, что очутился в обещанной рекламой галерее.        В отличие от всего остального дома, не считая номеров, где интерьер по большей части был выполнен в зеленых и серых оттенках, здесь стены были покрыты пурпурно-красными, однотонными тканевыми обоями. Чем дальше Лео углублялся вдоль выставки, тем диковиннее она ему казалась.       Хотя он и мог порой гордо хвастать своим пониманием искусства тут его глаза разбегались. Картины, каждая из которых могла бы, без каких либо сомнений, занять свое место в величайших мировых галереях, не пренадлежали к кисти ни одного из знакомых ему художников.       Сейчас ему почему-то вспоминались его студенческие годы. Еще в колледже, будучи совсем зеленым юнцом, не понимавшим своих жизненных целей, он набрал целую кучу курсов и факультативов, на которых изучал искусство. Годами позже это чуть было ни сыграло с ним злую шутку во время защиты кандидатской.       Лео сидел в пустой лекционной, напротив стола, где его руководитель безжалостно вычеркивал строки из статьи, которую он только что сдал ему на проверку.       — Юноша! Я совершенно не понимаю, где вы могли понабраться таких идей. — Скрипучим, старческим голосом причитал профессор. — Ну вот хотя бы это: «импрессионизм в сути своей отражал желание свободы человеческого разума от клешней закостенелых, псевдохристианских канонов, именуемых классической живописью». Вы позволяете себе давать характеристики темам, в которых не сведущи, чем обнажаете свою профессиональную некомпетентность.       — Но позвольте! Разве я не прав? Да, пример, быть может, не самый удачный, но в первую очередь, пока общество совершенствует свое стремление загнать в схемы и формулы человеческие действия и поступки, рассчитать поведенческие паттерны, мозг, противясь этому начинает модифицировать реальность, в которой они не будут работать.       — Я начинаю сомневаться в том, что вам удастся защитить вашу диссертацию. По крайней мере я не дам вам допуск к защите. Ваши доводы слишком уж подвержены слепым и чересчур максималистским веяниям культуры отмены, и вы не хотите видеть и верить в очевидные вещи. Возьмем хотя бы ваш же пример! Вот, пожалуйста! Появление академизма и устойчивых канонов в живописи позволило многим талантливым художникам до сего дня писать возвышенные, одухотворенные работы, на которые приятно смотреть. Что же произошло с теми, кто стоял против? Очевидно, что они доказали ценность правила, разрушаясь с течением времени и приводя искусство бунтарское к тому, что мы имеем сейчас.       — Но чем плохо современное искусство?       — А чего стоит искусство, если все названное становится таковым? Вот вы назовете свою статью искусством. И я не смогу вам противиться, ведь так оно и есть. Да только это не отменит того факта, что работа ваша – чистой воды профанация и графомания.       — Вы не правы. — Лео выходил из себя. Он понимал, что в словах профессора есть логика, но переход на личности он не терпел. Попытавшись сбавить обороты, студент выдохнул и продолжил, — Несхожесть картины мира под кистью современного художника с картиной человека, желающего лицезреть точную цветопередачу и математическую грамотность в отражении увиденного еще ровном счетом ничего не говорит о его картинах. Какая разница что и как написано если даже в банальной на первый взгляд капле краски, стекающей по холсту, зритель способен видеть целый мир.       — Мистер Чан! Вы, по крайней мере так было в начале нашего знакомства, казались мне умным юношей. Когда ректор рекомендовал вас, я и подумать не мог, что нам придется разбираться с очевидными на мой взгляд аксиомами. Человеческий разум, и вы это непременно знаете, способен рождать в своем воображении любую картину мира, которая будет развенчивать его страх непонимания бытия. Напомните мне, пожалуйста, не вы ли затрагивали когнитивные искажения в своей магистерской работе?       — Да, но…       — То есть вы не хуже меня осознаете, что сознание и разум человека способны принимать желаемое за действительное? Предположим, если кто-то считает себя индивидом образованным, а некто имеющий большее влияние в сфере говорит ему, что перед ним яблоко не красное, а синее, он способен не только признать, но и искренне в это поверить и даже начать видеть во всех красных яблоках различные оттенки синего?       — Но профессор?       — Таким образом мы подходим к логическому выводу, что отрицание очевидных вещей, таких как, например: отсутствие реального образа в современном искусстве, замененного, определенного рода, воздействием на сознание, не может считаться искусством сколько бы то ни было сравнимым с классической скульптурой или живописью.       — И все же вы сами себе противоречите. Разве нельзя сказать, что выход за пределы холста художником, создание картин прямо в сознании зрителя, это работа куда более тонкая и возвышенная?         — Нельзя! — профессору явно наскучил разговор, так что он, так и не закончив, вернул работу студенту, —Я не принимаю вашу статью и рекомендую вам так же поискать себе другого научного руководителя. В другом университете. Потому что с вашим взглядом на вещи я вряд ли допущу вас до защиты.       К счастью, менять университет тогда не пришлось. Профессор Блэйн, упокой его душу, спустя пару месяцев попал в больницу с сердечным приступом и так и не покинул палаты до конца своих дней. На его место пришел доктор Аргус Арон, который предпочитал практику теории и найдя в Лео перспективу хорошего психотерапевта помог закончить учебу на отлично.       Когда Лео принял решение продолжать дальнейшую практику в Москве, куда переехал его младший брат и вся семья, то Аргус дал ему хорошие рекомендации в одном из ведущих научно-исследовательских институтов. Они даже сейчас, спустя почти семь лет, часто переписывались, обмениваясь опытом и с момента начала его работы с Кларой док был неотъемлемым участником, хоть и тайным, в ее реабилитации. Однако об искусстве они никогда не говорили.       Дойдя до конца коридора Лео обнаружил еще одну дверь, которая так же легко поддалась. Она, как и предыдущая, вела вниз, однако темнота здесь была куда более плотная и разглядеть что бы то ни было не представлялось возможным. Мужчина уже хотел было продолжить свое исследование, когда за спиной раздались шаги и прозвучал голос.       — Позвольте, вам здесь нельзя находиться!       Обернувшись, он увидел Анастасию и, сам не поняв причин, от чего-то этому обрадовался, совершенно забыв о двери, картинах и докторе Блейне.        Она была очень красива. Он это заметил еще несколько часов назад, когда девушка вышла встречать их во двор. Простенькое платье не скрывало ее изящных форм: тонкой талии и высокой, пышной груди. На ангельском личике алел румянец, а в больших и доверчивых глазах плескалась какая-то не поддающаяся логике искренность. Когда она что-то говорила Лео было сложно сдержаться и не начать улыбаться, ведь кукольные губки-бантики преображали любое слово, которое из них вылетало, вместе с нежным голоском, в настоящую музыку.       — Господин Чан! — она повысила голос, подходя совсем близко, от чего Лео был вынужден опустить голову.       — А я не удержался, чтобы изучить вашу коллекцию еще до экскурсии. —  Он говорил и глупо улыбался, глядя на сведенные бровки, между которыми залегла премиленькая морщинка. — Честное пионерское, я тут ничего и пальцем не тронул.       — Вы же не пионер.       — Нет. Когда я учился в школе я был скаутом. Но это почти то же самое.       — Но все равно, — к нахмуренным бровкам она, для пущей убедительности, добавила руки, расставленные по бокам.       — Да, думаю, вы могли бы меня проводить. Я не успел ознакомиться с картой и могу заблудиться снова.       Она расслабилась и отошла в сторону, пропуская гостя перед собой.       Когда пара вышла из комнаты Анастасия заперла на ключ дверь и, пару раз дернув, чтобы убедиться, развернулась к Лео.       — Куда вам сейчас?       — Я хотел посетить ваши чтения. Уж очень призывно звучит. Но, кажется до них по меньшей мере пол часа.       — Да. Пойдемте, я провожу.       — Если, только, я вас не обременю и не отвлеку от работы.       —  О, нисколько. Я уже сдала смену коллеге.       Анастасия, покачивая бедрами вышла вперед, но, прежде чем окончательно покинуть этаж, встревоженно оглянулась туда, где они только что стояли. Лео, идущий вслед за девушкой, ободряюще ей улыбнулся, показывая, что неотрывно следует, куда бы она его ни повела.       Они обошли лестницу, поднялись на второй этаж и свернули в восточное крыло, где располагалась большая гостиная.       