Таинственная рукопись

Вода выбросила их и вдруг исчезла, взметнувшись порывом ветра. Взору путешественников предстали присыпанные охрой степи, кое-где трепетал ковыль, меж камней краснела гроздьями пятнышек эфедра, где-то зеленели редкие деревца можжевельника, шевелили щупальцами стеблей бледные кустики терескена. Они оказались в предгорьях, но горы у подножья которых путники находились — белые и пустынные, строгие и недоступные, как облака, — совершенно не походили на Цинчэншань. Едва оказавшись на свету, Шэнь Цяо достал из рукава найденный им футляр. Он был золотым и потому, вероятно, в утробе чудовища с ним ничего не случилось. Шэнь Цяо поспешно открыл футляр и достал свернутый в трубочку лист бумаги. «Горе внутреннему от внешнего; ибо внутренний человек много терпит от внешних чувств. Но потерпев что-либо, он должен употребить бичи против этих внешних чувств. Сделавший то, что следует по букве, уже уразумел и то, что следует по умозрению. Если внутренний наш человек трезвится, то, по словам отцов, он силен сохранить внешнего». Солнце стояло в зените, однако было довольно холодно. Им следовало найти какое-нибудь укрытие, отыскать людей, если в этих пустынных краях обитают люди. Лань Сичэнь стоял в растерянности, но Шэнь Цяо уверенно пошел вперед, к горам. Они долго карабкались вверх по звериным тропам — Лань Сичэнь не видел в этом смысла, но спрашивать Шэнь-даоцзуня не решался. Да и сил у него не было на лишние разговоры. Где они оказались? Что их ждет? Смогут ли они вернуться назад? Его одолевали сомнения и сожаления. Они пробирались по узкому уступу. Неожиданно, обогнув почти отвесный голый каменный склон, они увидели внизу, не так уж и далеко, зеленую долину, посреди которой сияло озеро, подобное отшлифованному прекрасному нефриту. — Шэнь-даоцзунь, — потрясенно спросил Лань Сичэнь. — Откуда ты знал об этом месте? — Я читал о горах Куньлунь, Лань-эр: в библиотеке горы Сюньду хранится большое количество географических трактатов, рассказов путешественников и преданий, записанных со слов торговцев. Горы Куньлунь — необычное место, оно всегда привлекало меня своей отрешенностью от земного, аскетизмом и близостью к небесам. Я узнал их. Я знаю также, что они хранят и удивительные тайные оазисы, которые возможно отыскать. Я был уверен, что, оказавшись здесь чудесным образом, мы благословлены и непременно должны найти одну из этих долин. Перед нами долина Нефритового озера. Здесь мы сможем отдохнуть, и понять, куда двигаться дальше. Когда они спустились вниз, уже смеркалось. В долине было неожиданно тепло, под ногами расстилался ковер желто-красных цветов, похожих на хризантемы и, помимо елок и можжевельника, росли какие-то невиданные деревья. — Это снежная хризантема, — Шэнь Цяо сорвал несколько цветов. — А эти деревья напоминают описания мифических деревьев шатан и ланган. Впрочем, я сомневаюсь, что богиня Сиванму выращивает здесь плоды бессмертия. Я вообще не верю в возможность получить бессмертие, что-то съев или выпив. Не думаю, что человеческая плоть может быть избавлена от разрушения, по крайней мере, с нынешними ее свойствами, — он вздохнул. — Я много думал об этом. Лань Сичэнь понимал, почему Шэнь-даоцзунь думал об этом… И, желая развеять тягостные воспоминания, сорвал в дерева шатан неказистый плод, повертел его в руках и проговорил: — Интересно все же, съедобен ли этот фрукт. — Говорят, съедобен, — отозвался Шэнь Цяо. — Считается, отведав его, человек не будет тонуть. — Надеюсь, не из-за вздутия живота? — чуть улыбнулся Лань Сичэнь. Шэнь Цяо улыбнулся ему в ответ: — Я бы вообще не рискнул это пробовать. Вода в Нефритовом озере была прекрасной на вкус. Они заварили чай из снежной хризантемы. А после, устроившись на траве, уснули. Эта ночь принесла им покой и вернула силы. *** Потянулись медленные дни, похожие друг на друга, но наполненные тишиной, гармонией, радостью, подобно дням небожителей. Ночью они отправлялись в глубины сознания, и, стоя у сердечных врат, где горел чистый огонь имени Йесу Цзиду, отгоняли всякий помысел, всякое чувство. Утомившись, они погружались в сон, откинувшись в мягкую душистую траву. Утром они умывались в Нефритовом озере, пили чай и вновь