Проект "ВЕЧНОСТЬ"

      Мы все переглядывались друг с другом. Мама с папой смотрели то друг на друга, то по очереди на Дмитрия Сергеевича, сам же он оглядывал Сергея, потом, чуть дольше, меня, Сережа смотрел только на Сеченова, а я — на каждого в этом странном кубе. Кстати, и он сам привлек мое внимание. Пока молчание еще длилось, я отошла к одной из стен и аккуратно коснулась пальцами красного полимера. Он был теплый, опять же пах кровью и был какой-то… напряженный, взвинченный. Буквально, потому что кожа пальцев чувствовала вибрацию. «Эй, ты чего? Что-то случилось?» Желе, совершенно неожиданно и без папиного разума, ставшее разумным, пусть и ничего не ответило, но явно чего-то ждало. — Ну? Что, смелых нет? — первой нарушила тишину мама. — Тогда я начну, — она ещё получше укуталась в папин пиджак. — И, пожалуй, с последних событий. Как же моя кровь оказалась в массиве? — Ира, — позвал меня Сеченов, — прошу, останови свою мать. Она совсем обезумела. И не ведает, что творит. — Это я-то обезумела? Дима-Дима… Я всего лишь защищала семью. И от тебя в том числе. Эх, не зря когда я сообщила о своей беременности, интуиция подсказала, что зря Харитон доверил тебе правду про идеальный полимер, — мама с привычной нежностью и любовью улыбнулась мне и папе. — Женщина должна оберегать тех, кого любит. И мужчина тоже. Близкие готовы пойти на все, если кому-то из них или тем более их ребенку грозит беда. И ты это знаешь, понимаешь, Дима. Папа саркастично фыркнул, закатив глаза. — Да откуда он может это знать? Ни семьи, ни родных. Почти. Просто наш Димочка решил стать большим папочкой для всех людей планеты, хотел воспитать гениев, каким он сам является. Но только он не учел, что дети зачастую бунтуют, не слушаются, нарушают запреты, — при этом он многозначительно кивнул мне. — Иначе, мы бы все были похожи друг на друга, папа. Но мы не роботы. — Я лишь хотел мира и светлого будущего всем! — воскликнул Сеченов. — Коллектив — это новые мы. Если бы все вышло, даже самые большие упрямцы рано или поздно поняли бы, что это лучший выход и лучший путь к правильной жизни. Просто нужно время. — Ты и своему брату уже пытался это внушить, Дима, — снова заговорила мама. При этих словах Дмитрий Сергеевич как-то немыслимо сильно напрягся, побледнел даже. — И что толку? Где он теперь? Что стало с…? — ЗАМОЛЧИ!!! — и Сеченов в порыве ярости кинулся на маму, схватив ее за горло. Папа в свою очередь повис на бывшем коллеге, мужчины сцепились. Тут уж Сереже пришлось вмешаться. — А ну-ка хватит! Разошлись, оба! — с легкостью он разнял ученых, как каки-то школьников. — Блять, второй раз уже! Ведете себя, как дети! — Спасибо, Сергей, — мама прокашлялась, потерла горло и продолжила: — Итак, вернемся к разговору. Я уже поняла, что лучше начать с главного. Харитон, помнишь, как тебе было отказано в реализации проекта новых видов полимера, на основе той формулы, по которой ты лечил меня? В общем, я после этого пошла к Диме в кабинет…

***

      Это была дождливая осенняя ночь. Молнии сверкали часто, за ними вступал гром, но капли дождя все никак не могли собраться и начать лить. Эта сухая гроза вызывала у академика Сеченова раздражение. До этого он чаще всего лишь улыбался, а про себя думал над тем, как же природа порой любит шутить и насмехаться сама над собой, нарушая, меняя или вообще отменяя свои же законы. Но сейчас мужчине очень не хватало этого самого естественного хода вещей. Чтобы хоть в природе все шло, как положено, ведь работа скакала из одной крайности в другую, со всех сторон на него давило Политбюро, каждый хотел урвать себе кусочек, на Предприятии испытания шли медленнее, чем