Светлый луч надежды

Внутри «Летучий Голландец» не отличался какими-то изящными интерьерами, но хотя бы команда, еще менее приятная глазу, сразу покинула нас с Норрингтоном, занятая конвоированием пленных в карцер. Спускаясь вслед за сингапурскими пиратами, Элизабет ободряюще кивнула мне, и, к своему стыду, я опомнилась, что нужно было кивнуть в ответ, когда сестру уже увели вниз. — Пойдемте, — командор открыл дверь в каюту. — Вы устали? Мне оставить вас, чтобы вы… — Нет! — воскликнула я. — Я совершенно не устала. По правде сказать, кроме постоянных падений в воду, мы ничем не занимались… — Тогда расскажите, прошу, что я пропустил, пока был в плавании вместе с мистером Джонсом? Кажется, Беккет не был настолько глуп, чтобы полностью довериться мне, поэтому и отослал сюда. — Вы пропустили только мой день рождения, мистер Норрингтон, — я посмотрела себе под ноги. — Обо всем остальном вы, наверное, знаете. На «Черной жемчужине» столько раз предавали друг друга, что я уже порядком запуталась, кто на нашей стороне… У всех свои мотивы, и ради цели каждый готов схватиться за пистолет и выстрелить товарищу в лоб. Командор нахмурился и спросил, понизив голос практически до шепота: — Значит, план леди Элизабет не сработал? Вероятно, я тоже не могу похвастаться особыми успехами… — Стало только хуже, — ответила я. — Уильям, Джек Воробей, Барбосса и Сяо Фень принялись делить корабль, потому что, наверное, уже так заврались, что не могли определить, кому же по договору должна достаться «Жемчужина». А победил в споре, кажется, Беккет… я не знаю, кто теперь капитан… Когда нас с Элизабет забрали на «Императрицу», Джек был на корабле Беккета, а Уильям — связан. Могу сказать только, что Сяо Фень умер, когда вы брали «Императрицу» на абордаж. — Значит, леди Элизабет — одна из девяти пиратских баронов? Весьма неожиданно. — Куда неожиданнее то, что Сяо Фень уверился, что она — богиня Калипсо, — я вздохнула. — Мистер Норрингтон, у меня голова идет кругом, когда я думаю обо всем, в существование чего не верила еще несколько лет назад! Но… я рада, что с вами все хорошо, — я вспомнила о том, что пообещала самой себе, и, чувствуя, как лицо заливается краской, промямлила, — Джеймс… Прозвучало, должно быть, очень смешно, и я почти добавила «сэр», потому что до этого по имени называла только Уильяма и не знала, как теперь себя вести. Однако командор не рассмеялся. — Эйвери, это взаимно… и всегда было. Он наклонился — медленно, как будто я должна была выбежать из каюты или отшатнуться в страхе, — и также неспеша и аккуратно поцеловал меня. Мне показалось, что, должно быть, так целуют только принцы в сказках про прекрасных принцесс, разбуженных ото сна… На «Императрице» я все-таки краем глаза видела, как Сяо Фень целовал Элизабет: со звериным напором, жадно, без тени смущения. На Тортуге девицы целовали пьяных матросов, широко открывая рот и размазывая яркую помаду по их щекам. Я прикрыла глаза, осторожно отвечая на почти что скромный поцелуй. В том, чтобы прикасаться к чужим губам и дышать носом, не было большой науки, но… Первый поцелуй, принадлежавший только командору, в каюте на «Летучем Голландце», отчего-то оказался слишком приятным, чтобы я отстранялась. Спокойствие окутало меня, словно теплое одеяло, и Норрингтон положил руку мне на спину. Я почувствовала, что он сначала дотронулся кончиками пальцев, и от того места, где шелк соприкоснулся с кожей, волнами разошлось неокрепшее желание. Командор открыл глаза: — Я должен был сделать это гораздо раньше, еще в форте в ночь нападения пиратов, но… мне показалось, что тогда было бы легко подумать, что я воспользовался положением и тем, что ты была напугана. — Я бы так не подумала, — возразила я. — Я бы ни за что… Мы стояли в тишине друг напротив друга, а потом лицо Норрингтона приняло огорченное выражение, как будто он вспомнил о неотложном деле, которое совершенно не хотел выполнять. — Из карцера «Летучего Голландца» мало что можно сделать, — стараясь сохранить ровные интонации в голосе, заметил командор. — Даже без Совета Братство нуждается в каждом своем бароне, а