Орден Чертополоха

К февралю все обитатели Хогвартса изрядно устали от зимы. Задули привычные для этого месяца метели, школьники старались лишний раз не высовывать носы на улицу. Занятия по уходу за магическими существами стали настоящим испытанием на прочность, поскольку по большей части проходили на улице в морозную погоду. В один особенно ветреный четверг профессор Кеттлберн сетовал на отсутствие учебного рвения у учеников на его уроках, сами же учащиеся стучали зубами от холода, каждые пять минут накладывая на себя согревающие чары и мечтая о чашке горячего чая. Им определенно было не до лукотрусов, которых в качестве учебного задания Кеттлберн велел отыскивать на заснеженных деревьях. — Иголку в стоге сена и то проще найти! — ворчал Руперт, в десятый раз осматривая старый дуб в поисках маленького магического существа, внешне напоминавшего древесный прутик с крошечными карими глазами. — Кеттлберн издевается! — Да что тут искать-то, юноша? — подошёл лесник Рубеус Хагрид, снял с одной из веток повыше лукотруса и протянул его Руперту. — Вот же он, этот маленький дьявол! Добрый Хагрид помог и остальным школьникам с поисками крохотных животных. Наспех выполнив задание, ученики поспешили в замок отогреваться в своих гостиных у каминов. Примерно за неделю до дня Святого Валентина школьники, утомлённые холодами и серым низким небом над головой, стали оживать в ожидании романтичного праздника. Девочки начали шушукаться и хихикать, поглядывая на мальчишек и обсуждая, кому из них они в этом году отправят валентинки. Парни же со старших курсов накануне праздника собрались вечером в одном из пустых классов, наколдовали небольшую урну и принялись один за другим бросать в неё билетики, количество которых соответствовало числу участвующих. Каждый клочок бумажки содержал имя девушки с того или иного факультета. Затем каждый юноша вынимал из урны один такой билетик. Девушка, имя которой молодой человек обнаруживал на бумажке, становилась на предстоящий год его «Валентиной», а он — её «Валентином», что влекло за собой установление между молодыми людьми отношений вроде тех, какие, по описаниям средневековых романов, существовали между рыцарем и его «дамой сердца». Старинный обычай был весьма распространён в Англии и Шотландии, и Минерва, когда ещё была маленькой, имела возможность несколько раз наблюдать его исполнение и в своей деревне. Утром четырнадцатого февраля Августа выглядела довольно празднично: она прикрепила к строгой школьной блузе тонкий, как паутинка, ажурный воротничок, который ей на Рождество подарила тётя Элизабет. Что и говорить, наряд произвел фурор среди женской половины факультета. В гостиной же к Августе с совершенно серьёзным видом подошёл Дэвид, протянул ей клочок смятого пергамента и чинно сообщил: — Августа, в этом году твоим Валентином буду я. Позволь проводить тебя на завтрак. Разумеется, я буду защищать тебя, как и положено рыцарю. — Да что ты говоришь, Дэйв! Право, я даже не знаю, радоваться мне или нет! — Августа смерила его насмешливым взглядом, но вложила в его ладонь руку. Она, как и все старшекурсницы, была в курсе насчёт лотереи, которую устроили накануне мальчики, и готова была подыграть. — А твоим рыцарем, твоим Валентином, дорогая наша староста, буду я! — к Минерве подскочил Руперт, да так внезапно, что та даже отшатнулась от него. Простой ирландский парень из магловской рабочей семьи явно не отличался особой обходительностью, но уж каким был. — Ох, Руперт, не сейчас! Мне ещё надо заглянуть к декану за обновлённым расписанием, — Минерва попыталась отвязаться от новообретённого «Валентина», но не тут-то было! — Я провожу! — настаивал он, и ей ничего не оставалось, как вложить руку в его ладонь. На ходу Минерва стала пристально разглядывать Руперта и заметила, что с его пальца исчезло кольцо Паркинсона. — Ты его вернул? — обрадовалась