Ах, ножки, ножки! где вы ныне?
Где мнёте вешние цветы?
А.С. Пушкин «Евгений Онегин»
Не буду утомлять вас подробным описанием обратной дороги до усадьбы Лариных – лишь скажу, что дайте мне только выбраться из биосимуляции назад, в реал, и никогда, никогда-никогда больше я не сяду в седло! Дарси, скрипя зубами, проспоренного Кельпи мне вернул, и я даже умудрилась отчалить от «гостеприимного» порога, гордо задрав нос, но дальше, весь путь, пришлось изо всей силы сдерживать рвущегося в галоп коня: рысь – мой скоростной максимум. А у неё, как известно, тоже есть одна «приятная» особенность – либо ты ловишь ритм и начинаешь подниматься и опускаться на стременах, после чего непривыкшие мышцы горят огнём, либо не поднимаешься и не опускаешься, после чего твоя пятая точка превращается в один большой синяк. Не буду конкретизировать, какой из вариантов выбрала я, скажу только, что понимаю конников, у которых ноги пожизненным «колесом». Ну вот! Обещала не утомлять – а вон какую лекцию загнула. Короче, добрались – и слава богу! В конюшне уже поджидала уставшая удивляться Акулька с платьем наперевес. Она быстренько сменила Федины шмотки на моё-девичье, и я даже успела, почти не запыхавшись, но прихрамывая, вовремя к обеду. По счастью, ни Пашет, ни Оленька, уже сидящие за столом, на меня особого внимания не обратили. Маман только между делом поинтересовалась: «Как погуляла, Танечка?» И, даже не удосужившись дождаться ответа, вновь переключилась на более важные вопросы: праздничный стол, украшения бальной залы усадьбы, и – святая святых! – маскарадные костюмы. Ольга категорически настаивала на наряде нимфы. Здесь, в уезде, правило рассылать приглашения «осьмью днями прежде назначенного дня, для того чтоб дать время дамам приготовить все принадлежности к нарядам» не работало, и на именины приглашали, как правило, по-свойски, за два-три дня. Но тут-то, с моей лёгкой руки, намечался не просто провинциальный междусобойчик, а целый бал-маскарад! А это значило, что заказывать что-то новое времени просто не было, поэтому сестра Татьяны решила собирать костюм из своего старого гардероба – благо, именно так в большинстве своём и поступали уездные барышни XIX века, не избалованные платиновыми кредитками папиков и всякими ЦУМами-ГУМами. То есть под «нимфой» подразумевалось что-то с распущенными волосами и венком из полевых цветов, обязательно воздушно-летящее, белое, и, самое ужасное и безрассудно-смелое, без корсета и нижних юбок! Именно последнее и стало камнем преткновения в разговоре с маман. — Да что ты, Оленька? Как можно: порядочной девушке – и без корсета? – сокрушалась маман. — Маменька, на то и маскарад! Сами вспомните, как нам с Танюшей про Петербургские балы своей юности сказывали, что в маскараде свобода царствует более, чем где-нибудь, что в обществе полагают равенство совершенное, потому и мужчина, и женщина говорят друг другу «ты»… – горячилась твёрдо решившая добиться желаемого Ольга. — Так то – Петербург! – вздыхала Пашет, которая, в целом, от той бестактно помянутой Оленькой «юности» не так уж и далеко, на мой взгляд, ушла. Да, XIX век – совсем не XXI-й! А Тверская губерния – ни разу, как верно заметила маман, не Северная столица. Но Ольга, верящая, что откровенный костюм поможет ей вернуть поугасший интерес Ленского, была непреклонна. — Ещё Вы сказывали, что в маскараде женщины играют самую важную роль: они интригуют кавалера, рассказывают ему следствие его проделок и интриг, и часто умная маска ставит мужчину в совершенное недоумение – как княжна Алина, старинная Ваша приятельница, облачившись Клеопатрой, так удачно изменила и походку, и манеры, и голос свой, что сам князь Н. узнать её не смог! — Так то – княжна Алина! – вновь вздыхала маман, вспоминая подругу своей юности, которая у Александра Сергеевича и устроила, в будущем, удачное замужество Татьяны Лариной. Господи, спасибо, что хоть до этого и не дойдёт – всего семь дней осталось! Если с Дарси дело не выгорит – все