если на борт поднимется Беккет, я не гарантирую леди Элизабет безопасность. Дейви Джонс тоже не станет защищать кого-то из пленников, пусть он и сам желает избавиться от Беккета. Вам нужно бежать на сингапурский корабль, пока никто не заметил. — Нет… как же… — растерянно пробормотала я, — я только что тебя нашла, и ты гонишь меня обратно! Если уходить с «Голландца», то только всем вместе! — Я не успею оповестить всех людей, к тому же солдаты поднимут слишком много шума, — ответил Норрингтон. — А если меня не окажется на борту, всех их казнят или превратят в новых членов команды Дейви Джонса. Эйвери, послушай, мне будет спокойнее, если вы с Элизабет уплывете отсюда. — А мне будет спокойнее, если я останусь! Когда ты рядом, все по-другому! — Не в этот раз, Эйвери, пожалуйста… — он сжал ключ в кулаке, — идем. Когда Норрингтон повернулся спиной, я узнала в его черной ленте на офицерском парике ту, что я вырезала из подола платья, перед тем как мы с Элизабет ночью покинули Порт-Роял. В карцере так же пахло водорослями, но все это показалось ерундой по сравнению с тем, что Элизабет, хвала небесам, не тронули. Сингапурцы толпились у решетки, но матросы «Голландца» явно их просто заперли, не применяя силу. — За мной, скорее, — сказал Норрингтон. Пираты и Элизабет гуськом вышли из камеры, и, вероятно, никем не замеченными, мы пробрались на корму, где крепились канаты для буксира. Одна я бы точно потерялась, так что шла за сестрой на расстоянии не больше одного шага. Почему-то мне мерещилось, что «Летучий Голландец» менялся внутри и что на месте пустого коридора вдруг вырастали стены. — Мисс Суонн, не ходите в Бухту Погибших Кораблей, — предупредил командор, держась за один из канатов, по которым с «Голландца» на «Императрицу» перебирались сингапурские пираты. — Беккет знает о сборе пиратов, так что я думаю, среди них есть предатель. Элизабет забралась на канат — я представила, как сваливаюсь с него в море, и поежилась. Норрингтон помедлил, и я вместе с ним. Элизабет уже спустилась ниже фальшборта, а у меня по спине пробежали мурашки от запаха тины. Со спины к нам медленно, шаркающими шагами подошел человек в черной робе и угрожающе, хоть и будто бы бессознательно, произнес: — Часть команды — часть корабля. Я обернулась на канат, по которому лезла Элизабет вслед за остальным экипажем «Императрицы». Норрингтон выхватил шпагу. — Я останусь на «Летучем Голландце»! — закричала я, пытаясь достучаться до пустых глаз проклятого матроса. — Слышите меня? Я никуда не сбегаю, вы же видите! Хотите, чтобы я спустилась в карцер? — Часть команды — часть корабля, — повторил он. Его лицо сильно заросло моллюсками, и, наверное, он окончательно тронулся умом за время службы Дейви Джонсу. Я боялась, что он позовет на помощь, но, пока он молчал, постаралась отвлечь собой от канатов. — Да послушайте же! Я здесь! Я стою перед вами! Наденьте на меня кандалы, если вас это успокоит! — Эйвери, ради бога, отойди от него. Он не в себе, — Норрингтон подвинул меня к канатам. — Матрос, вернитесь на место! Стоять, я сказал. Это приказ. — Никто не покинет борт. Часть команды — часть корабля, — он стал повторять это чаще и чаще, пока его голова не задрожала в конвульсиях. — Тревога! Пленный сбежал! Вскрикнула Элизабет, и я почувствовала, как заметалось у меня сердце, разрываясь между сестрой и командором. Я хотела бы последовать за Элизабет, но оставить Норрингтона на «Летучем Голландце» — оставить его вообще хоть еще один раз — уже не смогла бы. Норрингтон выстрелил, и канат оборвался, а те, кто не успел пересечь расстояние между двумя кораблями, упали в воду. Мы одновременно посмотрели за борт, а когда встретились глазами, командор задумчиво и словно неловко улыбнулся. В груди у него торчало уродливое черное копье. Я упала на колени — дыхание перехватило, и я даже не заметила, как на корме появились Дейви Джонс и члены его команды. Элизабет, должно быть, барахталась в море, а Джеймс Норрингтон лежал передо мной, спиной опираясь на корявые столбики забора. Он смотрел наверх, в небо, где еще не зажглись звезды. — Спасите его, мистер