погружались в молитву. Они стояли бок-о-бок там, при вратах, и защищали божественное пламя. Иногда они уходили в горы, к самым снегам, и пребывали там подолгу наедине с небесами и солнцем, и, казалось, эта жизнь может продолжаться бесконечно. Но однажды они набрели на пещеру. Воздух в ней тонко благоухал — ни Шэнь Цяо, ни Лань Сичэнь не могли узнать этот изысканный запах, ненавязчивый и приятный. Казалось, аромат исходил от человека, стоявшего на коленях, обратясь лицом к востоку. Он был одет лишь в свои собственные белоснежные волосы, длинные-длинные, глаза его были закрыты. — Он мертв? — спросил Лань Сичэнь. Шэнь Цяо кивнул. В пещере не было почти ничего: ни подстилки, ни очага, ни посуды. Лишь письменные принадлежности: тушечница, кисти, — кипа исписанных тетрадей и небольшая книга лежали перед старцем, а в книгу был вложен клочок бумаги: «Блажен воистину, кто так прилепится мыслию к молитве Йесу Цзиду, вопия к Нему непрестанно в сердце, как воздух прилежит телам нашим, или пламя свечке. Солнце, проходя над землею, производит день; а святое и достопоклоняемое имя Чжу Йесу, непрестанно сияя в уме, порождает бесчисленное множество солнцевидных помышлений». — Кажется, мы нашли последний фрагмент рукописи, — проговорил Лань Сичэнь. — Кажется, да… — задумчиво отозвался Шэнь Цяо, раскрывая книгу. Она была написана непонятными диковинными письменами: «ἐν ἀρχῇ ἦν ὁ λόγος καὶ ὁ λόγος ἦν προ¬̀ς τὸν θεόν καὶ θεὸς ἦν ὁ λόγος…» (Ин. 1:1). Аккуратно сложенные стопкой тетради содержали текст на китайском: — «Фуин», — прочел Шэнь Цяо. — «Благословенное известие». Эта книга про Йесу Цзиду, он перевел ее… Спустившись в долину, они предали тело отшельника земле. *** Читая найденную в пещере книгу, Шэнь Цяо и Лань Сичэнь понимали, как все это время нефритовое имя Йесу Цзиду готовило их души принять то, что они теперь узнавали. Теперь их сердца стали точно гладко отшлифованный камень, на котором резчик высекал знаки. В тот день, когда они закончили чтение, в лучах заходящего солнца к ним явился посетитель. Он спустился с сияющего неба прямо над Нефритовым озером и был столь удивительно прекрасен, что Шэнь Цяо и Лань Сичэнь не удержались и, двигаясь ему навстречу, вошли в воду по пояс. И тут же на них с ясных небес пролился дождь, а посетитель, не касаясь воды, приблизился к ним и остановился. В руках он держал сосуд из полупрозрачного камня или матового стекла, внутри которого переливался свет. — Во имя Йесу Цзиду, — проговорил он, и голос его звучал как музыка, как вода и ветер и как ничто на земле не может звучать. Маленькой ложечкой он зачерпнул свет из своей чаши и подал Шэнь Цяо, затем, зачерпнув снова, протянул Лань Сичэню. Свет был сладок, горяч, но не обжигал, а проникал сиянием в самые потаенные уголки души. Они приняли небесную пищу. Гость обратился к Лань Сичэню: — Твое путешествие окончено, пришло время вернуться назад. Я помогу тебе. Лань Сичэнь поклонился. — Шэнь Цяо, — промолвил гость. Шэнь Цяо улыбнулся и кивнул: — Лань-эр, — сказал он. — Я останусь. — Как? — растерялся Лань Сичэнь. — Я уже прожил очень, очень долго и сейчас, как никогда, близок к вечности. Я давно решил… — Шэнь-даоцзунь, почему ты не сказал раньше? — Опасался, что тебя это смутит и отвлечет. — Значит, мы расстанемся… — Да, — Шэнь Цяо обнял его за плечи. — Спасибо тебе, что прошел со мной этот путь. Только тебе я смог рассказать о том, о чем ни с кем не говорил. — Мне так жаль расставаться с тобой… — Лань Сичэнь поймал его руку. — И мне жаль, Лань-эр… Они молчали. Молчал и гость, давая им привыкнуть к мысли о разлуке. — Возьми с собой все, что мы нашли Лань-эр, — вдруг спохватился Шэнь Цяо, вынимая из рукава обрывки рукописи и тетради Фуин. — А тебе, Шэнь-даоцзунь, разве не понадобится? — спросил Лань Сичэнь, понимая, что, конечно, Шэнь Цяо больше ничего не нужно в этом мире, что Чжу Йесу уже живет в его сердце… Шэнь Цяо лишь улыбнулся и качнул головой. — Пора, — сказал гость и, взяв Лань Сичэня за руку, легко перенес его в Чэнду. Оставив его у западных ворот, еще не закрытых на ночь, он растворился в подступающих сумерках. Путь из Чэнду до самого Гусу Лань Сичэню предстояло проделать в одиночестве. Ему нужно было время…