Как и многие другие помещения в доме, центр комнаты венчала пушистая, украшенная всевозможными старыми игрушками, ель. Над камином, в дань европейской традиции, висели рождественские носки, а сама полка была окружена еловыми ветвями. Из-за них, лишь на часть своего циферблата выглядывали старые часы.       — Я могу идти? Хорошего вам времяпровождения. —  Уточнила администратор, уже собираясь ретироваться, но Лео взял ее крохотную ладошку в свою руку и притянул к груди, заглядывая в глаза девушки.       — Настя…я же могу к вам так обращаться? — Он вновь заставил девушку смутиться, но она не стала вырывать руку.       — Да, конечно. Если вам так будет удобнее.       — Настенька, я надеялся, что вы составите мне компанию, раз уж ваш рабочий день окончен и, разумеется, если вам не слишком далеко добираться домой.       — Не слишком. Я живу этажом выше.       — Неужели? — Лео чувствовал себя снова ребенком, которому отец пообещал на Рождество нового робота. —  Так что же? Вы окажете мне честь?       Анастасия еще раз взглянула на гостя, который так недвусмысленно высказывал свой интерес, но, посчитав это уместным, согласилась. Они вошли в гостиную, и не найдя свободного места уселись прямиком на ковер, облокотившись на один из небольших пуфиков.       Помимо них в комнате уже сидели старые знакомые Лео, с которыми они только что делили ужин. Старик сидел за шахматным столом, играя сам с собой, а его жена вполне виртуозно исполняла девятую симфонию Дворжака на стоявшем под окном рояле. На фортепьяно она звучала еще более тревожной, так что от каждого удара по клавишам крохотная старушка с вязанием, которая скромно умостилась на краю дивана, вздрагивала. В какой-то момент сидящий подле нее мужчина, Лео узнал в нем сомелье, отвлекся от книги и оглянулся к играющей:       — Вера Арнольдовна, вы восхитительны! Ваша игра и правду завораживает, но нельзя ли выбрать композицию, сколько-то более подходящую атмосфере нашего вечера?       Так называемая Вера Арнольдовна убрала пальцы с клавиш и презрительно посмотрела на говорившего.       — А ты мог бы порадовать мои старые уши и хотя бы несколько минут помолчать? Я, от чего-то уверенна, что с тех пор, как ты родился, ты не замолкал ни на минуту даже во сне. Всегда с претензией. Если такой умный – садись и играй.       Мужчина отложил книгу, понимая, что дочитать ему вряд ли дадут. Так же нехотя он встал со своего места, пропуская занять его старуху, а после, отодвинув стульчик от инструмента, уселся за него, начиная перебирать клавиши. Когда в его голове окончательно сложился какой-то пазл, а старуха готова была праздновать победу, он встрепенулся, выпрямил спину, протянул ноги к педалям и его длинные, тонкие пальцы резво забегали по клавишам, позволяя всем собравшимся насладиться сюитой Чайковского.       В этой войне, при чем с огромным отрывом, выигрывал сомелье. Музыка лилась стройно и, пускай, балет, как и предыдущее произведение, не был написан для фортепиано, он, казалось, нисколько не утратил красоты звучания, наполняя комнату забытой, детской атмосферой зимнего праздника.       Когда блондин закончил играть все, кроме Веры Арнольдовны и ее слишком увлеченного шахматами мужа, наградили юношу аплодисментами.       — Ну, думаю на сегодня достаточно, — сказал он, закрывая инструмент и разворачиваясь к нему спиной. — Вам не понравилось? — Обратился мужчина к старухе.       — Еще б не понравилось! Мы с отцом, — не этих словах старик наконец отвлекся от игры, пугливо озираясь по сторонам, словно его в чем-то обвинили, — потратили очень немалую сумму за твое образование. Напомни, Игорь, сколько нам стоила его стажировка во Флоренции?       — Много, дорогая. Несказанно много.       — Вас, мама, не учили, что обсуждать религию, секс и деньги, в приличном обществе это moveton?       — Не указывай матери, щенок! — Старик злобно осадил сына, чем немало порадовал Лео, который еще за ужином гадал о тайных демонах этого нелепого и показно покорного мужчины.       — Прошу прощения, Игорь Степанович, обещаю исправиться.       Наблюдавшая с нескрываемым интересом за развернувшейся семейной перепалкой чета на кресле в противоположном конце комнаты вдруг принялись о чем-то перешептываться, от чего внимание Веры Арнольдовны скользнуло с сына и упало прямо на них.       — Лизочка, а о чем это таком увлекательном вы там разговариваете? Нам всем крайне интересно!       — Ни о чем, Вера Арнольдовна. Тай лишь заметил, что Алла Вениаминовна за весь день ни разу не покидала комнату, да и сейчас очень молчалива. Мы беспокоимся о ее самочувствии.       Старушка с вязанием дернулась, будто пробуждаясь ото сна и ошарашенно огляделась по сторонам.       — Куда это вы меня привели? Где я? — начала было обеспокоенно кричать Алла Вениаминовна, но сомелье – пианист вскочил со своего места и подбежал к ней, успокаивающе кладя ладони на ее плечи.       — Бабуля, все хорошо! Мы пришли послушать стихи. Помнишь, ты же сама меня просила.       — Андрюша, это ты? — старуха огляделась по сторонам, будто не сразу поняв откуда доносится голос, а потом наконец повернулась к внуку и ее губы растянулись в улыбке. — Вот ты где. А почему Ванечки нигде не видно? Он снова опаздывает?       — Нет, Алла Вениаминовна, ваш любимый внучок отправил нас помирать в эту дыру, чтобы развлекаться со своей…       — Помолчи! —  Шикнула внезапно очнувшаяся от своей полудремы Алла, от чего Вера пристыженно вжалась в диван. — Довела ребенка. Сначала моего сына запугала, теперь за своих принялась.       — Мама… — хотел было оправдаться Игорь, но хватило одного взгляда, чтобы старик, словно мальчишка, залился краской и пристыженно вернулся к своей игре.       — Замечательно, что Особняк у озера теперь в руках хорошего человека. Молодцы они. Давно пора. —  принялась рассуждать о чем-то своем разбуженная женщина.       Анастасия на этих словах вздрогнула, опасливо озираясь на Лео, но он этой перемены не заметил, увлеченно наблюдая за странной семейкой, с которой они по случайности стали соседями на эти несколько дней.       — Отель сделали и правда неплохой. —  поддержал юноша слова своей бабки, продолжая нависать над ней, пока та держала его за руку.       — О, я знаю. Гнусные люди. Когда мою семью проклятые большевики выгнали из родного дома, из страны, ограбили, эти, не побоюсь этого слова, Сатанисты, и глазом не повели. Их все напасти обходили. И поделом им то, что случилось!       — А что произошло? —  вклинился в разговор Лео, не удержавшись.       — Это еще кто? —  презрительно посмотрела на него Алла Вениаминовна.       — Ах да, прошу простить мою грубость, — Лео оторвался со своего места и подошел к дивану, — Лео Чан. Я отдыхаю здесь в ближайшие пару дней. Крайне интересуюсь историей дома.       — Очень приятно, — протянул ему свободную руку внук — Мы с вами знакомы, однако не представлены. Мое имя Андрей. Белов Андрей Игоревич. Как вы уже поняли, из всех здесь присутствующих, не считая Анастасию, я не гость, а работник. В моем ведении алкоголь, так что всегда буду рад помочь. Мои родители вам тоже уже знакомы, он указал на Веру и Игоря, — Вера Арнольдовна и Игорь Степанович Беловы.       — По несчастью, — подала голос Вера Арнольдовна, — спонсоры этого притона.       — Да, кхм, — Андрей замялся, но, когда его взгляд дошел до темнокожего мужчины и девушки с голубыми волосами, которая восседала на его коленях, он продолжил, — к слову, практически ваши коллеги! Елизавета историк. А ее молодой человек – Тай, занимается искусством.       — Слишком много деталей. Слишком мало важных. — подал голос Тай. —  Мы изучаем искусство периодов угнетения.       —  Это как? —  удивился Лео, на долю секунды теряя интерес к тому, что рассказывала Алла Вениаминовна.       — Масик изучает произведения искусства, а я их историческую подоплеку. То есть что творили люди, когда их свободу отбирали. Вы же знакомы с предметом искусства раннего западного средневековья?       —  Отчасти.       — Ну если коротко, то после распада Римской империи на художника давила, с одной стороны, сменяемость правящего аппарата, королей которые в своих стремлениях противоречили друг другу, из-за чего обычные люди попадали под их «Каток» реорганизации. А с другой стороны церковь, для которой искусство было либо прославлением Господа, либо Ересью. И под эгидой этого были созданы невероятные шедевры.       — Мне казалось, что о средневековье мы знаем достаточно и изучать там больше нечего. —  удивился Лео, от чего Тай начал смеяться и чуть ни уронил Лизу.       — Даже не половину, мой друг. Даже не десятую ее часть, — сказал он сквозь смех.       — Да и наша работа касается чуть более позднего отрезка времени. Мы занимаемся одним из последних периодов христианских гонений. Ориентировочно восемнадцатый век, хотя, конечно, казни были и позднее.       — Казни? Евреи? — уточнил Лео.       — Отчасти, — Тай продолжил вместо Лизы, подталкивая ее с себя чтобы встать. Он обошел комнату и взял с каминной полки часы, — А никого не волнует, что они стоят? — он потряс находку над ухом и прошел на ковер, где упал на пуфик возле Анастасии и принялся разбирать механизм, — По большей части это были люди иного вероисповедания, в частности Евреи, но суть на самом деле не в этом.       Случайно приложив слишком много силы, он вместо того, чтобы снять стрелки отломил шток.  Однако, это несчастье не остановило мужчину, и он снял циферблат, продолжая свой рассказ.       — Человек искал себя и в этом поиске находил закономерности, которые позже принимал за причины превосходства над другими, кто сколько-то отличался. Сначала такими чертами был вид, потом сила и выносливость, возраст, гендер, цвет кожи… Не думаю, что стоит продолжать этот список. Иногда, конечно, те, кто имел достаточно власти в своих руках, использовал эту человеческую особенность просто для того, чтобы оправдать свою мотивацию. Ну а выходя из-под контроля, думаю вы знаете, такие политические игры приводили к ужасающим последствиям.       Из деревянного панциря посыпались металлические колесики, а за ними по ковру покатились и другие детали часового механизма.       — Милый, брось ты эту затею, — лениво пропела Лиза, — ты уже их добил. Закажем новые часы и к следующим чтениям их доставят.       — Хорошо, котик, — в такт ей ответил. Тай, но занятие не бросил.       Со стороны выглядело крайне комичной картина на которой двухметровый и достаточно мясистый амбал чуть ли не в гармошку свернулся над маленькими настольными часами, пытаясь выудить из их корпуса огромными пальцами крохотные винтики.       — Так вот, — продолжил Тай, по-детски радуясь, когда ему, наконец удалось отыскать нужную деталь, — Решил как-то Папа Римский, что в библии говорится о ведьмах и что их нужно, непременно, сжигать на костре. И начались репрессии под флагом очередной священной войны. Всех неугодных жгли направо и налево, вплоть до 1782 года. А они под давлением страха создавали великие шедевры.       — То есть, вы изучаете искусство ведьм? — уточнил Лео, на что Тай лишь кивнул.       — И правильное место выбрали для своих изучений, — снова вклинилась Алла Вениаминовна.       Лео вспомнил про старуху, которая уже вернулась к вязанию и, казалось, не планировала продолжать разговор, пока в воздухе не прозвенело слово «ведьма».       — Что вы имеете в виду?       — Скоро должен прийти наш сегодняшний гость. — постаралась вновь отвлечь старуху Анастасия, — Кажется, он опаздывает. Андрей, ты не мог бы ему позвонить?       — Да, конечно. Бабуль, ты рассказывай, а я через секунду вернусь.       — Конечно, родной. — бабушка нехотя отпустила внука, проводив его печальным взглядом, после чего продолжила.       Лео присел на колени перед говорящей, словно ребенок, которому пообещали рассказать сказку.       — Я знаю не много. Моя семья когда-то имела в этих краях домик. Не такой как этот, конечно. Куда более скромный. Однако жили все близко и много историй между соседями передавались. А потом уж и от матери к дочери.       Было это еще при Петре, когда тот начинал строительство Санкт-Петербурга. Тогда он привез из Европы сотни архитекторов. Среди них был Старик Лакус и его дочери: Алиса и Клара.       По началу жили они подле отца, а позже Петр жаловал старику землю, и он построил на ней дом. Девочки перебрались и начали налаживать быт пока отец остался при правителе.       Да только влюбилась Алиса в юношу при дворе. А тот, в свою очередь, вознамерился жениться на Кларе.       Сестры были очень дружны, но был у них страшный секрет, из-за чего погибла их мать и отец увез девочек из родного дома. Все женщины в роду были ведьмами.       Алиса решила приворожить возлюбленного и пригласила в гости, под предлогом встречи с Кларой, а сестру отослала прогуляться. И все бы у нее вышло, если бы юноша не был образован в церковной семинарии. Он знал про обряды и по дворцу давно ходили сплетни о тайне сестер, поэтому почуяв странный запах в чае он взбесился.       Не смирившись с обманом, он убил Алису и принялся ждать Клару. Девушка, почувствовав неладное, вернулась достаточно скоро, но было поздно. Безжизненное тело сестры лежало в столовой, а разгневанный жених поджидал «возлюбленную».       