хотелось, происходили несчастные случаи, из-за которых многих сотрудников приходилось «ликвидировать». Внезапно, вместе с очередной молнией к нему в кабинет высотки на «Икаре» ворвалась разъяренная Ольга. Она несла в руках какую-то папку и, не говоря ни слова, быстро дошла до стола Волшебника и швырнула папку перед ним. — Вот, почитай. — И тебе привет, Оля. Что это? — Сеченов пробежал глазами бумаги. — Это ты мне скажи, Дима. Какого черта проект Харитона закрыли? Почему ты не дал своего согласия на разработку идеального полимера в больших объемах? — Мы с ним уже все эти моменты обсудили, и он согласился, что пока мы не можем обеспечить достаточный и качественный ресурс для его создания. К тому же, Харитон все еще не может добиться того самого идеального состояния полимера, той конфигурации, которую вводил тебе. Еще вопросы? Ольга уперлась руками о столешницу и испытующе посмотрела Сеченову в глаза. Казалось, еще чуть-чуть, и она, словно дикая кошка вцепится ему в глотку или в волосы. — Да у меня не вопрос, Дима, а скорее мнение есть. Например такое: ты сам хочешь возглавить процесс создания этой чудо-вакцины от всех болезней, чтобы все лавры заполучить. Опять. — Нет, Оля, мне это не нужно, потому что все уже есть и так. При чем, на законном основании. И я говорю не о формуле, а о носителе полимера, — академик указал ручкой прямо Ольге в лицо, от чего женщина похолодела и медленно выпрямилась. — Да, ты верно поняла. Ничего личного, дорогая моя, это наука. Все во имя ее торжествования над миром. — Во-первых, я тебе не дорогая и уж точно не твоя. А во-вторых… Ты предлагаешь стать вашей подопытной крысой? Или… как это? Личной фабрикой по производству полимера? А что будет, если производство сломается или…? — И лучше бы тебе согласиться добровольно, — перебил женщину Сеченов и сам уже в свою очередь кинул перед ней другую папку с какими-то бумагами. Ольга узнала почерк мужа и все его исследования насчет первой формулы идеального полимера и все записи реакции его жены на инъекции. — Иначе придется обнародовать все это, и Харитона посадят за подпольные несанкционированные испытания незарегистрированных препаратов на людях. — Какая же ты сволочь, Сеченов. Готов вот так запросто подставить своего коллегу, друга? Всегда знала, что ты не такой уж идеальный и чистенький, каким хочешь казаться. Но и я пришла к тебе не без туза в рукаве. Посмотри внимательнее кое-что еще в этих бумагах. Дмитрий небрежно просмотрел несколько листов, пока один из них не привлек его внимание настолько, что на его лбу появилась испарина. Он встал из-за стола, его сильно трясло. — Наконец-то вижу твои настоящие, неподдельные эмоции. — Кто? Кто тебе сказал?! Как? — В Правительстве есть еще люди, которые… — Ольга не успела договорить, потому что Сеченов схватил ее за руку, началась борьба. Мужчина кричал матом, пытаясь заставить Ольгу перестать сопротивляться, но при этом едва успевал увернуться от попыток Захаровой расцарапать ему лицо. В пылу потасовки они и не заметили, как оказались в опасной близости с ванной, в которой колыхался еще один вид полимера, серого цвета. Ольга рычала, дергалась, стараясь вырваться, но Сеченов в принципе был сильнее ее. Не рассчитав, в порыве нового приступа гнева он сильно ударил женщину по лицу, от чего она потеряла равновесие и, падая, поцарапалась о край ванны рукой. Несколько капель крови упали в будущий массив. — Оля! Оля, прости меня! — академик будто пришел в себя и кинулся на помощь к подруге, но Захарова отмахнулась от мужчины, морщась от боли, встала сама. — Вот ты и показал свое истинное лицо, Дима. Теперь живи с этим и помни, что кто-то еще знает твою тайну.

