Корпорация «Цифрослов», или букшифтинг для начинающих

Вперёд, вперёд, моя исторья!

А.С. Пушкин «Евгений Онегин»

      С колен меня, словно тряпичную ветошь, стряхнули. Дарси – о, сколько же ликов могло быть у одного человека! – уже не пьяный, уже не желающий, уже не самодовольный, уже не всемогущий и всезнающий Дарси распрямился, словно разжатая пружина, отбросив в неровном свете дотлевающих углей чёрную тень, накрывшую моё лицо траурной тканью.       В длинных пальцах шотландец сжимал флакончик из-под яда, который я… Да, который я давеча опорожнила в его бокал.       Я видела, как Иэн молча поднёс бутылочку к носу. Как осторожно втянул точёными ноздрями едва уловимый запах. Как затянулись грозовыми облаками его серо-голубые «невские» глаза.       — Верно: ты, Евгения, – мини-копия Демиюрга, лучшее его творение! – хмыкнул он уж совсем непонятное, пока я тихонько поднималась с пола, отодвигаясь подальше от больного сейчас тихой яростью мужчины. Ну, да, отравить хотела – что ж теперь, убивать меня за это?       А именно к убийству, копчик отчаянно сигнализировал, дело и шло.       Я открыла рот, чтобы хоть попытаться оправдаться – если оправдаться в такой ситуации вообще было возможно.       Ой, да что я такого могу сейчас сказать, чтобы залить тёплой водичкой этот лёд презрения в его взгляде?       Но говорить мне ничего не пришлось. В тот самый момент, когда Дарси шагнул ко мне, протягивая руку, чтобы – что? задушить? шею свернуть? тут уж одно из двух, – раздался стук в дверь. Видимо, поздний визитёр знал, что хозяин имения давно и планомерно напивается, потому что к стуку присовокупил ещё и голос, настойчиво звавший «мсье Онегина».       Дарси отвлёкся лишь на мгновение, повернувшись к двери. Слуга-француз Онегина сказал с чудовищным акцентом прямо в запертые двери: «Мсье Онеги́н! К Вам – мсье Зарецки́й, секундант мсье Ленско́й!»       В этот самый трагический момент, чуть не завершивший досрочно всю историю, в распахнутое окно, за которым всё это время неизвестно, в каком состоянии, находилась Ольга, вбежал, мягко ступая в своих начищенных цыганских сапогах…       Костик!       Дарси дёрнулся – как я успела краем глаза уловить, к коробке с дуэльными пистолетами, лежащей распахнутой на столе.       Костик дёрнул меня в сторону спасительно распахнутого окна.       Грянул выстрел.       Тихая ночь сразу наполнилась множеством не предназначенных для ночи звуков. За окном истерически заверещала Оленька. Матюгнулся подпрыгнувший, словно заяц, Костик. С хрустальным звоном взорвалась бутыль, в которую угодила выпущенная Дарси пуля. Захрустела ломаемая под ударом чьего-то крепкого плеча библиотечная дверь… Где-то знакомо-надрывно заржал Кельпи.       Я точно не скажу, в какой именно момент мои глаза опять обрели способность вбирать в себя весь объём происходящих вокруг событий. Возможно, когда меня, после бешеной скачки, спустили с седла на твёрдую землю. Или когда заставили помогать снять с того же седла всё же отключившуюся от избытка впечатлений Оленьку.       Итак, какие выводы начал делать мой приходящий в себя мозг?       Поместье Дарси мы благополучно покинули. Втроём на спине непонятно, каким образом сдюжившего тройную ношу Кельпи. Костик – друг-предатель, которого я уже успела списать со счетов, оказал-таки мне услугу. Украл (ну, цыган, же; даром, что плюгавый айтишник в реальной жизни!) коня из Ларинской конюшни, тихонько увязался следом за нами с Ольгой. Видимо, даже наблюдал сцену в библиотеке – хотя, кого я обманываю? Мы же в биосимуляции, сцену и Демиюрг наверняка наблюдал, а, возможно, и записывал для вящей памяти. И, возвращаясь к Костику, рискуя жизнью, пока «пули свистели у виска», помог двум слабым женщинам сбежать из рук озверевшего от моего предательства шотландца!       Ай да айтишник!       А я-то его и за мужика никогда не считала, держа за подружку.       Но восхищаться мужским характером Константина Игорьевича мне сейчас было недосуг. Я поймала за повод Кельпи, нервно перебирающего копытами и, на своём лошадином языке, жалующегося, какой стресс он, бедненький, только что пережил. Подвела его к берегу, ткнув мордой в воду, успокаивающе погладила по шее.       