Клара была старшей и куда сильнее сестры, а потому она смогла одолеть дворянина. Вырезав сердце, она съела его, проклиная каждого, кто отныне посягнет на ее дом и семью.        — Если честно, то звучит крайне неправдоподобно, — притворявшаяся спящей Лиза перекувырнулась на кресле, принимая сидячее положение. — думаю, в этой истории слишком много пересказанных сплетен. Вряд ли среди них есть хоть капля правды.       — А я говорю правда! — старуха обиженно бросила вязание, чем отвлекла Тая.       — Уверен, что правда. Например, семейство определенно носило фамилию Лакус.       — С чего ты это решил? — заинтересовалась Лиза, вставая с кресла и направляясь к парню.       — На гробнице написано. Большими буквами. Ты не заметила?       — Нет. —расстроенно протянула девушка, опускаясь на место вскочившей и нервно расхаживавшей из угла в угол Анастасии.       — Ну или это еще одно название дома. Он вроде назывался Особняк у Озера? А озеро на латинском, если мне память не изменяет, это lacus.        — Думаю, сегодня придется отменить вечер. Андрей только что написал, что рассказчик не смог из-за погоды проехать топи и вынужден был вернуться в город! — Решила закончить разговор Анастасия, возвращаясь к компании.       — А у нас тут не менее достойный чтец! — поддержала Аллу Вениаминовну до того скептически настроенная Лиза...       — Правда или не правда – я не знаю. Мне мама говорила всегда держаться от них подальше. А тут, буквально за пару лет до того, как особняк продали, случилось ужасающее событие. Как вспомню – волосы встают дыбом.       — Вы про сестер?       — Каких сестер? Лакус? — заинтересовался Лео, почувствовав, что нащупал что-то полезное.       — Вы про тот случай в газете?       — Да-да! Кошмарное событие! Не удивительно, что родители не смогли такое пережить.       — Ага. Я помню, тогда мы в школе на уроке под столом читали и обсуждали всю неделю.       — Так что произошло?! — не выдержал Лео.       К нему подошла Анастасия и сообщила, что уходит, но Лео сказал, что хочет ее проводить и попросил подождать еще секунду.       — Вы можете поискать сами, если уж интересуетесь. Я точно вам не расскажу, но помню, что здесь жили две сестры. Имен тоже уже не помню. Они не поделили что-то. Старшая очень жестоко расправилась с младшей. Крови было – ужас.       — Ага! А потом тело выбросила в болото и хотела скрыться, да только сама поскользнулась и там же утонула.       В комнату вошел Андрей, насквозь промокший, но, как обычно, весёлый. Он влез в их атмосферу, разряжая ее бессмысленной болтовней. Вскоре уже все переключились на какие-то свои воспоминания и полные комизма истории. Вера Арнольдовна рассказала, как когда-то служила в опере, а Тай о их первой встрече с Лизой, когда она еще совсем маленькой приехала с родителями в ЮАР.       Анастасия так и стояла мрачнее тучи, когда Лео кивнул, показывая, что они могут идти.        — Ты веришь? — уже на лестнице вдруг спросила она.       — Во что?       — Ну, в то, что рассказала Алла Вениаминовна.       — Думаю, все было куда прозаичнее. Эта история есть в экскурсии, которая будет завтра?       — Отчасти, —уклончиво ответила Настя. — Так вы не верите в ведьм?       — Я? О нет. Я слишком много лет посвятил науке и человеческому мозгу, а потому достаточно хорошо понимаю, как рождаются подобные легенды. Однако, это было познавательно. Думаю, если сложить с завтрашней, получиться очень увлекательная и, пожалуй, более правдоподобная картина.       Когда они пришли на третий этаж, где располагался номер администратора, Лео долго мялся, не решаясь уйти. В итоге, набравшись смелости он оставил быстрый поцелуй на девичьей щеке и пожелав спокойной ночи отправился к себе.       Дверь в комнату Клары была не заперта. Мужчина хотел было заглянуть, чтобы поведать о своем вечере и историях, которые рассказывают про ее семью, но обнаружил пациентку в весьма интимной позе.       Стоя на коленях, девушка оперлась локтями на кровать, сложив ладони друг к другу и молилась. В темноте комнаты было трудно разглядеть слишком много, но то, что Лео увидел было более чем достаточно, чтобы поскорее уйти, заперев за собой дверь. В отражении в окне плясал огонек от ночника, а по лицу Клары, блестя, катились слезы.