***

— Мама? — Оля? — Что? Как будто бы вы поступили бы иначе, будь на моем месте? — мама скрестила руки на груди и смерила Сеченова колким взглядом, злорадно улыбаясь. — Нашлось наконец то, что проймет нашего дорого Диму. Ну, что? Сам скажешь или я? — О чем? — снова подал голос Сережа. — Что тут вообще происходит? — Товарищ майор, что вы знаете о своей семье? — ответила вопросом на вопрос мама. — Замолчи! Не смей! — зашипел Сеченов. — Ничего. Только отчество осталось. Извините конечно… Ольга… но почему вы тоже спрашиваете про мою семью? И при чем тут Дмитрий Сергеевич? Повисла пауза. Мама вместо ответа скрестила руки на груди, постукивая пальцами. Ее зеленые глаза бегали с Сережи до Сеченова и обратно. В моей же голове мысли сменялись со скоростью света, если не быстрее. Пазл складывался сам собой: Дмитрий Сергеевич всегда относился по-особенному к Сереже, даже называл его «сынок», оберегал, ценил, лечил. Зачем, если майор не был действительно дорог академику? — Мама, ты что, хочешь сказать, что они?.. — прошептала я, указывая на Сережу и Дмитрия Сергеевича. Мама кивнула, и я опустилась на корточки, обхватив голову руками. — Да ладно!.. — Так вот оно что… — проговорил папа как бы сам себе, потирая переносицу. — Чтож, это все объясняет. — Чего? Что вы все поняли, а? Кончайте в загадки играть и колитесь! Сеченов упрямо молчал, с силой сжимая руки в кулаки. — Давай, Дима, расскажи правду своему… племяннику. Эти мамины слова понеслись по кубу, ударяясь о стенки, как мячик для пинг понга. И каждого из нас он с мощью метеорита, не меньше, ударил в головы. Но сильнее всего эта новость ударила, оглушила самого Нечаева. Настолько, что у него даже ноги подкосились. Я хотела было подбежать к нему, чтобы поддержать, но перед всеми снова возникло черное зеркало. Не страшнее или чернее предыдущих, однако Дмитрий Сергеевич со всей силы вцепился в раму, закрывая собой все то, что мы должны были увидеть. Раскачивал-раскачивал, никто ему не мешал, в результате чего зеркало сорвалось со своих невидимых петель, упало на пол и разбилось. И вот красный куб буквально взревел, как сирена. Начал очень быстро сужаться. Все мы, кроме мамы, запаниковали. Я пыталась успокоить массив, но он больно бил током, папу он тоже не слушал, ударяя еще сильнее. — Нас всех тут сейчас раздавит! Мама, как это остановить? — вопила я. — Никак. Я же говорила, массив не потерпит лжи или укрывания правды. Пока Дима не признается… — Дима, твою мать! Ты нас всех угробишь тут! — папа схватил бывшего друга за грудки и встряхнул. — Расскажи уже, как все было!!! Но Сеченов упрямо молчал. Понимая, что угрозами тут не помочь, я подбежала к академику, взяла за руку точно так же, как делала в детстве, когда хотелось поблагодарить или поддержать. — Дядя Дима, пожалуйста… В этом нет ничего страшного. Мы все люди, у нас есть родные, близкие, — старалась говорить и улыбаться так, чтобы расположить его к себе. — Пусть и не самые лучшие, но никто не идеален. Но стремиться к идеалу — это то, чего вы всегда хотели. Так покажите пример. Как вы всегда желали. — Мой старший брат… Алексей… — при этих словах куб стал сжиматься медленнее. — Он был… разгильдяем! Учился абы как, ник чему не стремился, любил только играть, выпить, да в войнушку играть. Именно благодаря ему я узрел, насколько человек без интеллекта, без желания его иметь хотя бы минимально, становится на уровень животного, идя на поводу у самых низких желаний. — Не соглашусь, — вмешался папа в своей привычной манере. — Вспомни пирамиду потребностей. Когда хочется пожрать, поспать или… другое, тут уж не до самосовершенствования. — Папа, цыц! Не перебивай. Твою точку зрения на этот счет мы знаем. Продолжайте, дядя Дима, — я для поддержки еще покрепче сжала руку академика. И Сеченов рассказал, как Алексей быстро покинул семью, жил где придется и как придется, мелькал то там, то тут, даже фамилию сменил, особенно, когда узнал, какой гений и талант растет из его младшего «Димки-заучки». Многие годы Сеченов младший ничего не знал о брате, пока