Ненавижу, но люблю

Взаимоотношения с Ричем стали лучше. Иногда по вечерам они вместе сидели на той самой небольшой площадке неподалёку от общежития, Рич играл на гитаре, а Бэт читала книгу; они никогда специально не договаривались о встрече, это как-то выходило само собой — им стало намного комфортней друг с другом. Ричман перестал так раздражать, даже работать вдвоём стало легче — парень доставал книги с верхних полок, чтобы не приходилось идти за стремянкой, таскал тяжёлые коробки до архивов, а Бэт, в свою очередь, часто помогала с разбором книг. Переезд Рича не доставил никаких проблем, хоть девушка и рисовала страшные картины. После него всё вышло куда лучше: он перестал отпускать пошлые шутки и рыться в шкафах, так что совместное проживание оказалось даже лучше, чем с Лизи. Разговоры перед сном стали обыденностью, они понемногу узнавали друг друга, в основном инициатором становилась Бэт. — Рич, я весь месяц хочу узнать, почему твоё отношение ко мне так резко изменилось после встречи с семьёй? — задала вопрос Бэт. Однако прошло около пяти минут, а ответа всё не было. Видимо, он не хотел это обсуждать, подумалось ей, и, уже ни на что не рассчитывая, она выключила лампу на тумбочке и приняла удобную позу для сна, одними лишь губами проговорив: «Доброй ночи». — Я не могу показать себя настоящего чужим людям… — тихо ответив, Рич тоже потушил свет, он надеялся, что Бэт этого не услышала, ведь делиться чем-то сокровенным было невероятно сложно для парня. Однако девушка слышала всё, но решила не подавать вида и подумать об этом позже. Дни шли, учёба продолжалась, от Ричмана больше не было откровенностей, но она стала намного чаще говорить о своём детстве перед сном и спрашивать что-то более личное у Ричмана. Как правило, ответа не было, но девушка раз за разом пыталась завести об этом разговор. Однажды в университете разговор с однокурсницами прервал Рич. — Бэт, жду тебя на парковке, — бросив фразу, парень быстро скрылся в гуще людей, столпившихся у входа, ведь занятия уже закончились, и все спешили по своим делам. Девушка попрощалась с подругами и замельтешила следом. Она думала, что ему что-то нужно, как это обычно случалось, то ключи от общаги забудет, то попросит купить что-нибудь перекусить на работу, потому что знает, что Бэт будет заходить в полюбившуюся ей кофейню. В этот раз просьбы не последовало, он лишь попросил сесть в машину и не спрашивать ни о чём. Девушку это ужасно заинтриговало, поэтому, сидя в удобном кресле новой иномарки, она наслаждалась тёплыми лучами весеннего солнца и приятной музыкой, которую ей так любезно предложили включить. Она хотела спросить, откуда у студента такая машина, но, вспомнив события, когда Рич лежал в больнице, вопрос быстро перестал быть актуальным. Спустя практически один плейлист, они наконец-то приехали в очень красивое место — здесь практически не было людей, везде беззаботно щебетали птицы, лишь порой тишину нарушали немногочисленные автомобили. Выйдя из машины, они всё так же молча шли вдоль дороги, приближаясь ко входу в парк. Парень был напряжён, что можно было заметить по скулам и третьей сигарете за прошедший час. Вопросов было слишком много, но Бэт не решалась их задать, оставалось лишь ждать и идти рядом. Они дошли до самого отдалённого места парка, где протекала небольшая речушка и находилось несколько лавочек, сделанных под старину, оплетённых лозой какого-то растения. Повсюду виднелось множество цветов, запах нельзя было передать словами. Погода испортилась и моросил дождик, усиливая их приторно-сладкий аромат. — Я знал, что когда-то придётся рассказать кому-то о своём прошлом, но для меня оно, как прокисшее молоко, это было довольно давно, но я только сейчас осознал, каким ужасным старшим братом и сыном я был… — резко начал говорить парень, немного напугав этим девушку. — Я до десяти лет жил в детском доме, потом меня усыновили. Я не особо помню, что произошло с моими настоящими родителями, мне лишь рассказали, что их лишили родительских прав, а отца посадили за то, что издевался надо мной. У меня даже остались шрамы, но я не помню, как они появились, да и вспоминать не хочу. Уэльсы подарили мне право на жизнь, потому что тот кошмар не закачивался, даже когда меня забрали в детский дом. Самое яркое воспоминание и, наверное, единственное – это когда я сидел под столом в общей комнате и видел, как отец бил мою мать, а я закрывал рот рукой, чтобы случайно не взвизгнуть, мне тогда было около восьми, — Рич постарался взять себя в руки, переводя дыхание, было видно, что ему сложно рассказывать об этом. Бэт аккуратно положила свою ладонь поверх его, немного поглаживая, ей всегда помогало, когда сестра так делала, и машинально, даже не заметив, решила поддержать парня таким образом. — Когда я попал туда, где мне не нужно было голодать или терпеть побои, я никому не верил, не выходил из своей комнаты; я не понимал, что не все люди хотят тебе навредить. Родители никогда не желали мне ничего плохого, а, наоборот, они, наверное, были единственными, кто верил в меня до последнего, я вёл себя в подростковый период, как настоящий ублюдок, сбегал из дома, принимал алкоголь, вечно доставлял проблемы. У моего отца своя компания, и бедными мы никогда не были, но я не понимал, для чего они это делают — взяли какого-то оборванца с улицы и пытаются вправить мне мозги, я ненавидел это. Я многое пережил и не хочу, чтобы кто-то испытывал ко мне жалость, залезая в самую душу. Поэтому каждый раз натягивал на себя облик совсем другого человека, я ненавижу себя за это, но и поделать с этим ничего не могу. Ты единственная, кто пытался узнать, почему я так себя веду, и мне жаль, что я доставлял тебе неприятности… — Рич на секунду замолчал, но всё-таки продолжил. — Я стараюсь с этим бороться, но пока выходит так себе, если ты правда хочешь быть для меня близким человеком, то подумай дважды, нужно ли тебе это… — Ричман заглянул в глаза, в них хотелось тонуть, хотелось, но было ужасно страшно, вдруг она сейчас убежит и больше никогда не появится, вдруг вот-вот в её глазах блеснёт тот самый неодобрительный взгляд, которым его окидывали каждый раз, когда они вместе с семьёй приходили на званые ужины, взгляд осуждения. Страхи из прошлого всё затягивали и затягивали, будто сотня рук, измазанных дёгтем, затягивали в темноту, не давая и шанса выбраться. Бэт потрепала парня по отросшим волосам, мило улыбнувшись, она не стала поддерживать его словами, сказав лишь: «Я понимаю тебя». Эта фраза стало глотком свежего воздуха, страх отступил, а на лице появилась улыбка, потому что он точно знал — она действительно понимает. Дождь начал лить с новой силой, но эти двое так и сидели на лавочке, утопая в глазах друг друга, а затем будто вернулись в реальность, побежали по парку, смеялись, будто не было дождя, будто не было проблем, а существовали лишь они. Оставшийся вечер прошёл восхитительно, ребята, сидя в тёплой машине, обсуждали всё на свете, Бэт тоже поделилась очень откровенным, тем, о чём не знает никто, кроме неё и сестры. Она впустила его в то прошлое, которое хотелось забыть.