она. — Конечно, я же обещал этой своей прекрасной даме, — подмигнул ей Руперт. — Если дашь мне свой платочек, то я, так уж и быть, повяжу его на своём шлеме, когда стану защищать твою честь в турнире со слизеринцами! Он рассмеялся, довольный своей шуткой. Минерва лишь укоризненно покачала головой. Ох, Руперт, тебе самого себя хотя бы защитить! Вспомнились его значительные «успехи» в мальчишеских потасовках, после которых он всегда возвращался изрядно побитым. — Ладно, Руперт, довольно! Ты доказал, что рыцарь из тебя хоть куда! — у кабинета декана она высвободила руку из его хватки, и Руперт лишь пожал плечами. Прихватив стопку бумаг с расписанием, Минерва поспешила в Большой зал и как раз подоспела к сцене, приковавшей взгляды половины студентов: когда Августа неспешно вошла в зал, то ей на голову посыпались лепестки нежно-розовых роз. Выглядело это по-настоящему эффектно, и девушки вокруг заахали от умиления. Августа поискала глазами устроителя дождя из роз и остановила взгляд на самодовольном лице Булстроуда. — Эти розы из сада моих родителей, — деловито заявил ей Булстроуд. — Домовики очень старательны при уходе за ними, поскольку данные цветы очень капризны, совсем как ты! Но мне даже нравится, что ты капризная — куда уж без этого чистокровной ведьме? Ты можешь стать хозяйкой этих роз, а также сада и замка. И, между прочим, я единственный сын у родителей, а потому наследник абсолютно всего состояния моей семьи, в отличие от некоторых! И он смерил уничижительным взглядом Дэвида, который просто побагровел от злости. — Кстати, я твой Валентин! — Булстроуд продемонстрировал билетик с именем Августы. — А лепестки нашей особой местной шиповниковой розы обладают омолаживающим эффектом. Моя матушка регулярно делает из них себе косметические маски и по сей день выглядит как цветущая роза! На лице Дэвида читалось негодование. Вчера парни вроде как вполне честно и открыто кидали бумажки в урну. Как же так вышло? Неужели слизеринец всё-таки смухлевал? Дэвид принялся стряхивать с Августы розовые лепестки и применять к ней отводящие порчу заклинания. Его поведение вызвало у Августы лишь раздражение. — Прекрати! — оттолкнула она его. — Ты окончательно спятил на теме порчи! Кончай свои аврорские штучки! И с гордым видом двинулась к своему столу. Ближе к концу завтрака к Августе подсела Миранда Макмиллан и шепнула ей: — Ты знала, что замок Булстроудов находится в промышленном городе под названием Брайерли-Хилл? Там маглы производят стекло и сталь. Говорят, там, куда ни посмотри, повсюду возвышаются трубы заводов. И из этих труб постоянно извергаются огромные клубы ядовитого дыма. Хозяевам замка постоянно приходится очищать воздух вокруг при помощи чар. Дышать там попросту нечем, а еще повсюду бродят угрюмые магловские рабочие. Так что хорошенько подумай насчёт Милтона. Минерва уже слышала обо всем этом от Дэвида, который, кажется, за последнее время выяснил всё о своём сопернике. Булстроуды действительно жили в Чёрной стране. Данная область была известна как место зарождения промышленной революции в стране. Деятельность сталелитейных, кирпичных и стекольных заводов наносила серьезный вред окружающей среде региона. О самих же Булстроудах ходили слухи, что в прошлом столетии грозный прадед Милтона при помощи сглаза и прочей тёмной магии запугал владельца одной из местных угольных шахт, и последний был вынужден долгое время отдавать часть прибыли от своего бизнеса чистокровному волшебному семейству. Угольная промышленность в Британии до последнего времени являлась очень прибыльной отраслью, и Булстроуды успели сколотить приличное состояние и по сей день могли позволить себе не работать. Августу все эти сведения как будто не сильно занимали, она лишь махнула рукой на слова Миранды. Её больше интересовала утренняя почта: в этот момент в Большой зал как раз