Он и она в заснеженном лесу

В просторной комнате, в которой на полу было разбросано семь матрасов, спали все, кроме двоих. Один из них то трясся от холода, то обливался потом от жары. Тихие кряхтения перерастали в ярко-выраженный сухой кашель, раздирающий горло. Мужчина ворочался, переваливаясь с правого бока на левый, с левого на правый, возвращаясь на спину. Кости ломило, мышцы напрягались от каждого движения, причиняя боль. Страдания больного, а также метания Ирины, бегающей то в поисках нужных лекарств, то за водой, то за полотенцем, не могли остаться незамеченными. Находящиеся в комнате врачи начали по очереди просыпаться, не понимая, что могло произойти посреди ночи — Ирина Алексеевна, что происходит? — встав со спального места зевая, спросил Брагин — Тише, Олег Михайлович, разбудите всех, — цыкнула ему женщина, сидя возле челюстно-лицевого хирурга и придерживая мокрое полотенце на его голове — Да проснулись все уже. Рассказывайте давайте, — Олег подошел к больному и оценил происходящее — Геннадию Ильичу плохо. Температура почти 39, кашель вон горло рвет, я уже всю аптечку перерыла, а там жаропонижающих вообще никаких, один йод да бинты, — с переживанием в голосе сказала она, придерживая мужчину, на которого напал очередной приступ кашля — Да, хорошо погуляли. Я щас похожу поспрашиваю, есть ли у кого что, а там будем действовать по ситуации, — он положил руку женщине на плечо, выражая свою поддержку Брагин пошел по коллегам, которые обеспокоенно смотрели в сторону «лазарета». Они не понимали, что происходит, пока к ним не подошел Олег, чтобы спросить про лекарство. Нужных лекарственных средств ни у кого не оказалось, никто и не подумал, чтобы захватить с собой блистер ибупрофена или парацетамола. Все ехали отдыхать и веселиться, без цели заболеть. Поэтому лучшему хирургу отделения пришлось идти по соседям в поисках фармацевтического чуда, которое спасет челюстно-лицевого хирурга если не от смерти, то от мук точно, и даст ему возможность хоть немного поспать. Путешествие по отелю затянулось на, без малого, полчаса. Видно, в этом «Горном орле» все были уверены в своей иммунной системе, наплевав на сезон гриппа и ОРВИ, который был в самом разгаре. Когда Геннадий от навалившейся на него слабости не мог даже стонать, безмолвно уставившись в потолок, Брагин все-таки вернулся, держа в руках охапку лекарств. Подойдя к Ирине и Геннадию, он вывалил на стоящую рядом тумбочку целый набор медикаментов. Это были и назальный спрей, и спрей от боли в горле, и обезболивающие, и такие необходимые в данном случае жаропонижающие. Женские руки бережно приподняли голову Геннадия, забрасывая в его рот таблетку ибупрофена и поднося стакан воды, чтобы запить препарат. Спустя полчаса лекарственное средство начало действовать, и мужчина заснул, это дало Ирине, которая все это время заботливо гладила Геннадия по голове, возможность вернуться в свою кровать, чтобы завершить эту кошмарную ночь. Но ночь не завершилась, Ирину что-то беспокоило, и сон не шел. Каждые полчаса оставшегося времени до утра она вставала, чтобы проверить небезразличного ей больного. Но почему он был ей небезразличен? Потому что она врач и ее главная обязанность — это помогать людям? Потому что она давала клятву Гиппократа, что не давало ей шанса оступиться? Потому что он был коллегой или потому что чувства до сих пор не остыли? Чувства…ей казалось, что она сказала ему все, что хотела. Все, что не могла держать в себе. Она таила на него обиду, считала его предателем, не хотела видеть, но в то же время шла к нему, говорила с ним, любовалась его улыбкой. Ей нравилось, как он пытается оправдаться. Нравилось, как он почесывал голову, придумывая очередную