не такой

       — Не скучай, Кэйа, мы будем к вечеру! — произносит мальчик с алыми, как закат, волосами и машет рукой на прощание.        Дверь закрывается. Дилюк и Крепус уехали по делам на весь день. А это значит, что Кэйа сегодня дома один и может заняться всем, чем угодно. И первым делом он решает испечь печенье. Раздобыв все ингредиенты, мальчик собирает длинные волосы в густой хвост и начинает замешивать тесто по фамильной книге рецептов, найденной в библиотеке особняка. Он старательно лепит формы в виде сердечек, аккуратно выкладывает их на железный противень и вскоре отправляет в печь.        Пока блюдо, сделанное с любовью, выпекается, Кэйа ищет, чем себя занять. И он решает прибраться в доме, зная, что Дилюк наверняка не успел застелить постель в попыхах с утра. Да и в принципе, уборка в доме никогда не помешает. Аккуратно стряхивая пыль с книжных полок в гостиной, мальчик обращает внимание на фото, где запечатлены он, его брат и отец. Он с нежностью рассматривает счастливые лица, радуясь, что смог найти тех, кто его принял и полюбил. Как родного.        Но Кэйа не родной.        Злосчастный голос в голове твердит ему это день ото дня, и становится особенно громким, когда мальчик смотрит на это фото. Он не похож на них: смуглая кожа, тёмные синие волосы, голубой цвет глаз и… Эта идиотская повязка на глазу, которую ни в коем случае нельзя снимать, как ему сказали однажды.        Каждый раз от этого осознания колет в груди, но обычно эту боль перебивает Дилюк, который, как правило, ни на шаг не отходит от брата. Но сейчас Дилюка нет. Отчего Кэйа погружается в свои кошмарные мысли всё сильнее. Ему так хочется быть похожим на них. Он помнит, как другие дети тыкали пальцем и странно перешёптывались, называя чужаком; помнит, как его защищал и успокаивал Дилюк, говоря, что они просто дураки и вовсе не правы. Но, несмотря на добрые слова брата, Кэйа знает, что на самом деле в злобных высказываниях ровесников была одна только правда.        Он не такой. Чужой.        И с этим ничего не поделать.        Или же…?        Вдруг он вспоминает, что на чердаке была краска, оставшаяся с ремонта таверны, которую их отец недавно отстроил.        Альберих бежит на чердак и ищет нужный цвет. Нашёл. Алый. Идеально.        Мальчик с ведром краски в руках перебирается в ванную комнату и садится на колени, восторженно всматриваясь в прекрасный оттенок. Он отделяет прядь длинных волос и окунает в красную жидкость, затем неаккуратно распределяет её по всей длине, почти до корней. Кэйа торопливо проделывает это почти со всеми волосами, попутно запачкав все вокруг. Остаётся только прокрасить корни. Но резкое неимоверное желание увидеть промежуточный результат берёт верх и мальчик подходит к зеркалу в предвкушении.        От увиденного лучезарная улыбка на лице парнишки вмиг превращается в гримасу ужаса. Его волосы выглядят ужасно: они слиплись, краска в некоторых местах засохла сгустками, образовав уродливые комки, да и в целом цвет получился совершенно неравномерным, не говоря уже о том, что часть волос по прежнему имеет его родной синий оттенок.        Кэйа в панике старается исправить ситуацию, разрывает пряди, стараясь придать им божеский вид, однако всё безуспешно. В порыве отчаяния он отворачивается, не желая видеть убогое отражение в зеркале и обращает внимание на другие последствия своего неудачного преображения, отчего начинает паниковать сильнее. На полу пестрятся алые пятна, несколько ярких брызг попало и на стены.        — Что я натворил?..        По телу пробегает неприятная дрожь. Кэйа быстро хватается за тряпку, мочит её и нервно принимается отмывать засохшую краску с пола и стен. Когда он наконец заканчивает, паника тотчас же накрывает его новой волной — он совсем забыл про печенье.        Мальчик сломя голову несётся на кухню в надежде, что его кулинарное творение ещё можно спасти. Но достав противень, он видит на краешках печенья черную окантовку. Они вовсе не сгорели, но Кэйа видит всё иначе. По его мнению они выглядят ужасно и совсем не так, как ему бы хотелось.        — Нет… Ну почему всё не так?..        Подгоревшая выпечка становится последний каплей в череде неудач сегодняшнего дня. Кэйа делает несколько шагов, однако эмоции берут верх, не давая больше сдвинуться с места. Он садится на колени и больше не может сдержать слёз.        Спустя долгое время непрекращающейся истерики, Альберих, подуспокоившись, замечает, что за окном вечереет. Нужно подняться и придумать, как быть с волосами, пока Рагнвиндры не вернулись. Но сил встать нет. Слёзы высохли и больше не подступают. Внутри лишь тревога и чувство бессилия. Кэйа продолжает сидеть на полу, смотря в одну точку, до тех пор, пока не раздаётся звук поворачивающегося ключа.        — Кэйа, мы верну… — начинает старший Рагнвиндр, но увидев сына, запинается, — лись…        Крепус тотчас бросает пакеты, сбрасывает обувь и бежит к Кэйе, падая на колени рядом с ним. Смотря в заплаканные глаза мальчика, становится не по себе.        — Что случилось? Ты в порядке?!        