влетели десятки сов. Сегодня почты было заметно больше, ведь почти половину её составляли валентинки. Шесть школьных сов сбросили Августе открытки с шуточными признаниями в любви. Минерве, как обычно, пришли поздравительные открытки от друзей и родных. Позже в библиотеке Минерва заметила, как Августа с серьезным видом раз за разом перечитывала одно и то же послание. Оторвавшись от чтения, Августа протянула Минерве клочок пергамента, и та, пробежавшись глазами по строчкам, осталась немного удивлена. Валентинка содержала двустишие Катулла: И ненавижу тебя и люблю. — Почему же? — ты спросишь. Сам я не знаю, но так чувствую я — и томлюсь. Анонимная записка была написана явно измененным почерком простыми чёрными чернилами. Минерва поинтересовалась у Августы, что же такого примечательного та нашла именно в этой валентинке. Августа ответила немного смущенно: — Это послание разительно отличается от остальных. Обычно поклонники шутливо восторгаются моими «глазами чаровницы, прибегшей к магии Амортенции», а также моим «сладким вейловским голосом». Кто-то просто написал с ошибками, что без ума от меня. Здесь же неизвестное стихотворение, первый раз такое встречаю. Оно столь драматично звучит… — Это известное магловское произведение, написанное древнеримским классиком Катуллом, — пояснила Минерва. — В самом деле? — с любопытством спросила Августа. Тогда Минерва поведала, что поэт этот был очарован одной ветреной римской матроной, которую называл в своих произведениях Лесбией. Женщина эта имела интрижки со многими мужчинами, она не была верна Катуллу. Страстная любовь вперемешку с ревностью и обидой вдохновляли талантливого поэта на написание стихов, в том числе и этого, самого знаменитого из всех. — Как она могла быть так жестока с поэтом? — выслушав историю, возмутилась Августа, а потом вспыхнула. — Это что же, приславший мне послание с данным двустишием считает, что я похожа на эту вертихвостку Лесбию? Как знать, Августа, как знать! Минерва догадывалась, кто мог прислать это послание, но решила промолчать и понаблюдать за развитием ситуации. — Кто бы это мог быть? — ломала голову Августа. Она убрала валентинку в сумку. — Раз стихотворение магловское, то, скорее всего, чистокровные волшебники как вариант отпадают. У них зачастую очень туманное представление о жизни маглов. Куда уж им до их поэзии! Остаются полукровки и маглорожденные. Надеюсь, мой тайный воздыхатель это не Финниган! И они обе рассмеялись, представив шалопая Руперта вдумчивым читателем магловской древней лирики. * * * Валентин Римский. Какой трагичный конец жизни столь талантливого мага! Грустное четырнадцатое февраля по иронии судьбы со временем обрело омерзительный розовый флёр романтичности. От предсмертного исцеляющего послания сильного духом римлянина к слащавым открыткам глупых британских школьниц. Праздник для влюблённых в нынешнем виде — это гнусная насмешка над мучеником, давшим этой дате своё благозвучное имя. К праздничному вечеру реставрация потолка Большого зала была завершена. На радостях учителя и ученики запустили вверх множество разноцветных шаров. Шары медленно взмыли к потолку, который к вечеру представлял собой низкое зимнее небо. В честь праздника профессор Бири решил представить публике перед ужином свою очередную пьесу. В этот раз, памятуя о своём неудачном опыте в Рождество, он воздержался от использования сложных декораций и магических эффектов, явив в постановке предельную минималистичность. Роль Валентина, как и ожидалось, исполнял Джозеф Смит. Сегодня Джозеф на удивление не выглядел самодовольным. Во всём его облике как раз читалась некоторая растерянность. Прежде Джозеф считался главным красавчиком школы, он упивался бесконечным вниманием девушек, имел возможность самовыражаться в любительском театре, да и с учёбой у него всегда был полный порядок. Сейчас же от