отмазку. Нравилось, что даже после препирательств, он берет всю вину на себя, хотя на самом деле, виноваты оба. В нем ей нравилось все: его зажатость, его неуверенность, его ум и его профессионализм. Его глаза, его улыбка, его руки, его волнистая серебряная шевелюра — все это вызывало дрожь во всем теле. Ей хотелось оперировать с ним каждыйдень, только чтобы видеть эти золотые руки, вытворяющие такие вещи, которые ей и не снились. А ей в последнее время ничего не снилось, кроме него. Они гуляли по набережной, танцевали в парке, выбирались к реке на пикник, но как жаль, что это были всего лишь сны. Если она сейчас заснет, то встретится с тем Геной, который отведет ее куда угодно, только чтобы ей было хорошо. Но только настоящему Гене сейчас плохо. Зачем тратить время на воображаемого, если вот он — реальный. Лежит перед ней, выворачивается от боли, но старается лежать тихо, чтобы никого не разбудить, потому что и так испортил отпуск замечательным врачам, которые так в нем нуждались. Наконец эта ночь закончилась. За окном лучи солнца отражались от снега, запуская в помещение еще больше света, освещая обливающегося потом мужчину. Действие лекарства заканчивалось, поэтому состояние вновь ухудшалось. Температура поднималась, а кашель разрывал грудную клетку. Врачи собирались на завтрак, при этом каждый не поленился подойти к больному и поинтересоваться его здоровьем. Ирина отправила коллег занимать места в столовой, а сама подошла к Геннадию, присев рядом и запустив свою руку в его мокрые волосы — Ну как ты? — она гладила его по голове, расправляя спутавшиеся волосы — Нормально, — выдавил из себя он, вызвав новую волну кашля — Я сейчас тебе еды принесу, ты кашу будешь? — она в последний раз провела рукой по его голове и встала, чтобы найти нужное лекарство — Я не хочу, — он следил за ее действиями, считывая каждое движение — Надо поесть, Ген, чтоб таблетку выпить. Ты же сможешь подождать? Я сама быстро поем и прибегу тебя кормить, — сказала она, усмехнувшись, — ты только дождись, — Ирина выскочила из комнаты, чтобы догнать коллег. В общей сложности ее не было около двадцати минут. За это время Геннадию становилось то лучше, то хуже, но несмотря на это, он ее верно ждал, не оставляя попытки встать. Это удавалось ему с трудом, потому что из-за слабости ноги совсем не держали его в вертикальном состоянии, а передвижение и вовсе казалось чем-то невозможным, но он все-таки смог добраться до туалета, благополучно вернувшись обратно, где его уже ждала Ирина с тарелкой манной каши. — Я смотрю, ты уже во всю бегаешь, — она помогла ему присесть на диван, который стоял в углу комнаты. Перед ним находился телевизор, заботливо принесенный из какой-то кладовки Ириной Федоровной в качестве извинений за предоставленные неудобства, а рядом кофейный столик, на который и приземлилась тарелка каши, — кашу принесла тебе. Сегодня манная, так что ешь давай и таблетку выпей Ирина прикоснулась тыльной стороной руки к его лбу и ужаснулась, температура и не думала падать, поэтому она передала ему градусник. — Ну зачем, и так понятно, что высокая, — препирался он, как ребенок, при этом проглатывая кашу — Еще хоть одно слово, тогда я встану и уйду. Всю ночь с тобой провозились, весь отпуск нам испортил. Это еще скажи спасибо, что я уговорила наших не отказываться от экскурсии из-за тебя. Они через час поедут, а я с тобой тут буду. Одни проблемы от тебя. Что ты за человек такой, Кривицкий? — она расхаживала по комнате, эмоционально размахивая руками, при этом контролируя каждое его действие — Не нужно тебе меня охранять, поезжай с ними, я тут и сам справлюсь, мне уже значительно лучше, — в подтверждение он показал опустошенную тарелку — Знаю я твое «лучше», не хватало нам еще осложнений. Следить за тобой буду и это не обсуждается, — наконец, она присела на диван рядом с ним, успокоившись, — давай градусник, — получив обратно ртутный термометр, она посмотрела на значение — 38.7, — и он еще хочет один остаться. Ну уж нет, потерплю тебя еще денек, так и быть Кучка московских хирургов завалилась в номер после завтрака, быстро собирая вещи, чтобы отправиться на экскурсию, которая стартовала уже через 15 минут. Когда все разошлись, Ирина подошла к шкафу и вытащила из него два пледа. Один протянула ему, а второй бросила на диван. Она включила чайник, стоящий на тумбочке у окна, и нашла пульт от телевизора, включив раритетный ящик. Каналов было мало, поэтому пришлось оставить какой-то неизвестный им обоим фильм. — Знаешь, Ир, я тут все обдумал, — он отбросил голову на спинку дивана, — мне все-таки действительно лучше уехать — Да что ты заладил все «уехать — уехать», тебе там медом намазано что ли? — Ирине начинал надоедать разговор на эту тему — Ты не понимаешь. Мне здесь трудно. Ты счастлива с Толиком. Я, — он запнулся и опустил голову, — я счастлив сам с собой. Наверное, ты права, нам действительно ничего не вернуть — Держи, — она протянула ему кружку с чаем, присаживаясь рядом и накрываясь пледом, — и когда ты собираешься? — Да хоть прям отсюда возьму и улечу. Проблем с моим увольнением, я думаю, не будет. Начальство только порадуется, когда перестанет каждый день лицезреть мою еврейскую рожу, — он отпил чай, скривившись от боли в горле, которое обжег горячий напиток — С ума сошел? Во-первых, две недели отработаешь как миленький, а во-вторых, ничего, что ты больной? У тебя температура зашкаливает, кашель вон какой, тебе обследование пройти надо, а ты собрался лететь черт знает куда, — Ирина старалась меньше размахивать руками в порыве эмоций, чтобы не расплескать чай, но одно небольшое пятно уже было оставлено на полу — Да, Ира, я сошел с ума. Меня все пинают, как мальчишку, а я все терплю. Я не железный, Ира. У меня тоже есть чувства — И кто это тебя пинает, — она осмотрела его лицо, которое уже принимало человеческий вид — Ну давай подумаем. Отец меня из дома выгнал — это раз, — он загнул палец — Насколько мне известно, ты сам от него сбежал, — между прочим уточнила она, отпивая чай — Это не важно. Важно то, что я сейчас здесь, а должен был быть там. Не перебивай, — цыкнул Геннадий, — ты со мной до этой поездки даже не разговаривала, — загнул он второй палец — Было из-за чего, так что это не считается, — она смотрела на его трясущуюся руку, в которой он держал сосуд с чаем, — может кружку поставишь? Разольешь Геннадий поставил кружку на столик и отвернулся, посильнее укрываясь пледом. Что-то его тревожило. С самого первого дня их поездки что-то было не так. Он как будто вылез из своего кокона, в который погрузился с момента расставания, и вдохнул полной грудью. Да, она обвиняла его, ворчала, называла предателем, но в то же время она заботилась о нем, волновалась, пыталась помочь. В одном человеке уживалось две личности. Одна, которая его ненавидит, а вторая, которая…любит? Любит ли она его? Остались ли в ней былые чувства, которые не покинули его? Что она хочет сказать всем этим проявлением заботы? Может быть это только жалость? Наверняка ей просто жалко этого замкнутого, никому не нужного еврея. Она давно счастлива с другим мужчиной, и одна только мысль об этом убивает в нем всю веру на счастливое совместное будущее. — Гена, — она ткнула в его плечо пальцем, — тебе плохо? Ты чего застыл? — Да нет, просто задумался, — он повернул к ней лицо и немного улыбнулся — О чем? — она пыталась прочитать всю информацию в его глазах, но в них была