Сердце льва. Дочь крымского хана

      Возвращение не принесло Хюррем Султан ожидаемой радости. Мехмед был мертв, а сама она сильно изменилась. В ее лице и глазах читался отпечаток перенесенных невзгод и страданий. Но повелитель был очень рад возвращению возлюбленной. Это помогло хотя бы немного перенести боль от потери родных.       Во дворце все радовались возвращению госпожи, а в особенности Михримах Султан. Принцесса не теряла надежду, и она оправдалась.       Фетхийе же возвращение Хюррем Султан не принесло облегчения. Она уже несколько дней жила в столице с дочерью Хюмашах и находилась в скорби. Ее сердце было разбито. Айбиге постоянно была рядом с ней, но молодой госпоже это было совершенно безразлично. Ее угнетало, что убийца теперь находился в одном дворце с ней…       Однако Фетхийе не брала во внимание то, что Мустафа страдал не меньше, чем она. Она потеряла мужа, а шехзаде — брата. К тому же Фетхийе не хотела говорить с Мустафой, что доставляло ему еще большую печаль: ведь скоро он должен был ехать назад в Амасью и, возможно, надолго.       Единственной, кто не скорбел о смерти Мехмеда и втайне даже радовался, была Махидевран Султан, приехавшая в Стамбул вслед за сыном. Мустафа излил на нее свой гнев, мучаясь от осознания того, что она убийца его брата, от того, что она совершила это, но… и отвернуться от Махидевран Султан он не мог. Как бы то ни было, она — его мать, и он всегда будет ее любить и защищать. С этой целью шехзаде и казнил Ильяса, дабы не оставлять свидетелей, и уничтожил то письмо, которое ему отдала Фетхийе. Второе решил оставить до того момента, пока не покажет его ей. Шехзаде намеривался при случае рассказать Фетхийе обо всем. И скоро такой случай представился.       Она стояла в саду у фонтана. Ветер развевал темную полупрозрачную ткань, покрывавшую ее волосы, и платье из темно-синего шелка. Фетхийе смотрела прямо перед собой, поджав губы. Мустафа увидел ее с балкона и решил, что момент для объяснения настал. Он приказал стражнику, стоявшему возле дверей его покоев, позвать Фетхийе Султан, сказав, что дело важное.       Услышав стражника, Фетхийе вздохнула, но решила все же сходить к Мустафе. Поднимаясь по лестнице, молодая госпожа чувствовала, что он будет говорить с ней о смерти Мехмеда, и ей захотелось развернуться и уйти прочь, но она уже подошла к дверям покоев шехзаде.       Войдя в комнату, она сделала учтивый поклон.       Мустафа повернулся к ней:       — Как ты себя чувствуешь, Фетхийе?       — Благодарю, шехзаде, я не жалуюсь. О чем ты хотел поговорить? — сухо осведомилась она.       Мустафа подошел к невестке и приподнял за подбородок ее маленькое личико. За эти дни она изменилась. Глаза уже не были такими яркими, как раньше, скулы резко обозначились на некогда округлом личике. Фетхийе отвернулась в сторону, и рука шехзаде соскользнула с ее подбородка.       Мустафа протянул Фетхийе свернутое письмо, а затем убрал руки за спину.       — Что это? — спросила она.       — Это то, ради чего я хотел с тобой поговорить. Оно касается Мехмеда.       Фетхийе развернула бумагу и стала читать послание. С каждой просмотренной строчкой ее взгляд становился яснее. Глаза ее наполнились слезами, когда она дочитала письмо до конца. Дрожащими руками Фетхийе разорвала послание и взглянула на шехзаде.       — Прости меня, — сказала она. — Я очень виновата перед тобой, Мустафа.       Шехзаде подошел к невестке и крепко обнял ее. Фетхийе положила голову ему на плечо, и Мустафа ощутил, как воротник его кафтана мокнет от ее слез.       — Прости меня, шехзаде, — повторила Фетхийе. — Боль от потери затмила мне разум, я не знала, что на меня нашло. Как жаль, Мустафа… — она подняла голову и взглянула на него: — Как жаль, что мы оба стали жертвами твоей матери.       Мустафа легонько сжал ее за плечи и сказал:       — Фетхийе, мне хочется, чтобы мы, как и прежде, верили друг другу. Скажи, ты ведь не отречешься от меня?       С лица молодой госпожи скатилось еще несколько слезинок.       — Нет, Мустафа… Никогда, — прошептала она.

***

      Через несколько дней Эмин сообщил, что они с братьями и отцом уезжают назад в Крым. Сахиб Гирей предложил Фетхийе тоже уехать с ними, но она отказалась. Теперь жизнь ее была неразрывно связана со Стамбулом: здесь она встретила шехзаде Мехмеда, здесь полюбила его, здесь обрела с ним семью. Фетхийе решила остаться во дворце, чтобы посвятить себя заботам о дочери.       — Может, все же поедешь с нами? — спросила Айбиге, когда Фетхийе провожала отца и братьев в дорогу. — Хотя бы ненадолго, в Семендире? — добавила она, и ее карие глаза, обрамленные густыми темными ресницами, с нежностью взглянули на сестру.       Фетхийе покачала головой.       — Как знаешь, милая, — сказал Сахиб Гирей. — Но ты должна помнить, что двери нашего дома всегда открыты для тебя. В любое время дня или ночи я буду рад видеть тебя в своем дворце, дочка.       — Спасибо, отец, но мое место здесь, — ответила Фетхийе. — Я буду часто писать вам, — добавила она, впервые улыбнувшись за долгое время.       Сахиб Гирей крепко обнял дочь, вскочил на коня и поскакал к воротам дворца. В ту же минуту с места тронулась карета, в которой сидели Айбиге и ее сын Мехмед. Последними за ворота дворца выехали Малкочоглу Бали-бей на вороном коне и крымские ханзаде на белоснежных лошадях.       Посмотрев вслед уезжающему кортежу, Фетхийе подумала о том, что рядом с родными она обрела хотя бы немного покоя в эти черные дни. Пустота в ее душе начала понемногу заполняться заботой о маленькой Хюмашах — единственном, что осталось у нее от Мехмеда…