этого мало что осталось. Зачёт Риддлу так и не был сдан, а любимая девушка со скандалом бросила Джозефа. На общих занятиях Минерве даже стало казаться, что у парня всё буквально валилось из рук в последнее время: заклинания не получались, а оценки стали заметно хуже. Джозефа словно постигла чёрная полоса в жизни. Единственной отдушиной для него пока оставался театр. — Дорогие зрители, сегодня у нас появился замечательный повод отдать дань уважения замечательному волшебнику Валентину Римскому. Этот маг известен не только поистине впечатляющими способностями к целительству и зельеварению, он также вошел в историю как человек великодушный, сочувствующий простым людям, — таково было вступительное слово профессора Бири. — Давайте-ка вспомним лекции нашего эрудита профессора Биннса… Школьники не горели желанием вспоминать усыпляющие речи их историка магии, но с интересом наблюдали за разыгрываемым спектаклем. На сцене появился Джеймс Фоули в древнеримских одеяниях, на голове его блестел золотой венок. Играл он жестокого и властного правителя Клавдия II и, кажется, вполне был доволен своей ролью. — С сегодняшнего дня постановляю запретить мужчинам и женщинам жениться. Одинокий мужчина — сильный мужчина! Он стоек перед врагом, у него нет ахиллесовой пяты в виде жены и детей! Защитим же рубежи нашего великого государства! — с пафосом воскликнул Джеймс. Массовка радостно загудела во славу Цезаря. И только парочка влюблённых изобразила ужас на лицах, ведь они желали в скором времени пожениться. Тут-то на сцену и вышел Валентин, облачённый в простой дорожный плащ. Он поманил к себе влюбленных и выразил им свое сочувствие. К нему приблизились Миранда Макмиллан, игравшая простую римскую девушку, и Брут Уоррингтон, который старательно изображал её жениха. Брут при этом сиял как начищенный сикль. Школьным сплетницам снова было что обсудить: Миранда затащила своего нового друга Брута в театральный кружок, и теперь по удивительному совпадению он дебютировал в роли возлюбленного героини Миранды. Да ещё Валентин в лице бывшего парня красотки Миранды сейчас разыгрывал на сцене венчание этой пары. На Джозефа в этот момент стало жалко смотреть, ведь было видно, что его по сей день мучают обида и ревность в отношении бывшей девушки, с которой он так нелепо расстался. Словом, игра Джозефа сегодня оставляла желать лучшего. Тем более, что в момент так называемого «венчания» он ещё и умудрился наступить на свадебное платье невесты и этим вызвал её сердитое восклицание: «Ты что, Смит!» Сцена «свадьбы» Брута и Миранды была исполнена с горем пополам. Когда парочка новобрачных покинула сцену, то Джозеф вроде как вздохнул с облегчением. В этот момент к нему подбежали хаффлпаффцы, изображавшие стражников, и схватили его. — Нарушитель закона Цезаря! В темницу его, в темницу! — послышались крики жадной до зрелищ толпы. «Казнить!» — было единоличное решение беспощадного правителя. Бедолага Джозеф выглядел настолько несчастным после «свадьбы» бывшей девушки с ненавистным слизеринцем, что ему даже играть особо не пришлось: на его лице читались страдание, обида, отчаяние. Несчастный вид его не на шутку растрогал пятикурсниц с Равенкло, которые сидели ближе всего к сцене. Между тем приговорённый римлянин по имени Джозеф уже строчил на коленках своё прощальное послание для слепой дочери тюремщика, которая утешала его добрым словом все дни заточения. К нему приблизилась Помона. Ее попытки изобразить слепоту выглядели довольно убедительными. — Держи, прекрасная дева, и будь благословенна! — прочувствованно изрёк Джозеф и протянул ей письмо. Помона едва коснулась послания рукой, как её всю осветило золотое сияние. Мгновение спустя милосердная дочь тюремщика обрела зрение. Святой Валентин был известен в магловской среде как полевой врач, и лишь самые его близкие люди знали, что, помимо медицинских