вместе до визита в Петербург и «схлопнемся», как ёмко выразился Костик. Оленька, чувствуя, что нащупала правильный путь – напомнить Пашет о прелестях столичной жизни её молодости – упорно продолжала: — А помните ещё, маменька, как сказывали про маскарад Бобринской? Что множество было народу, и очень было весело, только тесно и жарко. Маски были преславные, а одна маска всех очень мучила, так что графиня приставила человека, чтобы стать за его каретою, ехать с ним домой и узнать непременно. Он был одет пустынником и очень всех веселил; а Вы решили, что он – уж непременно граф Ростопчин, о чём побились с княжной Алиной об заклад… — Так то – граф Ростопчин! Ах, каков мужчина! – вновь вздохнула маман, но глаза её уже влажно блестели, на лицо словно легли тени тех давно минувших, безусловно и трагично, самых счастливых дней её жизни, и я, и Оленька – обе теперь прекрасно понимали, что бастион пал. Получит младшая «сестра» свой наряд! И Пашет, желая хоть на день вернуться в молодость, костьми ляжет, устраивая такой маскарад, который вся губерния, уж верно, будет вспоминать ни один год. К несчастью, сняв острые вопросы по нимфам и корсетам, маман переключила своё внимание на мою скромную персону. — Mon ange, а что же твой костюм? — Явиться с носом в книге – это вовсе не маскарад, а очень даже будни, Танечка! – хихикнула Ольга. Ой, «сестрёнка», жаль, конечно, что трепетной сестринской дружбы у нас с тобой, видимо, уже не получится… Но я переживу. — Маменька, – склонив голову в притворной покорности, вкрадчиво завела я. – Понимаю я, что мой костюм вовсе не важен – ведь это именины Оленьки! Маску-домино надену – и ладно, главное, чтобы сестрёнка моя любимая в свой день блистала! Видели бы вы, как вытянулось лицо Ольги, сразу устыдившейся своего ядовитого выпада! А Пашет – так та вообще чуть от умиления не прослезилась. Я ещё и вздохнула, добивая аудиторию. Ольга порывисто вскочила с места, обвила своими белыми руками мою шею, прижалась румяной щекой к щеке. — Сестрица, Танечка, прости-прости! Ты у нас будешь на маскараде самая красивая, я сама тебе с костюмом помогу! А маман вторила ей, обнимая уже нас обеих: — Танюша, Оленька, какие же вы у меня чудесные! Так, похоже, с самопожертвованием я переборщила. Хотя, конечно, чувство непривычное – вот оно как, видимо, в семьях и бывает. А я и забыла, да и могла ли помнить? Ведь для меня воспоминания о доме, о родителях словно отчёркнуты тем самым больничным коридором, дядей Демидом с книгой сказок в руках… Но важно ли это сейчас? Я решила, что нет. Хотя, пришлось в очередной раз напомнить себе, что всё это – лишь симуляция реальности, и обнимают меня никакие не близкие мне люди, а всего лишь запрограммированные на определённую линию поведения «цифры». Мягко высвободившись из объятий, я ласково улыбнулась «семье». — Маменька, Оля, – твёрдо сказала я, поднимаясь. – Сердечно благодарю вас обеих, но полноте: забот у вас и без меня достанет. Нужно со столом и украшением зала решить, а уж костюмы – пусть каждая из нас займётся своим костюмом сама. Верно, именно такого ответа от меня, несмотря на всю любовь и заботу, и ждали. Да и, в принципе, я разумную вещь предложила: на костюмы и всю прочую маскарадную мишуру оставалось едва два дня – половина сегодняшней субботы, воскресенье и половина понедельника. А там, после полудня, уж начнут съезжаться первые ранние гости – запросто, по-свойски и по-родственному, не дожидаясь указанного в приглашении часа. И как тут успеть? Особенно, если ещё и тратить время на старшую сестру, у которой и кавалера-то особо никакого перспективного и не имеется. Да и вообще: не нужно им обеим ничего про мой план на костюм знать. О, план у меня, конечно же, имелся! Но для его воплощения требовалось непосредственное участие Акульки и умелой швеи. Итак, отделавшись от Пашет и Ольги, тоже поспешивших из столовой по своим делам, я удалилась к себе в спальню – готовиться культурно рвать моду тверской губернии XIX века.