где-то в одном из дальних районом Казахстана, в деревеньке не были найдены трупы мужчины и женщины. Причина смерти оказалась банальной — передозировка алкоголем. Соседи пришли в эту халупу просто потому, что там плакал ребенок, которым и оказался Сергей. О судьбе брата Дмитрий Сергеевич узнал как раз перед моментом выбора места для строительства Предприятия 3826. Под предлогом посмотреть ландшафт мужчина поехал на местное кладбище, где и увидел могилы Алексея Сеченова и его сожительницы, оставшейся безымянной. От местных академик узнал, что у этой парочки был еще ребенок, но куда его определили после того, как нашли, уже никто не помнил. Когда на территорию, где сейчас стояло Предприятие, зашли рабочие и техника, многие дома после долгих споров, собраний и претензий все-таки стали его частью, а что-то, например, кладбище, сравняли с землей, перезахоронив людей в другом месте. Но для академика это было лишь предлогом убедиться, что в той злополучной могиле действительно лежал его старший брат. — О нашем родстве, Сережа, я узнал, когда после очередной миссии Аргентума делал, в том числе и тебе, мини-операцию. Потом провел анализ ДНК и… — больше Сеченов не мог вымолвить ни слова. Поймав испепеляющий взгляд Нечаева, такого я еще ни разу не видела, он высвободил свою руку из моих, закрыл лицо и рухнул на колени. — Ой, да ладно тебе, Димочка, не строй из себя страдальца, — фыркнула мама, спрятав руки за спиной. — Будь тебе не все равно, ты бы не стал заставлять близкого тебе по крови человека, единственного, так мучиться. — А сами-то вы? Бросили дочь на произвол судьбы, скрыли правду, сейчас заставили пройти через такие ужасы! — парировал ученый. — Каждый из нас проживает эту жизнь так, как умеет, как чувствует. Часто нам дают выбор, и мы его либо делаем, либо нет. — Да уж… Ты-то свой сделал, когда упрятал моих родителей в тюрьму за воровство. — Оля, я не… — Ты не? Да перестань, Дима! Хватит лицемерить! Известно же, что они, то есть мой отец, как министр промышленности, ставил палки в колеса в период создания Предприятия, портил тебе жизнь и кровь. Да и не только тебе и не только тогда… Нашему счастью с Харитоном они с мамой тоже пытались всячески мешать. — Когда это было? — нахмурился папа, встревая в разговор. — Хочешь сказать, что все те проблемы из Правительства — это все с подачи твоего отца? — Да, родной. Но я старалась, как могла, это сгладить. Тебе не говорила, ведь они старались таким образом вернуть меня домой, потому что… — она с опаской оглядела красный куб, который уже стал привычных размеров. — Потому что я пошла против их воли. Диме же эти заминки вскоре надоели, и он, не сам, но чужими руками поймал чету Ткаченко на воровстве, и их упрятали в тюрьму. А как еще это объяснить? На высоких должностях многие и лгали, подставляли друг друга и воровали… Да даже простые рабочие с фабрик что-нибудь, да тащили. А тут самого министра промышленности и его жену — директора кондитерской фабрики уличили и посадили. Чтоб не мешали. Я не могла оставить это просто так — какие-никакие, но они мои родители и я их любила, смогла простить. А когда узнала подробности их ареста и кто стоял за этим… — Решила мстить? Оля, что за бред? Я тебя не узнаю. Это ли моя жена? Что за холодную войну вы устроили за моей спиной?!       И наши дорогие взрослые, в кавычках, принялись друг с другом выяснять отношения. Мы же с Сережей переглянулись, он указал на самый дальний угол куба, куда мы и присели, наблюдая, как трое человек стоят в кругу и орут друг на друга. Мне хотелось что-нибудь сказать, только какие слова найти, чтобы утешить, успокоить? Особенно после всего того, что рассказал Сеченов? Чего-чего, но такого услышать никто не ожидал. Я же была мягко говоря в шоке: пусть папа, с ним все было понятно, хотя и не с самого начала, но мама… Выходило так, что она давно ненавидела Дмитрия Сергеевича и мстила ему!       