Джонс! Сделайте что-нибудь! Я прошу вас! — я схватила Дейви Джонса за край камзола. Из-за слез, застывших в глазах, для меня его двигающиеся щупальца совершенно слились в один организм. — О… истинная любовь — это прекрасное чувство, — ответил капитан. — Однако это не дает вам право мне приказывать, — он пристально посмотрел на меня. — Впрочем, мистер Норрингтон умер, и я уже все равно ничем не могу вам помочь, мисс. — Адмирал мертв! — принялись скандировать собравшиеся матросы «Летучего Голландца» и, удовлетворенные, разошлись, оставляя меня с разбитым и растоптанным сердцем. Как только все ушли с кормы, я схватилась обеими руками за копье, потому что Норрингтон не заслуживал лежать на чужом корабле с ним в груди. Копье не поддавалось: оно было таким склизким, что пальцы постоянно соскальзывали. Я закусила губу. Пока у меня было дело, я заставляла себя фокусироваться на нем, но наконец мне удалось вытащить копье из раны. Закрыв глаза командору и поцеловав его в похолодевший лоб, я уткнулась носом в колени и расплакалась, до самого рассвета, пока не заболели глаза. Утром это не оказалось сном. Отвратительным кошмаром наяву, но не сном… — Мисс, — окликнул меня Дейви Джонс, когда я уже решила перетащить тело Норрингтона через борт и прыгнуть следом, — не глупите. Вы свободны и можете сойти на берег. — Зачем? — спросила я. — Ваш матрос убил моего любимого человека, а остальные из команды разве что не станцевали на костях. Зачем мне сходить на берег? Может, мне стоит занять ваше место, мистер Джонс, раз мое сердце годно теперь только для того, чтобы лежать в сундуке? Щупальца Дейви Джонса взметнулись вверх, имитируя всплеск руками, и Джонс проковылял ко мне, стуча деревянной ногой: — Мисс, вы хотите, чтобы я признал, что адмирал был не самым дурным человеком из тех, что я встречал на «Голландце»? Что я, хоть и не испытываю угрызений совести, не желал ему смерти, а тем более такой нелепой для военного моряка? — Я хочу, чтобы вы его похоронили, — ответила я. — Если его душа не принадлежит вам, то пусть и тело остается свободным. — Пусть будет по-вашему, — неожиданно согласился Джонс. — Мы устроим адмиралу достойное прощание.

~~~

В назначенное время вся команда «Голландца» вышла на палубу. Среди них я увидела и того, чье копье вытаскивала из груди командора, но вместо злости почувствовала только разочарование. Все эти люди, должно быть, страшились смерти, пока были ей подвластны, но, согласившись на службу на «Летучем Голландце», на месте страха взрастили в себе жестокость. — Мисс, — капитан щелкнул клешней, заменявшей ладонь. — Мои люди потрудились, обыскивая трюм, и нашли флаги Британии и Ост-Индской компании. Вам виднее, какой нам стоит оставить для адмирала. — Будьте добры, сожгите флаг Ост-Индской компании, мистер Джонс. Мистер Норрингтон… не хотел служить им. — «Голландец» ходит без флага, но исключительно ради вас сегодня мы приспустим британский флаг, — Джонс передал его кому-то из команды, и через считаные секунды вместе с черными дырявыми парусами над «Летучим Голландцем» развевался флаг Британского королевства. Капитан махнул клешней, и тот, кто крепил флаг, спустил его так, чтобы он собрался гармошкой. Тогда Дейви Джонс, без тени насмешки, стал читать молитву. Он в нее не верил — не мог, будучи монстром, — но я замерла от грохотавших слов из окруженного щупальцами рта. Возможно, Норрингтон был достоин того, чтобы молитву капитана «Летучего Голландца» слышало все море. — Доставьте адмирала на дно! — приказал Джонс после тишины. — На дно! — повторила команда. Я посмотрела на тело командора и смогла отвести взгляд, только когда матросы вместе с ним исчезли за бортом. Слез не было. — Мистер Джонс, зачем это вам? — Когда-то давно я оставил свое сердце женщине, чтобы та его берегла, а потом положил его в сундук так же, как вы — на морское дно, мисс. По крайней мере, ваше сердце в надежных руках навеки. Мимо нас проходили возвращавшиеся из моря матросы, и, когда их колонна закончилась, Дейви Джонс опустил клешню мне на плечо: — Садитесь в шлюпку, мисс. Британский флаг будет здесь до завтра.