сплошная пустота, которая пугала еще сильнее — О жизни, — он легонько коснулся ее руки, торчащей из-под пледа, — о нас — Ген, не нужно. Мы уже это обсуждали, — она вернула свою руку под плед, обрывая соприкосновение — Я помню. Но все-таки, почему ты отговариваешь меня от возвращения в Израиль, — его голос дрогнул, но он сумел выжать из себя этот вопрос — Я не отговариваю. Я просто говорю, что это глупо, — она отвернула лицо к телевизору, следя за происходящим на экране — Мне больно видеть тебя с другим, Ира. Мое новое сердце снова болит, пойми это, — он призывал ее, он жаждал понимания и одобрения своих действий — Ты мне нужен, Гена. Точнее, ты нужен в Склифе. Мы без тебя не справимся, — наконец произнесла она, отвернувшись к окну, чтобы не встретиться с ним взглядом — Что, прости? Я тебе нужен? Ты со мной не разговаривала, Ира! Ты плевать на меня хотела все это время, а сейчас я вдруг стал тебе нужен? — он говорил так громко, насколько мог. Его разрывало от непонимания. Сначала она говорит ему, что все кончено, а потом заявляет о том, что нуждается в нем. — Все очень сложно, Гена, — она встала с дивана, откинув плед, — а давай поиграем во что-нибудь? Там в игровой комнате была парочка настольных игр, могу принести что-нибудь интересное — Если хочешь, можем поиграть, — он грел свои руки о горячую кружку, потихоньку отпивая немного остывший чай Через несколько минут их стол заполнился какими-то карточками, фишками, листами с правилами игры и кучей другой макулатуры, которая и представляла из себя настольную игру, которая завлекла их до прихода коллег. Когда врачи НИИ им. Склифосовского вернулись с экскурсии, они увидели такую картину: двое хирургов сидели на диване и спали, соприкоснувшись головами, удерживая друг друга на весу. Их тела были укрыты шерстяным пледом, а на столе разбросаны карточки. Они так и не смогли узнать, кто победил Брагин решил прервать их сладкий сон, поэтому, прокашлявшись, сказал: — Коллеги, я, конечно, все понимаю, но уже на ужин пора, — он похлопал ладошами перед их лицами, привлекая к себе внимание, — просыпаемся! — Вы уже вернулись? — спросила Ирина, вставая с дивана, — как экскурсия — Очень интересная, жаль, что вы не поехали с нами, но давайте собирайтесь, иначе опоздаем, — он ткнул пальцем в наручные часы, — Геннадий Ильич, вы с нами? — Да, Олег Михайлович, мне уже намного лучше, поэтому пройдусь до столовой, ничего со мной не случится На ужин в этот раз давали куриную отбивную с картофельным пюре и чай. Кривицкий ел без аппетита, то отставляя вилку, то снова принимаясь за еду. Его лоб снова покрывался испариной, а дыхание становилось все тяжелее, немного посвистывая. Он отложил вилку и отодвинул тарелку подальше от края — Что-то мне нехорошо, я пойду прилягу, — он вышел из-за стола и, не дождавшись ответа, побрел к их номеру Мужчину провожали шесть пар взволнованных глаз, которые оставались сидеть на своих местах, пока не закончили трапезу. После ужина все дружно встали и пошли в номер, по пути потеряв Куликова, который решил посетить уборную. Зайдя в спортивный зал, они никого в нем не обнаружили — А где Кривицкий? — спросила Павлова, уставившись на его пустующее спальное место — Он там, — крикнул запыхавшийся Куликов, показывающий в сторону туалета, — сознание потерял, — закончил он свою мысль В этот момент сердце как будто перестало биться, звуки смешались, а картинка перед глазами поплыла. Ирина брела в сторону туалета. Увидев его, лежащего на полу, она остановилась. Женщина видела, как Брагин бил Геннадия по лицу, обливал водой, кричал. Она видела, что он очнулся, крутя головой и осматривая все вокруг. Но сердце уже не хотело биться снова, оно не хотело биться без него.