А потом опустилась на колени рядом с королём фрэндзоны, сейчас бережно похлопывающим по белый щекам распростёртую на земле Ольгу.       — Смотри: придёт девица в себя и полюбит спасителя, да почище Володеньки! – буркнула я Константину, отодвигая его подальше от «сестры».       Костик намёк понял, руки за спину тут же спрятал.       Я же, осторожно положив голову Ольги себе на колени, решила, что, пока мы с ним временно остались наедине, самое время с айтишником поговорить по душам. В конце концов, когда это делать, если не в свой, видимо, последний день в жизни?       — Ну, рассказывай! – велела я Костику, который, усевшись по-турецки на подсохшей глине бережка, залихватски пристроил сорванную травинку меж зубов.       — А чего рассказывать? Я думал, Демиюрг, после того, как ты павлина травануть не смогла, психанёт. Даже боялся, отключит тебя, на фиг. Но ты ж помнишь, какой он: неожиданностей не боится, потому что любой возможный исход…       — …просчитал заранее, – закончила я за Костика, согласно кивая. Да, безусловно, Демиюрг любую ситуацию мог себе на пользу обернуть, потому что это – Демиюрг. Но, вот, какими последствиями грозило и мне, и Дарси незнание дальнейших планов дядюшки? Раньше, ведь, хоть и дико, но понятно было, чего ожидать, а теперь…       — А что теперь? – спросила я, подумав, вглядываясь в посеребрённые лунным светом воды реки. – Зачем он тебя на этот раз послал?       Костик – надо отдать должное моему бывшему другу, – разыгрывать передо мной оскорблённое достоинство не стал. Да, мы оба прекрасно понимали, что он полностью и безоговорочно зависит от Демиюрга. И чью же сторону, я вас спрашиваю, выберет человек зависимый? Мою или могущественного работодателя, способного по щелчку пальцев испортить ему всю жизнь?        — Демид Юрьевич говорит, ты угадала: биосима 2.0 вышла бесконечной. Она не «схлопнется». Велел передать дословно: «Умница, детка, твоя Идея «Цифрослов» на новую высоту поднимет! А с тобой, или без тебя – решай». Так и сказал. Меня отрядил тебе в помощь…       — Скорее, чтоб снова зрелище ему не подпортила, – перебила я Костика.       Но Костик лишь махнул рукой – мол, дай закончить. И я замолчала, слушая.       — Демиюрг сказал, что желает убедиться в том, что режим 2.0 действительно способен избавиться от гнёта канона. И, раз уж у него в симуляции оказалась такая «талантливая» тестировщица, – не смотри на меня так, это не мои слова, а его! – то именно тебе и предстоит помешать дуэли Онегина и Ленского.       О как! Как, блин, неожиданно…       Я сидела, глядя на реку, и молчала. Помешать дуэли. Можно подумать, я раньше этого не пыталась сделать! Что в этом плане такого? В чём, я вас спрашиваю, здесь подвох?       В том, что подвох обязательно должен быть, я не сомневалась.       Во-первых, если раньше у меня и имелся крохотный шанс уговорить Иэна Дарси отменить дуэль, то теперь, после всего, произошедшего в библиотеке Онегина, козлом отпущения станет бедный Владимир. А ушлый Зарецкий, которого сам Александр Сергеевич характеризует так: «некогда буян, картёжной шайки атаман, глава повес, трибун трактирный», эту агрессию умело подогреет.       Во-вторых, для Ленского, импульсивного и юного, даже при условии, что лежащая без сознания Ольга сумеет подобрать нужные слова, отмена дуэли может означать потерю лица и, даже, самой чести.       И как же это безумие, разработанное и тщательно срежессированное, остановить?       Повторюсь: это же Демиюрг! Дядя без сложного, хитрого плана, состоящего, как минимум, из трёх слоёв и содержащего немыслимое число ловушек для непокорной меня, – это не мой дядя, не успешный бизнесмен от науки, построивший свою империю на костях поверженных врагов-конкурентов. Какая ж я дура, раз решила тягаться с таким человеком!       Но, может, это и к лучшему, что именно такой – слабой дурочкой, импульсивной Моськой, полезшей на слона, – меня и видят?       — И в чём подвох? – на голубом глазу спросила я у Костика. Чем чёрт не шутит: вдруг удастся хоть какой намёк получить?       Но Костик лишь мотнул вихрастой головой:       — Женька, мне не говорят! Могу лишь сказать то, что ты и так знаешь: спорить с каноном – дело не самое безопасное.