Мужчина замечает красные пятна на руках, волосах и одежде сына, отчего его руки начинают трястись, а внутри всё словно сжимается. Он слышит сзади приближающиеся шаги и понимает, что младшему Рагнвиндру не стоит видеть происходящее.        — Дилюк, не подходи, — оборачивается отец, а затем снова смотрит на Кэйю и берет его за руку, — что это? Что произошло?.. Не молчи… Пожалуйста…        — Это… — начинает Кэйа, но не успевает договорить.        — Пап, это краска, — раздается откуда-то голос Дилюка, который всё же успел разглядеть на брате странные красные пятна, а после быстро нашёл в ванной то злосчастное ведро.        Крепус облегчённо выдыхает.        — Прости, я хотел быть как вы… Но всё испортил, — бормочет Кэйа и поспешно вытирает слёзы, снова поступившие, — ещё я испёк печенья… И их тоже испортил… Если ты будешь ругаться, я всё пойму… — эмоции накрывают с новой силой, и Кэйа закрывает лицо руками, рыдая.        Крепус осторожно убирает окрашенные руки Кэйи от лица и прижимает содрогающееся тело к себе.        — Тише, за что же на тебя ругаться? — он нежно гладит мальчика по спине, — всё в порядке, всё хорошо, успокойся. Как же ты меня напугал…        — Кэйа, не плачь, мы всё это смоем, — произносит Дилюк, присоединившись к объятиям.        Расположившись в ванной, они приступают к водным процедурам. Смыть краску с рук труда не составило, но волосы очищению никак не поддавались. Крепус пробовал и мыло, и шампуни, и раствор с лимонным соком: всё тщетно, краска словно намертво прилипла к волосам.        В итоге, Кэйа предлагает состричь этот ужас и заметно мрачнеет от своего же решения. Но он понимает, что иного выхода нет, и терпеливо замирает, пока отец срезает его повреждённые локоны. От осознания происходящего вновь наворачиваются слёзы.        Дилюк бродит вокруг них, внимательно наблюдает за процессом, думая, как поддержать брата, и вдруг увлечённо произносит:        — Смотри, у тебя сзади осталась нетронутая прядь. Мы можем её оставить, и ты будешь заплетать её в хвост. Или я могу делать тебе косички, если хочешь?        Альберих тихо всхлипывает и переводит взгляд на брата. От его жизнерадостной улыбки поднимается настроение.        — Хорошо… — слегка улыбается Кэйа.        — Вот и отлично! — Дилюк начинает улыбаться ещё шире, — пойду заварю чай, и будем пробовать твои печеньки!        — Не стоит. Они сгорели, — отвечает Альберих.        — Совсем ведь чуточку, ничего страшного! Жду вас на кухне, — беззаботно говорит младший Рагнвиндр и убегает.        Крепус аккуратно состригает последние алые пряди с головы сына, немного выравнивает чёлку и, отложив ножницы, кладёт сильные руки на детские плечи.        — Малыш, зачем тебе это понадобилось? — трепетно спрашивает он.        Кэйа, виновато пряча взгляд, тихо отвечает:        — Я хотел быть частью семьи. По-настоящему.        Старший Рагнвиндр по-доброму смеётся и прижимает мальчика к себе, заключив в крепкие объятия.        — Ты и так уже часть семьи. По-настоящему. Тебе вовсе не обязательно выглядеть также, как мы, сынок, пойми.        Мальчик утыкается в плечо приёмного отца и ласково обвивает его шею руками. Становится стыдно за свои выходки. Спустя немного времени он спрашивает:        — Ты решил, что это кровь?        — Да… Подумал, что ты очень сильно поранился. У меня чуть сердце не выпрыгнуло. Прошу, не пугай меня так больше.        — Прости…        — Ничего страшного, ведь это оказалась краска. Просто запомни, что мы любим тебя таким, какой ты есть, — он выпускает сына из объятий и взъерошивает его короткие волосы, — ну что, идём пить чай?        Крепус в обнимку с Кэйей заходят на кухню. Мальчик неуверенно шагает, стесняясь нового образа.        — Ну-ка, Люк, оцени, как тебе? — спрашивает отец.        Рыжеволосый парнишка с интересом рассматривает причёску брата, чьи волосы теперь длиной до подбородка и лишь несколько локонов сзади выбиваются из короткой стрижки, падая на плечи.        — Ух ты! Красиво, Кэйа! Тебе очень идёт!        Альберих поднимает взгляд и расплывается в благодарной улыбке.        — Садитесь пить чай, я вас заждался.        Рагнвиндры сразу же пробуют печенье, а Кэйа смотрит на это с опаской, всё ещё будучи уверенным, что просто испортил продукты.        — Кэйа, знаешь, что? — Крепус наслажденно закрывает глаза и улыбается, — сколько бы я не пёк по этому рецепту, у меня никогда не получались такие вкусные печенья.        — П-правда?..        — Я согласен, — кивает Дилюк, — получилось вкуснее, чем у папы! И то, что подгорели, совсем не чувствуется. Сам попробуй.        Кэйа неуверенно откусывает кусочек, будучи уверенным в том, что его просто пытаются утешить. Но тут же понимает, что ошибся — вышло действительно очень вкусно.        Уютное вечернее чаепитие наконец возвращает Кэйе хорошее настроение, и на его лице впредь сияет детская искренняя улыбка.        — Вот, кто истинный повар в этой семье, — улыбается отец.        — Точно! Кэйа, когда мы станем рыцарями Ордо Фавониус, у тебя будет титул «рыцарь-самый-лучший-повар»!        После этой фразы все трое заливаются смехом. Господин Рагнвиндр счастлив от того, каких всё-таки прекрасных детей он растит.