Мой бетта-коннектор подал сигнал. Ага, память отца была найдена, установлена, подтверждена и зафиксирована. Пришлось самой проверить и кольцо майора, так как он был в таком состоянии, что не мог даже пошевелиться. — Черт, Дмитрий Сергеевич еще до сих пор сопротивляется. Придется ждать. Главное — папа уже попался, и колба его уже не упустит. — Чтобы они все сдохли… — прохрипел П-3. Я поудобнее устроилась рядом. — Ха, боюсь, это уже невозможно. Это, конечно, полная жопа — и мои родители и… Да, по сути твои — нас обоих использовали в угоду своим желаниям и целям. Да и к тому же так люто ненавидели друг друга все эти годы. — Прям трагедия, Шекспир отдыхает, — провел аналогию Сергей, а потом, повернувшись ко мне, добавил: — А мы выходит, как Ромео и Джульетта. Я так посмотрела на мужчину перед собой, в эти голубые глаза, бездонные, красивые, за которыми скрывается целый мир, как оказалось! Никогда бы не подумала, что этот военный, закаленный только выполнять опасные миссии человек, может так изящно и не банально признаваться в своих чувствах. Или… или мне это только показалось? — Ого! Как ты красиво сказал! Я бы ни за что не додумалась бы… Но! У них будет шанс реабилитироваться, помни. Как говорится, они имели нас, а теперь мы поимеем их. Сережа тихонько хохотнул. Настроение у него немного, но поднялось. Наша родня по прежнему ругалась, выясняя все больше подробностей о «большой любви» в отношение друг друга, а нам, пока ждали, нужно было хоть чем-то но себя занять. И я ничего другого не придумала, как побольше узнать об истории знакомства родителей, их жизни вместе — такие детали, которые я не замечала или они скрывали. В руках возникло сразу несколько маленьких черных зеркал. Из одного из них стало понятно, что папа с мамой познакомились еще в институтские годы, когда она проходила практику. Вид у молодой Ольги был… мягко говоря, ужасный — тощая, бледная, с пустыми глазами, но при этом с безупречной походкой, осанкой, одета была всегда с иголочки. Было видно, что все происходящее вокруг ей было мягко говоря безразлично. Она ходила на занятия, смотрела, как работают молодые ученые, среди которых были и Сеченов с Захаровым. Я подметила, как менялся папа в лице, стоило ей пройти мимо него. Он в юности действительно был кудрявым, и эти кудри такого же цвета, как мои, падали папе на плечи. А вот взгляд как был, так и остался колким, холодным. И вот однажды Ольга шла по пустому коридору университета, было уже поздно. Летом часто в коридорах и в аудиториях окна открывались настежь, чтобы было хоть чем дышать. Но на вечер уже приходилось закрывать, так как на свет слетались комары и прочие насекомые. А в этот раз одно из окон закрыли неплотно, поэтому от порыва чуть свежего ветерка оно приоткрылось. Этот звук вывел Ольгу из прострации, девушка выпустила книги и какие-то бумаги из рук, легко запрыгнула на подоконник, открыла пошире окно и…       К счастью, беды не случилось. Молодой Захаров, который тоже проходил по этому коридору, только с другой стороны, увидел, как Ольга встала у открытого окна, явно собираясь выброситься. Вовремя он успел ухватить девушку за ноги и стащить на пол. Потом он очень долго отчитывал Ольгу за такое слабохарактерное поведение, за то, что она совсем не то место выбрала, чтобы с жизнью кончать. А Ткаченко его слушала и все в глаза смотрела: такие же пасмурные, как и ее состояние последние годы. А потом, высвободившись из объятий молодого ученого, пробубнила что-то вроде: «Да я и не собиралась делать ничего такого, с чего ты взял? Просто хотела окно открыть пошире. Жара невыносимая стоит. Вот придумал». — Кажется, — рассуждала я, — кажется, папа ей поверил тогда. А вот я нет. Мама явно собиралась прыгать. Но почему? Неужели ее жизнь была настолько ужасной? Если ее отношения с родителями испортились из-за брака с папой, тогда почему она так яростно мстила за них потом? Ничего не понимаю. — Да потому что родителей не выбирают, знаешь ли, — зашептал Сергей, немного придя в себя. Его тоже заинтересовало только что просмотренное воспоминание. — И какую бы дичь они не творили, как бы дерьмово с нами не обходились, мы все равно не перестаем их любить. И ты, Ира, живое