знаний, он также обладал чудесным даром исцеления и мог приготовить отменное лечебное зелье. Именно чудодейственное снадобье, в которое и было обмакнуто письмо для слепой девушки, волшебник и успел сварить перед своим заточением. Валентин перед смертью сотворил настоящее чудо. Между тем профессор Бири поднял волшебную палочку и нарисовал в воздухе золотые цифры и буквы: «14 февраля 269 года». Дата, когда был казнён Святой Валентин. Джозеф упал навзничь, изобразив смерть своего персонажа. В глазах сентиментальных пятикурсниц уже стояли слёзы. Даже некоторые парни выглядели растроганными. Минерва взглянула на Риддла и ожидаемо отметила на его лице скептическое выражение. Весь зал взорвался аплодисментами, а в актёров полетели букеты из фрезий, хризантем и ромашек. Вся сцена оказалась завалена цветами. И именно в этот момент все вокруг впервые за последние дни ощутили, что весна уже не за горами. Надо только немного подождать. Грёзы о весне никому теперь не давали покоя. Актёры заняли места за своими столами. Джозеф выглядел раздосадованным, он порывистым движением сорвал с себя театральный плащ и остался в обычной белой рубашке и тёмных брюках. Джозеф был явно недоволен собой. А ведь прежде после каждой отыгранной роли он выглядел радостным и очень гордым собой. После ужина гриффиндорцы продолжили веселье уже в факультетской гостиной, куда украдкой прихватили немного праздничной еды. К Августе, устроившейся на диване у камина, подсели девушки с младших курсов и принялись расспрашивать её о том, не выяснила ли она имя поклонника, приславшего ей необычное магловское стихотворение. К Августе приблизился и Стефен и попытался заглянуть ей через плечо, чтобы прочесть валентинку, которую та показывала подружкам. Но Августа мгновенно спрятала записку в карман блузы, и Стефен отпрянул. Он подошёл к Руперту, что-то шепнул ему, и тот кивнул. Они оба взяли со стола по кубку с тыквенным соком, прокашлялись и начали громко читать: — В губы входит вино, В очи любовь вникает: Большего знать не дано Нам до смертного края. Подношу я к губам вино И гляжу на тебя, вздыхая. Последние строки Стефен произнёс с придыханием, наклонившись к Августе. Затем осушил кубок до дна. — Мой отец как наклюкается в пабе, так непременно затягивает с друзьями эту «Застольную песню», — сообщил Руперт, вытерев рукавом с губ тыквенный сок, — а потом, конечно же, от души набивает кому-нибудь морду. — Мой тоже, — сказал Стефен и снова обратил свой взор на Августу. — Милая, пойдём со мной в Хогсмид! СОВ я уж как-нибудь сдам! А ты ведь закончишь школу, уйдёшь и так и не побываешь со мной в кафе мадемуазель Паддифуд. Я этого не переживу! С этими словами он шутливо изобразил страдание на лице. — О, если она сейчас ему откажет, то уже не согласится никогда! — стали переговариваться ребята. Дэвид только покачал головой, наблюдая весь этот балаган. Он старался держаться в стороне с книжкой в руках. — Салазар тебя побери, Стеф! — Августа нахмурилась. — Ладно, так уж и быть, пойду! — Глядите-ка, уломал! — воскликнул Руперт. Стефен победно воздел руки вверх и принялся принимать поздравления от мальчишек. Августа лишь скорчила недовольную гримасу в ответ на улыбку Минервы, мол, что поделать, парень взял измором. Дэвид же смерил Стефена хмурым взглядом и притянул к себе со стола манящими чарами сдобные котелки и парочку леденцов-сердечек. Минерва давно заметила, что когда он нервничал, то начинал поглощать много сладостей. Руперт и Стефен совсем разошлись в своём веселье и готовы были уже устроить танцы на столе под аккомпанемент волынки, которую где-то раздобыли Брайан и Мэтью. Тогда Минерва догадалась, что в свои кубки с тыквенным соком они добавили огневиски. — На сегодня хватит! Марш спать! — строго одёрнула она двух разгулявшихся ирландцев, и те неохотно двинулись в сторону спален для мальчиков.