И дольше века длится день

— Иоханн! Серега с Женьком с недоумением наблюдали, как Жана сгреб в охапку какой-то долбанный Санта-Клаус. Ну реально, Санта-Клаус! Толстый, краснорожий, кудрявые седые волосы развеваются вокруг лысины! Только что бороды не хватает. Ну да, и почему — Йохан?       А тут еще и солнышко неожиданно выглянуло, для конца-то февраля, и здание Белорусского вокзала засветилось, как елочная игрушка. Пока шли к машине, Женёк вертел головой так, что того и гляди, оторвется, а Серёга все больше мрачно молчал. Его неожиданные московские сюрпризы почему-то только напрягали.       Остановиться в Москве Жан решил у старого приятеля, и тот не отказал. Генрих Адам Фридрих Виттенбург перебрался в Россию еще при Анне Иоанновне, служил ординатором в лефортовском Военном гошпитале, обращен был самим Брюсом, а с Жаном познакомился в Крымскую компанию, когда им пришлось трудиться бок о бок и даже поспорить за благосклонность одной из сестер милосердия. Девушка была строгих правил и примерного благочестия, ясное дело, тут надо было жениться, и Жан уступил. О чем порой жалел до сих пор, ибо супруги Виттенбурги благополучно жили и по сей день. И, в отличие от них с Ольгой, не мечтали вырвать друг другу глотку!       Жан созвонился с Генрихом, и тот легко согласился принять его вместе с молодежью, что уже было весьма великодушно с его стороны, ну а то, что Генрих приехал их встречать на вокзал, стало неожиданным подарком.       Полнокровный, как сказали бы раньше, склонный к апоплексии, жизнерадостный, щеголеватый, с аккуратной круглой лысинкой, окруженной венчиком седых вьющихся волос, он излучал оптимизм и довольство жизнью. Больные Генриха неизменно обожали, и он умел неплохо устроиться в любую эпоху, даже при советской власти. Сохранил он и свою квартиру, в глубине лефортовских переулков, и теперь вез туда всю компанию, лучась гостеприимством. — Ничего себе… — сказал Женёк, оглядываясь и ставя на пол сумку-холодильник. — Прям, это, музей-усадьба какая-то! — Да полно! — махнул рукой Генрих, ничуть не смущаясь Женькиной простотой. — Раньше весь дом наш был, но вот, недавно хотя бы флигель целиком удалось выкупить, Аглая Никифоровна намучилась с ремонтом и обустройством… Аглаюшка! — Помните, что я вам говорил про хозяйку? — негромко поинтересовался у своих младших Жан. Выглядел он так, будто его в дороге страшным образом укачало.       Сергей мрачно кивнул — ему было как-то… неуютно как-то, как-то гадко, а вот Женёк бодро выдал «ага!», продолжая любопытно оглядываться по сторонам.       В коридор вышла строгая… дама, иначе и не скажешь, и благосклонно взглянула на гостей. Жан поклонился, целуя ей руку, и Сергей с Женьком вслед за ним тоже изобразили что-то вроде поклона, пробормотав «здрасть…». — Проходите в комнату, освежитесь с дороги. Здесь гостевая ванная, она полностью в вашем распоряжении… Или вы, — хозяйка дома, Аглая Никифоровна, остро глянула на Жана, — голодны? — А! — очнулся Жан, поднял с пола термосумку, — не стоит беспокойства. Мы перекусили в дороге. Здесь смоленские, м-м, гостинцы. Позвольте вам помочь? — Да что ж мы тут столпились! Проходите, проходите скорее! — воскликнул Генрих.       Из просторной прихожей все перетекли в гостиную, где Женёк подивился высоте потолка, портьерам, наборному паркету, а Сергей на висящий в простенке портрет строгой дамы в форме Крестовоздвиженской общины сестер милосердия: белый апостольник, фартук с крестом… — Аглаюшка в молодости, — довольно кивнул Генрих. — А вот мы с ней в Галиции… — кивнул он на фото. — А это — передвижной госпиталь для легкораненых, тут вот тоже Аглаюшка Никифоровна, уже докторица… — Вы, я смотрю, не скрываетесь, — хмыкнул Барановский. Жан запоздало дернул его за рукав. — Пойдемте все же перекусим, — решительно велела хозяйка и повела всех в столовую.       После стакана крови хандра с Барановского сошла полностью, и захотелось действия. Жан-Клод меж тем как-то вяло излагал хозяевам свои планы. — …вначале надо будет приодеть юношей, потом прогуляемся по Москве, заедем, приведем себя в порядок, и уже отсюда — в Кровородное собрание. А затем все будет зависеть от решения, гм… нашего вопроса. Впрочем, дорога прошла благополучно, если что, думаю, смогу отправить их обратно одних, а сам вас, конечно, излишне обременять постоем не стану… — Обижаешь, Жан! — воскликнул Генрих. — Что ж мы, не приютим?! — А питание?.. Наш запас… — В Москве нынче столько пришлых, что питейные заведения снова повсюду, — подмигнул Генрих. — Pa problem! Сегодня же могу вас сводить! Аглая слегка свела брови. — Аглаюшка не одобряет, — подмигнул Генрих, наклоняясь, почему-то, к Барановскому. — Потому как питейные, хех, традиционно совмещают… — Сергей у нас нечеловек женатый, — слегка скривился Жан. — Ольга сделала новый выбор. — Вот как… — покивал Генрих, и посмотрел на Сергея с большим сочувствием.       