тому подтверждение. — А ты? Ты бы поступил бы также? Сергей оглядел ругающихся наших родителей, почесал затылок и пожал плечами. Я поняла его и без слов. — Ладно, давай следующее. — Тебе реально интересно? — Ну, может я так лучше свою родню пойму. Да и себя самого. Я по-доброму хмыкнула и взяла в руки второе настольное зеркало. Из него нам стало известно, что после того спасения молодая Ольга перестала строить из себя гипсовую статую, стала более приветливой, участливой и внимательной даже к собственной учебе. Но главным объектом ее интереса стал конечно же Харитон. Студентка все чаще пропадала в компании своих однокурсниц, которые участвовали или просто наблюдали за работой молодых ученых, но главная причина — это попытки девушек хоть как-то заманить молодых людей на танцы, на прогулку, на свидание одним словом. Ольга тогда впервые продемонстрировала свои танцевальные умения, стоило ей услышать восточную мелодию, которую молодой Лебедев поймал среди моря радиоволн. Девушка буквально растворилась в танце, выплескивая все, что у нее накопилось на душе. Ученые все это фиксировали, записывали. Харитон присутствовал на всех экспериментах, в которых принимала участие и Ольга, и его завораживало как девушка двигалась, как умела владеть своим телом, и это не выглядело вульгарно. Или это только самому Захарову так казалось? А все потому, что ему пришлось даже спасать Ольгу от компании пьяных второкурсников, которые прослышали про «пикантные» эксперименты с участием этой красотки. Молодой ученый и Ольга после драки заглянули в общежитие, где первый почти и не жил, лишь иногда приходил переночевать, чтобы сменить обстановку. Ткаченко не могла оставить своего спасителя с растяжением кисти и разбитыми в кровь костяшками, поэтому вызвалась оказать первую помощь. Под чутким руководством будущего талантливого хирурга. Потом молодые люди проговорили полночи, Харитон никогда и ни с кем так не откровенничал. Тогда же случился их первый поцелуй. Ученый не был наивным, он быстро понял, что Ольга в этом деле опытнее его, и этот упрямый факт сильно тогда задел его самолюбие. И опять его теория насчет порочности людей всплыла на поверхность. Но тем не менее он не мог остановиться, борясь не на жизнь, а на смерть со своими чувствами к Ольге и уже давно укрепившейся в нем мизантропии. И чувства победили. — Так! — я, вся красная, суетливо прикрыла рукой глаза Сергею, когда мама с папой… дошли до того самого. П-3 не удержался от того, чтобы хохотнуть. — Это мы смотреть не будем, и так все понятно. Что было потом? — спросила я у зеркала. События ночи перемотались на утро, когда в комнату к другу постучался Дмитрий Сеченов. Не дождавшись ответа, ученый вошел и увидел, что Харитон спал в обнимку с Ольгой. И Как же Сеченова страшно перекосило от этой сцены, казалось, что из его груди вот-вот вырвется безумный зверь, готовый терзать и рвать на куски предметы своего гнева. — Он тоже ее любил, — догадался Сергей, а потом перевел взгляд на взрослых Сеченова, маму и папу. — Может, поэтому и пы тался как-то но подставить Харитона? Надеялся, что Ольга… — Но мама его отвергла. И делала это на протяжении всей жизни. Нет ничего страшнее для мужчины, чем растоптанное самолюбие. Нечаев проигнорировал мой комментарий, и мы продолжили изучать воспоминания. Из следующего мы узнали, что после предложения руки и сердца, Ольга сразу же кинулась в квартиру к родителям и принялась собирать вещи. К несчастью, оба родителя были в это время дома и резонно поинтересовались, куда собралась их дочь. — Я выхожу замуж, поэтому переезжаю. — За кого интересно? — спросила ее мать. — За ученого. Он… — О, ну наконец-то! Выходит, Дима Сеченов… — Мам, при чем тут Дима? Мы с ним просто… друзья. Я люблю другого — Харитона Захарова. — Этого мрачного циника? И это он сделал тебе предложение?! — при этом мать Ольги зашла к ней в комнату. — Да, мама, и я его приняла, — Ольга показала кольцо на безымянном пальце и продолжила собирать вещи. — Так что теперь я переезжаю к Харитону. После учебы он останется