В портновскую лавку Генрих поехал вместе со смоленскими. Женька и Сергея облачали в смокинги. Вопли несчастных не поддавались описаниям. Кто страдал больше — портные или облачаемые, или наблюдавший за этим неаппетитным процессом Жан, сказать было сложно. Впрочем, он то и дело отвлекался сделать телефонный звонок или кому-то ответить. — Ничего, ничего, — похлопал его Генрих по руке, — отведем к приличному куафёру, есть у меня один на примете, и будут молодцами! Жан слабо улыбнулся. — Что-то ты невесел… Иоханн, что-то стряслось? Я имею в виду, существенное? — Предвкушаю встречу с Калитой, — неохотно отговорился Жан.       Жан с удовольствием уступил роль чичероне Генриху. Тот бодро и сочно рассказывал юношам исторические байки обо всем, что встречалось им на пути, ненавязчиво просвещая.       Женёк в целом был благодарным слушателем, правда, перебивал, то и дело записывая видосики для своего канала, а вот Серега от всего этого культпросвета, кажется, подустал. Они бок о бок сидели с Жаном на лавочке и передавали друг другу пакетик с «томатным соком», пока Генрих, взяв Женька под локоть, перевел на другую сторону и что-то показывал ему на стене массивного, печеночного цвета дома. — Улица Басманная… Это в честь того самого Федьки Басманова? — спросил Сергей. — Смотри его в лицо так не назови, — хмыкнул Жан, — когда сегодня вечером увидишь. И вообще, Сергей… Держись скромно. Московиты… народ недобрый и злопамятный. И церемонный, к тому же. А пуще всего любят пышность и подобострастие.       У него снова зазвонил телефон, и Жан поднялся, отходя в сторону.       Сергей был весьма удивлен, когда все они, разодетые и напомаженные, пошли не в мрачное подземелье или бункер там какой-нибудь, а в ресторан. Самого что ни на есть футуристического дизайна, он такие только в кино и видел… На вампирскую тематику намекал только глубокий черный цвет, доминирующий в оформлении. Жан о чем-то коротко переговорил с хостесс у входа, и их провели к столику. — Ну что ж, вкусим даров Haute cuisine, — потер ладони Генрих. — У нас нынче в моде некая молекулярная кухня…       Ни Сергей, ни Женёк в меню не поняли ни полслова, и только ужасались на цены, а потому заказал блюда на троих Жан. Пока ждали еду, Жан сидел и нервно крутил на пальце перстень с двумя крупными рубинами. Время от времени он вздрагивал и прекращал неприличие, но потом снова начинал теребить кольцо… — Дядь Жан, а что если я тут… — Женёк, озираясь, полез за телефоном. — Убери! — резко скомандовал Жан. — И не вздумай здесь! — зашипел он, — иначе наши Хранители тебе доброй бабушкой покажутся…       Ох, как жаль! До чего ж было бы классно выложить у себя на канале эту… вечеринку. — Женёк глазел и не знал, как это всё вообще обозвать. За отдельными столиками сидели ну таакие… персонажи! А тут еще еду принесли, а на тарелках лежало что-то такое… 3D-арт какой-то! Пена, прозрачный студень, золотистые иглы… Женёк изумленно выдохнул.       Барановский же исподлобья разглядывал негусто рассевшуюся публику. М-да… Кого только нет. Вон компашка в дорогих, но плохо сидящих костюмах, налитые кровью затылки складками спускаются на воротники. Обкашливают вопросики. Вон, с глазами цепкими, с лицами омраченными, неприметно одетые, но на цены не смотрят… А вот — дамы… Как Жан бы сказал, «дамы полусвета», переливающиеся-текучие, с хищными припухшими ртами… А вон — ну бомжик, что тут сказать, но на пальце нет-нет да сверкнет тремя алыми камнями перстень. Или вон те, инженеры какие-то, ей-богу… галстуки селедками. Впрочем, господ в смокингах и дам в сдержанных, но элегантных вечерних платьях было все же большинство.       Жан время от времени нервно оглядывался, будто кого-то ждал — и дождался. К ним скользнул неприметный человечек и шепнул Жану на ухо «вас ждут». Жан попросил прощения у супругов Виттенбургов, поднялся из-за стола, кашлянул — и поманил Женька и Сергея за собой.       Их привели в небольшой зал с темными, поглощающими свет и звук стенами. Здесь зудела какая-то непривычная музыка, большой стол был накрыт тяжелой парчовой скатертью, тускло поблескивали в полутьме массивные кубки… Барановский внезапно выхватил взгляд рысьих, раскосых глаз на почти девичьем, бледном лице, ошарашенно уставился на круто изогнутые, черные брови, лоснящиеся кудри, точеный нос и, главное, яркие, глянцевые от крови губы. Девица? Нет, парень! — облизав кровь, усмехнулся Барановскому и перевел взгляд на опустившегося на одно колено, склонив голову, Жан-Клод Дешама.       Тот меж тем почтительно прикоснулся губами к массивному перстню с шестью рубинами на узкой кисти неприметного пожилого… ну уж, наверное, не человека!       Барановский недоверчиво рассматривал его монголоидное лицо, жидковатые вьющиеся волосы и бороду, глубоко посаженные глазки… в которых словно искры мерцают — или это просто игра света и тени?..       Всё происходящее казалось диким и ненатуральным каким-то… Меж тем красавчик одним слитным движением поднялся на ноги и очутился рядом со стариком, подливая ему в кубок из кувшина, и теперь смотрел Барановскому прямо в глаза. Жан меж тем, не поднимая головы, вытащил из внутреннего кармана какой-то старинного вида кожаный футляр и протянул главному.       Сергей сморгнул и отвернулся.