работать в одной из больниц Петербурга, выдадут квартиру… Насчет моей учебы не переживайте, я доучусь и буду работать по специальности, но пойду в гостиничный сервис. Мы с однокурсницами уже побывали в нескольких наших гостиницах и поняли, что нужно делать, чтобы сервис дорос до европейского и даже выше. Так что, — при этих словах девушка уже закрыла чемодан и вытащи ла его в прихожую, — счастливо оставаться. Ольга уже надела свою ту самую любимую белую шубу, так как была середина января, как вдруг ее отец схватил ее за волосы и втащил в гостинную со словами: — Неблагодарная дрянь! Забыла, сколько мы сделали для тебя?! И вот так ты нас благодаришь? Ты сейчас же выбросишь всю эту дурь из головы или я тебя, не побоюсь этого, на веревку, как собаку тебя посажу! — Миша! Что ты такое говоришь? С ума сошел? Наше положение и так… — Заткнись, жена! А ты!.. Но Ольга смогла таки вырваться из отцовской хватки. — Хватит, папа! Я больше не стану делать только то, что вы хотите. Это моя жизнь, и я буду жить ее так, как хочу! Михаил замахнулся на дочь, оставив ей крепкую пощечину. — Вот как ты заговорила? Смелая стала. Это этот Захаров научил тебя вякать? Ну что ж, хочешь идти, иди. Но без всех своих вещей. Не ты их покупала, не тебе их забирать с собой. То, что на тебе, так и быть можешь оставить, но на этом все. Хочешь хлебнуть реальной жизни? Давай, вперед. Но если уйдешь сейчас, ты больше мне не дочь! Пасись, где хочешь, только вон из дома! Хоть в луже будешь подыхать, в ногах валяться, переступлю и пойду дальше! А еще лучше наступлю на твое жалкое тело! Все! — То есть, ты заставляешь меня выбрать между золотой клеткой и моими мечтами и любовью? Опять… — Ольга посмотрела на мать в поисках поддержки, но женщина встала в ее знаменитую пафосную позу, показывая, что она молчаливо поддерживает каждое слово отца девушки. Ольга тяжело вздохнула, потирая ещё красную от пощечины щеку, достала ключи от квартиры из своей сумочки, потом паспорт, повешала сумку на стул. — Значит, я выбрала, — и с этими словами девушка вложила ключи в руку отца, а сама, застегивая шубу, пошла к выходу из квартиры. Михаил еще долго орал всякие оскорбления, проклятья в адрес дочери, а счастливая, окрыленная и главное — наконец-то свободная Ольга, неслась по улицам Москвы в сторону ЗАГСа, где ее уже ждал Захаров.

***

— Ого! Выходит, твоя мать все бросила ради любви. Вот за это ей от меня огромное уважение, — на серьезных щах заявил П-3, когда воспоминание закончилось. Однако мне это все не показалось таким уж трогательным. Как-то сердце начало уже черстветь что ли… Создалось впечатление, будто родителям просто было выгодно такое… такой брак. может, они и любили друг друга, папа сильно боялся потерять маму, поэтому и создал этот полимер, но все это не оправдывало их поступков в отношении других людей, в отношении меня. Да и дядя Дима тоже не святой. Заставить родного человека, единственного родного по крови племянника заставить столько вытерпеть боли, а потом и лжи… — Ира, мой бетта-коннектор подал сигнал. — Наконец-то! Все, пора заканчивать все это дерьмо. Эй, родители! Вам еще не надоело орать и цапаться? — я встала, сделала несколько шагов к ним, но осталась еще на приличном расстоянии. Мама, папа и Дмитрий Сергеевич перестали ругаться и посмотрели на нас. — Значит так, с вами все понятно. Все друг друга ненавидят. Просто шекспировские страсти. Но сейчас в мире, в СССР творится еще большая трагедия, и вам, — я указала на папу и Сеченова, — надо все это исправлять. Даже если не хотите, заставим. Тем более, что мы знаем отличный способ. Как по команде мы с П-3 отключились от массива, сняв кольца, а потом каждый активировал свою колбу, чтобы вытащить из общей массы полимера те самые мозги, нужные для спасения мира и всего СССР. Вытягивать их было непростой задачей, но как бы полимерные сгустки не сопротивлялись, не разрывали мне голову своими воплями, я не отпустила свою колбу. И вот, когда оставались считанные секунды до того, чтобы обе мышеловки захлопнулись, случилось такое…